Звёзды В Море

Был 1886 год печален, был 1887 год голоден. Лишь к ноябрю начал оправляться Арганд. Летом урожай собрали неплохой, хотя в полях и мужика почти не встретишь. Да и ведуньи деревенские попрятались, пока вездесущая мапо в спрос не взяла. Тоскливо было к равноденствию в Мальтбурге без привычного разноцветья фейерверков и колдовских рисунков в воде и воздухе. Горожане старались не смотреть в сторону заколоченых год назад лавок, ругали высокие цены и тащили домой маленькие свёрточки. Зимнего Дерева в этом году считай и не ставили — не смотрятся простые ленточки и брошки без колдовства в ветвях дуба, что встречал на холме над городком трёхсотую зиму. В белокаменный замок над рекой съезжались гости. Вот извозчик высадил у подъёмного моста полную суетливую даму в мехах, вот бросил два конуса света на ворота небольшой мобиль-купэ, вот таксомотор подъехал и посыпалось из машины семейство во главе с подтянутым обер-лейтенантом цур зее. Окошки ярко горят в высоких башнях, на пике трепещет жёлто-чёрно-зелёный квадратный флаг — Их Сиятельство ясновельможный пан граф Йозеф фон Мальтбург оставил дела в Альвигейле и ныне пребывает в жалованом предкам поместье. Снег кружится и падает мягкими хлопьями. Старый граф сидит за столом в окружении родных. Толстуха Марта, важная дама Эльжбетта, её муж Роберт, трое непоседливых девчонок. Хельмут давно снял мундир ландвера и сейчас выглядит просто, как и положено молодому человеку из приличной семьи. Хотя и он уже не так молод, двадцать девять лет всё-таки, не хомяк чихнул, панове! За плечами у Хельмута Академия Законоведчества, успешное начало карьеры у собственного деда. Князь Вацлав Дибич, отец Марты, Эльзы, Хельмута и сгинувшего в чужих землях Альберта, совсем сгорбился. Работа на износ довела его до болезни. Летом он отошёл от дел и переехал в Мальтбург, поближе к могиле любимой жены. Фирма платит ему средненький пенсион. Другая ветвь — дети давно погибшего в крушении поезда сына графа — Петер и Вернер — крепко обустроившиеся в жизни господа. Петер — путеец, Вернер — архитектор. Они прибыли одни. Стол небогат, но получше будет, чем у простых горожан. Мерцает огонь в камине. Неслышные лакеи обносят господ блюдами и винами. Старый граф молчит, рассматривая семью. Ужин съеден, детей увели спать, пора за дело. Все идут в библиотеку и рассаживаются в глубокие мягкие кресла вокруг массивного дубового стола. — Ну-с, ни для кого ни секрет зачем я собрал вас всех в эту ночь. Коль скоро мой внук Альберт вынужден был покинуть Арганд, нужен новый Хранитель. — Граф делает знак и Ульрих переносит из сундука на стол тяжёлую инкунабулу в окладе с массивным замком. Это даже не привычная обложка, а крепкий деревянный окованый серебристым металлом ящик, внутри которого сложены прошитые листы пергамента. Кодекс Кромеша. Труд жизни Томаса Кромеша, сын коего за заслуги великие и получил Мальтбургское графство во владение. — Однако до полуночи ещё есть время и сначала вот это. — Граф демонстрирует всем большой конверт грубой коричневой бумаги. — Сей пакет принёс мне некий матрос. Нож аккуратно взрезает конверт. Первым делом извлекаются два листа плотной бумаги с карандашными рисунками и фотокарточка. — Ульрих, пристрой-ка это на пюпитры и принеси лампы. Рисунки размешаются на пюпитрах, освещаются и вся семья собирается вокруг них. Впечатлительная Марта улыбается, охает и утирает слёзы. — Жив. — шепчет Дибич. — Жив, сыночек. Вернер и Петер довольны, Эльза вздыхает и качает головой. Зато её муж явно рад: — Я же говорил тебе, милая. Кто прошёл войну — не пропадёт. Первый рисунок простым карандашом датирован 9 августа 1887 года. На нём изображен Альберт, одетый в расстёгнутую длинную куртку, брюки и сапоги. Отросшие вихры отброшены очками-консервами поднятыми на лоб. Через ремень висят перчатки с крагами. Альберт опирается рукой на капот тентованого грузовика с непривычным полукруглым радиатором и дополнительным прожектором на кабине. Позади машины виден двухэтажный домик, деревья и заборчик из жердей. Беглый явно отъелся, ожил. Он улыбается устало, но довольно. Подпись гласит: «Шоффэр ди посталь Албер Малле и его каргомобиль Лоран-Шеваль. Посталь Руа-ан-Люнже. (В конце трудного пути). Франсуаза Алье.» Второй рисунок изображал крупную миловидную женщину с густыми волосами гривой, одетую в старомодное платье с маленьким квадратным вырезом у шеи. Женщина вешает в ухо грушевидную серьгу перед зеркалом. Он так и назывался — «Автопортрет в зеркале или На свидание. Франсуаза Алье.» — и был датирован 27 сентября. Последней была фотокарточка, изображающая Альберта и всю ту же госпожу Алье на прогулке где-то на высоком берегу реки. Противоположный берег зарос лесом, на реке за спинами пары виден высокий колёсный пароход. Альберт опирается на трость, Франсуаза держит его под руку и улыбается так, что любому ясно — до звона колоколов близко. На мужчине пиджачная пара и мягкая широкополая шляпа. Женщина одета скромно, но видны блестящие ботики «лак-замша», новинка прошлого сезона в Диании. — Лютианка. — замечает Эльза. — Какой мезальянс! — Ты только что употребила лютианское слово, внучка. — Отвечает старый граф. — Да и в колониях это не имеет значения. Выйдя из кирхи, она станет баронессой. Но вряд ли «шоффэр ди посталь» вспомнит об этом маленьком обстоятельстве. Ульрих, подай атлас Новых земель. — Так… так… вот он, Руа-ан-Люнже, на самом краю Норманда, лютецианской колонии. Дальше необитаемые места, леса, горы. А за горами, между прочим, Руркланд, орочья вольная колония. Да, пожалуй они шли туда, но Альбик по дороге сыскал то ли службу, то ли подругу. — В любом случае — он жив и здоров! — В голосе Дибича слышится облегчение и гордость за сына. — Но где же письмо? Или это всё? — Нет-нет. Присаживайтесь. Будем читать и письмо. Ульрих, надо подобрать этим портретам красивые рамы и повесить здесь, в галерее. — Слушаюсь, вельможный пан граф. А под этим вот подушечку с орденами пана Тибо, верно? — Верно. — Старик доволен. — Придвинь-ка лампы ко мне, буду читать что пишет мой внук. — граф Йозеф показывает всем большие листы бумаги, исписаные фиолетовыми чернилами. «Дорогой дедушка! Рад тебя приветствовать хотя бы и эпистолярным способом. Надеюсь, ты читаешь это послание не один, а хотя бы с папой. Привет всем моим родным и любимым, хотя вы и не очень-то любили меня.» Граф утёр непрошеную слезу и заметил: — Да, внук, мы все были часто несправедливы к тебе. — Нет, а что он хотел, надев чёрный мундир?! — вскинулась Эльжбетта. — Справедливости. — отрезал Дибич. — Мой сын всегда хотел справедливости, Элиза. Читайте дальше, пан Йозеф. Найдётся время на споры. «Я нарочно кладу сверху рисунки Франсуазы. Надеюсь, по ним вы догадались как и где я живу, кем служу. Добавлю лишь, что я работаю на линии Руркланд — Норманд. Служба почтового шофёра трудна, но меня выручают навыки инженера-механика, длинноствольный револьвер и хорошая память. И, разумеется то, что в Руа меня ждёт Франс, а в Нойе-Урбаше — мой друг Грау, коему я ссудил на пивоварню. Благо его супруга урождённая Беркермейер и уж она-то знает толк в пиве! Мой «Лоран-Лошадка» газоход, но газ не закачивается в него готовым (хотя и так можно), а получается безвоздушным тлением деревянных чурок в специальном резервуаре за кабиной. Этого добра по пути достаточно, а для перехода Каменных Осыпей я беру три запаса в особый ящик. Одной заправки хватает на 110 лиг. Моя сестрица Эльжбетта, верно, будет переживать о неравном браке — так пусть успокоится. Семейство Алье вообще-то дю Алье, они дворяне. Просто в Вольных Землях дворянские приставки отбрасываются или сливаются с фамилиями. Свадьба назначена на февраль следующего года, венчаться мы будем по аргандскому обычаю в церкви св. Терезы. Семья Франс уже дала на это согласие. Бегство из Арганда прошло почти благополучно — нас один раз обстреляли в Волчардовых Горах — без толку. Но горы на узких тропах, которые и дорогами назвать затруднительно, взяли свою дань — мы потеряли 19 машин, со всеми, кто в них был. Помяните их, погибших от безумия власть предержащих! Дорога заняла больше трёх недель, поскольку машины то и дело ломались. Итак, начало октября мы встретили в Темерсе, где нас ждали, но рады не были. Через него и Мерриандор шли потоки беженцев, не гнушавшиеся ни воровством, ни грабежом, ни попрошайничеством ради куска хлеба. Я сразу направился в Ридану, где у нас была намечена встреча с друзьями. Не буду рассказывать всё — чернила у нас дороги, а мне ещё много надо тебе поведать, дедушка. Встреча состоялась и наши дороги разошлись: Бригадир Люнке, лейтенанты Цугель и Ремарк поступили на мерриандорскую армейскую службу в полк тяжёлой артиллерии. Ундманны, кроме Вербьена и Гендергау, уехали в Исламур к дальним родичам и об их дальнейшей судьбе известий пока нет. Гендергау поступил на службу в Кемполисскую Таксомоторную Компанию счетоводом. Рышард Леньковски, Киббель, братья Чемарка, Блюмель, Бауцен, Грау, Вербьен, Ругг, Дрегр и я купили места на грузопассажирском дирижабле линии Ледон — Валленштадт и отбыли в Вольные Земли. Здесь мы снова разделились. Рышард служит хирургом в госпитале св. мучеников Августа и Юлия в Исфор-сити. Это Нью-Алленшир, вольная колония, основаная выходцами из северо-восточного, ундманнского (хоббского) Бранна. Вербьен там же устроился приказчиком в оружейной лавке. Блюмель стал помощником машиниста в Юго-Восточной Рельсовой Компании. Бауцен на свои сбережения купил большой катер и развозит грузы по многочисленным рекам Исткоста. Киббель с Руггом и Дрегром неожиданно для всех выкупили лицензии охотников за головами и теперь рыщут невесть где, выискивая преступников, за которых назначена награда. Грау я ссудил 1700 марок и он открыл пивоварню в Руркланде. Братья Чемарка живут неподалёку от него и занимаются охраной торговых караванов. Ну а я до Руркланда не доехал, ибо по дороге получил предложение занять место шофёра-почтальона на линии, с которой никто не хотел связываться. Но ты же знаешь, дедушка, наша кровь упрямая, — я дал согласие и г-н Дюкерк, начальник почты в Руа, принял меня на службу, записав на лютианский колониальный манер. Так я и стал Албером Малле. Мы с Франс решили и дальше посылать тебе её рисунки, чтобы ты мог составить представление о нашей жизни. Поселился я в казёном доме для почтовых служащих. Квартира моя не хуже той, что была на Ведьмачках. Из окна комнаты открывается вид на реку и пристань. Скоро возьму ссуду в банке и буду ставить свой домик — землю я уже купил. Место хорошее, высокое и недалеко от лавки г-на Алье. Мой будущий тесть — зеленщик со своим огородом. Так что уж капустой и картофелем мы будем обеспечены всегда.» Граф прервался, взглянул на высокие часы с боем и отложил в сторону первый лист письма. — Дом есть, служба есть, выгодное вложение есть, семья будет — что ещё надо человеку для счастья? — заметил Петер. — Родную землю! — отрезал Роберт. — Пока он полон новизны, но тоска его всё равно найдёт и измучит. Такова доля всех эмигрантов. — Главное, чтобы родненькие сыщики его не нашли и не замучили. — огрызнулась Марта. — Редкостная дрянь эти мапо. — Ну, в лютианской колонии они безобразничать не посмеют. Разве что он много времени проводит в ничейных землях. Однако, как я читал, человеку из Просвещённых Земель там несладко, самому бы в живых остаться. — прогудел Петер. — Прошу внимания! — оборвал всех граф. — Тут интригующее продолжение… н-да-сс.