Снегопад

Альдхельм поднял глаза к небу. От края до края сплошь серое, тяжелое, набухшее, оно готовилось разрешиться от бремени снегопадом. На мир словно накинули меховое покрывало, заглушающее всякий звук, а потому тишина, установившаяся вокруг, казалась вязкой как смола. Обоз неторопливой гусеницей полз вперед, растянувшись на добрую четверть мили. Альдхельм, возглавлявший отряд конной стражи, ехал вдоль дороги, следя за порядком, но то и дело взгляд его обращался к стройному силуэту на белой кобыле во главе процессии. Губы обожгло ледяным прикосновением. Альдхельм провел по ним пальцем, стирая растаявшую снежинку, и тут же на ладонь ему упала вторая, а за ней — третья, четвертая… Он пришпорил коня. — Еще не поздно повернуть назад, — отрывисто бросил Альдхельм, сравнявшись с Этельфледой. — Снегопад только набирает силу. Этельфледа обратила к нему бледное лицо, украшенное нежным зимним румянцем. — Я обещала Эдварду, что на Сочельник мы уже будем в Винтанкестере. Господь милостив, он столько раз спасал нас, неужели ему не под силу усмирить непогоду? — Мы рискуем не успеть, леди. Вьюга может нас задержать, и лучше бы… — Не страшно, — прервала его, улыбаясь, Этельфледа. — Опоздать лучше, чем сдаться в начале пути и не приехать вовсе. В ее голубых глазах призраком мелькнула тень покойного короля Альфреда. Альдхельм покорно кивнул. — И ваш отец не отступил бы перед такой мелочью, как стихийное бедствие. Будем надеяться, что буран быстро уляжется. — Альдхельм повернул коня и отправился обратно к стражникам. Снегопад стремительно густел. Снежинки, плавно танцующие в воздухе, в одночасье обернулись плотной белой пеленой, будто кто-то одним движением острого клинка вспорол раздутое серое брюхо повисшей над землей тучи. Альдхельму на короткий миг показалось, будто на них обрушилось само небо. Горизонт исчез, дорогу и поля вокруг заволокло белизной. Снег был везде: оседал хлопьями на ресницах, забивался в складки одежды, стекал холодными струйками за ворот. Движение пришлось остановить. Кто мог, попрятались в повозках, кому не хватило места, уселись под ними с подветренной стороны, прикрывшись плащами. Лошади недовольно фыркали и глухо били копытами о мерзлую землю, укрытую снежным ковром. Альдхельм с трудом — за белой пургой дальше пары футов уже было ничего не видать — добрался до крытой телеги в голове обоза. Этельфледу он обнаружил внутри: завернувшись плотнее в свой плащ и прикрыв веки, она что-то неслышно шептала. Смутившись, Альдхельм отступил назад, но тут Этельфледа встрепенулась и, распахнув глаза, поманила его коротким жестом. — Идите сюда, не стойте под снегом. Не так уж часто они оказывались в такой тесноте… вдвоем. Колени Альдхельма касались колен Этельфледы, а лицо ее, освещенное проникающим сквозь навес серебристым светом, казалось таким близким, что можно было просто наклониться и… Альдхельм отстранился, провел ладонью по волосам, стряхивая разом снег и наваждение. Лучше бы ему остаться снаружи, среди растущих белых сугробов и колючих морозных ветров. — Я помолилась, чтобы ненастье скорее улеглось, — прошептала Этельфледа, выглядывая в щель. — Чтобы мы не замерзли здесь насмерть. Вы были правы, Альдхельм, разумнее было повернуть назад… — Нет, леди, мы бы не успели, я теперь это понял. — Я хотела сказать, что, несмотря на всю разумность вашего совета, я бы все равно отказалась, — она бросила на Альдхельма короткий и, как ему показалось, лукавый взгляд. — Мы с Эдвардом во многом похожи, если уж беремся за какое-то дело, пусть малое, то стараемся довести его до конца во что бы то ни стало. — Простите, но, по моему скромному мнению, вы все же мудрее своего брата, леди, — осторожно заметил Альдхельм. — А проявляя упрямство, вы показываете силу своей веры. Господь благоволит тем, кто идет ему навстречу, невзирая на опасности. Вьюга успокоится, и мы продолжим путь. Этельфледа не ответила — она снова шептала молитвы. Ее обычно яркие губы побледнели от холода, время от времени она подносила ко рту продрогшие пальцы и дышала на них клубами пара. Изредка порывы ветра приподнимали парусиновую завесу, отделяющую их от внешнего мира, и тогда на заплетенных в толстую косу волосах оседали снежинки. Альдхельм бездумно наблюдал, как они медленно тают, превращаясь в сверкающие капли воды. — Лорд Альдхельм… — ее голос вывел его из оцепенения. Встретившись с Этельфледой взглядами, Альдхельм прочел в ее глазах немую мольбу — и почувствовал, как снова, уже в который раз за последнее время, падает в пропасть. Этельфледа смотрела на него безмолвно, кусая обескровленные губы, сгибала и разгибала побелевшие пальцы, и на ресницах ее блестел иней. Перед внутренним взором Альдхельма вереницей пронеслись их бесконечные вечера в тамуортском замке — и он был бы рад снова принести ей теплое покрывало и кубок с горячим вином, но взять их было негде. «Скажи это, скажи это, я хочу услышать». Но Этельфледа молчала, выкручивая себе пальцы. Альдхельм помедлил немного и пересел на ее сторону. Осторожно, боясь сделать неосторожное движение, придвинулся к ней со спины и, бережно обняв, заключил ее руки в свои, отогревая. Этельфледа не одернула его, не стала вырываться, не оттолкнула — значит, он верно прочел в ее лице невысказанное? Она снова хотела, чтобы Альдхельм, ее верный Альдхельм, согрел ее — на этот раз всем телом, прижимая к груди, к самому сердцу. И он покорно выполнял ее волю, с трепетом наблюдая, как пробуждается в глубине его души желание не только принадлежать, но и владеть. Дыхание Этельфледы выровнялось и стало тихим-тихим — отогревшись в объятиях Альдхельма, она забылась сном. Альдхельму подумалось, что, может, и сам он спит, занесенный снегом, и видит предсмертные видения, воплощающие в себе все, о чем он даже не смел мечтать. Буря понемногу спадала — она выдалась краткой. Молитвы Этельфледы были услышаны, совсем скоро можно будет заняться расчисткой снега, устлавшего дорогу, и двинуться дальше. Но как же не хотелось ее будить…