Глава 2. Эффект фокусировки
11 июля 2024 г. в 01:36
Примечания:
Лучше один год прожить Стефани Майер, чем сто лет шакалом.
Эффект фокусировки — ошибка в предсказаниях, возникающая, когда люди уделяют слишком много внимания какому-то одному аспекту явления; вызывает неточности в правильном предсказании полезности будущего исхода. Например, концентрация внимания на том, кто виноват в возможной ядерной войне, отвлекает внимание от того, что пострадают в ней все.
Только покинув центр Вольтерры, я вздохнула полной грудью. Улочки, такие оживлённые вечером, опустели; за всю дорогу от вампирского логова до современной части города нам повстречалась лишь пара пенсионеров, вышедших на ранний променад. На востоке, кокетливо прикрывшийся до поры облаками, разгорался рассвет. — Цицероновы подштанники, я теперь до конца жизни так буду разговаривать! — остановившись, выдохнула я, и привалилась к стене. — Этот пафос у меня на подкорке мозга отпечатался. — Это вряд ли, — улыбнувшись, прокомментировал Эдвард. — Дафни, я полагаю, что во времена Цицерона подштанников не носили, — заметил Карлайл, внимательным взглядом сканируя пространство. — Ну и чёрт с ними, с подштанниками! — отмахнулась я. Как только мой организм осознал, что непосредственная опасность и момент полного сосредоточения миновали, тело начало переживать полученный стресс. Температура упала на несколько градусов, все мышцы охватила лёгкая дрожь и, кажется, я даже слегка вспотела. Отыгрываясь за часы напряжения, сознание вскружилось вихрем придурковатого, беспричинного счастья. Я встряхнулась и снова пошла вперёд, чуть пританцовывая, чтобы поскорее избавиться от неприятных ощущений в теле, сбросить их через движение. — Бамболе-ей-о-о! Гуляю вольно! И свою жизнь хочу прожить именно так! Бамболей-йо-о! Гуляю вольно-о! И свою жизнь хочу прожить именно так! — песня сопровождалась странным смешением диско и сальсы, исполняемых мной на ходу. Музыка всегда помогала мне снять стресс, да и к тому же мне было, что отметить. Мы гуляли вольно, а я уходила из Вольтерры «римским гражданином». — Ох, — вдруг вспомнила я, — надо позвонить Элис. В этот момент Карлайл и Эдвард словно очнулись, поняв, как именно я попала на «суд». Они обменялись почти идентичными взглядами со смесью смущения и раздражения на лицах. Я отметила про себя, что две причины моего счастья стоят перед глазами, пытаясь подобрать слова для разговора. — Элис, всё чики-пуки! — отрапортовала я провидице. — Не звони мне ближайшие лет десять, заранее спасибо! «Дафни…» — начала она, и я положила трубку. — Спасибо тебе, Дафни, что пришла в Вольтерру, — начал Карлайл, осознав, что меня выдернула Элис, как последний увиденный шанс. — Вы на машине? — перебив, спросила я у «мальчиков», притягивая их в неловкое тройное объятие, от которого даже безупречно скоординированных вампиров повело в сторону. — Нет, — каким-то странным тоном ответил Эдвард. — Мы прибыли в Вольтеру пешком от аэропорта в Пизе. — Могу подвезти обратно, — отстранившись, я прокрутила в пальцах ключ от Феррари. — Хотя будет ещё лучше, если за руль сяду не я. Спать хочу. Это была правда. Я жутко устала. Вся эта бравада забирала силы с утроенной скоростью. — Мы тоже рады тебя видеть, — тихонько пробормотал Карлайл, пряча довольную улыбку. Мы добрались до машины; Карлайл сел за руль, а я — на переднее сиденье. Эдвард сел сзади, посередине, чтобы было удобнее разговаривать, и я хихикнула про себя — на «детском месте» он смотрелся забавно. Пока он сидел там, я могла украдкой наблюдать в зеркале заднего вида за перетекающими друг в друга оттенками гречишного и цветочного мёда, которыми сверкали его глаза то в тени, то в свете солнца, заглядывающего в машину из окна. Крышу кабриолета пришлось поднять, потому как начинался солнечный день итальянского лета. Только когда мы отъехали от Вольтерры, разговор зашёл о суде. — Что случилось с Маркусом? — начал Карлайл. — Я никогда не видел его таким оживлённым… Это он оживлённый был? Похоже, один из старейшин Вольтури закрепил за собой репутацию ходячего трупа. — Кто такая Дидима? — ответил Эдвард вопросом на вопрос. Карлайла очень удивило это имя, почти так же, как удивило Вольтури моё появление. — Она напомнила им Дидиму, всем троим… — тут шок Карлайла достиг градуса Вольтури, а Эдвард нашёл в его мыслях объяснение, и тотчас скопировал выражение лица отчима. — О-о. А-а-а… — Эй, больше двух — говорят вслух! — возмутившись, напомнила я. — Дидима — это погибшая много веков назад сестра Аро и жена Маркуса, — объяснил Карлайл. — Как ты могла заметить, Маркус так и не оправился. Очень заземляющее открытие. Дело-то вовсе не в моих ораторских способностях. Что же, это многое объясняло. И увеличившиеся от моей прогулки по Риму шансы, и лица Вольтури… Кроме Аро. Почему Аро испугался? — Теперь понятно, почему Маркус нас спас, — заметил Эдвард. Чего? Карлайл тоже не понял, что имел в виду телепат. — Когда Аро объявил совещание старейшин, это была уловка. Он, Кайус и Маркус хорошо скрывают мысли, не хуже Элис, и явно были предупреждены о моём таланте. Но в голове Джейн всё было ясно. Это их обычная стратегия, пока старейшины делают вид, что совещаются, Алек обезвреживает противника своим туманом, лишающим чувств. Они бы убрали всех свидетелей. — За что?! — в ужасе спросил Карлайл, слишком близкий к святости, чтобы трезво взглянуть на своих «друзей». — Мы оправдались по каждому пункту! — Нас слишком много, и у нас слишком много талантов, — просто заметил Эдвард. — Но так они поступали только с нарушителями… — голос Карлайла становился тише по мере осознания им горькой правды, и Эдвард подтвердил его нерадостные мысли. — Говорили, что с нарушителями. Полагаю, что Карлайлу не было приятно осознавать, что двадцать лет жизни и три века дружбы с Вольтури обернулись пустым звуком перед тысячелетиями власти. — Так кто крыса на корабле, капитан? — сменила я тему, оборачиваясь к Эдварду. Он, похоже, не смотрел «Пиратов Карибского моря». — Кто нас сдал? — пояснила я. — Или ты не разглядел? Ответом мне был гневный рык. — Это был Лоран, — мрачно пояснил он. — Похоже, ни прелести оседлой жизни, ни прелести Ирины Денали не оправдали для него диеты из животной крови. По его мыслям помню, что он всегда стремился к власти, поэтому его так впечатлил Карлайл с нашим большим талантливым кланом. Решил попытать ещё раз удачу с Вольтури, в прошлую встречу они его развернули. — Успешно? — подняла брови я. — Нет. Они принимают доносчиков, но не уважают их, — довольно ответил Эдвард. — Дафни, ты умудрилась поссорить Вольтури! — вдруг вспомнил он, сбрасывая на нас с Карлайлом следующую информационную бомбу. — Что? — хором спросили мы. — Ну, не смертельно, — поспешил пояснить Эдвард, — но всё началось с того, что ты обратила внимание временной стражи на смертную прислугу, как на нарушение закона. Кайус был в ярости, но злился он не только на тебя. Это была идея Аро — привлечь смертных к связям с внешним миром, уборке, секретарской работе и подобным вещам. Кайус был против, и его мысли на тему «я же говорил» были слишком громкими, чтобы их скрыть. — Честно говоря, я до сих пор в шоке, что это сработало… — проблеяла я. — В конце концов, что дозволено Юпитеру, не дозволено быку. — Вольтури много веков стремятся сделать свою власть официальной, — заговорил Карлайл. — Но в мире вампиров, где законы неписаны, это не так-то просто. Да, к ним приходят за судами, перед ними отчитываются и оправдываются. Но только до тех пор, пока они — самый сильный и крупный в мире клан. — А потом за тебя вступился Маркус, сугубо по личным причинам. Не думаю, что он бы остановил Аро только из-за того, что мы оправдались. И когда мы уходили, Аро был в бешенстве. Конечно, Джаспер сказал бы точнее, но это очень специфическое состояние мыслей, — закончил Эдвард. Пипец. Нам всем был пипец. Карлайл точно недооценивал имперские замашки Аро; не могла я с уверенностью сказать, что их в полной мере оценил Эдвард. Но я смотрела Аро в глаза и всё видела, и не нужно было быть телепатом или ясновидящей, чтобы понять, что просто так он этого не оставит. А Элис, сосредоточенная на моменте исхода из Вольтерры, просто не заметила, что повлечёт за собой этот вариант. Такой вот эффект фокусировки: я сыграла ва-банк, сама того не зная. Что я могла сделать, чтобы отвести удар, стереть со лба Калленов прицел, оставленный там теперь самим фактом фактом моего существования? Только демонстративно разделиться. Продолжить моё путешествие, теперь с мыслью, что нужно готовиться к чему-то большому. — В какой аэропорт ты едешь? — спросила я у Карлайла. — В ближайший, в Пизу, — быстро ответил он. — Дафни, посмотри рейсы, пожалуйста, — добавил Эдвард. — Давайте полетим через Париж. — Я не вернусь в Форкс, — возразила я. Карлайл подозревал этот ответ: вместо ожидаемого разочарования я увидела на его лице упрямую решимость. — Дафни… Ты чего? — спросил Эдвард. — Поехали домой. Вместо ответа я включила аудиосистему; на подъезде к Вольтерре как раз началась подходящая песня, которая теперь и заиграла с середины. — Верни меня в Константинополь, Нет, нельзя вернуться в Константинополь: Теперь там Стамбул, а не Константинополь! За что с Константинополем так грубо? А это ничьё дело, кроме турков! Ничего уже не будет как раньше; это было понятно мне ещё в июле, но после событий сегодняшней ночи стало совсем очевидным. Моё настроение опустилось куда-то в Марианскую впадину, ведь после месяцев разлуки, на протяжении которых я уговаривала себя, что сама решила путешествовать в одиночестве, мне снова предстояло оторвать от сердца кусочек и отправить его с Эдвардом и Карлайлом домой. — Я ведь серьёзно, — пробормотал Эдвард, пряча лёгкую панику в голосе. — Я тоже! Даже старый Нью-Йорк Был Новым Амстердамом… Почему поменяли? — не сказать, Так им больше нравилось, видать! Прозвучало жёстче, чем я планировала, ведь мне так сложно давалось моё же собственное решение. — Я не вернусь хотя бы потому, что моё путешествие не окончено, и, раз уж меня выдернули в Европу, я посещу те места, которые собиралась, — уже мягче объяснилась я. Эдвард собрался спорить, но тут посмотрел на Карлайла, который буравил его непривычно твёрдым взглядом. — Хорошо, — сказал Эдвард. — Тогда мы с тобой, — хором добавили они. Твою за ногу. Я видела, что мне не отвертеться. Карлайл, может, и думает обо всех лучше, чем они есть на самом деле, но он — не тот человек, которого можно легко обвести вокруг пальца. Когда мне нужно было уехать, он отпустил меня, но теперь, когда я пыталась улизнуть ради их собственной безопасности, он видел меня насквозь. Во мне боролись иррациональная радость и вполне рациональный страх последствий. — То есть, теперь вы решили начать брать в расчёт моё мнение? Главное — вовремя! — взвилась я. — Почему я узнаю про экскурсию в Вольтерру имени меня постфактум?! — Элис звонила тебе, Дафни, но ты была недоступна, — голос Карлайла оставался таким же спокойным. — Если бы мы отправились искать тебя, а знали мы только континент, то Вольтури прибыли бы в Форкс. Всем составом. Я вздохнула, признавая, что он прав. — Идея сомнительная, но окэ-эй. Буду откровенна, это опасно для вас. Причём со всех сторон. Мало того, что я «укусила» Аро, разведка мне предстояла весьма диссидентская. Больше всего на свете я хотела, чтобы при любом раскладе в мире во чтобы то ни стало продолжал существовать маленький городок, в котором живёт миролюбивое семейство вампиров-вегетарианцев. — Опаснее, чем для тебя? — с сомнением и иронией уточнил Эдвард. — Да, — честно сказала я, потому что мне, похоже, нечего было терять. — Тогда мы будем прислушиваться к тебе, — сказал Карлайл, показывая, что воспринимает моё предупреждение всерьёз. — Если ты скажешь, что нужно отсидеться в отеле, мы это сделаем. Эдвард хотел возразить, но получил ещё один строгий отцовский взгляд. Затем о чём-то подумал и нехотя кивнул. Раздался звонок единственного телефона. Элис десяти лет не подождала — она и тридцати минут не продержалась. «В Париж и без меня?!!» — возмутилась она. — Э-э, Париж, вообще-то, в планах не значился… — я так удивилась, что забыла возмутиться в ответ. — Ты собралась путешествовать по Европе и не увидеть Париж?! — спросил Эдвард. — Сначала дело, — отрезала я, тем не менее, соблазнившись мыслью. — Но в Италии в любом случае оставаться небезопасно, — а мне так хотелось растянуть это время, проведённое с Карлайлом и Эдвардом... — Нужно выбрать один город с аэропортом, который можно быстро посмотреть, прежде чем улетать… — нашедшись, сказала я, не кладя трубку. Элис затихла, чтобы узнать мои решения более простым, чем мутные видения, способом. — Я предлагаю Рим, — сказал Карлайл, притормаживая. — Я уже погуляла в Риме, — ответила я. Эдвард и Карлайл как-то странно на меня посмотрели. — Что? Элис сказала, что мне нельзя спешить, иначе мы все умрём. «Чистая правда,» — заявила она из трубки. — Элис, а больше ты ничего про Вольтури не видишь? — осторожно уточнила я. «Встречи с одиночками, решение внутренних разногласий, — довольным тоном ответила она. Ладно, пока чисто, если только они не последуют примеру Джеймса… — Тебе тут все передают привет и большое спасибо, — добавила Элис, явно сражаясь с кем-то за трубку. — Пока рано!» — прошипела она куда-то в сторону. — Не за что, пока! — ласково ответила я и снова положила трубку, пока нас не отвлекли от планов. — Тогда куда? — растерянно спросил Эдвард, явно перебирая в памяти истории, виды и достопримечательности. — Выбор довольно сложный… — Шутишь? — широко улыбаясь, спросила я. — Никаких сложностей. Флоренция.***
«Кто не пьёт пива, того Бог лишает и воды,» — говорят итальянцы, имея в виду, что нужно наслаждаться тем хорошим, что дарят жизненные обстоятельства, даже если всё сложно. И, чёрт подери, если бы я ела так каждый день, ещё и таким видом на город, я бы сама придумала это высказывание. — Nunc cafeam bibam et erit bonum, — многозначительно подняла я указательный палец, потягивая гейзерный эспрессо. — «Сейчас кофейку бахну, и норм будет». Я же говорила: диспут с Аро сломал мне мозг. Поспать в машине так и не удалось. Завтрак, казалось бы, состоял из простейшей тарелки с нарезкой: хлеб, моцарелла, бри, мёд и орехи, прошутто («crudo e cotto» — свысока пояснил официант), фрукт — какая-то смесь дыни с тыквой, и помидоры, но каждый вкус вызывал взрыв рецепторов удовольствия. Само качество еды было высочайшим. Мы прибыли в город с южной стороны, и Карлайл заявил, что у него есть любимый ещё со времён студенчества прогулочный маршрут, который приведёт нас аккурат к станции аэроэкспресса. Выпендрёжник. Проблема была только в солнце, и мои Каллены хотели сначала отсидеться днём в отеле, но, не желая терять времени, я заглянула в первый подвернувшийся магазин косметики и гигиены и обмазала их лица и шеи купленным тональником, а для кистей рук выдала какие-то хлопковые перчатки. Остальное закрывали брюки и длинные рукава. Выглядели они странно, но приемлемо, добавив к маскировке кепки и солнцезащитные очки. Как пара китайских туристок, боящихся ненароком загореть. В общем, умилительно. — Тональный крем растворится в течение часа-двух, — предупредил Эдвард. — Дам знать, когда начнёшь отсвечивать, — ласково пообещала я. Мы сдали машину во флорентийскую точку аренды и сели на крытую веранду какой-то траттории, выбранной Эдвардом. Тень скрывала вампиров от прямого света, еда была великолепной, а с третьего этажа открывался роскошный вид на Флоренцию. Позавтракав, я сдалась на милость экскурсовода-Карлайла. — Итак, мы во Флоренции — колыбели Ренессанса и духовной матери западного человека, подарившей нам и Да Винчи, и Микеланджело, и Донателло, и Данте с Галилеем. «И всё-таки она вертится!» О, как я могу не упомянуть Америго Веспуччи, поделившегося своим именем с двумя континентами Нового Света. Река Арно была грязноватой, но нависающие над ней балконы и надстройки домов, мосты через неё создавали уютное впечатление, какое, кажется, можно ухватить только в европейских городах. В родных Штатах всё масштабнее: дороги шире, здания стекляннее и бетоннее, открытые пространства и национальные парки огромны. — Ах, а вот и самый знаменитый в мире мост, Понте-Веккьо, во времена моей юности звавшийся попросту «вонючкой», — улыбнулся Карлайл, явно вернувшийся к воспоминаниям о былом. Я подозревала, что экскурсия, которую слушал Эдвард в его мыслях, была более подробной, а может, даже немного хулиганской. Я немного позавидовала, а потом решила донимать Карлайла расспросами вслух и восполнить предполагаемые потери невероятных историй. — Почему вонючкой? — поинтересовалась я, пока мы приближались к мосту. — Сюда перенесли в одно время все лавки мясников, подальше от центра. Холодильников-то не было, а в Европе вообще любили выбрасывать мусор из окна. Все отходы сбрасывались в реку, прямо под солнечные лучи. Я быстро проверила, не пора ли вампирам обновить тональный крем. — А видишь вон тот крытый коридор над строениями моста? — я кивнула. — Его построил архитектор Вазари для герцога Козимо первого Медичи, чтобы тот мог проходить из дворца Питти в Палаццо Веккьо и обратно. Мы сейчас поднимемся туда, ведь теперь там располагается одна из лучших картинных галерей Европы. Картины были прекрасны, но ещё лучше было ощущение повсеместности этой красоты, которое, казалось мне, было характерным для Италии. Красота просто была повсюду, каждый квадратный фут располагал какой-нибудь исторической и художественной ценностью. Или, если проще: куда ни плюнь — искусство. Я начала активно завидовать Вольтури, но перестала, когда подумала, что им это всё наверняка просто приелось. Затем была ещё одна галерея, находившаяся в Палаццо Уффици. Я много слышала про этот музей, особенно когда в колледже мы изучали Ренессанс — во Флоренции хранится много подлинников. Здание тоже начинал строить Джорджо Вазари, подразумевая административные нужды, и дворец мог бы быть музеем без всех картин и скульптур — одни расписанные и украшенные золотой лепниной потолки чего стоили. — Медичи были «кошельком» Вольтури, — чуть растеряв на этой теме хорошее настроение, рассказывал Карлайл. Они переселились во Флоренцию в двенадцатом веке, откуда-то из нынешней Австрии, и, встав на сторону «народа», постепенно разделались с более старой знатью, а потом стали местными банкирами. Впоследствии, как ты знаешь, из этого рода вышло много герцогов Тосканы, и даже несколько Пап, и они, не без наставлений Вольтури, покровительствовали всем творцам Ренессанса. К восемнадцатому веку я переехал в Америку, а Вольтури надоело так активно участвовать в жизни человеческого общества. Мы вышли из галереи на центральную площадь Синьории, где находились знаменитые скульптуры: «Давид» Микеланджело и «Геркулес и Какус» Бандинелли. — Предполагалось, что скульптуры будут вдохновлять и наставлять законотворцев, — глядя на шедевры, негромко сообщил Карлайл. — К сожалению, на площади стоят копии. Если приглядишься, заметишь некоторое несовершенство камня по сравнению с оригиналом. Вот это я понимаю — зов демократии. И, если честно, не скажи Карлайл, что это копия «Давида», я бы не заметила. На другой стороне площади, на лоджии Ланди, где стояли другие скульптуры, шёл концерт симфонического оркестра. — Я наблюдал своими глазами, как здесь выставляли эти статуи, — указал Карлайл на ещё одно скопление мраморной красоты, среди которого разместились музыканты. Впервые за десять с лишним лет я слушала Паганини вживую. Перед выходом из галереи я обновила слой тонального крема на вампирах, и теперь они наслаждались возможностью стоять здесь, в лучах закатного солнца, впитывая квинтэссенцию прекрасного всеми пятью, а то и шестью чувствами, пока я наслаждалась проведённым с ними днём. И наконец, пиком красоты, венцом моих впечатлений стал легендарный собор Санта Мария дель Фьоре, или Дуомо, как назвал его Карлайл — по самому большому куполу своего времени. — Почти век искали архитектора, который сможет возвести купол таких размеров, — рассказывал Карлайл, пока я стояла на месте, не в силах сдвинуться, задрав голову и с раскрытым ртом взирая на собор. — И только в конце четырнадцатого века это удалось Брунеллески. А вот весь этот зелёный, серый и розовый мрамор фасада добавился лишь в девятнадцатом. — Кажется, у меня синдром Стендаля, — прошептала я. — Давайте поднимемся, пока он не закрылся, — предложил Эдвард. Четыреста четырнадцать ступеней вверх, и вот — мы на смотровой площадке на верхней точке купола, провожаем закат и взираем на великую красоту, как прочие туристы — всё-таки моё желание исполнилось. — Я не хочу уезжать, — призналась я, действительно желая потеряться среди обыденности великолепного, написать остальным Калленам, чтобы они приезжали сюда и лет на десять выпасть из общества всех, кому меньше ста и больше четырёхсот лет. — Мы вернёмся, — вдруг с жаром сказал Эдвард. — Я тебе обещаю. И я поверила, потому что мне этого так хотелось…***
Аэроэкспресс мчал нас к аэропорту через спрятавшиеся в сумерках виноградные плантации и долины Тосканы. Зайдя в поезд, мы не обнаружили ни одного незанятого отделения кресел, везде сидел хоть кто-то. Приближался праздник Феррагосто, время отпусков, и итальянцы присоединились к неиссякающему потоку туристов в поездках по стране. Я приметила одиноко сидящего мужчину в деловом костюме, надевшего наушники и закрывшегося от мира экраном ноутбука. — Прошу прощения, могу я попросить вас пересесть? — спросила я по-итальянски, добавляя влияния и указывая на пустые сиденья напротив девушки, тоже в наушниках и с книгой в руках. Мужчина последовал моей просьбе без возражений, и нам достались четыре сиденья вокруг откидного столика. — Джасперу успокаивать всех вокруг этичным не было, а тебе, значит, можно? — подняв бровь и ухмыльнувшись, спросил Эдвард. Карлайл, не заметивший вмешательства дара, удивлённо покосился на нас. — Дурная привычка, — признала я, садясь напротив Карлайла. Эдвард сел рядом. — Ты намного лучше управляешь даром, совсем незаметно, — поделился наблюдением отец. — Довольно жутко, — всё с той же иронией добавил Эдвард. — Я тренировалась, — отмахнулась я. Повернулась и окинула Эдварда быстрым взглядом, пытаясь понять, что же такого в нём неуловимо изменилось, но так и не поняла. — Расскажи, — не настаивая, попросил Карлайл. — Где ты вообще была? — добавил Эдвард. — То есть, мы видели рейс в Мехико, но Элис не искала тебя специально, и только видела пару раз какие-то джунгли. Мне хотелось рассказать им всё: свои открытия, возмущения, мысли и впечатления прошедших месяцев. На этот раз я искала приключения, а не покой, искала знаний об открывшемся мире и его обитателях. И кое-что нашла. Но я всё ещё не теряла надежды не втягивать Калленов во что-то, что наворотила сегодня ночью, хотя бы пока не пойму, насколько всё плохо. Хоть кто-то из нас осознавал, насколько маленькая вероятность вытащила нас из Вольтерры? С другой стороны, эта часть информации вполне безобидна. — Ну, я встретила в Бразилии твоих подружек, — сказала я Карлайлу. — Кашири? — удивился он. — И Зафрина, и Сенна, да. У меня был культурный шок, — улыбнулась я. — Я думала, кочевники выглядели дикарями, но я даже не могу представить менее похожих на людей вампиров, чем Амазонки. 27 июня Николай сказал, что они живут «где-то в Бразильском Пантанале». Площадь самого большого в Южном Полушарии болота, которое на самом деле является болотистой равниной, более семидесяти трёх тысяч квадратных миль, и пятьдесят две из них находятся в Бразилии. Так что инструкция вышла не слишком подробная. Уже вторую неделю я скиталась по заповеднику, да, наслаждаясь уникальной природой, но всё больше раздражаясь. Проблема была не в том, что я путешествовала одна, нет — одиночество в толпе много хуже; просто я жалела, что не победила своё любопытство и не отправилась на поиски либишоменов, и уже отчаялась наткнуться на Амазонский ковен. В паре сотен футов слева от себя я услышала призрачный звук шевельнувшихся словно от сильного ветра тропиков, и тотчас встрепенувшись, остановилась. Секунду спустя передо мной выросли они. Амазонки превзошли любую мою попытку представить их себе: высокие, выше Эдварда; красно-оранжевые глаза выделялись на фоне полосы угольного раскраса, перечёркивавшего их лица; одежда была сделана из шкур животных, в основном ягуаров. Отдалённо черты их лиц напоминали мне… квилетов — быстро нашлась я, спрятав мексиканские воспоминания. Но только отдалённо, они были из какого-то другого племени. Та, что стояла по центру, что-то сказала своим сёстрам на незнакомом мне наречии. Потом обратилась ко мне по-португальски. «Э-э… Español?» — с надеждой предложила я, вдруг пугаясь. Эти дикие на вид женщины заставляли Джеймса выглядеть городским парнем. Никогда я ещё не встречала такой по-настоящему кошачьей манеры двигаться, выражать эмоции, даже смотреть. «Девочка не человек,» — сказала стоящая справа вампирша по-английски, но с сильным акцентом. У неё были самые длинные волосы. «Девочка — дитя человека,» — согласилась та, что по центру, самая хищная на вид. Кажется, она была за старшую. Она шагнула ближе, и я отметила, что она выше меня, по меньшей мере, на фут. Конечно, разницы не было — даже малютка Элис была сильнее меня, но визуальный эффект вызывал инстинктивное напряжение. «Что девочка потеряла?» — подала голос третья. У неё были изящные черты лица, а волосы завивались мелкими кудряшками. «Что она ищет?» — не согласилась Длинноволосая. Затем они замолчали, и только через несколько секунд до меня дошло, что они ждут ответа. «Вообще, я искала вас,» — призналась я. Это удивило вампирш, а я вдруг поняла, что они не задали мне вопроса о том, кто я такая. Неужели они раньше встречались с кем-то подобным? Они придвинулись ближе, завораживая своей кошачье-змеиной манерой. Та, что была слева, втянула носом воздух. Длинноволосая коснулась пряди моих блондинистых волос. Главная снова что-то сказала по-индейски. «Девочка пришла к тебе,» — кивнула Длинноволосая. Главная качнула головой. «Девочка пришла к тебе, хотя пока этого не знает, — сказала она. — Но откуда она пришла?» — теперь я уже понимала, когда вампирши хотели обратиться ко мне, хоть они и разговаривали в третьем лице. Сказать ли про их знакомых? Вроде бы Карлайл говорил, что они подружились. Да и Николая они спасли. «Я дочь Карлайла Каллена, — призналась я, стараясь произвести дружелюбное впечатление. — Меня зовут Дафни. А найти вас мне помог…» — я снова оборвала вторгающиеся воспоминания о Мехико. Главная вампирша раскатисто рассмеялась, и даже её смех напоминал то ли рык, то ли боевой клич. «Дочь человека и дочь друга человека,» — веселилась она. «Духи оставили девочке подарок,» — поняла Длинноволосая. Главная кивнула. Третья амазонка оглядела меня с интересом. «Но девочка не умеет с ним обращаться,» — сказала она. «Так зачем девочка пришла?» — ещё раз поинтересовалась у меня Главная. Они так и не представились. Но я вдруг поняла, что они хотят услышать. «Учиться,» — ответила я. Пока я пересказывала своё столкновение с амазонками Карлайлу, Эдвард смотрел открытые мной воспоминания и улыбался, вероятно, вспоминая собственную встречу с дикими вампиршами. — Зафрина оказалась хорошим учителем, — заметил он. — Аро и Кайус даже не заметили, что ты не просто разговаривала. — Как? — удивилась я. — Разве они не знали? — Лоран знает столько, сколько знают Денали, а я ничего им не сообщал, кроме факта твоего существования, — объяснил Карлайл. — В марте было не до этого, а позже мы не связывались. — В любом случае, заметил Маркус, — продолжил Эдвард. — Похоже, искал сходства с Дидимой. У неё тоже был какой-то дар? — спросил он у Карлайла. — Аура счастья, — ответил он, косясь на меня. — Мне так рассказывали.***
По прибытии в аэропорт, пока мы шли к кассам, я решилась на последнее предупреждение. Или, если точнее, заставила себя его вынести. — У меня есть предчувствие, что я наворотила дел. Вы уверены, что хотите полететь со мной? Это ведь ставит под угрозу весь клан, спокойную жизнь, да и весь прежний образ жизни, — сказала я, останавливаясь и поворачиваясь лицом к Эдварду и Карлайлу. Пока я пыталась понять, на какой ответ надеюсь на самом деле, они переглянулись и обменялись улыбками, как счастливые родители маленького ребёнка, который только что выдал что-то весьма забавное. — Это последний шанс передумать, — настаивала я. — Может случиться, что назад пути не будет. — Как думаешь, что важнее: всё или семья? — спросил Карлайл. Прочие аргументы застряли у меня в горле. — Правильный ответ: это одно и тоже, — подсказал Эдвард. Я смотрела на них одно долгое мгновение, а затем развернулась и продолжила путь к кассе, краешком сознания отслеживая, как в сердце распускаются воображаемые цветы. — Так куда мы едем? — поинтересовался Эдвард. — Ты любишь жемчуг? — спросила я. — Я люблю, — сказал Карлайл, — он скромнее, изящнее и загадочнее бриллиантов. — Тогда тебе понравится, — улыбнулась я. — Мы едем посмотреть жемчужину Дуная —Будапест. — Правильно будет «Будапешт», — заметил Эдвард. Я оглянулась на него. — «Шт»? — «Шт», — очень серьёзно кивнул он. — Душнила, — беззлобно огрызнулась я.
Примечания:
Завтрак во Флоренции: https://res.cloudinary.com/djcyhbk2e/image/upload/f_auto,q_35,w_1200/v1/gvv/prod/gqjllif3jqa9is8gvfym