Звёзды В Море

— Объявляю посадку! Посадку! На Белую Кушту, Ромбак, Сухие Овраги, Тишту, Альвигейл! На Альвигейл машина! С деревянных скамей в холодном полутёмном зале начали подниматься люди. Пальто, шали, платки, узлы и чемоданы. Шаркали по выщербленному кирпичному полу сапоги и овчинные боты. Серая змейка тянулась в холодный туман к горбатому округлому длинноносому автобусу. Шестым в очереди двигался тощий, словно кривая палка, хромой человек неопределённых лет в шинели без погон. Небольшой фанерный чемоданчик, башлык, завязаный на груди, сонные усталые глаза. — Ваши документы! — патруль — юный минор-лейтенант и два новобранца с карабинами. Хромой опустил чемодан, полез за пазуху и извлёк старое портмоне. — Пожалуйте, ваше благородие. — И чего пристали к человеку? — вступилась за солдата тётка в довоенной круглой шляпке. — Он своё отблагородил, поди, сполна. — Вон чёлка седая — хлебнул горя от моря и до моря. — Ваше бла-а-родие в тылу пирожки лопали, а солдатик под пулями ходил! — Под сто пуль ходил, а всей награды — что пёс напрудил! — крикнул мужчина из конца очереди. — Слава Вечному, что жив. — хрипло произнёс отставник. Он приосанился, бросил ладонь к козырьку блинообразной фуражки, что чуть торчал из-под башлыка, и, не дожидаясь пока офицер разберёт фиолетовую скоропись штабного писаря, отчеканил: — Шесть-сят шш-стого антиллер-ского полка четыр-цатой дивизии вта-а-арову южного корп-су фейерверкер Ласло Годич! Отставлен вчистую за окончанием кампании с мундиром и наградами. Следую в Альвигейл к месту довоенного проживания! Минор несколько смутился. Его насторожили пара вещей — во-первых, Годич не носил медали, а отставные солдаты, обычно, ещё и начищали их, сверкая во всю грудь. Во-вторых, в этом «фрунте», в этой речи с проглотом слогов, в манере бросать руку не всеми пальцами «досочкой», а с чуть согнутыми безымянным и мизинцем, сквозила некая неясная нестыковка с образом «рекрута военного времени». Но учитывая, что до полуночи всего час, машина из комендатуры за арестованным придёт разве что утром, держать его тут считай что и негде, вокруг недружелюбная к нему толпа и печать полка изъянов вроде не имеет, минор-лейтенант Бекеш решил не усложнять себе жизнь. Он вернул документы и удалился со своими подчиненными в сторону служебных кабинетов. Автобус на Альвигейл, взвыв мотором, покинул автостанцию «Драбич-Северная» с опозданием в три минуты. Машина уже прошла Кушту, когда зевающий в холодном кабинетике минор начал перебирать со скуки розыскные карточки и рука его дрогнула на одиннадцатой из них. «Альберт-Алессандро-Тибо-Хельга фон Мальтер. Обер-Гауптман от пограничной жандармерии. 14я Южная Бригада охраны рубежей. Должность — командир батареи №1.» С фотокарточки смотрел подтянутый остроскулый хауптман-жандарм, ничуть не похожий на седого фейерверкера. Если бы не одно но. Нумер бригады и скулы. Да Великое Ничто! Это тот самый взгляд и те самые скулы! И совпадений изрядно — четырнадцатая дивизия, а тут бригада — и обе с Юга, оперативный район Сабар — Гарадия. Бекеш вернулся к описанию: «Рост иард и восемьдесят одна декалиния, худощавая конституция, глаза — зелёные, волосы — тёмные, нос — тонкий с горбинкой. Родимые пятна — два на спине возле левой лопатки, размером с двугрошевик, одно на локте левой руки размером с грош. Шрам от осколочного ранения на правой стороне живота. Следы осколочных ранений на груди, шее, правой ноге выше колена. Стрелок первого класса по дисциплине «револьвер общеармейский системы Лефера обр. 1869г.», по дисциплине «карабин Вольта обр. 1872г.» Изрядно обучен ружейным, штыковым и ножевым приемами, дважды брал первый кубок гарнизона по савату. Пропал без вести при неопределенных обстоятельствах 10–11 сентября 1886г. на побережье близ бухты Лагронд. Возможность дезертирства не исключается.» Будь минор-лейтенант Бекеш только что из училища, он бы уже крутил рукоять телефонного аппарата. Но Йозеф прослужил в драбичском гарнизоне полтора года и помнил как разжаловали в унтер-офицеры такого же, как он, минор-лейта за то, что тот не задержал подозрительного типа. А тип оказался вором и его поймали на горячем. Поэтому минор направился к вахмистру Жулейбе, жандарму, прослужившему при автостанции лет пятнадцать. — Слушай, дядька, тут такое дело. — начал Бекеш, едва войдя в кабинет, разделённый деревянным резным барьером надвое. — Часа полтора назад на альвигейлский рейс сел один тип. Бумаги у него были на отставного фейерверкера какой-то южной дивизии. Вахмистр Жулейба выпустил клуб дыма из своей трубки и ободряюще кивнул юноше. — А вот, посмотри-ка, — Бекеш протянул карточку жандарму. — Очень похож! Правда шею он замотал башлыком, так что шрамов не видел, но нос похожий и глаза совпадают. И медалей почему-то не носит. — Медалями молодые да дурные светят. — хмыкнул вахмистр, откидываясь в кресле за массивным столом. — Кто постарше, их в тряпицу да в шкатулку, чтобы забыть поскорей страсти военные. А ты, друже, мне показываешь не абы кого, а самого обер-хауптмана фон Мальтера. Эко загнули! Дезертир! — Жандарм хлопнул ладонью по столу, звякнула ложка в чашке. — Такие, друже, не дезертируют! Такие насмерть стояли у орудий при всех штурмах Порт-Сабара. Кадровый, понимать надо. У него, коли хочешь знать, два Пламени и Святой Вацлав с мечами и листьями. Лично Его Блестейшеством Императором Браннским внесён в списки Врагов Нации! Не хомяк чихнул, пан! В Книгу Доблести Жандармских Эскадронов записан. Я про него в газетах читал. И не в каком-то там подтирочном листке, аж в «Королевском Глашатае», во! Того, кто его подал в розыск, повесить надо, как опасного дурака. Видать утонул, бедняга, а толстопузы береговые нырять поленились или на водолазов пожадничали, вот и отписались сдуру. Не бери в голову, просто похожий на нашего славного хаупта пушкарь-армеец. Садись, скоро чайник закипит, у меня сахару три ложки есть. А у тебя осталось что от сухпайка? ............................................................... Автобус взбирался на холмы, надсадно завывая изношеным мотором. Эта часть Арганда сильно пострадала от десантов противника и корабельных обстрелов. Белые дворцы санаториев лежали в руинах, заросших бурьяном, в рыбацких деревушках попадались кривые хижины, построенные на развалинах домов из того, что уцелело. Под мостом через Гранку ревела вода, более не сдерживаемая плотиной разрушенной электростанции. Ну и прямые следы войны, еле заметные в дождливой ночи: целая стая маленьких горбатых танков и характерно тупорылых кордасских броневиков под обрывом холма. Развалины огневой позиции, откуда всю эту железную свору, видимо, и расстреливали. Яма с бетонными иззубренными стенками — разбитый попаданием тяжёлого снаряда капонир. Сожжённый остов грузовика на обочине, искореженный штабной паробус, завалившийся задом в кювет, перевёрнутое полевое орудие, санитарная фура без колёс. Прежде шоссе освещалось двойными фонарями, нынче фары автобуса бежали по рядам дубов, которыми давным-давно обсаживались коронные тракты. Ни один столб не уцелел. Фейерверкер отметил, что некоторые участки шоссе они объехали по второстепенным дорогам. Машину немилосердно трясло. Начался затяжной спуск к долгожданной россыпи огней в прибрежной долине — две узких бухты, длинные молы, факел нефтяного завода — работает, это хорошо. А вон взлетел в небо сноп искр — и сталелитейный жив! Шум города нарастал. Это был не прежний многоголосый шум, а угрюмый, деловой. Гудели заводы, грохотали поезда на параллельной шоссе линии, а вот порт молчал. На фоне туч не светились огоньки кранов, хотя в бухте и стояли несколько крупных пароходов. Автобус вошёл в крутой поворот и нырнул под железнодорожный мост. Затем слева потянулся старый городской Верхний Вал, скрывший заводской район, а справа — ряды складов. На площади Верхнего Фонтана машина наконец остановилась у двухэтажного каменного здания напротив трамвайного круга. — Альвигейл! Конечная! Просыпайтеся панове и панянки! Конечная, Альвигейл! — затряс колоколом кондуктор.