Призрак караоке

Валерий Сергеевич посмеивался и утверждал, что Николай пить и правильно закусывать вообще не умеет. Катя же всегда говорила, что Коле пить категорически нельзя. В глубине души неумеющий пить Зорькин был категорически с ними обоими согласен. Но уж лучше сидеть на удобном диване в окружении чужих разложенных по спинкам кресел брюк и рубашек, машинально отыскивать взглядом заныканные носки в самых неожиданных местах и пить элитный коньяк, какого Коле прежде никогда не доводилось пробовать и вряд ли когда-нибудь еще удастся, чем беспомощно трепыхаться в подъезде будучи ухваченным за шиворот этой самой «компанией». Жданов тоже пил. Много пил. Не закусывая, не смакуя алкоголь, лишь нервно ерзал на сидении собственного кресла и молчал. Видимо, ждал, когда напьется Зорькин. Что ж, долго ждать ему не пришлось. — Итак, зачем вы меня сюда привезли? Я уже сказал, что не могу ответить на ваш вопрос. И — от себя — оставьте Катерину в покое! — Зорькин выпрямился на подушке дивана, угрожающе взмахнув при этом пустым бокалом из-под коньяка. — Поговорить, — с упрямством ослика отозвался Жданов, безразлично наблюдая, как на спинке дивана появляются пятна от коньяка. — Не знаю, что тебе… вам, простите, известно, но все совершенно не так, как думает Катя. — Про инструкцию знаю, — ощетинился Зорькин, — про то, как вам необходимо сохранить бизнес, знаю. И про то, как Катя стала владелицей Зималетто, я тоже в курсе. — Вы крайне осведомлены, Катя вам доверяет, — хмыкнул Андрей. — Но это только часть истории. — Я — не Пушкарева, на сказочки ваши не поведусь, — буркнул Зорькин. — И она теперь тоже вам не поверит. — Николай, а давайте… а давайте перейдем на «ты», — неожиданно предложил Жданов, щедро плеснув в стаканы коньяку. Зорькину, которому меньше всего хотелось пить, не осталось ничего другого, как кивнуть. — Великолепно. Итак, Николай, тебе придется послушать и меня. — Ммм… — неопределенно пожал плечами изрядно захмелевший гость. Видимо, выражая свое согласие выслушать хозяина. — Начну с того, что… а, ладно. Я — самоуверенный болван. Всегда таким был, — Андрей слабо ухмыльнулся, услышав Колино: «Вот совершенно не могу с этим спорить». — И что только женщины во мне находят, непонятно. — Бабло, — совершенно уверенный в своей правоте, буркнул Коля. Андрей кивнул, соглашаясь. — И смазливую рожу. — Да, с прискорбием признаю, ты прав. И так было со всеми, даже с Кирой. Кроме Кати. Я к такому не привык, знаешь ли. И… ну болван я… не рассмотрел вовремя, что происходит. — И что же происходит? — ехидно поинтересовался Зорькин. Алкоголь как-то располагал к задушевному разговору. Эх, Валерий Сергеевич за такое нарядов вне очереди вкатил бы до конца жизни. Пить с вражеской стороной да беседы за жизнь вести… нет, точно трибунал бы светил… — Я влюблялся в Катю, — глухо, не поднимая глаз, ответил Андрей. — По-настоящему… И, с пьяных глаз, показалось Николаю, что Жданов не врет. А еще подумалось, так ли он прав, защищая Катю по ее просьбе от нападок господина Жданова. Жалко ж хорошего мужика!..

***

Катя молча выслушала рассыпающегося в извинениях администратора и понимала, что если этот солирующий страдалец будет завывать в караоке еще одну ночь, то назавтра она кого-нибудь убьет. Хорошо бы этого страдальца - своих печалей хватает, а его послушать, так вообще покажется, что жизнь вот-вот кончится. И сделать ничего нельзя. Ни свободных номеров, ни кондиционер быстро починить. Страдайте, Катерина Валерьевна, страдайте заодно с неизвестным соотечественником, а то мало проблем в жизни. И даже фея-Юлиана ничем не могла помочь, хотя и искренне сочувствовала своей помощнице. Только и оставалось считать с облегчением дни до финала конкурса. И возвращение в Москву теперь казалось самой желанной вещью на планете. Пушкареву теперь ни капли не пугали ни возможные встречи с Андреем, ни звонки от хоть всего совета директоров, а возможный шум во дворе решался звонком папы в милицию. Но, самое главное, в их тихом уютном дворе никаких караоке-баров с безголосыми страдальцами! А, значит, Катя выспится вволю.