Новая жизнь Неистовых

POV Кайл С того рокового дня, когда нам удалось «отвоевать» поле, минуло три года. После этого дела команды пошли в гору. Победа за победой. Успех влек за собой еще больший успех. Мы взрослели, развивались, тренировались. Мастерство росло, а наша дружба крепла. Мама Джои и отец Весселей поженились, Роджер отправился учиться в новую школу для одаренных детей, Рико и Ванессе производители юношеской спортивной формы предложили выгодный рекламный контракт. «Сорванцы», безусловно, находились на «вершине мира». Вот у кого в жизни точно все менялось не в лучшую сторону, так это у моего отца. Из-за расторжения контракта с застройщиком торгового центра он понес серьезные убытки. После этого финансовые трудности накрывали семейный бизнес одна за другой, пока однажды утром мистер Тернер не проснулся обычным человеком, отдавшим все свое состояние и продавшим самые прибыльные предприятия в счет погашения бесконечных долгов. Нам пришлось продать большой дом, сменив его на маленькую квартирку в одном из Замков Граффити, доставшуюся маме в наследство от моего деда. Кстати, о маме. У Тамары Тернер дела складывались куда лучше. Последний проект, в котором она играла главную роль, произвел фурор, и маме стали поступать приглашения от ведущих звезд шоу-бизнеса, в том числе из-за океана. Одно из них оказалось слишком заманчивым. Там, прямо на съемочной площадке, мама познакомилась с известным актером, с которым так и осталась жить в США. Она стала для мужа-банкрота птицей слишком высокого полета, и развода было не избежать. Прибыв на неделю в Грюнвальд, она объявила отцу о своем решении развестись и намерении забрать меня. Начались скандалы, разборки, претензии. Одна из худших недель в моей жизни, итогом которой стало то, что семья Тернеров перестала существовать. Я сразу заявил, что не хочу в ближайшее время уезжать из страны и остаюсь с папой. В сложившей ситуации я могу сказать «спасибо» матери лишь за то, что она с пониманием отнеслась к моему решению, ведь прекрасно знала, что значат для меня этот город, эта школа, эта команда. В субботу, девятого сентября, ровно в 18 часов вечера по берлинскому времени Тамара Тернер села в самолет и навсегда покинула материк. Вот так моя семья разделилась на две части: мама и ее новый избранник, изредка присылающие открытки из-за океана с приглашением переехать к ним и клятвенными обещаниями пристроить меня в лучшую из местных футбольных команд и папа, вечно пропадавший на заработках в других городах. В общем, сложилось так, что в свои 16 лет я был вынужден жить один. Вариант переезда к матери и новому папеньке я даже не рассматривал, а мотаться с отцом по свету в поисках лучшей жизни мне совсем не хотелось. Финансовый вопрос не парил: обе половины семьи обеспечивали меня в меру своих сил. Сложнее было научиться жить самостоятельно, не рассчитывая на поддержку в самых элементарных, бытовых вещах. Первое время ко мне часто заглядывала Ванесса, иногда даже вместе бабушкой. Эти добрые леди помогали мне готовить, наводить чистоту, приводить в порядок свою одежду. Тем не менее, приловчился я быстро, и надобность в их помощи скоро отпала. Грущу ли я? Конечно, нет. За годы сложных отношений с отцом я не испытывал к нему ни уважения, ни элементарной привязанности. Маму я привык «смотреть по телевизору», но никак не видеть в живую. Недостаток женской руки успешно компенсировала моя девушка, Наташа. Родители пока не позволяют ей переехать, так как мы оба еще не достигли совершеннолетия. Тем не менее, она проводит у меня много времени и всячески поддерживает. Был еще один человек, рядом с которым я чувствовал себя уверенно: это единственный взрослый, который был мне другом. Тот, на кого я мог опереться в трудное для себя время– наш тренер. Лери, как и я, недавно сменил место жительства, перебравшись поближе к цивилизации. Первое время Сорванцы часто гостили у него дома, и я не являлся исключением. Лери был не первым, кто узнал о моей беде, но стал первым, кто разделил со мной эти смешанные чувства растерянности и облегчения… В первые дни после случившегося (их я с тех пор именую «черными» днями) я заблудился среди скандалов матери, слез отца, потерявшего все, что копилось и развивалось годами, бесконечных коробок, переезда, поисков непонятно чего среди опустевшего дома. Желая убежать от этого зрелища, после тренировки я делал вид, что ухожу вместе со всеми. Развернувшись у двери нового дома, я возвращался на поле, где моим пристанищем стал фургон Лери. Там я проводил ночь, питаясь тем, что удавалось притащить с собой, а утром, чуть свет отправлялся в школу, чтобы не встретить на улице своих одноклассников и не нарваться на лишние расспросы. Родители были поглощены собственными проблемами, мое отсутствие их не смущало. В маленьком, тесном фургоне мне было достаточного комфортно: здесь имелся небольшой холодильник, который я периодически пополнял, а старый телевизор с антенной скрашивал мое одиночество. На случай холодов были припасены электрический обогреватель и пара стеганных одеял. Сентябрьские ночи в тот год выдались теплыми, и мне не пришлось этим пользоваться. Однажды ночью в дверь моего убежища постучали. Я испугался, притих, в надежде, что, кто бы это ни был, он уберется отсюда. Незваный гость оказался более настойчив, чем я ожидал. Вскоре я услышал знакомый голос: - Кайл, открывай. Неприлично заставлять человека ждать в столь поздний час. «Лэри, – мелькнуло в голове – как он узнал, что я здесь?» Я открыл дверь. На пороге стоял тренер. Мокрый насквозь из-за дождя. В своем бессменном наряде и пакетом в руках. Как только Лэри вошел в фургон, меня накрыло чувство защищенности, безопасности. Впервые за все года мне захотелось, чтобы тренер обнял меня, но этого не произошло. Он подошел к маленькому столику и стал раскладывать вещи из принесенного пакета. Скромный, «студенческий» набор – бутерброды, термос, какой-то сверток. Как будто прочитав мои мысли, Лэри развернул невнятный объект, который оказался курткой с утепленной подкладкой и протянул мне. Выглядела она старомодно, видимо, тренер берег эту вещь со времен своей молодости. Я без слов надел куртку поверх худи. Следующим, что неожиданный гость протянул мне, были термос и бутерброды. Каковы же были мои радость и удивление, когда вместо теплого напитка внутри оказался ГОРЯЧИЙ СУП. Сын богатых (по местным меркам даже «неприлично богатых») родителей никогда так не радовался простому супу. А дальше следовали десять минут тишины. Полной тишины. Десять минут, в которые я жадно ел, а тренер просто сидел напротив, смотрел на меня, вращая на указательном пальце ключи от скутера. В эту минуту, я был больше всего на свете благодарен Лэри за то, что он ничего не спрашивал. Хотя, к чему вопросы? Каждая собака в городе знала о делах моего отца. Эту псевдосенацию крутили по всем каналам круглосуточно, а назойливые газетчики день и ночь толпились у ворот еще бывшего на тот момент нашим дома. Вдоволь насладившись угощением, я решился первым нарушить молчание: - Спасибо. Но как ты узнал, что я здесь? - Это было весьма нетрудно. Я давно стал замечать перемены в твоем поведении. Зная вашу сложную ситуацию, я попросил ребят не доставать тебя расспросами, пока ты сам не решишься поделиться наболевшим. Также я давно стал замечать в фургоне «случайно» оставленные тобой вещи. На днях удалось сделать вывод, что мой старый холодильник отнюдь не пустует. Появились догадки. Сегодняшним вечером я сделал последний шаг – проследил за тобой после тренировки. Вряд ли в такую пакостную погоду ты решился бы вернуться на поле, даже если что-то ненароком забыл. Вывод напрашивался сам собой – Кайл Тернер прописался в моем фургоне – на последних словах он усмехнулся, пытаясь разбавить гнетущую обстановку. Я хотел было улыбнуться, но от осознания собственной жалкости в моменте мне вдруг стало еще более тоскливо, чем обычно. Тренер заметил это и не стал продолжать. Вдруг раздался оглушительный раскат грома, и дождь усилился. Лери тороприво сгреб со стола нехитрую посуду, поправляя на себе одежду. Направился было к двери и остановился, повернул голову: - Надень капюшон. Погодка обещает быть не на нашей стороне. - Стой, но куда мы? – спросил растерянно я. - Едем домой. Здесь слабая проводка. Если молния ударит в щиток, ты останешься один без связи, тепла и электричества. Кайл, пошевеливайся – дождь усиливается. Вот так, среди ночи, мы с Лери отправились к нему, под величественное сопровождение грома и молнии. Дома, общаясь с тренером я плакал. Да, взрослый лоб, уже давно на голову выше него ростом, рыдал, как ребенок. Все дело в том, что я и был этим самым ребенком. Ребенком, чья семья распалась у него на глазах. Ребенком, мать которого бросила его, свалив за океан с новым кавалером. Ребенком, который вынужден каждую ночь слушать слезы отца за стенкой и понимать, что это конец. У них не осталось ничего от прежней жизни. Теперь фамилия Тернер – лишь завсегдатай однотипных статей местных желтых газетенок, не более того. И наконец, я был ребенком, который спит в фургоне на футбольном поле и уходит в школу перед рассветом, чтобы не пересечься на улице с кем-то из знакомых. Моя мечта, зародившаяся в тот вечер, сбылась в этот же самый вечер. Глядя на своего воспитанника, зареванного, опустошенного, в его собственной старой куртке, Лери обнял меня. Крепко, по-отцовски. Папа тоже иногда обнимал меня. Раньше – для создания образа счастливой семьи на фото в газете, теперь – ища утешения в перерывах между собственными истериками. Но никогда в жизни в объятьях родного отца я не ощущал такой колоссальной теплоты и поддержки, как сейчас. После этой сцены следовал долгий-долгий разговор на кухне за чашкой горячего шоколада. Лери внимательно выслушал меня и сказал много важных слов, которые стали настолько личным и сокровенным, что я не имею привычки их упоминать. Спать мы отправились перед рассветом. Впервые за эти недели я спал в комнате, на просторном, удобном диване с чистой постелью, а утром ел вкусный завтрак, который кто-то для меня приготовил. Еще пару дней я тайком жил у тренера дома, пока отец не уехал в соседний город, освободив квартиру. Мы понимали друг друга: и у него, и у меня не осталось никого кроме любимой футбольной команды. О моих похождениях не узнали ребята из команды, Наташе я тоже не стал рассказывать. События дождливой сентябрьской ночи остались между двумя близкими людьми. Той ночью я понял одну важную вещь: день конца моего отца стал моим началом. Началом моей новой жизни, в которой я свободен от гнета вечно недовольного родителя. Жизни, где я – личность, а не декорация в объективах бесконечных камер репортеров, вечно крутившихся в нашем прежнем доме. Жизни, в которой можно без страха заниматься любимым делом. Я нашел уголок, где выстраиваю свой собственный мир, заручившись поддержкой любимого человека, верных друзей и лучшего тренера на свете. И живу в нем, как умею. Живу так, как научился к шестнадцати годам.