Cон и Вода

Гидро архонт всегда знала о силе натяжения воды. Но никогда не представляла, насколько оно может быть сильно. Под прозрачной стеной, она всё еще могла рассмотреть площадь Кур-де-Фонтейна с его аккуратными магазинчиками, лавками со сладостями, шоколадными, где всегда можно было угоститься конфетами ручной работы с ореховой, фруктовой начинкой — можно было даже найти конфеты с Мондштатским вином или Огненной воды из Снежной. Она вздохнула. Не могла она их рассмотреть — все эти здания уже давно обратились в тёмное синее облако. Не видно было уже и лавандовых полей, между водорослями, сменившими прекрасные цветы, слоняли рыбы, морские коньки, угри и другие хищники в поисках следующей трапезы. Кто-то обходится водорослями, а кому-то нужно было убить, чтобы прокормить себя. Кому-то — спасаться от хищников или прибегать к самозащите в виде острых шипов, организованной структуре жизни или яду. Интересно, за них она тоже была ответственна.? Из воды вдали торчали лишь маленькие острые рожки на месте гор, на которые когда-то можно было залезть только с помощью магии. Сейчас же, на оставшиеся камушки можно было наступить. То, что можно было рассмотреть, по блеску, по божественному свету — это гвоздь. Он ускорил откровение. Ужас Фонтейна в фиолетово-розовом цвете. Фурина провела носком ботинка по твердой поверхности. Всплески глухим эхом отражались в ребрах богини. С каждым шагом поднимались искорки капель воды, легкие блестящие пузыри лопались спустя мгновения. Блеск солнца на ряби воды насмехался над ней. Серое небо над головой омывало ее позор. Под стеклом воды она не видела людей. Никого. И не людей она тоже не видела. И не слышала. В опере сейчас, наверное, выступали только киты, завывая свои песни одиночества. Кораллы смотрели на них молча, а рыбы коралловых рифов хлопали в ладоши. В глубине богине совершенно ничего не было видно. Всё то, чем занимались ее оставшиеся подданные, они делали без ее вмешательства. И не удивительно. Шаг за шагом, метр за метром — куда она шла, она не знала. Со временем, ее ноги подкашивались, а дыхание становилось глубже. В вечной тишине морских волн она почти слышала как урчал живот. Но богиням не нужно есть. Как и дышать, в принципе. Натяжение воды, словно кто-то пробирался через ковер на полу привлек её внимание. Неужели?! Упругий удар по поверхности воды, другой — и Фурина побежала. Её совсем мокрые волосы, одежда мерзким, тяжелым грузом просили, умоляли ее остановиться, поверхность воды, скользкая, твёрдая, как покрытый теплым воском мрамор. Возвышение под гладью воды было таким отчаянным, таким ярким — кто-то был там! И она может им помочь. Совсем близко, на расстоянии вытянутой руки, она поскользнулась, но вскоре оправилась. Нельзя упускать этот шанс! Услышать человека, поговорить с кем-нибудь, кроме своих любимых питомцев, сделанных из уже так приевшейся воды. В другой раз, она таки упала. И посмотрела в воду. Никогда раньше этот солёный пол не казался таким прозрачным, ярким, родным. И встретило ее знакомое лицо. Глаза, сверкающие аметистом, по центру которого красовался самый теплый обсидиан. — Н-нёви… Лицо, покрытое синей чешуёй вскинуло брови. Он узнал её. Белоснежные волосы развевались, свободные, распущенные, как морская пена. Но его глаза вскоре сжались. В жалости ли, в разочаровании ли — но вскоре его выражение лица приобрело вид безразличия. Он повернулся и уплыл вглубь. — Нет, нет! Подожди! — она била руками хрусталь воды, разбивая только свои кости, руки. Она чувствовала, как вода отвечает ей той же силой, не пуская ее к тому, кто мог бы ее понять. Кто всегда бы ее понял. — Не оставляй меня одну, пожалуйста! пожалуйста!.. Осколки воды, которые ранили ее кожу, разбивали маленькие ладошки в кровь. А затем стекали, не оставляя и следа. — Я правда старалась! Кровь…? Когда в последний раз она видела свою кровь? Неужели… Фурина смотрела на свои руки в ужасе. Перчатки не могли скрыть бордовых пятен в воде, на запястьях. Глаза начали гореть от слез. Кипятком они сползли с ее ресниц, оставляя следы от ожогов по ее лицу. От солёной воды моря её руки горели всё больше, а слезы обжигали их, обращая в ничто. Её слезы прожигали ее тело, а думать она могла только о том, что всех предала. Пророчество исполнилось до последней буквы. Умолчало оно лишь о том, что ее троном станет хрустальный пол из воды, а слезы, что солонее самого океана, позволят ей отказаться от божественности, что держала ее вдали от своих дорогих подданных. С последним вздохом, когда ее смертные лёгкие растворились в толще и глубине бессмертного моря, она дернулась в последней надежде выжить, растворенной в океане скорби. Проснулась она с жалким, тихим всхлипом. Рука, протянутая из-под пуховой подушки была целой. Другая вцепилась к левой части груди. Там, где когда-то было сердце. Оно билось быстро. Слишком быстро. Она постаралась замедлить дыхание, лишь бы оно успокоилось. За окном горели фонари. Один два, три. четыре. пять… В нескольких окнах горел желтый свет индамнитиума. Фурина улыбнулась: кто-то жил там. Со вздохом, она закрыла глаза и перевернулась на спину. Снова этот сон. Холодный, синий потолок встретил ее, а нежные узоры в виде волн, сейчас приносили лишь горький смех. Тканевые обои в изящный ромб, кофейный столик… все было на месте. Но почему-то богине сейчас было не по себе в самой приятной комнате. Фурина взглянула в окно. Никто вокруг не гуляет. Она подняла пальцы к груди. С каждым шагом, ее ночная сорочка шелестела по коленям. Она потянулась к ручке окна. Не в первый раз, да не в последний. Вот только… Она опустилась на носок, а затем отошла от окна. Неразумно будет вот так вылезать после того, что случилось. Она сложила руки у груди. Пару шагов к двери — пару шагов обратно к кровати. Сейчас она явно не заснет. В тишине, в этом до невозможного синем ночном цвете засыпать было страшно. Хоть она и знала, что сейчас Апокалипсис не настанет, что все будет хорошо в ближайшие пару дней. Возможно она могла бы улизнуть на кухню, выпить молока или сливок. Или угоститься сладостями для чайной вечеринки днём. Днём, по понятным причинам, аппетит ее не настигал. Но всё же… Она услышала шум за стеной. Фурина выпрямилась и повернулась в сторону звука. Будто что-то упало. Кто-то проник сюда? Неужели тот же человек, что нашел ее на той улице…? Ее нога подпрыгивала. Надо подать знак. Кому-нибудь. Кому-то, кто ещё не спит, потому что будить кого-то из-за страшного звука уже совсем не по-божественному. Но как? Больше за дверью звуков не было. Фурина сделала вдох, выдох — и вышла из комнаты, терзаемая жутким чувством преследования. В тёмном коридоре ярко сверкала полоса света. Одна дверь, вторая, третья — это была гостиная комната Месье Нёвиллетта. Быстрыми шажками она подкралась к открытой двери. Изнутри были слышны характерные царапки пера по бумаге. Брови вскинулись вверх: неужели он ещё работал? Он же говорил, что еще пару документов подписать и всё. А сейчас сидел. Строчил. Она показалась из проёма со словами: — Месье Нёвиллет! — разоблачающая поза с протянутым в его сторону пальцем несколько теряла желаемый эффект, когда вокруг ее ног крутилась длинная юбка сорочки. — Неужели вам отдых неведом? Отсутствие сна лишь понизит вашу продуктивность завтра, так что самое время вам отдохнуть! Она кричала шёпотом, сделав шаг внутрь кабинета. На что ее соратник в рубашке ответил на вздохе, обычным по громкости голосом: — Госпожа Фурина, я ценю, что вы беспокоитесь о моём здоровье. И я понимаю, что возможно слегка затянул, когда дело касается бумажной работы. Но, как вы знаете, сон для меня — необязательная роскошь. — Ну и что? Ваша работа вас не закопает, отдохни вы немного. Пожалуйста пересмотрите ваше решение прожигать керосин и воск, пока все вокруг спят. Нёвиллет сдвинул брови, пытаясь рассмотреть скрытое послание в ее словах. — Я вам помешал? Плечи Фурины опустились, как сдулся воздушный шарик. — Нет. Нет, совсем нет… я лишь беспокоюсь о вашем благополучии. — Я постараюсь закончить как можно скорее. А-ха! Вот он, шанс! — Тогда, в целях заботы о моем дражайшем друге, Архонт Фонтейна приняла решение остаться рядом, пока вы не закончите с работой! Спина сама собой выпрямилась, а плечи выгнулись назад в победной позе. Она была готова разразиться драматическим смехом!.. Не окружай ее комнаты, где все-таки спят люди. Рядом как раз оказался голубоватый диван с бархатными декоративными подушками. — Я не сойду с этого места до того момента, пока вы не сочтете должным идти спать, — она села, скрестив ноги. Он улыбнулся, и даже посмеялся тихонько. — Хорошо. Сидела она недолго. Подушки оказались на удивление мягкими. Даже уютными. В кабинете Верховного судьи было много занятных вещиц: фигурки морских животных придерживали книги на полках, а совсем рядом от бесконечной стопки бумаг на его столе стояли две бутылки воды, каждая со своим узором на этикетке. На одной — одуванчик, на другой — ветка островной вишни. Стаканы тоже были отдельные. — Возможно, гостья бы изволила принять угощение, пока ждет? Со временем, ее голова оказалась на подушке на ручке дивана. Упоминание угощения тут же подняло ее голову снова. — А есть? — Конечно, — он прошагал к шкафу и достал жестяную банку. Таким образом, чтобы она не увидела откуда. Фурина сощурилась. Но вытянулась за печеньем и поблагодарила от души. Песочное печенье ее несколько успокоило. Возможно, Нёвиллет заметил ее тревогу. А возможно, просто не ожидал такой этикетной задачки. Со временем, ритмичные царапки пера о бумагу, время от времени прерываемые шуршанием бумаги по воздуху вновь опустили ее голову на диван. А со временем и всё тело. Прямые руки свисали к полу. Не отвлекаясь, Нёвиллет проговорил: — Сразу скажу, одеяла у меня в кабинете нет. — Да я и не собиралась спать… — архонт подавила желание зевнуть. — Просто прилечь… Прозвенели часы. Их тиканье стало куда более заметным. — Можно тебе вопрос задать? — Постараюсь ответить. Фурина сглотнула. Ноги сами собой поджались. Фурина даже не знала, чего боялась, но глаза сами собой зажмурились. — Если… Пророчество сбудется, и Фонтейн пойдет ко дну… Ты будешь на меня зол? Фурина услышала, как его кресло сдвинулось, а затем — шаг, другой, третий. Затем — шелест ткани. И вскоре на неё опустилось полотно жесткой ткани. Она пахла солью, скорее всего днем он выбирался поплавать. И теперь, вместо того, чтобы спать, бумажки перебирает. Фурина подняла голову. Нёвиллетт присел на крайнюю подушку, у другой ручки дивана. — Нет, не уверен, что в этом будет смысл, — он положил руку на короткие волосы девушки. — В твоём случае, я не могу злиться на кого-то, кто не выбирал судьбу становления богом. Или проклятья. Если и злиться, то на богов, кто тебя сюда поставили. Конец пророчества к вам тоже менее, чем добр. В простой рубашке и жилетке его тело казалось куда более… человечным, что ли? Рубашка с манишкой была куда более свободной, чем жесткая мантия верховного судьи, которая сейчас прижимала тело богини к дивану. — Я не поэтому решилась на этот план… А просто потому что вернуть силу тебе будет наиболее справедливым ходом событий. Мне жаль, что это происходит так медленно, — Фурина проводила пальцем по мягкой подушке дивана. — Но ты знаешь, что по-другому никак, если мы не хотим визита небесного гвоздя, как в Мондштате или Ли Юэ. В таком случае проклятие настанет гораздо скорее. — Я, — дракон не знал как ответить. — Потому и говорю, что на вас я злиться не смогу. Это будет противоречить здравому смыслу. — Эмоции не всегда поддаются здравому смыслу… — Увы, вы правы. Но в этих моих словах вы можете быть уверены. Мне возможно будет… грустно, скорее всего я буду разочарован. Но не в вас, госпожа Фурина. А из-за ситуации в целом. Его рука была теплой. В другой руке он придерживал остальную стопку бумаги, просматривая каждую в последний раз за сегодня. — Снова тот сон? Она кивнула и прошептала, чуть громче тиканья часов: — Да… Только в этот раз он казался слишком долгим. Не хотелось тебя беспокоить из-за такой чепухи, но и заснуть не получилось. Рука на ее голове остановилась на мгновение. — М-м. Понимаю. Мне жаль, что они так участились. Фурина посмеялась без голоса: — Спасибо. Это то самое, сегодняшнее? — Он кивнул. — Иногда я не понимаю, почему так сложно сразу во всем сознаться. Суды бы короче были… И наказание бы быстрее прошло. — Люди часто пытаются убежать от сложных эмоций, вроде сожаления или вины, — он аккуратно поглаживал ее по голове фалангами пальцев. — Всегда они начинаются со страха, который угоняет их подальше от спасения. Это обычно объясняют инстинктом самосохранения. Фурина подложила локоть под подушку и легла поудобнее. — Это можно понять, думаю… — Понять можно. Но до правды докапываться необходимо, чтобы наказание дошло до нужного человека. А процесс этот порой небыстрый. — Мхм… Наконец, сама того не замечая, она заснула крепким сном. Нёвиллет аккуратно приподнял ее, чтобы падающая мантия не разбудила ее снова и перенес по коридору, прижав к груди. Его шаги эхом отдавались по стенам. Так тихо как он только мог, он положил ее обратно в кровать. Затем выправил одеяло и натянул его до ее плеч. Поднимаясь, он услышал тихое: — Я стараюсь, правда стараюсь… — сонным голосом сказала она. Нёвиллет, сидя на кровати, прочесал руками свои длинные волосы. — Я знаю, и надеюсь, что всё получится. Он прошел к двери. Ему было, о чём подумать. Но сейчас не хотелось. — Если не ради нас, то ради Вас.