True-blue

      В день их первой встречи с Фирузе Атеш и подумать бы не мог, что спустя каких-то две недели он будет вместе с ней наблюдать за тем, как рабочие украшают особняк к ночи хны Ферайе. Люди сновали туда-сюда, расставляя по внутреннему двору столы для гостей, разнося угощения и напитки. Сама Фирузе ради этого дня взяла отгул за свой счет, хотя Атеш пытался её уговорить не делать этого. — Фирузе, это ведь не Стамбул. Можно просто не прийти на работу, предупредив об этом начальника и не потеряв при этом в зарплате, — убеждал её Атеш утром, когда она пришла к нему в кабинет с заявлением на один день отпуска за свой счет. — Это ничего не меняет, Атеш. Меня не будет на работе. Значит, за меня её никто не сделает. Логично, что за этот день я ничего не должна получить. Подписывай, или я пойду рассказывать всем, что у господина начальника есть любимчики в компании, — пригрозила ему Фирузе. — И кто же эти любимчики? Ты? — Не обязательно говорить имя. Люди потом сами додумают.       С довольной улыбкой Фирузе покинула его кабинет и направилась домой, отказавшись от его предложения подвезти её до дома. Закончив с самыми срочными делами на фирме, Атеш также поехал домой. Что-то ему подсказывало, что его мать не собиралась следовать их с Фирузе договоренностям. И он оказался прав. К его приезду Фирузе уже была в особняке, почти отчитывая его деда и мать за излишнюю помпезность и вычурность привезенных цветов и украшений. А Ферайе стояла рядом с сестрой, смущенно опустив голову. — Ферайе не любит красный цвет, госпожа Гюльфем. И розы она тоже не любит. А вы весь двор обвешали красными лентами и заставили его розами, — возмущалась Фирузе, прожигая своими голубыми глазами его семью. — Ты еще молода, Фирузе, и многого не понимаешь. — Пыталась успокоить девушку его мать. — Красный — это символ богатства и роскоши. А розы — символ страстной любви. Я всего лишь хотела, чтобы семейная жизнь твоей сестры началась с такого прекрасного символизма. — Фирузе… — Тихо шептала Ферайе сестре, но та не слушала её. — Что, Ферайе? Это твой праздник, и на нём все должно быть так, как ты хочешь, а не как этого желает кто-то еще. — Фирузе вновь повернулась к Гюльфем. — Я благодарю вас за то, что вы столь вовлечены в подготовку этого мероприятия, госпожа Гюльфем. Но изначально именно господин Омер настаивал на проведении ночи хны в вашем особняке. А затем вы сами согласились с теми пожеланиями, которые я высказала вчера вечером. Что успело измениться за ночь? Мнение невесты и её семьи перестало иметь значение?       Атеш чувствует странную гордость, глядя на Фирузе, смело глядящую в недовольные лица его матери и деда. Мало кто осмеливался перечить господину Омеру. Но Фирузе будто было плевать, кто стоял перед ней. А шок на лице деда лишь заставляет Атеша восхищаться упрямством Фирузе и силой её характера. — Что за шум, а драки нет? — Шутливо спрашивает он, примирительно вставая между девушками и своей семьей. — И что у нас во дворе творится? К нам цирк Дю Солей приезжает, и там для него декорации выстраивают?       Лицо Фирузе смягчается от его шутки, и смех блестит в её голубых глазах. Атеш подмигивает ей, прежде чем повернуться к матери. — Я просто хотела, чтобы все было на высшем уровне, Атеш. — Гюльфем театрально пожимает плечами. — Разве плохо получилось, сынок? — Получилось красиво, мама. Но красиво для тебя, а не для Ферайе. Тебе разве понравилось бы, если бы в твой праздник всё вокруг было не так, как тебе хотелось бы? — Атеш приобнимает мать за плечи. — Ты ведь можешь что угодно превратить в конфетку, Гюльфем султан, разве нет? Так пускай это будет конфетка, которая понравится Ферайе. Договорились?       Лицо Гюльфем расслабляется, а после слов «Гюльфем султан» она и вовсе расплывается в улыбке. Она треплет его по щеке и поворачивается к сёстрам Йылмаз. — Хорошо, я была не права. — Вздыхает она, признавая поражение. — Пойдем, Ферайе, выберем, что тебе нравится из украшений и цветов.       Ферайе благодарно улыбается и следует за женщиной во двор. Омер лишь качает головой и уходит в свой кабинет. Атеш остается наедине с Фирузе. Атеш смотрит ей в глаза и не может понять, почему в них так много боли и печали.       «Может, вновь вспомнила покойную мать?» — Думает он. — Должна будешь мне за это, ледяная госпожа. Матушку непросто в чем-либо переубедить, если она заупрямится, — улыбается он, пытаясь хотя бы немного поднять ей настроение. — Ты очень хороший сын, Атеш, — тихо говорит Фирузе, будто не услышав его слов. — Я хотел в качестве платы за услугу уговорить тебя на ужин в каком-нибудь ресторанчике, но и комплимент — тоже хорошая альтернатива, — усмехается Атеш.       А боли в её потемневших глазах будто становится еще больше. Атешу даже кажется, будто ее губы дрожат, словно она вот-вот заплачет. Атеш делает шаг к ней, желая утешить. Но лицо Фирузе на мгновение каменеет, а в глазах вместо печали лишь странная решительность. — Это был не комплимент, Атеш. Просто факт. Этой семье повезло, что ты у них есть. Брат, сын, внук — есть хоть одна роль, с которой ты не справишься безупречно? — Спрашивает Фирузе.       «Я бы хотел примерить на себя роль возлюбленного, и узнать, справлюсь ли я с ней на этот раз. Позволишь мне?» — Хочется спросить Атешу, но вслух он говорит совсем другое. — Боюсь, моя семья с тобой не согласилась бы, — шутит Атеш, совсем не чувствуя веселья. — Мои братья бегают от меня, не желая поговорить со мной. Мой дед жаждал превратить в послушную марионетку, а теперь, когда он понял, что я не собираюсь ею становиться, закипает от злости, стоит ему только увидеть меня. А моя мать… Моя мать порой ведет себя как ребенок, не получивший желанную игрушку, изводя и себя, и свою семью тогда, когда ей противопоказано волноваться. — И ты всё равно продолжаешь любить и защищать их, — шепчет Фирузе. — Так же, как ты продолжаешь любить и защищать свою семью. Семью, в которой тебя ценят лишь Ферайе и маленький Эрен. Для брата — ты младшая сестра, которая не сумела выгодно выскочить замуж. Для отца — старшая сестра, для которой главной целью в жизни должно быть счастье любимой младшей дочери. И всё же ты вернулась сюда, хотя могла бы остаться в Стамбуле и продолжить строить свою жизнь. Мы похожи, Фирузе, — выдыхает Атеш. — Старший сын и старшая дочь. Всегда что-то кому-то должные. — Раздражает иногда, не так ли? — Иногда? Всегда!       Они переглядываются и улыбаются. Атеш жестом предлагает ей пройти во двор. — Пойдем. Боюсь, матушка может задавить Ферайе авторитетом, и придется нам наблюдать за этим торжеством в стиле рококо.       Фирузе посмеивается над шуткой и послушно идет во двор. Следующие несколько часов они погружены в работу. Атеш встречает работников у ворот и провожает во двор, а Фирузе показывает, что куда поставить. Атеш украдкой наблюдает за ней, отмечая её уверенный тон, прямую осанку и умение быть в нескольких местах сразу. Она отправляет Ферайе к подругам, чтобы она могла подготовиться к вечеру, а сама остается следить за тем, чтобы его мать не выходила за оговоренные рамки. — А ты сама не собираешься подготовиться к празднику? — Интересуется Атеш, когда они заканчивают рассаживать музыкантов. — Тебе ведь тоже нужно время. — На что? — Спрашивает Фирузе. — Ну, на прическу, макияж, платье там надеть, — пожимает плечами Атеш. — Да кто на меня смотреть будет? — Отмахивается девушка. — Мне много времени на это все не нужно. Главное, чтобы Ферайе выглядела безупречно.       «Я буду смотреть на тебя», — мелькает в мыслях Атеша. — «Может, ты наденешь то чудесное зеленое платье с помолвки Ферайе?»       Атеш вспоминает, как красиво оно обнимало её стройное тело, подчеркивая её женственность, и тяжело сглатывает. — А себе-то ты платье прикупила? — Чувствуя себя идиотом, спрашивает Атеш.       Фирузе усмехается. — Что смешного? — Хмурится Атеш. — Ничего. — Качает головой Фирузе. — Просто Ферайе говорила, что они с Кораем выбрали для меня платье вчера, и я его даже не видела. Вот я и думаю, что меня ждет. Возможно, это будет просто кусок тряпки, пускай и очень дорогой кусок, который едва задницу будет прикрывать. Остается лишь надеяться, что Ферайе смогла его переубедить, и они купили что-то более-менее приличное.       Атеш усмехается вместе с Фирузе, а у самого в голове появляются образы Фирузе в крошечных платьицах, обтягивающих ее словно вторая кожа. В груди загорается огонь, и он легонько качает головой, отгоняя волнующие картинки.       Он отвлекается от ненужных мыслей, помогая занести во двор стулья для жениха и невесты, на которых они будут сидеть, когда им будут украшать руки хной. Наконец, появляются Корай с семьей и друзьями. Фирузе и Четин приветствуют их и провожают на их места. — Фирузе, а ты почему еще не при параде? Знаешь, сколько мы с Ферайе спорили насчет платья для тебя? — Усмехается Корай, разглядывая строгий коричневый костюм, который был на Фирузе еще с самого утра. — Я столько старался, не хотелось бы, чтобы мои труды пропали зря. — Фирузе его еще не видела, боится, что ты ей вместо платья майку подсунул, — шутит Атеш, подходя, чтобы поздороваться. — Я хотел, — сверкает зубами Корай. — Но Ферайе чуть ли не избивать меня начала. «Это ты называешь платьем? Вот это? Да есть нижнее белье целомудреннее этого платья! Фирузе никогда такое не наденет!»       Атеш и Фирузе посмеиваются над тем, как точно Корай изобразил возмущенные интонации Ферайе. Фирузе уходит, чтобы помочь гостям рассесться на места. — Не волнуйся, платье приличное. Хотя я бы надел на нее черное мини, чтобы все видели красоту моей будущей свояченицы, — тихо говорит Корай. — Корай, — угрожающе произносит Атеш. — Да не волнуйся, — Корай шутливо пихает его плечом. — Я же говорил, Фирузе мне в романтическом плане не интересна. Слишком уж своенравная и вредная. — Не вывезешь? — Интересуется Атеш. — Да нет, просто вместо семейной жизни у нас была бы бесконечная истерия. Она же упрямая, а я слишком нетерпеливый. Ей нужен кто-то спокойный, но при этом твердый и такой же упрямый, как она сама. — В темных глазах Корая пляшут чертята. — Кто-то как ты, Атеш Гюльсой. Не думаешь? — Какая разница, что думаю я, если она об этом не думает, — пожимает плечами Атеш, глядя на Фирузе. — Ой ли? — Айдын вздергивает бровь. — Когда та блондиночка, подруга Ферайе, тебя взглядом пожирала да свои богатства демонстрировала, Фирузе это все примечала. И раздраженно закатывала глаза. Я думал, ты заметил.       Атеш вспоминает, как Фирузе реагировала на Дамлу. Но в тот день ему показалось, что её раздражение вызвано её странным, почти вызывающим поведением.       «Это была ревность», — шепчет голос сердца, пробуждая внутри Атеша надежду на взаимность его чувств.       И никакие вопли голоса разума не могут заглушить этот соблазнительный шёпот. — Вот, даже улыбаться начал, — ухмыляется Корай. Он похлопывает его по плечу. — Ладно, оставляю тебя с этой новой пищей для размышления.       Корай уходит. Атеш решает отложить эту информацию в дальний ящик, чтобы потом подумать над ней в спокойной обстановке. Фирузе уходит, чтобы переодеться к торжеству, и Атеш следует её примеру. Он меняет один черный костюм на другой. Посмотревшись в зеркало, Атеш решает сменить синюю рубашку на черную. Его любимый цвет. Вернувшись во двор, он застает странную картину. Корай и Яман стоят у гостевого домика, вдали от остальных гостей. Ноги Атеша сами несут его к ним. — Всё в порядке? — Спрашивает он, глядя на напряженного брата. — Яман? — Всё хорошо, Атеш. — Усмехается Корай, ощутимо хлопнув Ямана по плечу. Тот кривится, но молчит. — Яман просто сказал мне, что бывший Ферайе прознал про ночь хны и попытался пробраться сюда, чтобы испортить ей праздник. А я попросил Ямана сразу сообщить мне, если вдруг этот глупец объявится. Так ведь, Яман? — Да, — сквозь зубы отвечает Яман.       Атеш чувствует запах лжи. Он видит её в фальшивом спокойствии Ямана, в его стиснутых челюстях и озлобленном взгляде. — Какой у тебя замечательный брат, Атеш. — Корай отпускает плечо Ямана и поправляет костюм. — Я пойду к гостям. Скоро Ферайе должна явиться. Не хочу пропустить появление моей красавицы-невесты.       Корай уходит. Атеш переводит взгляд на брата. Тот смотрит в спину Кораю с нескрываемой ненавистью. — Яман, что с тобой происходит? — Атеш подходит ближе к брату. — Ты последние дни сам не свой. Не улыбаешься, не веселишься. Постоянно недоволен. Что-то случилось? — Да, Атеш, что-то случилось! — Восклицает Яман. — А тебя что, не смущает то, что в нашем особняке проходит ночь хны Ферайе? Что Айдыны завалились к нам всем семейством, как к себе домой, и ведут себя так, будто они тут хозяева? — Яман, это дед предложил дяде Мухсину провести здесь ночь хны Ферайе. Фирузе до последнего отказывалась, но наш господин Омер настоял на своём. — Пытается объяснить брату Атеш. — Да и всё это празднество в любом случае будет за счет Корая, иначе Фирузе ни за что не согласилась бы. — Фирузе, Фирузе, Фирузе! — Взрывается Яман, почти толкая брата. — Ты как приехал, помешался на этой девке! На работу взял, везде ей поблажки даешь, привозишь с работы… Теперь даже дом ей готов в аренду сдать, чтобы всё у Йылмазов было хорошо! Хотя она такая же, как и её младшая сестра — хитрая, жадная до богатеньких мужчин дешевка! — Следи за словами, Яман! — Атеш сжимает челюсть младшего брата рукой, едва сдерживая кипящий в нём гнев. — Ни одна девушка не заслуживает тех грязных слов, что сейчас сорвались с твоего языка. И уже тем более не заслуживают их Фирузе с Ферайе. Еще раз я услышу такую мерзость из твоих уст — мало не покажется. — Что, изобьешь своего родного брата ради каких-то чужих девок? — Усмехается Яман. Он отбрасывает руку Атеша, глядя на него почти безумными глазами. — Ничего другого я от тебя и не ожидал.       Яман уходит в сторону особняка и исчезает в дверях. Атеш пытается понять, что же сейчас произошло.       «Откуда в нём столько презрения к ним? Разве не он в детстве был лучшим другом Ферайе? Почему же теперь он так отзывается о сёстрах?» — Думает он, медленно возвращаясь к гостям.       От этих мыслей его отвлекает появление Вурала и Баде. Атеш замирает, пытаясь понять, как они могли появиться на этом мероприятии. Едва улегшийся гнев вновь поднимает голову, стоит ему только увидеть ухмылку на злобном лице этого мужчины. Атеш думает, что он подойдет к его деду, но он вместо этого направляется к Кораю. Атеш тут же подходит к Айдыну, чтобы понять, как Бакырджи здесь оказался. — Поздравляю, Корай, — улыбается Вурал, пожимая руку жениху. — Такое радостное событие. Я как узнал, сразу госпоже Арзу позвонил и почти напросился на праздник. Как-никак, мы с твоим отцом еще до твоего рождения в его старом гараже разбирали и чинили мотоциклы и машины. А теперь его сын женится и создает свою семью. Покойный Мурат тобой бы гордился. — Благодарю, господин Вурал. — Корай поворачивается к Атешу. — Атеш, вы ведь знакомы? — Да, Корай, — выдавливает из себя улыбку Атеш. — Дедушка нас познакомил.       Появление матери немного остужает пыл Атеша. Она здоровается с Вуралом, начиная привычный для подобных мероприятий разговор ни о чём. — О, вот и Фирузе. — Толкает его Корай, отвлекая от наблюдения за матерью и Вуралом. — Отлично село платье.       Атеш тут же поворачивается. Фирузе стоит рядом с Несрин и Джемиле, подготавливая место, где будет сидеть Ферайе. На ней легкое платье цвета шампанского на тонких бретелях. Атеш скользит взглядом по её сияющей в вечернем свете коже, мысленно благодаря Корая и Ферайе за выбор платья. Корсет платья туго обтягивал её, очерчивая тонкую талию и красивую грудь, а пышная юбка, расшитая золотыми цветами и сверкающими желтыми камнями весело поблескивала, ловя свет фонарей, зажженных во дворе. Атеш приглядывается и замирает. Юбка была сшита из нескольких слоев полупрозрачной ткани, и в движении можно было увидеть очертания ног Фирузе.       «Раз видишь ты — видят и все», — шепчет внутренний голос, пробуждая в нём ревность. — Увидел всё-таки, — смеется Корай, заметив взгляд Атеша. — Не смотри волком, ты еще не видел те варианты, которые я изначально предлагал. Так что спасибо скажи, это платье — самое целомудренное из всех, что я рассматривал. — Если уж это целомудренное, то я боюсь представить, какими были остальные, — бормочет Атеш. — Тебе бы понравилось, — шутит Корай. — Это невеста?       Атеш оборачивается на голос Вурала. Тот смотрит в сторону Фирузе, окидывая её оценивающим взглядом.       «Сегодня все решили свести меня с ума?!» — Раздраженно думает Атеш. — Нет, это старшая сестра Ферайе, Фирузе, — отвечает Гюльфем. — Красивая, — одобрительно кивает Вурал. — Еще и умная, — присоединяется у разговору Омер. — Она шесть лет прожила в Стамбуле и работала в одной из самых крупных юридических компаний. — Красавица и умница. — Ухмыляется Вурал. — Редкое сочетание. — Только вот характер очень…сложный, — осторожно произносит Гюльфем.       «Стоило ей один раз противостоять тебе, как характер сразу стал сложным, матушка? Ты не меняешься», — мысленно усмехается Атеш, вслушиваясь в разговор. — Характер — это хорошо, Гюльфем. Всегда найдется тот, кто сможет его обуздать. — Вурал продолжает вглядываться в Фирузе, деловито раздающую указания работникам. — Даст Аллах, Бора как можно скорее выйдет из комы и восстановится. И я тоже задумаюсь о том, чтобы женить его. Мне кажется, эта девушка подойдет ему.       У Атеша вновь перед глазами встает красная пелена. Ему хочется вмазать в эту самодовольную рожу Вурала, посмевшего даже подумать о том, чтобы подпустить своего сына-уголовника к Фирузе. Корай крепко хватает его за предплечье, не давая сдвинуться с места. — Боюсь, у Фирузе уже есть тот, кто готов на ней жениться, господин Вурал, — твердо произносит Корай, продолжая держать Атеша. — Думаю, совсем скоро в доме Йылмазов будет еще одна свадьба. — Неужели? — Удивляется Гюльфем. — И кто же этот счастливчик? — Не я должен рассказывать подобные новости, госпожа Гюльфем. Я просто решил вмешаться в планы господина Вурала, чтобы потом не получилось неловких ситуаций, только и всего, — отвечает Корай. — Ну нет, так не интересно! — Восклицает Гюльфем. — Скажи хоть, ты этого человека знаешь?       Корай бросает короткий взгляд на Атеша, пытаясь понять его реакцию. Атеш не делает ничего, чтобы остановить его. — Знаю, — кивает Корай. — И какой он? Если имя не назовешь, то хоть расскажи о нём, — не уступает Гюльфем. — Он хороший человек из уважаемой семьи, — уклончиво отвечает Корай, уже пожалевший о своих словах. — Богатый? — Не унимается женщина. — Да, мама, богатый, — отвечает за Корая Атеш. — А ты откуда знаешь, сынок? — Удивляется уже Омер. — Я сам знаком с этим человеком, — отзывается Атеш.       «Этот человек — я», — хочется сказать Атешу, но он не имеет на это права.       «Что за кашу вы с Кораем заварили? Теперь о Фирузе пойдут слухи, идиот! Думаешь, твоя мать оставит её в покое? Да уже завтра весь район будет знать о том, что у Фирузе есть богатый ухажер!» — Вопит голос разума.       «А где здесь неправда? Богатый ухажер ведь есть!» — Язвительно отзывается голос сердца.       «А объект ухаживаний об этом хотя бы знает? Она эти самые ухаживания упрямо не принимает, а вы уже вывернули это так, будто свадьба — дело решенное!» — Негодует здравый смысл. — Мама, дедушка, господин Вурал, — начинает Атеш, судорожно придумывая, что же сказать такого, чтобы слухи не ушли дальше их тесного кружка. — Я надеюсь, что эта информация не выйдет за пределы нашей маленькой компании. Фирузе — девушка сдержанная, и поэтому пока даже не подозревает о намерениях своего поклонника. Он хочет сначала поговорить с ее семьей, чтобы получить согласие на то, чтобы ухаживать за девушкой, а потом уже можно будет говорить о браке.       «Палишься. Очень палишься!» — Кричит голос разума. — Как сказал Корай, он лишь хотел предупредить господина Вурала, чтобы не ставить никого в неудобное положение. Но Фирузе не должна знать об этом раньше положенного времени, — продолжает Атеш, игнорируя эти вопли в голове. — Да-да, Атеш верно говорит, — подхватывает его ложь Корай. — Ненужные разговоры только огорчат Фирузе. А она девушка гордая, упрямая, может и вовсе отшить несчастного влюблённого. Мы ведь этого не хотим? — Упаси Аллах, — отзывается Вурал. — Зачем мешать счастью такой красивой девушки? — Мама, дедушка? — Обращается к ним Атеш. — Мы будем молчать, Атеш. Фирузе ничего не узнает, — отвечает Омер. — Вот и славно, — вымученно улыбается Корай. — О, смотри, моя невеста идет. Пойдем поближе, Атеш, хочу полюбоваться ею.       Корай тянет его в сторону толпы девушек, ожидавших появления Ферайе. Уходя, Атеш слышит удивленное «Эти сестры Йылмаз точно ведьмы, все трое себе богачей урвать смогли» от своей матери. Он закатывает глаза. Они с Кораем замедляются. Атеш разжимает его руку на своем предплечье, хорошенько сдавив ему пальцы рукой. — Ай, за что? — Шипит Корай, растирая руку. — За твой длинный язык, идиот, — ругается Атеш. — А ты что, предпочел бы увидеть Бору в качестве потенциального жениха Фирузе? — Огрызается Корай. — Он же псих. — А зачем нужно было рассказывать о мифическом ухажере? — А ты у нас кто? Вроде не мифический, а вполне настоящий. — Ты понял, что я имею в виду. — А в чём проблема, Гюльсой? Она тебе явно очень нравится. Ты ей явно симпатичен. Не вижу никаких препятствий для того, чтобы превратить нашу маленькую ложь в правду. Да и папа Мухсин от тебя без ума.       Атеш ничего не отвечает, лишь снова смотрит в сторону Фирузе. Она расправляет складки на платье Ферайе, ободряюще улыбаясь нервничающей сестре. Ферайе бледна, но старается улыбнуться сестре в ответ. Атеш переводит взгляд на Корая. Тот не отрывает взгляда от Ферайе.       «Не похоже на взгляд фиктивного мужа, господин Корай», — думает он.       Музыканты начинают играть халай. Из ниоткуда появляются работники с красными платками. Корай толкает его в бок, привлекая внимание. — Молодежь, пора танцевать, — призывает всех госпожа Арзу. — Знаешь, есть такая поговорка, Атеш. Если долго смотреть на красивую девушку, то можно увидеть, как она выходит замуж за другого мужчину. Давай не будем проверять её правдивость? — Смеется Корай, кивая в сторону Фирузе.       Атеш качает головой, обреченно улыбаясь ему. Парни начинают подтягиваться к девушкам, толпящимся вокруг невесты. Атеш снимает мешающийся пиджак и закатывает рукава рубашки. Корай делает то же самое. Они берут по два красных платка и направляются к сёстрам. Корай помогает Ферайе встать со своего места, не запутавшись в платье, а Атеш подходит к Фирузе. Он молча протягивает ей платок, приглашая станцевать с ним. Фирузе мгновение смотрит на платок в его руке, а затем сбрасывает туфли на высоком каблуке и хватается за предложенную им ладонь. — На каблуках сложновато халай по траве отплясывать, — объясняет она, увидев его вопросительный взгляд. — Не подумал об этом, — отвечает Атеш. — Ты — мужчина. Вы в принципе мало о чём полезном думаете, — шутит Фирузе, идя вслед за ним к кругу танцующих.       Атеш улыбается ей. Они становятся рядом с Кораем и Ферайе. Корай хватает свободную руку Фирузе, а за свободную руку Ферайе хватается смущенный Окан, пригласивший на танец Хазал. Атеш подмигивает брату, и тот благодарно улыбается в ответ. Танцующие начинают движение. Атеш не отрывает взгляда от Фирузе, автоматически следуя за ритмом танца.       «Хорошо, что она сняла каблуки», — думает Атеш, краем глаза замечая, как нетвердо стоят другие девушки на траве в своей неудобной обуви.       Фирузе же порхала по сравнению с ними, выделывая ногами сложные па, подпрыгивая и крутясь с красным платком в руке. А Атеш цепляется взглядом за её тонкие лодыжки, за игриво поднимающиеся плечи, за сияющую улыбку на её губах… И тонет. Тонет в её очаровании, её страстности, в глубине её ярко-бирюзовых глаз. Ему кажется, будто бы все вокруг тоже смотрят только на неё. И его одновременно заполняет гордость за эту прекрасную девушку и ревность, которая велит ему украсть её и спрятать подальше от чужих глаз. Но Атеш не делает ничего, лишь наслаждается её близостью, крепко держа в руке её маленькую ладонь. И надеется на то, что её улыбка, обращенная ему, означает что-то большее, чем просто хорошее отношение.       Танец заканчивается слишком быстро. Атеш нехотя выпускает руку Фирузе из своей. Она надевает туфли и становится рядом с сестрой, вновь севшей на место для невесты. К Ферайе начинают подтягиваться женщины. Фирузе набрасывает на лицо Ферайе полупрозрачную красную вуаль. Ферайе пересаживают на красивый резной стул, подготовленный для неё. Корай садится рядом на такой же стул. Его плечи накрывают зеленой тканью, вышитой серебристой нитью. Госпожа Арзу и господин Халит подходят к новобрачным. Они произносят все необходимые слова, а затем бабушка Корая кладет немного хны в обе ладони Ферайе, накрывая из красными мешочками, наполненными золотыми монетами. Женщина открывает лицо Ферайе и оставляет мягкий поцелуй на её лбу и щеках. Халит мажет хной мизинец племянника, что-то с улыбкой говоря ему. Музыканты играют традиционную для ночи хны прощальную песню. «Пусть не строят дома на высоких высоких холмах. Пусть не отдают девочек, в далекие края. Пусть не обижают любимицу матери».       Атеш вздрагивает, когда Фирузе начинает петь песню. Она сидит слева от сестры, держа её за руку. Атеш видит в её глазах слёзы. «Пусть даже пролетающим птицам будет ясно, Как я скучаю по маме И по матери, и по отцу Я скучаю по своей деревне».       Голос Фирузе льется как горный ручей, легко и сильно, заставляя всех людей замолчать. В этой звенящей тишине печальная мелодия, вторящая песне Фирузе, достает до самых дальних уголков души. Атеш видит, как некоторые девушки украдкой стирают слезы от песни. Ферайе плачет, опустив голову, а Фирузе продолжает петь. «Если бы только у отца был конь, и он мог на нем примчаться. Если бы мать могла открыть паруса и приплыть ко мне. Если бы братья знали дорогу ко мне и смогли меня навестить».       Атеш переводит взгляд сначала на Мухсина в инвалидном кресле. Тот не отрывает взгляда от своих дочерей. И даже Четин опускает взгляд, будто бы почувствовав вину за то, каким никчемным братом он был для своих сестер. «Пусть даже пролетающим птицам будет ясно. Как я скучаю по маме. И по матери, и по отцу. Я скучаю по своей деревне».       К последним словам песни присоединяются остальные женщины, наполняя вечерний воздух многоголосым хором. Но Атеш во всей этой какофонии слышит лишь сильный, звонкий голос Фирузе. Мурашки стадом пробегают по его телу, а внутри все смешивается от переизбытка чувств. Ему хочется увести Фирузе отсюда и стереть каждую слезинку с ее щек своими губами. А затем обхватить руками её прекрасное лицо и прижаться к её капризному рту, растворяясь в её вкусе. Он сжимает руки в кулаки от того, что не может сделать это сейчас.       Песня заканчивается и на будущих молодоженов со всех сторон сыпятся поздравления. Атеш тоже поздравляет Корая с Ферайе, а затем отходит в сторону Фирузе, пытающейся незаметно вытереть слёзы. Он достает из кармана платок и протягивает его ей. Фирузе благодарно улыбается ему. — Уже второй раз, — пытается пошутить она, напоминая о дне помолвки. — Кто же знал, что ледяная госпожа так много плачет, — отвечает он, делая еще один небольшой шажок к ней.       Они стоят совсем близко; ближе, чем позволяют правила приличия. Но сейчас Атешу плевать. Ему просто необходимо быть рядом с ней. Чувствовать её запах. Видеть её взгляд. Ощущать её тепло. И Фирузе не отстраняется. Лишь смотрит на него своими невозможно прекрасными глазами и улыбается ему. И надежда расцветает внутри него, распространяясь словно лесной пожар. — Я и сама не знала, что я такая чувствительная. Раньше я так много не плакала, — признается Фирузе. — Главное, чтобы повод для слез всегда был радостный. — Атеш кивает в сторону Ферайе, которая принимала поздравления, крепко вцепившись в руку Корая. — Может, не так плохо всё и вышло?       Фирузе смотрит на Ферайе несколько мгновений, будто пытаясь в ней увидеть что-то новое. Затем её взгляд скользит по лицу Корая. Фирузе кивает ему. — Может, и неплохо вышло. — Соглашается она. Ее взгляд вновь останавливается на нём. — Если бы не ты, ничего бы не вышло и вовсе. — Фирузе, я ведь просил перестать напоминать об этом, — обреченно выдыхает Атеш. — Я не могу так. — Качает головой Фирузе. — Ты так много сделал для нас. Спас Ферайе. Поговорил с отцом, чтобы немного подготовить его к встрече с Кораем. Всегда поднимал настроение Ферайе, особенно в день помолвки. И даже сегодня ты работал над украшением особняка и подготовкой к празднику чуть ли не больше меня. Я даже не знаю, как тебя отблагодарить. — Не нужно меня благодарить. — Отвечает Атеш. — Я делал всё это по собственному желанию, меня никто не заставлял. И я делал это ради одного человека.       «Спроси «какого?» Спроси, и я отвечу, Фирузе», — мысленно просит он, не отрывая от неё глаз.       Румянец заливает её бледные щеки. Это вновь дает Атешу надежду. Она опускает взгляд, и Атеш пытается поверить в то, что это всё от взаимных чувств. Оживление со стороны Ферайе отвлекает их друг от друга. — Атеш, я сейчас провожу Ферайе и помогу переодеться. А потом нам нужно будет поговорить. Это очень важно, — серьезно произносит Фирузе. — Хорошо. Где тебе будет удобно поговорить? — Спрашивает Атеш. — Подальше отсюда. Отъедем куда-нибудь? — Предлагает Фирузе. — Всё настолько серьезно? — Удивляется Атеш. — Да, — только и отвечает девушка. — Хорошо. Напишешь, как будешь готова? — Напишу.       Фирузе уходит вместе с Ферайе. А Атеш остается стоять среди гостей, пытаясь понять, о чем настолько серьезном хотела поговорить Фирузе. И разум почему-то подбрасывает не самые радужные варианты…