True-blue

      Атеш мнется несколько минут, прежде чем войти в кабинет своего деда. Ему хотелось оттянуть этот момент до лучших времён, но теперь, когда его отношения с Бакырджи были окончательно испорчены происшествием с Фирузе, откладывать разговор о махинациях на фирме стало невозможным. — Добрый вечер, дедушка. — Атеш не дожидается ответа со стороны Омера и садится на кресло напротив старика. Папка с глухим хлопком оказывается на столе перед Омером, заставляя того удивленно посмотреть на внука. — Кажется, нас ждет долгий разговор, господин Омер. — Что это такое, Атеш? — Спрашивает Омер. — То, что вы с Оканом и Яманом так хотели от меня скрыть. Ваши грязные делишки с Вуралом Бакырджи.       Омер замолкает, а затем недовольно хмурится, поняв, что отнекиваться не было смысла. — Конечно, разве ты мог не влезть туда, куда лезть не стоило. — Раздраженно выдыхает мужчина, сверля внука пристальным взглядом. — Ты же с самого детства был таким. Настырным, неугомонным и любящим сунуть нос не в свое дело. — Не в свое дело? — Усмехается Атеш. — Позволь напомнить, что директором фирмы на данный момент являюсь я, дедушка. И если бы я не узнал об этих махинациях сам, то меня вполне могли бы на долгие годы упечь за решётку, узнай об этом полиция и налоговая. Или это был твой хитрый план, господин Омер? Вырвать нелюбимого внука из Америки, повесить на него все свои преступления и выйти сухим из воды, наслаждаясь красивой жизнью, купленной на грязные деньги. Вполне в твоем духе. — Молчать! — Омер стучит по столу раскрытой ладонью, заставляя горшок с цветком жалобно подпрыгнуть. — Ты не смеешь так говорить со мной! Я твой дед! — А я твой внук. — Тихо отвечает Атеш, пытаясь найти в лице деда хоть намёк на раскаяние. — Я твоя семья. А в нормальных семьях обычно стараются оградить своих близких от проблем и бед, а не навешивают на них свои собственные грехи.       Атеш ненавидит себя за то, что его, взрослого, самостоятельного мужчину, всё еще ранит подобное отношение деда. Ненавидит комок слёз, собравшийся в горле и мешающий говорить. Маленький мальчишка внутри него всё еще жаждал любви и признания деда и разочаровывался каждый раз, когда вместо поддержки получал очередную пощечину. — Раз уж у нас не получается говорить как деду и внуку, будем говорить как деловые партнеры. — Атеш сглатывает комок в горле и пододвигает папку к Омеру. — Это всё, что мне удалось накопать за всё время, что я здесь нахожусь. Я собираюсь вернуть Вуралу все деньги, которые он вложил в фирму, а затем найму аудиторскую компанию для того, чтобы они прочесали всю отчетность фирмы за последние десять лет. Если ты не хочешь лишиться особняка и своих сбережений, ознакомься с этими документами и скажи, на что еще мне нужно обратить внимание, господин Омер. Мне бы всё же хотелось закончить с этим делом без вмешательства полиции. — Вурал не откажется от этого дела так просто. Ты наживешь себе врага, Атеш, — мрачно отзывается Омер. — Наши отношения с господином Вуралом тебя волновать не должны, дедушка. Но могу сказать, что у Вурала сейчас есть гораздо более важные проблемы, чем раскрытие схемы отмывания денег через нашу фирму. — Атеш встает из-за стола и бросает на деда предупреждающий взгляд. — Учти, если ты посмеешь связаться с ним и продолжить ваши грязные игры, от меня пощады не будет. Я не хочу, чтобы из-за вас вся моя семья оказалась на улице в нищете.       Атеш выходит из кабинета деда и спускается в свою комнату, чтобы переодеться для посещения дома Йылмазов и разговора с Мухсином. — Ты можешь оставить меня в покое?!       Окрик Ямана заставляет Атеша остановиться посреди коридора. — Яман, я просто принесла тебе поесть. Доктор ведь сказал, что пока ребра не срастутся, тебе можно есть только мягкую пищу и супы, чтобы не мешать заживлению. Ты со вчерашнего вечера ничего не ел.       Голос Алейны звучит жалобно и надрывно, когда она пытается уговорить Ямана поесть. — Да даже если бы я умирал, я бы не стал есть из твоих рук! За что ты свалилась мне на голову?! — Раздается крик Ямана. — Ты сам на мне женился! Никто тебя не заставлял! — Кричит Алейна в ответ.       Раздаются тяжелые шаги, и из комнаты выходит Яман, опираясь на трость. При виде Атеша его губы растягиваются в издевательской улыбке. — Ба, а что это такое? Неужели наш идеальный Атеш опустился до того, чтобы подслушивать ссоры молодоженов? — Ехидно спрашивает Яман. — Ты так кричал, что тебя наверняка весь район услышал. Ты не один в этом доме живешь, не забывай этого, Яман. — Устало произносит Атеш, не желая разбираться еще и с истериками младшего брата.       Яман бросает на него злобный взгляд и ковыляет вверх по лестнице. Атеш поворачивается к заплаканной Алейне, стоящей в дверном проеме с подносом в руках. Он смотрит на неё и пытается понять, что вообще могло объединить таких разных людей, как Яман и Алейна. В самом начале он считал, что она вышла замуж за его брата исключительно ради денег. Но поведение Алейны говорило об обратном. Атеш знавал женщин, вступивших в брак лишь ради материального благополучия. Они обычно начинали разбрасываться деньгами супруга, покупая себе брендовую одежду и увешивая себя золотом и бриллиантами. Подобные женщины уж точно не пытались днями напролет накормить больного мужа, терпеливо выслушивая от него оскорбления. — Разве тебе нравится такое унижение? — Спрашивает он у Алейны. — Там, где есть любовь, можно и не такое терпеть, брат Атеш, — сквозь слезы выдавливает из себя девушка. — Не знаю, кто вбил тебе в голову такую глупость, но это всё чушь собачья. — Атеш встает перед невесткой, надеясь, что его слова дойдут до нее. — Там, где есть любовь, нет места обидным словам, ругани и унижению. Если человек любит, то сделает всё, что в его силах, чтобы не расстроить своего любимого человека. Я не знаю тебя достаточно хорошо для того, чтобы утверждать что-либо о глубине твоих чувств, Алейна. Но я достаточно хорошо знаю Ямана, чтобы сказать, что любви к тебе он не испытывает. — Ты решил добить меня, брат Атеш? — Всхлипывает Алейна. — Разве слов Ямана было недостаточно. — Я лишь хочу, чтобы ты перестала унижаться перед человеком, который этого не достоин. Ты — красивая, молодая, здоровая девушка, которая достойна уважения и любви. Мне просто жаль видеть, как ты бросаешь себя под ноги тому, кто этого не оценит, только и всего. — Атеш пожимает плечами. — Это твоя жизнь, и только тебе решать, как ты будешь по ней идти. Надеюсь, ты примешь наилучшее для себя решение, Алейна.       Атеш заходит в свою комнату, чувствуя себя так, будто за этот день он постарел на десяток лет. Но он тут же вспоминает главную цель своего прихода в дом, и его настроение поднимается. Он переодевается в свой лучший костюм и поправляет волосы, чтобы предстать перед семьей Фирузе в лучшем виде. Приведя себя в порядок, Атеш направляется к дому Йылмазов. Машина Корая, стоящая у ворот, заставляет его закатить глаза.       «Видимо, решил приехать, чтобы смутить меня перед дядей Мухсином», — думает Атеш, стучась в ворота.       Дверь ему открывает Ферайе. Её темные глаза искрятся весельем, а на губах играет хитрая улыбка. — Добро пожаловать, брат Атеш, — здоровается она, приглашая его зайти. — Мы уже тебя заждались. — Кто «мы»? Ты и Корай? — Смеется Атеш, идя за девушкой к дому. — Мы в том числе, — подтверждает Ферайе, — но больше всех тебя ждала Фирузе.       Атеш не может сдержать мечтательную улыбку после этих слов Ферайе. Девушка хихикает, завидев выражение его лица, и приглашает его зайти в дом. Гостиная забита Йылмазами, но глаза Атеша видят лишь Фирузе. На ней простое белое платье на тонких бретелях, открывающее её тонкие ключицы и красивые плечи. Плетеный ремень подчеркивал её тонкую талию, а струящаяся юбка то и дело очерчивала её стройные ноги, заставляя его взгляд постоянно возвращаться к ней. Фирузе ловит его взгляд и тут же опускает глаза, покрываясь румянцем. Если бы не присутствие лишних людей, он бы тут же сцеловал эту смущенную улыбку с её губ, но ему приходится сдержаться. — Добрый вечер всем. — Здоровается Атеш, привлекая внимание присутствующих. — Добрый вечер, сынок, — улыбается ему Мухсин. — Фирузе сказала, что у тебя какой-то важный разговор ко мне. — Да, дядя Мухсин, разговор, правда, будет очень важным. — Атеш обводит взглядом семью Фирузе. — Поэтому я хочу попросить вас оставить меня с дядей Мухсином.       Все, кроме Фирузе, быстро освобождают комнату. Атеш улыбается возлюбленной, которая в недоумении смотрит на него. — Фирузе, я хочу поговорить с твоим отцом наедине. Пожалуйста, — просит он.       Взгляд Фирузе бегает между ним и ее отцом, пока она, наконец, не сдается. Она бросает на него предупреждающий взгляд и выходит. Мухсин хлопает по дивану рядом с собой, приглашая сесть. — Дядя Мухсин, вы меня давно знаете, поэтому я не буду ходить вокруг да около, — начинает Атеш. — Я тебя внимательно слушаю, сынок, — мягко отвечает Мухсин. — Я пришел сегодня к вам для того, чтобы попросить разрешения ухаживать за Фирузе. — Ухаживать? — Я понимаю, что от меня вы скорее ожидали бы благословения на свадьбу с Фирузе, но вы ведь знаете свою дочь, дядя Мухсин, — Атеш нервно прочищает горло, представляя реакцию Фирузе на его слова. — Если бы я мог, я бы женился на ней завтра же, однако… — Однако, не в характере Фирузе выходить замуж так быстро, — продолжает за него Мухсин. — Именно! — Кивает Атеш. — Я рад, что вы понимаете. — Почему же ты тогда не дождался согласия Фирузе на свадьбу? — Спрашивает Мухсин. — Разве сейчас молодежь не общается в тайне от родителей и оповещает их о своих отношениях только тогда, когда дело идет к свадьбе? — Да, так оно и есть, но наш случай совсем другой, дядя Мухсин. — Атеш накрывает сухую, натуженную ладонь мужчины своей и легонько сжимает. — Вы буквально вырастили меня, научили меня быть мужчиной. И я не смог бы в тайне встречаться с вашей дочерью, заставляя её обманывать вас и Четина. Поэтому я и пришел, чтобы попросить у вас позволения ухаживать за Фирузе. Я хотел, чтобы вы знали об этом и не огорчались, узнав от болтливых соседей о том, что ваша дочь прячется по углам с каким-то мужчиной. Мне нечего скрывать. Ни от вас, ни от окружающих людей. — Я знаю, сынок. — Мухсин похлопывает его по плечу. — Даже если бы ты не пришел, и я узнал бы всё от других людей, это не огорчило бы меня, ведь ты вырос у меня на глазах. Конечно же, я даю свое позволение. Я доверяю тебе свою дочь, Атеш.       Атеш чувствует облегчение и целует ладонь Мухсина, прижимаясь к ней лбом. — Фирузе, наверное, вся извелась за дверью. Иди, обрадуй её, — шутит Мухсин.       Атеш благодарно кивает ему и выходит из гостиной. За дверью к его удивлению никого не оказывается. Он спускается во двор, где его встречают Фирузе, Ферайе и Корай. — Ну как всё прошло? Я могу уже называть тебя братом? — Спрашивает Корай. — Он не замуж меня звал, а лишь с отцом моим поговорил, Корай! — Возмущается Фирузе, подходя к Атешу. — И это событие не за горами, дорогая, — довольно произносит Корай, приобнимая Ферайе, которая смотрела на них с широкой улыбкой на лице. — Совсем скоро в этом доме будет еще одна свадьба, помяните мое слово.       Фирузе закатывает глаза, но не возражает, и это дает Атешу надежду на то, что слова Корая скоро воплотятся в реальность. Некоторое время они вчетвером сидят на диванчике, наслаждаясь вечерней прохладой, и Атеш впервые за долгое время чувствует себя спокойно. Его мысли неторопливо кружат, постоянно возвращаясь к тому, как же ему повезло встретить Фирузе и влюбиться в неё. И он был готов остаться на этом диванчике на всю ночь, держа руку Фирузе в своей, но ему предстояло разобраться с делами фирмы. — Мне нужно поговорить с дедом, — сообщает он Фирузе, когда она провожает его к воротам. — Дела фирмы? — Спрашивает Фирузе. — Да. Я рассказал ему всё и дал время на то, чтобы определиться, будет он мне помогать вытаскивать нас из этой ямы или же решит отсидеться в углу, как трус. — И как он отреагировал? — Как Омер Гюльсой. Без малейшего проблеска сожаления и раскаяния.       Голубые глаза Фирузе наполняются сочувствием. Она сжимает его руку, молчаливо поддерживая его. Они выходят за ворота, и Атеш оставляет на её губах короткий поцелуй. — А если бы ты не пришел и не сдался отцу и Четину, мы могли спрятаться где-нибудь и нормально поцеловаться, а не клеваться в нос, как дети, — недовольно шепчет Фирузе.       Атеш смеется и прижимает её к себе. Фирузе жмется к нему, а затем отступает. — Спокойной ночи, — желает она. — Спокойной ночи, — отвечает он.       В особняк он возвращается в приподнятом настроении. Не желая портить его себе, он решает отложить разговор с дедом до завтрашнего утра. Звук входящего сообщения удивляет его. Он нажимает на уведомление от незнакомого номера. Фото избитого Окана, привязанного к стулу на каком-то пустыре заставляет его замереть на месте.       «Если хочешь, чтобы твой братишка остался жив, ты приедешь ко мне, Атеш Гюльсой. Всегда твой Бора Бакырджи» — гласит сообщение.       Атеш срывается с места и бежит к машине. Заведя автомобиль, он выезжает на дорогу, ведущую к точке, отправленной Борой по геолокации.       «Лучше бы я пристрелил его в тот же день», — яростно думает Атеш, вжимая педаль газа в пол. — «Только бы Фирузе не узнала, а то она сойдет с ума от беспокойства».