А что же было со Скарлетт?

Ретт предусмотрел каждую мелочь, которую только мог предусмотреть. Он заказал хороший столик в ресторане отеля «Кимбл-Хаус», но не тот, который считался лучшим, потому что Ретт не хотел находиться на открытом пространстве, где все могли бы их видеть. Ретт хотел уединения, чего-то, что создавало бы у них иллюзию, будто они наедине, насколько это возможно в общественном месте. Он хотел поговорить со Скарлетт так, чтобы в зале его не слышал кто ни попадя. Он устроил ужин, основываясь на том, что помнил о ее предпочтениях; в Новом Орлеане ей нравилась острая каджунская еда. Хотя он сомневался, что в Атланте найдутся хорошие каджунские повара, ему, по крайней мере, удалось организовать гамбо и джамбалайю. Он заказал цветы и новые шоколадные конфеты «Кэдбери», которые, как он думал, ей понравятся. Он даже купил прекрасный браслет с бриллиантами и изумрудами и такими же сережками. Не то чтобы он думал, что Скарлетт можно подкупить, но она всегда обожала и подарки, и блестящие безделушки, и он был готов потакать любым ее прихотям, лишь бы это подарило ей хорошее настроение… настроение слушать. В начале трапезы он собирался предложить ей охлажденное шампанское, а в конце — маленький стаканчик бренди, который, как он помнил, когда-то был ее любимым алкогольным напитком. Ретт понятия не имел, сколько выпивала Скарлетт, хотя знал, что когда-то она пила больше, чем следовало бы. Однако он сомневался, что после развода она продолжала пить; Уэйд и Элла были слишком уравновешены для детей из семьи, где регулярно злоупотребляли алкоголем, и близняшки, конечно, не выказывали никаких признаков напряженности, возникающей из-за жизни с человеком, который постоянно пьян или страдает от похмелья. Поэтому он подозревал, что она перестала позволять себе больше, чем случайный глоток на светских мероприятиях. Он с грустью задавался вопросом, не было ли пьянство Скарлетт признаком несчастья и смогла ли она легко остановиться, когда снова стала счастлива. Если это так, то это означало, что она никогда, ни в какой период их брака, не была счастлива и не чувствовала себя комфортно. Она начала пить, когда вышла замуж за Фрэнка, и продолжала пить все эти годы, пока он не оставил ее в их особняке на Персиковой улице. Мысль о том, что она никогда не была счастлива с ним даже в течение одной недели или месяца, и ничего из того, что он ей предлагал, не делало ее расслабленной и довольной, подчеркивала неудачу их брака, как ничто другое. На мгновение Ретт задумался, правильно ли он поступает — для ее же блага. Не будет ли лучше, если он просто оставит ее в покое? Впервые всерьез обдумав эту идею, он заставил себя забыть о своем желании завладеть Скарлетт и попытался понять, что было бы лучше для нее. Конечно, она находила удовлетворение в своей жизни, и он поклялся себе, что не отнимет у нее этого. Если он поймет, что не может сделать ее счастливой, он заставит себя отпустить ее, чтобы она могла сохранить ту безмятежную жизнь, которая была у нее сейчас. Он сделает это.               Молодожены покинули Атланту и поехали в Саванну, где они должны были сесть на пароход, чтобы провести медовый месяц в Париже, прежде чем отправиться в свой будущий дом в Англии. Ретт был рад видеть, что Элла сияет, а у ее мужа спокойное, приятное выражение лица, а не напряженный, сердитый взгляд человека, чья брачная ночь закончилась катастрофическим провалом. Ретт радовался за них, и еще больше он обрадовался, когда увидел, что Скарлетт и близнецы пришли их провожать. Стоя в стороне, он наблюдал за ней, как она целовала сначала свою дочь, потом зятя, и стояла на платформе, размахивая рукой вслед тронувшемуся поезду. — Вы не можете оторвать от нее своих распутных глаз, не так ли? Ретту даже не нужно было поворачивать голову, чтобы понять, кто говорит таким ядовитым тоном. — Я никогда этого не мог, — ответил он. — С того самого барбекю в «Двенадцати дубах». — Он повернул голову и лениво улыбнулся Эшли. — Кстати говоря, мистер Уилкс, как сейчас обстоят дела с вашей семейной плантацией? Я полагаю, что за прошедшие после войны годы вы преобразовали ее во что-то, что ваш сын когда-нибудь с гордостью унаследует? Эшли бросил на него разъяренный взгляд и зашагал прочь, не ответив. «Кто бы мог подумать, что от него так легко отделаться? — подумал Ретт. — Я должен был попробовать задать ему колючий вопрос много лет назад». Однако его охватило смятение, когда Эшли подошел к Скарлетт. «Как будто ему тут место», — подумал Ретт. Он было повел ее куда-то за собой — учитывая силу характера, которую только что продемонстрировал Уилкс, ему это не составило бы труда, — но затем остановился. Нет. Это была старая история, полная ревности и тайн, и он больше не собирался играть в эти игры. У них со Скарлетт было назначено свидание, и он был уверен, что она осведомлена о его присутствии. Если она все-таки решит пойти с Эшли, это красноречиво скажет ему обо всем, что он хотел знать, не так ли? Поэтому он прислонился к столбу, выкурил свою черуту и стал ждать, пока Эшли заговорит с ней. Поначалу разговор казался дружеским, если не сказать оживленным. Только когда Эшли взял ее за руку и попытался увести, она начала сопротивляться. Он настаивал, ее рука все еще была в его руке, и она решительно отстранилась от него, сказав что-то, что заставило его лицо вспыхнуть гневом. Удовлетворившись тем, что она не намерена оставлять его ради тупоголового мистера Уилкса, Ретт отбросил сигару и направился к ним. Эшли ретировался как раз перед тем, как он подошел; было совершенно очевидно, что он хочет избежать встречи с Реттом. — Что вы ему сказали, вы, ужасный негодяй? — спросила Скарлетт, и веселые нотки в ее голосе говорили ему именно то, что он хотел услышать о ее чувствах к Эшли — или об их отсутствии. — Что ж, ничего из ряда вон, — невинно ответил Ретт. — Я просто поинтересовался, в каком состоянии находится его родовое поместье. Мог ли я предположить, что он не восстановил его со времен войны? Какое поистине шокирующее открытие! — Ретт, вы такой дурной человек, — со смехом упрекнула она его. — Всегда был таким, — ответил он, подставляя ей локоть. Прежде чем просунуть в него руку, она повернулась к своим дочерям, которые держались за руки с Уэйдом. — А теперь ведите себя хорошо со своим братом, — сказала она им, наклоняясь, чтобы обнять каждую. — А с Присси — в поезде. Мама присоединится к вам в Таре утром. Кэти торжественно кивнула. — Да, мама, — ответила она. Лэни, однако, наклонила голову набок, как бы раздумывая. — Почему ты не можешь прийти сегодня вечером, мама? — Потому что она собирается поужинать со мной, — сказал Ретт, шагнув вперед. — Вы не возражаете? Лэни посмотрела на него своими острыми черными глазками. — Нет, я думаю, все в порядке, — сказала она. — А как насчет тебя, Кэти? Кэти улыбнулась ему. — Йо-хо-хо и бутылка рома, — ответила она. Уэйд увел девочек, а Скарлетт повернулась к Ретту. — Вы всегда умели ладить с детьми, — отметила она. — Вероятно, потому, что вы не лжете и не покровительствуете им; так поступают многие взрослые. Они обращаются с детьми так, как будто все они должны быть каким-то ужасным образом похожи друг на друга. Он улыбнулся и слегка похлопал ее по руке там, где она держалась за его локоть. — Знаю. Я тоже чувствовал это большую часть своего детства. От меня ожидалось соответствие правилам, и это выглядело так, как будто все остальные были частью стада, группы, а я был единственным, кто видел ужасную правду. — Мне потребовалось много лет, чтобы поверить, что это так, — сказала она, кивнув, когда они проходили мимо группы одетых в черное женщин на тротуаре. Теперь они были на Декейтер-стрит, направляясь на восток в сторону Уолл-стрит. До войны это был жилой район; изящные дома и высокие деревья выстроились по обеим сторонам широкой грунтовой дороги. Однако, когда его восстановили после войны, дома уступили место складам, а деревья, конечно, не пережили пожара. На лице Скарлетт мелькнула улыбка. Несколько минут они шли молча, но Ретт продемонстрировал, насколько он заинтересован в ее настроении, незамедлительно спросив: — Что тут смешного? — Мне просто интересно, как долго еще здесь будут стоять эти здания, — сказала она, и ее голос был полон сдерживаемого веселья. Это заняло у него некоторое время, но в конце концов он понял. — Вы продавали для них пиломатериалы? — с усмешкой спросил он. — Не для всех, но для большинства, — сказала она, смеясь. — Я безжалостно занижала цены для этого, как вы помните, когда управляла лесопилками до приезда Эшли в Атланту, но качество поставляемого товара иногда не совсем соответствовало тому, что было указано. — Тогда, возможно, нам следует отправиться куда-нибудь, где меньше зданий, или, по крайней мере, туда, где они не такие высокие или стоят не так близко друг к другу. Беда может случиться в любой момент, — усмехнулся он вместе с ней. Ее смех стих, но она позволила Ретту провести ее в небольшой парк, который ознаменовал конец промышленной зоны и начало нового жилого района. Здесь сохранилось несколько старых деревьев, и он подвел ее к скамейке под величественным старым вязом. — Присядем и поговорим немного? — спросил он. Она кивнула. — Да, пожалуй. В моей жизни было очень мало людей, с которыми я могла быть полностью честной, Ретт. Это чудесное чувство. — А вы были честны с ним? — спросил Ретт. К ее чести, она не стала уточнять, кого он имеет в виду, однако ей пришлось потратить несколько секунд на то, чтобы собраться с мыслями, прежде чем ответить. — Ответ на этот вопрос немного сложнее, чем «да» или «нет», — сказала она через мгновение. — Если вы хотите спросить, позабавила бы Тони эта маленькая история так же, как и вас, то нет, ему бы это не понравилось. Но он не был бы потрясен или испуган. Я думаю, мои отношения с Тони, как ни странно, были больше похожи на те, что связывали вас с Красоткой Уотлинг. У нас была настолько глубокая дружба, что он понял обо мне все почти до того, как я сама поняла это о себе, и полностью это принял. Я никогда прежде не получала полного принятия от мужчины, Ретт, даже от тебя. Во мне всегда было что-то, что они хотели изменить. С Фрэнком это было буквально все — Боже мой, этот бедняга был введен в такое ужасное заблуждение, когда я уговорила его жениться на мне. Элла и налоговые деньги для Тары были единственными хорошими вещами, которые можно было получить от этого брака. Но даже с вами всегда было что-то, чего мне не хватало. — Но он справился лучше, — сказал Ретт, стараясь сохранить нейтральный голос. Быстрый взгляд, который она бросила на него, доказал, что он не вполне в этом преуспел. — Как я и сказала. Он принял меня такой, как я есть. — Тогда расскажите мне о нем, — мягко сказал Ретт. — Как вы с ним встретились? — Ну, когда я уехала отсюда, мы с детьми путешествовали. Поначалу это было интересно, даже захватывающе, но через какое-то время я устала от заведений янки, лиц янки, голосов янки. И все же домой ехать пока не хотелось. Дома меня ждали постоянные напоминания о вас или, что еще хуже, возможность встретиться с вами. Я еще даже не начала приходить в себя настолько, чтобы отважиться на встречу, если вы понимаете, что я имею в виду. — Да, — ответил он серьезно. — В то время я бы сделал все возможное, чтобы избежать встречи с вами по тем же причинам. Однако впервые в своей взрослой жизни я солгал себе об этих причинах; я сказал себе, что больше не люблю вас и не хочу давать вам ни малейшего шанса приставать ко мне. Она рассмеялась. — Приставать к вам, какая чепуха! Вы бы в жизни не увидели, как я приеду в Чарльстон и буду умолять вас принять меня обратно, Ретт Батлер! — В конце концов, я это понял, — сказал он, поднося ее руку к губам и целуя ее. — И я даже признаюсь вам, моя дорогая, что день, когда я действительно понял, что вы оставили наш брак позади и не собираетесь меня искать, был одним из самых одиноких дней за всю мою жизнь. Она выглядела испуганной. — Я думала, что вы будете счастливы, — сказала она, широко распахнув глаза. — Я думала, что даю вам то, чего вы хотите. Вы прислали мне то ужасное письмо… — А взамен вы прислали мне другое ужасное письмо, — сказал он. — Хотя, я признаю, это было изысканно вежливо и очень правильно сформулировано. «Я верю, что больше не буду беспокоить вас!» — Ну, по крайней мере, это было вежливо! — вспыхнула она. — Ваше письмо было ужасным. Вы обзывали меня и говорили, что я испортила жизнь детям… Он нежно взял ее за руку. — Тебе было больно? — спросил он. Она посмотрела на него, и он увидел слезы, блестящие в ее густых черных ресницах. Она хотела отрицать это; он видел, как она открыла рот, а затем сделала паузу и тяжело сглотнула, прежде чем, наконец, заговорить. — Я плакала каждую ночь в течение нескольких недель, — хрипло призналась она. Он посмотрел на нее со всей нежностью, на которую был способен. — Давай больше не будем так поступать друг с другом, что скажешь? — спросил он. Она тут же кивнула. — Давай не будем, — согласилась она. Он нежно сжал и отпустил ее руку. — Но мы, кажется, немного отклонились от темы, — сказал он через мгновение. — Я полагаю, вы собирались рассказать мне об ухаживаниях очаровательного мистера Фонтейна. — Ну, на самом деле, я еще не рассказала вам, как я попала в Галвестон, — сказала она. — Хотя вы, наверное, можете предугадать это, исходя из того, что я вам сказала. — Тогда позвольте мне попытаться, — предложил он. — В конце концов вам так надоело постоянно слышать вокруг себя голоса янки, что вы решили вернуться домой любой ценой. То есть домой, на юг, а не в Атланту. Или в Саванну. Или в Чарльстон. И вот однажды в газете вы увидели объявление о новом курортном отеле, который был построен на острове Галвестон в штате Техас. Со своим обычным прискорбным невежеством в вопросах географии и культуры вы решили, что это именно то место, которое вам нужно — достаточно далеко, чтобы быть снизить риски, и достаточно близко, чтобы слышать родные акценты. Я прав? — Все почти так и было, — хихикнула она. — И вы правы даже насчет невежества; возможно, когда-нибудь Галвестон станет курортным городом с большими шикарными отелями и роскошными номерами, но этот день еще не наступил. Отель до сих пор строится; после недели прослушивания пил и молотков от восхода до заката я сняла небольшой домик на пляже, просто чтобы избавиться от этого. — И именно там вы снова встретились с мистером Фонтейном? — Конечно. Буквально на пляже. Он и еще один мужчина стояли недалеко от меня и разговаривали, а тот второй курил сигару. Дым душил меня, я слегка кашляла; Тони велел другому мужчине потушить сигару, тот выругался и ушел. Тони извинился передо мной, но к тому времени я уже узнала его. Я в шутку заметила, что он мог бы пристрелить его для меня — Тони был, вероятно, вторым или третьим из лучших стрелков в округе еще до войны — и назвала его по имени. Он не узнал меня, потому что я сидела в глубокой тени под одним из этих пляжных зонтиков, с косынкой на волосах. Когда он услышал, как я произнесла его имя, он посмотрел мне в лицо. Его глаза были быстрыми, как бросок гремучей змеи, и я увидела, что мой старый друг детства превратился в опасного, очень опасного человека. В те несколько секунд, пока он не узнал меня, я чувствовала себя в опасности, и в это крошечное мгновение я действительно была напугана. — А, ясно. Вы всегда восхищались сильными мужчинами, не так ли, Скарлетт? Вот почему я никогда не понимал вашей одержимости Эшли, которая ни за что не принесла бы вам счастья. — Нет, зато я очень долго была слепа насчет того, что представляет собой Эшли на самом деле. Только в последние несколько лет мое общение с ним показало мне это. Я разве что за шиворот его не таскала, чтобы заставить делать то, что он должен делать для Бо; на словах он любит его, но на деле не готов и пошевелиться ради сына, даже если кто-то другой оплачивает его счета. Если бы Мелли увидела это, это разбило бы ей сердце. Ретт вздохнул, размышляя о том, какой была бы их жизнь, если бы она поняла это двадцать лет назад. Но он этого не сказал; взаимные обвинения не были темой этого вечера. — Вы когда-нибудь пробовали шоколад? — спросил он, резко сменив тему. — Шоколад? Напиток? — спросила она. — Нет, я знаю, что вам всегда нравился этот напиток. Я приносил вам шоколад в постель, помните? Она встретилась с ним взглядом и долго не отводила глаз. — Я помню, — сказала она. Он откашлялся. — Ну, долгое время шоколад безуспешно пытались сделать съедобным в других формах. Это долго никому не удавалось, потому что при сушке шоколад становится жестким и очень горьким. Но недавно в Англии компания под названием «Кэдбери» начала производить конфеты по новой технологии, которая устраняет жесткость и горечь. Они действительно превосходны, и когда я впервые их съел, я подумал о вас. Когда Уэйд пригласил меня приехать сюда, я попросил домработницу из моего дома в Чарльстоне прислать мне коробку. Они у меня в номере, не хотите попробовать? Пока она его слушала, в ее глазах по какой-то причине он увидел веселье. — Ну, капитан Батлер, — промурлыкала она. — Вы приглашаете меня в свой гостиничный номер, чтобы отведать странных и экзотических сладостей? Он рассмеялся, и это вышло удрученно, потому что он действительно не имел в виду то, что, как он теперь понял, подразумевалось. — А если бы это было так, миссис Фонтейн? — спросил он насмешливо. — Вы поддадитесь искушению? — Возможно, искушению… но, боюсь, мне придется отказаться. — Она посмотрела на него с неожиданной серьезностью. — Ретт, у меня есть дети, о которых я должна думать. И хотя мне нет дела ни до одной из старых кошек, я больше не дам им возможности пристыдить моих маленьких девочек. Он кивнул. — Согласен. По правде говоря, я и не собирался приглашать вас в свой гостиничный номер; я просто хотел сменить тему, и шоколадные конфеты показались мне хорошим предлогом. Потому что я вполне серьезно верю, что вам они понравятся. Думаю, я попрошу посыльного принести их в ресторан, — он лукаво ухмыльнулся ей. — Чтобы не поддаваться искушению. Он встал и стряхнул пыль со скамьи. — По-моему, пора поужинать, миссис Фонтейн, — сказал он, протягивая ей руку. Она встала и осторожно положила на нее кончики пальцев. — Я думаю, вы правы, капитан Батлер. Кажется, у меня разыгрался аппетит.