****
Я открыл тебе сердце - ты наполни его вдохновением... Я открыл тебе душу - нежность хлынула мягкой волной... Я открыл свои чувства и горячим моим дуновением Зажигаются звезды и цветы расцветают зимой!
© Эхо Духа (Дух Хайяма)
****
«Почему ты любишь меня?» Сказанные несколько минут назад слова, эхом отдающиеся в голове, наполнили рассудок темной, шумящей белым шумом волной. Растревоженная, бурлящая бухта налетала на занесенный снегом пляж, безвозвратно унося кромку сугробов и льда в свое черное царство. Резкая вода хлестнула по воздуху; брызги достигли стоящей поодаль спаниельки. «Почему...?» Будто она сама... не задавалась этим вопросом. Незнакомый, наполненный дождями город с таким же незнакомым, холодным названием. Расцарапанные стены, запотевшие окна, перепутанные улочки, напоминающие клубок мыслей, откуда, столько не пытайся, невозможно выбраться. Одинаковые дома сомкнули ряды бесконечного лабиринта. Скитания в поисках счастья обернулись бессмысленными перепутьями дорог. Стекающая с темных крыш вода, — вода холодная, черная, прорывающаяся сквозь преграды города и дрожащего, слабеющего с каждым днем тела. Она перестала понимать, зачем двигается вперед, зачем переставляет холодные лапы по грязному асфальту, зачем мучает беспокойный рассудок. Хотелось уснуть. Закрыть глаза на очередном перекрестке, довериться безжалостной судьбе и остановиться — хоть на миг — обдумать происходящее. Проехавшая мимо машина расплескала черные лужи, окатила стоящего перед дорогой щенка холодной водой. Времени думать не оставалось. Перебежав очередной опасный участок своего пути, Скай проскользнула в тесный переулочек. — Скажи, а вот зачем, — показавшаяся грязная мордашка знакомого, бродячего, как она, щенка настойчиво посмотрела на неё, — ты продолжаешь сюда приходить? Небрежно развалившийся в углах, раскиданный собаками мусор, поднимающийся запах гниющей грязи, перебить которого не мог даже дождь, бесконечная сырость, слякоть, смрад — это место пропиталось унынием и отчаянием. — Сама ведь говорила, — продолжал настаивать длиннолапый щенок, — «Ой, какой ужас! Как ты здесь только живешь?». Серовато-розовые, опустошенные, будто стеклянные, глаза обратились к товарищу по несчастью с нескрываемым недовольством. — Здесь спокойнее, чем в других частях города, — маленькая спаниелька свернулась калачиком около стены, положил голову на лапки. — И еще... сама не знаю. Я уже ничего не знаю... Неопрятная мордашка понимающе посмотрела на неё, втянула носом загрязненный воздух. — Хватит уже маяться ерундой. Просто живи и все! Все пытаешься понять, что такое счастье и смысл жизни? А что это такое? Промелькнувшие перед глазами несколько месяцев перенесли сознание на площадку перед базой. Привязанный к дереву разукрашенный в китайском стиле яркий воздушный змей плавно покачивался на теплом, почти знойном воздухе. Молодые листья трепетали на усиливающимся ветру, синеватые волны терзали отправляющийся в далекое плавание маленький кораблик. Смотрящий вперед пшеничный щенок опасливо наблюдал за пролетающими около пляжа чайками, прижимался к стволу дерева, стоило белой птице обратить на неё внимание и поднять голову. Маленькую спинку щекотали касающиеся её листочки, прутики-веточки, и спаниелька возвращалась на пункт своего наблюдения. Все казалось непривычным, даже неправильным для впервые оказавшегося здесь щенка. Горячо пылающее над головой солнце вместо растянутых туч; разлившееся по телу тепло, а не холод; запах соленых, бурлящих синевато-белых волн. — Ой... — маленький щенок отпрыгнул от приземлившегося в метре от неё вороненка. — Привет, серый комочек, — любопытно вздрогнувший носик вытянулся вперед. — А ты... такой милый. И совсем нестрашный... Она настороженно протянула вперед лапку и зажмурилась, когда птичка приземлилась на её голову. — Ай... слезай с меня! Спаниелька завертелась, помотала мордочкой, пробежалась вокруг дерева, но вороненок оставался сидеть, как ни в чем не бывало. Каркнул, вытянул крылышко и коснулся его черным клювом. Скай вздохнула и посмотрела на распахнувшиеся двери возвышающейся к небу башни. — О, ты подружилась с Бертой, — раздался веселый голос. — Гончи-и-ик! — маленький щенок подбежал к появившемуся овчару и недовольно покачал головой. — Куда ты ушел? Ты сказал, что будешь рядом! А эта ворона не хочет слезать! — она посмотрела вдаль. — Ты знаешь, там... там гигантское озеро и странные белые птицы! И огроменный мост! Ты видел, видел? Сверкающие розовые глазки снова обратились к овчару, и тот весело улыбнулась, посмотрев на эти светлые, добрые огоньки. — Гигантское озеро? Скай, ты никогда не слышала о море? Пшеничная голова отрицательно покачалась из стороны в сторону. Серый вороненок гаркнул и глянул вниз. — М-о-р-е.... море! Туда хотят поехать почти все люди на земле! — щенок восторженно улыбнулся. — Так это и есть море! Огромная лужица! И пахнет солью. Как... как большой суп! Спаниелька завертелась, неожиданно подпрыгнула и чем, сильно удивила стоящего перед ней Гончика, сделала воздушное сальто. Вороненок свалился на землю, недовольно каркнул и снова приземлился на её голову. — Ого! — пораженно воскликнул овчар. — Ты так умеешь! — Я ведь маленькая, это несложно! — она весело поморщила носик. — Одна собака с ошейником меня научила. Она выступала в цирке, а я жила около него, приходила на каждое представление. Помогала с уборкой, а взамен меня учили разным фокусам и трюкам! Только... потом они уехали, а хозяин цирка не позволил взять меня с ними, — спаниелька быстро качнула мордочкой. — Это неинтересно, ты лучше расскажи о тех больших белых птицах! Как они называются? А то красивое здание с колокольней! А гигантский стаканчик рядом настоящий? А... а кто та девушка, на которую так странно смотрел твой хозяин? А как называется этот город? А почему здесь нет дождя? — и еще несколько удивленных и одновременно восторженных «А». Рассмеявшийся Гончик весело покачал головой и сделал несколько шагов вперед. — Не хочешь посмотреть на все поближе? — А те птицы неопасные...? — встревоженно спросила маленькая Скай. — Нет, я не боюсь... просто... — Чайки? — Гончик задумчиво нахмурился. — Они, конечно, громкие и очень надоедливые... с тобой же Берта, не волнуйся! Чайки боятся нашего серого вороненка. — Правда? Она подняла глаза на гордо каркнувшую птицу, тепло улыбнулась. — Тогда побежали! — воскликнула спаниелька. — Побежали... о да, точно! Как ты сам говорил! Побежали спасать мир! Раздавшееся настойчивое каркание вернуло спасательницу из воспоминаний в действительность. Она с образовавшимися на глазах слезами посмотрела на вниз, на прыгнувшую серую птицу. Острый клюв ухватился за лоскут шарфа, потянул в сторону. Скай неосознанно последовала за пернатой подругой, и всего через секунду место, где она стояла, накрыло высокой волной. Разлетевшиеся режущие брызги достигли мордочки. Она зажмурилась, повернулась, прячась от темной воды. Ветер переменился; сделалось очень холодно и жарко одновременно. Открыв глаза, Скай благодарно посмотрела на ворону, уже успевшую забраться на её голову. — Привет, Берта... Спаниелька смахнула слезы поднявшейся лапкой, и, всхлипнув, попыталась улыбнуться. — Разве тебе не нужно спать? Видишь, как уже поздно, даже звезды на небе горят... — летчица остановилась, с удивлением заметив абсолютно пустые, темные вершины. Налетевшие ветер принес северные тучи, больше не видно блестящих звезд. — Да... ничего нет... Каркнувшая ворона опустила голову, встретившись своими умными, черными глазами с глазами щенка. — А помнишь... — она всхлипнула... — как мы впервые встретились с тобой? Ты все никак не хотела улетать и провела с нами весь день, пока не появилась мэр Гудвей. И как каркнула на чаек, попытавшихся украсть мой бутерброд. Хаха... это было так... забавно... — Они такие страшные! — крикнула спрятавшаяся под столиком маленькая спаниелька. — Они хотели съесть меня! — Чайки не едят собак, а вот бутерброды — да, — пытался успокоить её овчар (вдали раздавались яростные каркания и разноголосый гомон, ему пришлось остановиться и продолжить спустя некоторое время, когда Скай уже осторожно выглянула из своего укрытия). — Ну, давай, маленький орнитофоб, вылезай! — И ничего я не орнитофоб! — заявила пшеничная собачка, высунув голову. — Берту я не боюсь! Она меня защищает! Появившаяся спаниелька обидчиво нахмурилась, потянула к себе оставленный на столе бутерброд и откусила кусочек. — А как ты... оказалась в том городе? — осторожно спросил овчар, хотя для настороженной спаниельки его слова прозвучали резко, точно взорвавшаяся над ухом бомба. Отодвинутый бутерброд оказался на тарелке, пшеничная мордочка грустно опустилась. — Если хочешь, можешь не... — Так и знала, что спросишь! — перебила его помрачневшая Скай. — Вот иногда скажешь что-то такое! Никакой тактичности... «Почему ты любишь меня?» — голосом из будущего раздались слова, но маленькая спаниелька, конечно, не могла их услышать. — ...на самом деле, кажется, я всегда жила в том городе. Вот как себя помню: дожди, серые здания, парки... но я точно знаю! Раньше я жила в теплом доме, но... что-то случилось — не помню— и я... оказалась на улице... — Извини, мне не стоило об этом говорить. Вернувшаяся серая ворона остановилась на спинке находящегося у соседнего столика стульчика и победно известила о своем присутствие. Скай посмотрела на неё, но никак не отреагировала. — Улица, улица, улица... когда тебе некуда идти, это место становится домом, — продолжила она. — Есть такое странное чувство... когда не понимаешь, ради чего продолжаешь жить. Оно преследовало меня повсюду. Домашние собаки говорили о "счастье" и "смысле жизнь", о "тепле". Мне всегда хотелось узнать, что же это такое... Ощутить нечто похожее. Но когда не знаешь, удастся ли завтра отыскать корку хлеба, крышу или просто укрытие от дождя — времени и возможности никакой не остается. Так хотелось крикнуть: «Зачем я живу?», отыскать ответ на этот вопрос. Тогда... когда я уже сдалась, внезапно появился ты. И что-то будто изменилось! Эти твои слова... «Давай вместе спасать мир!» помогли мне отыскать ответ. — И какой же он? — проникшийся историей маленькой спаниельки Гончик сочувственно улыбнулся. Призадумавшаяся собачка нахмурилась, неловко отвела взгляд и наконец негромко произнесла: — А я могу... жить ради тебя? «Почему ты любишь меня?» Она сама так часто задавалась этим вопросом, что вскоре глазам открылась вполне очевидная истина. Фундаментом, самой первой причиной её чувств был тот самый обыкновенный день — день её первого появления в Бухте Приключений. А именно... Всякий раз, стоило мне начать разговор о своем прошлом, о чувствах, о терзающих мыслях, меня почти всегда жестоко перебивали. Стоит признать, у каждой бродячей собаки того города была своя особенная история. Свои переживания, трудности. Сил послушать другого просто не оставалось. Потому неудивительно, что меня поразила твое терпение, умение выслушать меня и... не осудить. А еще тот ответ... — Жить ради меня? — растерянно произнес щенок. — Это звучит странно... Я не уверен... но, если для тебя это так важно, я не против. Но постарайся отыскать и другую причину, хорошо? «Нельзя жить в рамках только чего-то одного», — улыбнулся он. Причины. Значит, тебе нужно знать причины? Продавливающийся под знакомыми шагами снег, раздавшийся из-за спины, заставил резко обернуться. Встретившиеся взгляды просто источали переполненными чувствами. Бледновато-розовые и темновато-карие. Слабая, болезненная улыбка пробежала к глубине первых, виноватое выражение появилось во вторых. Застывшие следы слез, помрачневший, но решительный взгляд — спаниелька шагнула вперед и, перекрикивая ветер, громко сказала: — Твои слова, как были раньше, так и остались ужасно бестактными! Но если ты так хочешь... я назову тебе по-крайней мере сто самых важных причин! Срывающиеся слова оказались ближе. Спаниелька остановилась всего в нескольких метрах от него и, не позволяя Гончику что-либо сказать, продолжила: — На самом деле... — ударяющие порывы ветра пытались сорвать лоскут буянящего шарфа, — я почти каждый день сама задавалась этим вопросом. Просыпалась, смотрела на рассвет или затянутое небо, и в голове появлялось это престранное "почему?". Помнишь, в один из таких дней... когда я собиралась встретить Эйс, а поднимался буран, ты остановил меня и одел шарф. Сказал, что я могу замерзнуть. Первая причина: ты всегда заботишься, чтобы я одевалась теплее — Скай... — Причина номер два... — запнувшись, продолжила спаниелька. — В трудные минуты я вспоминаю твои слова. Непогода оказалась сильнее меня; продолжать бороться с ветром не оставалось никаких сил... но я все равно добралась до фермы Юми. Потому что вспомнилось, как ты беспокоился обо мне. Я не могла сдаться! Только не когда в голове звучат твои слова, — бурлящие черные волны окатили берег с новой силой. — А третье... думаю, это то, что ты тревожишься обо мне, когда я болею. Вроде ничего особенного: убрал разбросанные листья, протянул шарф... и остался рядом, когда мне это было так необходимо! Казалось, он потерял способность двигаться. Лапы онемели под тяжестью ветра, достигающих ледяных брызг, от выкрикиваемых ею слов. Сердце больно застучало в груди, захотелось вырвать его... Гончик попытался остановить её. Но, как и в те недалекие дни, не смог. — Скай! — Создать осенний спектакль о человеческой доброте и синей собаке... это казалось такой глупостью! — она опустила мордочку. — Мне приснилось непонятно что, однако ты не посчитал это плохой идеей! Для меня так важно, что ты поддерживаешь даже самую глупую мою идею. А потом... организация спектакля наводила много сомнений. Я до последнего переживала, не могла сосредоточиться, но рядом с тобой всегда спокойно... оказавшись на сцене, я была готова к ней. Ты... на самом деле кажешься добрым и спокойным, но, когда нужно, умеешь проявить настойчивость, сказать правду и поддержать меня. Разве этого недостаточно, чтобы полюбить тебя? До нашей встречи... я все пыталась понять «зачем я живу?», и тогда просто твое существование стало придавать моей жизни смысл, — она остановилась, оглядела черную, как смоль, бухту, слабо улыбнулась. — Помнишь мое первое появление в этом городе? Я была заносчивым щенком, считающим, что море — гигантский суп, а чайки опасны. Тогда... ты позволил мне жить ради тебя. И пусть со временем я нашла больше причин и смысла... — она подняла взгляд на небо, — та самая первая причина осталась со мной. — Я сказал глупость, — наконец крикнул Гончик, и голос его разрезал черноту надвигающихся туч. — Я виноват... Просто... это оказалась так неожиданно. Я имел в виду совсем другое! Немного успокоившаяся бухта наполнила песочный берег бурлящей волной. Прорезавшиеся сквозь завесу звезды бледно, едва заметно появились вдали. На мордочке образовалась растерянная, немного удивленная улыбка. — Причина номер восемь, — уже спокойней продолжила настаивать на своем Скай. — смотря на тебя, я не могу не улыбнуться... даже теперь. Или что может быть лучше наших совместных приключений? Все это мелочи, но из таких мелочей и состоят чувства... Почему я люблю тебя? Нет, почему мне так хочется тебя любить? Так страшно... бывает, думала навсегда потерять тебя. Вертелись мысли: «Если узнаешь, вдруг мои чувства оттолкнут, вызовут отвращение? Кто я для тебя? Подруга, маленькая сестренка или...?» Я боялась тебя полюбить. Это казалось... неправильным? Нет, скорее пугающим, неизвестным, — спаниелька посмотрела на птицу, спустившуюся с её головы и устремившуюся к мэрии. — Все неизвестное притягивает... — Любишь, потому что боишься полюбить? — удивленно отозвался Гончик. — Да, именно так, — грустно протянула спасательница, — страшно полюбить, страшно потерять. Только представиться, как... снова остаюсь совсем одна, среди пустынных улиц, под грохотом сильного дождя... становится очень жутко и тоскливо. Потому так невероятно страшно тебя потерять. — Скай... Пшеничная летчица приподняла голову, заглянула ему в глаза. Сердце забилось громче, дожидаясь услышать неизвестное, пугающее, заставляющее чувствовать себя маленькой песчинкой перед надвигающейся волной. Летчица шагнула вперед, медленно подошла к нему и остановилась всего в полуметре. Насторожившиеся ушки приготовились столкнуться с ответом. — Ты могла не называть все эти причины... я растерялся и не знал, что сказать... на самом деле, мне хотелось... Мирно покачивающиеся темные волны наполнились упавшими на них крошечными, заметными лишь в выглядываемом из-за туч свете луны снежинками. Спаниелька затаила дыхание. — Иногда бывает невозможно сложно сказать всего три слова, да? — прошептала она, прикрыв глаза. — Что? — Да так... просто это двенадцатая причина. Сверкнувшие звезды открылись на бездонном, всеобъемлющем небе, и расступившиеся тучи унесло куда-то очень далеко к горам. — Три слова... нет, скорее пять. — Пять? — повторила Скай. Что это за слова...? Образовавшиеся в голове предположения заставили горько опустить мордочку. «Прости, что не отвечу взаимностью». «Ты для меня просто друг». «Мы спасатели — какая тут любовь?» «Скай, давай останемся просто друзьями?» «Я не понимаю твоих чувств». — Ничего страшного, если ты... — начала было она, сжав уголки губ... — Я тоже люблю тебя, Скай! Вздрогнувшее стекло розовых глаз покрылось горячими трещинами. Внезапно нахлынувшие, неудержимые капельки слез пробежали по щекам. Спаниелька удивленно, недоверчиво покачала головой, не веря, боясь поверить в сказанное. Разлившийся лунный свет остановился на её шерстке серебряным блеском; низко опушенная мордочка замерла; глаза обратились к овчару, полные тревоги и... — что это за чувство? — ответной любви. Сердце отбило канонаду медленных, потом ускорившихся ударов, снова коротких и опять разгоряченных. — Я с самого начала хотел сказать именно это! И могу повторить хоть сотню раз! Да, я люблю тебя, Скай! Прости, что заставил почувствовать тебя ужасно своими прошлыми словами. — Нет... — отрешенно произнесла спаниелька, подняв голову, — нет, все в порядке. — Тогда... почему ты плачешь? Срывающиеся с щек слезы медленно капали на окропленный брызгами снег, собравшийся комьями на раскинувшемся песку. Она неловко протерла их лапкой, улыбнулась. — Это от счастья... Уставшая пшеничная голова оперлась о его крепкое плечо, немного грустно, немного глупо и счастливо рассмеялась. — Наверно, со стороны мы выглядим сейчас так нелепо... — прислушавшись к ритму овчарского сердца, тихо сказала спаниелька. — Скорее всего, — медленно кивнул он. Мирно покачивающиеся волны, переливающиеся серебром, заботливо и безмятежно баюкали тихо засыпающую душу; их шумящие перекаты сделались колыбельной для стоящий на снежном берегу беспокойных, осознавших, что любят друг друга, существ. Больше не требовалось слов или признаний. Они отлично понимали, что чувствовал каждый из них. Не нужно ничего доказывать. Да и разве... возможно доказать сам факт наличия любви? Сколько причин не назови, сколько голову не перерой, это чувство не изменить, не заставить пустое сердце насильно полюбить и стучаться чаще только при виде этого щенка. На щеках не появится румянец, не вспыхнут глаза, и по мурашкам не пробегут другие мурашки. А, полюбив, сложно представить, как сможешь обойтись без этой теплоты в груди, без радости, когда встречаешься с дорогим щенком. Может, именно поэтому любовь такое странное, волшебное, неповторимое чувство? Оно рождается незаметно, но его появление переворачивает всю жизнь. Спаниелька приподняла голову, заглянула в глаза овчара. — Расскажешь потом еще одну историю? — негромко произнесла она. — А я придумаю сценарий на её основе, и мы покажем всей Бухте Приключений, насколько велика её культура. Давай поставим еще несколько спектаклей. — У меня есть отличная сказка об одной спаниельке, — улыбнулся Гончик. — Она способна подняться к звездам, а её имя созвучно с именем Неба. Смотря на неё, людям и собакам становилось спокойно, и они начинали верить в чудеса. — В какие, например? — летчица хихикнула, похоже, не поняв, что эта "сказка" посвящена ей. — В самые невероятные чудеса. Как маленький, брошенный щенок смог превратиться в настоящую принцессу. — Правда? — розовые глазки засияли в лунном свете. — Мы одной породы, но, чувствую, мне далеко до этой спаниельки. Шуршащий под медленно переступающими щенячьими лапами снег превратился в чудесно-волшебную мелодию, сродни с отголосками сотни клавиш небесного пианино. Глубокая ночь наполнилась песней, правда, незаметной простому прохожему — она звучала из громко бьющихся сердец. Ворох падающих с деревьев снежинок закружил в морозном воздухе; несколько упало на спину, но под тяжестью тепла они очень быстро растаяли. — Только пообещай! — вдруг сказала Скай. — Что расскажешь эту историю со спаниелькой до конца. Ведь я знаю, ты всегда сдерживаешь свое обещание. — Ох... звучит, как очередная причина. Сколько же их у тебя? — Бесчисленное количество! — рассмеялась она. — Но я назову всего сотню. Сам ведь говорил, «Нельзя жить в рамках только чего-то одного». Вот я и не буду держаться только за что-то одно! Это... целая сотня! И да... спасибо, что умеешь выслушать меня. И тогда, и даже сейчас... Замеревший треск надломившейся ветки остался незамеченным в окружающей мелодии. Тихо приближаясь к огромному мосту, два щенка показались самыми счастливыми существами на свете.|Более двухсот лет назад|
Распахнувшиеся вокруг маленьких цветоложек, лазуристые крылышки-воронкообразные лепестки склонились под лучами кровавой зари. Крошечные капельки росы бусинками образовались на вытянутых листочках и длинных стебельках, мирно лежащих в плетенной корзиночке. Украшенные скромными ворсинками синеватые диадемы потянулись к проснувшемуся свету, маленькие листки шевельнулись на цветочном ветру. Обхваченная мягкими пальчиками, соломенная ручка корзинки покачнулась. Собранные перед рассветом васильки вздрогнули. Зашелестевший полог бирюзового, самого обычного платья, какое носила каждая вторая приличная горожанка, приподнялся в мягком реверансе, по изяществу не уступающим приветствию матери-королевы. Коричневато-рыжие волосы, заплетенные в французскую косу, упали на открытые плечи. Чуть бледноватое лицо улыбнулось, смотря на появившегося в тумане человека. Закинутый на голову капюшон, старая одежда, скрывающая тело, сверкнувший на рассветном свете кинжал. Принцесса не вздрогнула, осталась спокойна и, обхватив обеими ручками корзинку, выставила перед собой маленький букет васильков. Олицетворение любви и скорби, верности и нежности — синие цветы означали её последнюю надежду, последний возможный путь. Диана посмотрела в лицо своей смерти, скрываемом под капюшоном. Она сделала медленный шаг к своему убийце, протянула вперед корзинку. — Я пришла, как вы изволили, господин, — девушка окинула взглядом цветочную полянку, окрасившуюся красной зарей. — Правда ведь красивый рассвет, господин-убийца? Поправляя локон коричневых волос, соскочивших с аккуратной челки, принцесса сделалась серьезнее. Бледные веснушки запылали на розоватом лице, изумрудные глаза прищурились. — Английский народ соизволил поразить всех прямых наследников? — девушка мягко шагнула вперед. — Ваш ультиматум, признаю, поразил мое сердце до глубины души. Я пришла к смерти не по воле своей. Пожалуйста, сдержите обещание: не трогайте Бухту Приключений и... Вздрогнувшие ручки сжались в кулачки. Выроненная корзинка быстро устремилась к земле; опрокинувшиеся васильки наполнили землю печальным, высыхающим ароматом. Прижимаясь к сердцу, пальцы болезненно вцепились в грудь. — Пожалуйста... умоляю...! Позвольте обождать еще несколько месяцев. Позвольте... неродившемуся ребенку увидеть свет, вырасти обычным пролетариатом, мещанином. Он никогда не узнает своей крови, не потребует трона. Не забирайте невинную жизнь... она вам ничего не принесет... прожила семнадцати лет, мне достаточно, но... ребенок не видел даже света. Прошу... это последнее, что осталось от... Застывшие сгустки крови, бурлящие красные реки затопили синий цветочный луг, последний отлог её души и надежды... надежды, не оправдавшей себя.****