Волчья роза

Чёрные одежды никогда не шли ей к лицу, как бы матушка и бабушка не уверяли в обратном. Маргери посмотрела на себя в зеркало и даже попыталась похлопать по щекам, придать своему лицу хоть какую-то окраску. Бледность не сходила с него, как умер Ренли, и превратиться в тень, молчаливо следующую за ним, ещё при его жизни юную девушку Тирелл не до конца устраивала; мёртвого — и подавно. — Нехорошо скорбящей вдове выходить замуж едва ли по истечении срока траура. Оленна Тирелл выжидающе смотрит на любимую (и единственную, к слову) внучку, будто ища, что ей ответить — на самом деле ждёт, скажет ли что-нибудь ещё. Её уловки Маргери известны хотя бы на приличную половину, и поэтому она упрямо молчит. — Ты не скорбящая вдова. Ты девушка из дома Тирелл — никаких Баратеонов и обещанных корон, — произносит бабушка с интонацией, будто ей знаком весь мир, и на свете нет ничего неизведанного. Теперь, словно пытаясь передать ей хоть каплю своих знаний, она говорит это Маргери — заставляет её внутренне съежиться. — Меня не волнует Ренли. Мы так часто перебегаем из стороны в сторону, разве это уместно сейчас? — девушка упрямо отворачивается, — сначала мы поддержали притязания Ренли, теперь, едва я овдовела, внезапно решили стать благосклонны Роббу Старку. Кому нужны союзники, готовые предать тебя в любой момент? — Мы пытаемся выжить. Затаись ты в своём Хайгардене — и на него тут же присягнет очередной король. Кто следующий? Грейджой? Талли? Они в неком сходстве со Старками — вдруг тоже собственные короны захотят? — бабушка улыбается, так, как умеет только она. И её улыбки ничуть не похожи на выражение симпатии, к которым прибегают дамы такого же преклонного возраста. — Я боюсь за Гарлана и Лораса, — наконец озвучивает свою причину Маргери, — они рвутся воевать. — Они мужчины. Ты бы беспокоилась больше, если бы они сидели сложа руки. — Они — мои братья, — мягко возражает девушка, — каждая их рана — и моя рана тоже, я не хочу, чтобы они пострадали или погибли, когда мы не понимаем, за что и кого боремся. — Почему же не понимаем? Лорас прекрасно понимал, — фыркает Оленна Тирелл, грузно поднимаясь с кресла, — проводи меня до моей комнаты, дорогая внучка, ещё одно такое неудобное положение — и мои кости избавят меня от страданий в этом бренном мире. Маргери взяла её под руку, ведя по длинным коридорам и прекрасно зная, что помощь бабушке ничуть не требуется. Внутри закипала давняя ревность, смешанная с обидой на брата. Лорасу всегда доставалось всё — младший сын, любимец в семье, он мог жениться на девушке, которую возжелал бы, потому что у него был Уиллас, старший брат, который со своими потомками не оставил бы Хайгарден без наследника. Он мог влюбиться в кого угодно, податься, куда угодно — и все дороги привели его к мужу сестры. Ренли Баратеон был добр. Маргери помнила то неприятно-колющее ощущение восторга и страсти, когда впервые его увидела. Он нарёк её своей королевой и возложил ей на голову венок, напоминавший оленьи рога. «Скоро, — обещал, — я короную тебя той короной, которую носили все Таргариены и мой старший братец со своей змеей-женой, только немного потерпи». И она терпела — настолько сильно, что пережила его. — Спасибо, дорогая, — изображая саму невинность, произнесла бабушка, — не забудь о письме. Я сказала тебе всё, что могла — считай, что судьба твоих олухов-братьев в твоих руках в какой-то момент. ...Ренли был изящен в своих ухаживаниях, никогда не позволяя себе лишнего. На каждом приёме она сидела по правую сторону от него, и он всегда наливал ей вина или подавал еду, чтобы она не напрягала свои тонкие руки. Ренли рассказывал ей о своём детстве в Штормовом Пределе: о том, как чуть не выстрелил луком в Станниса, как Роберт учил их охотиться. Ренли целомудренно целовал её, желая доброй ночи, и каждый раз, вспоминая его любезность, Маргери чувствовала себя плохо, вспоминая, что все слова, которые он ей произносил, предназначались отнюдь другому человеку. «Примите и от меня соболезнования, лорд Старк, хотя вам достаточно горя, чтобы ощущать его и в моём письме. Я наслышана о планах моей семьи скрепить узами брака нас с Вами. Это великая честь как для всего дома Тирелл, так и лично для меня.» ... Она и раньше замечала их улыбки, смех, но не слепую страсть в глазах брата, таких же карих и проницательных, как её собственных. В момент осознания, накануне свадьбы, она всю ночь проплакала от обиды, царапающей грудь, отослала служанок, сказав, что прощается со своим девичеством и прочую романтическую чепуху. Лорас утешал её — просил прощения, ругал богов, что сделали его таким, что пересекли их пути с Ренли. Он забрал у неё то единственное, что могло принадлежать ей — супруга. В тот момент её хрупкие грёзы относительно брака безжалостно рассыпались и раскололись. Осталась лишь обида — на семью, на Ренли, и тем более на Лораса. В детстве у них не было секретов друг от друга — почему всё переменилось настолько? «Я была бы рада получить Ваш ответ. Моя семья предоставит Вам неоценимую поддержку, если переговоры пройдут успешно. Мне было бы важно знать, что Вы думаете обо мне.» Ренли извинялся дорогими платьями и шелками, а она улыбалась, ломанно и неровно улыбалась, как настаивала матушка. В брачную ночь Лораса не было с ними, но он назвал её именем брата в полудреме, при отсутствии освещения... И Маргери ощутила, что ей уже всё равно. Она была глупой пятнадцатилетней девочкой, которая думала, что в игре престолов можно любить, и жестоко поплатилась за эту наивность. Это была их единственная ночь, скрепленная клятвами и обязанностями — дальше началась война, и Ренли отшучивался, что таким прекрасным девам нужно мягкое спальное ложе, несколько одеял, а не походные условия. Хоть в каком-то отношении он ценил её больше Лораса — ничто не мешало им уединяться. «Если Вы хоть немного благосклонны ко мне, как я к Вам, могу ли я ждать ответа? Искренне надеюсь, что Старые и Новые боги помогут Вам в этой сложной борьбе...» Эта единственная ночь не принесла ей дитя, о чем следовало, наверное, горевать. «Роди ты ребёнка, смогли бы мы что-то изменить? — пыталась отрезвить её мысли бабушка, — разве что сражаться от его имени, но, видят боги, никто, кроме женщин, не захочет умирать за младенца». — Отправьте это письмо королю Севера, — она склонилась в реверансе перед посыльным, зная, что способна одним своим взглядом заставить его переменить направление на Север, даже если тот двигался к Югу. — Рад услужить Вам, миледи, — улыбнулся юноша, седлая коня. Она улыбнулась и послала ему воздушный поцелуй, уходя обратно в дом. ...Новость о смерти Ренли разнеслась сразу же, ночью. Её, полусонную, подняли с кровати и принялись облачать в траурные наряды, а дальше Маргери была безутешной вдовой, отрицая малейшее своё участие в гибели супруга. Никто не думал, что хрупкая и нежная роза способна отравить горячо любимого мужа, но слухи вокруг этой ситуации будут преследовать её до конца жизни. Кем же Маргери Тирелл была сейчас? Вдовой, не успевшей узнать своего мужа? Вдовой, за короткий брак расставшаяся с невинностью и отрезавшая себе путь к короне на голове — они, невесты принцев, должны быть непорочны. Вдовой, не подарившей мужу ребёнка. У неё было два козыря: семья и привлекательность. Поклонников после смерти Ренли среди вассалов Тиреллов у неё было как никогда прежде много, но ни с одним из них она не могла бы вступить в брак, являясь заложницей статуса дочери главы Великого дома. Оленна Тирелл состояла в переписке с леди Кейтилин Старк, чей сын в ответ на казнь отца назвал себя королём Севера и сражался сейчас за независимость своих земель. Ему было шестнадцать, утверждали, что он красив по-риверрански, и в нём нет ничего от Старка, кроме чести, и то запятнанной. Маргери слышала слухи о помолвке с Джейн Вестерлинг, либо их тайной свадьбе, либо об их бастарде. Имя этой девушки неприятно фигурировало в рассказах тех, кто возвращался с войны, и ей, конечно, это не нравилось. С другой стороны, она тоже не невинна? Будет даже лучше, если Робб Старк успеет чем-то запятнать себя до их встречи. В таком случае, исцеляться они будут вместе. *** — Старки приняли наше предложение, — ликующе сообщил отец, поднимая бокал вина, — призываю вас выпить за союз розы и волка, дома Тирелл и королей Севера! Раздались воодушевлённые возгласы, звон стаканов, громкие поздравления. Маргери, сидевшая ближе к отцу, чем когда-либо, сдержанно улыбалась, накручивала прядь каштановых волос на память, периодически оборачивалась что-то сказать своей матери. Леди Алерия была так же счастлива, как и насторожена — Маргери видела, что она не прикоснулась к вину, не отведала часть всеобщего веселья. — Отец, значит ли это, что моя помолвка с Роббом Старком состоится? — негромко спросила она, сложив руки у подбородка и внимательно наблюдая за ним. Мейс Тирелл удовлетворённо кивнул. — Да, моя маленькая роза. Он писал, что возьмёт тебя в жëны, как только одержит победу, и ты станешь первой королевой Севера со времён завоеваний Эйгона. — Он писал мне? — понизила тон голоса девушка, нетерпеливо ожидая ответ. — Да, — вмешалась мать, — да, но это ваше личное дело. Оно подождёт до вечера. Посыпались ещё более громогласные поздравления: единственную дочь своего лорда люди Хайгардена особенно любили. Маргери почти смеялась, принимая их, и ей не верилось, что меньше полугода назад она так же сидела в том же окружении и строила планы насчёт будущего с Ренли Баратеоном. — За короля Севера и королеву Маргери, — произносили тосты, — за победу, которую они принесут, и внуков, которые станут королями после нас. Оставшись одна, Маргери по настоянию матушки аккуратно распечатала письмо, пережившее все трудности расстояния. Оно было измято, где-то чернила протекли и смазались, но ей было понятно общее содержание. Девушка быстро зажгла свечу, всё ещё краем уха слушая поздравления, не стихающие с окончанием пира. Огонь, единственный источник света в темноте, позволил ей наконец начать чтение. «Дорогая леди Маргери, Для меня такая же честь слышать добрые слова о Вас и нашей скорой победе. Я не имел удовольствия знать Вас в лицо, но мои доверенные люди утверждают, что Вы самая красивая девушка в Семи Королевствах, и я склонен доверять им. Даже если это не так, это ничуть не умаляет моего восхищения Вами. Я рад принять соглашение о нашей помолвке, чтобы положить начало плодотворному сотрудничеству Старков и Тиреллов, а так же мне не терпится вживую поговорить с Вами. Надеюсь, мои мечты вскоре осуществятся, До скорой встречи, Король Севера.» Подавив в себе чувство радостного возбуждения, как в случае с Ренли когда-то давно, Маргери направилась к покоям бабушки. Оленна Тирелл предпочла не являться на это «сборище пьянчуг, которым лишь бы поесть за чужой счёт», и увлечённо разбирала другие письма за своим столом. Маргери не знала, какие ещё интриги вьются вокруг их дома и её самой. — Он написал мне в ответ. — Конечно, написал, а он мог проигнорировать это? Присядь, дитя, — Оленна Тирелл с энтузиазмом принялась читать письмо. Маргери послушно уселась на стул рядом с ней. — Оно написано явно женской рукой, — заметила бабушка, — или в большей степени, но леди Кейтилин его не раз коснулась. — Человеку, который ведёт войну, не до красивых слов, это было очевидно, — ответила Маргери, — но что ты можешь сказать ещё? — Он должен быть не таким олухом, как твои братья, и понимать, что от вашего брака зависит его трон и жизни его людей. Большее я тебе сказать не могу. Пиши ему, но не увлекайся этим — потерять интерес мужчины так же легко, как и заполучить. Будь с ним добра, желай ему победы, хвали армию... И, может, леди Кейтилин соизволит дать сыну управлять своей жизнью самостоятельно. Устами бабушки это звучало так легко, что Маргери непроизвольно улыбнулась. Ей было жаль вдовствующую леди Кейтилин: она потеряла любимого мужа, а пока старший сын ведёт войну, младший лежит без сознания после падения с высоты. Она искренне хотела, чтобы будущая свекровь не думала о ней плохо. — Выходит, я всё же стану королевой, — произнесла Маргери, — а на Севере есть короны? — Для тебя — сделают, — ободрила её леди Оленна, — не предавайся мечтам о Ренли. Ничего, что могло бы запятнать тебя, пока Робб Старк ведёт войну. Она с готовностью кивнула. Вся её ночь была посвящена скомканным молитвам — и имя умершего супруга впервые не звучало в них. Маргери молилась за Робба, за то, что он вернется и сделает её королевой, и за ней всё ещё тянулся шлейф той наивной пятнадцатилетней девочки, которая представляла себя сидящей подле супруга на Железном Троне.