«В комнате находятся 10 человек. Вы — один из них. У каждого неограниченный запас желаний. Пожелать можно все что угодно, и это исполнится. Что вы загадаете?»
▪ ▪ ▪
Женский писклявый, как кипящий чайник, голос вырвал Сэмюэля из нежных объятий сна. Пару минут парень ворочался. Отчаянно преследовал ускользающую дремоту, но давящий сквозь веки желтый свет и шум за стеной победили. Он открыл глаза. Заспанный взгляд встретили потрескавшийся серый потолок и темное пятно над изголовьем. «Доброе утро», — мысленно протянул Сэмюэль, вставая со скрипящей кровати. Парень зашаркал голыми ступнями по холодным половицам в ванную. В висящем над раковиной зеркале его встретил бледный худощавый мужчина. Темные круги под глазами выдавали беспокойный сон, а сальные русые волосы — отсутствие времени на уход. На вид мужчине было далеко за тридцать; и только близкие знали, что Сэмюэль недавно справил двадцатилетие. Когда парень ополоснулся, по коридору загулял голодный лязг кастрюли. Обтершись полотенцем, Сэмюэль последовал зову. Из окна крошечную кухню заливал желтый свет, у одинокой плиты стоял мужчина. Он глядел в окно, высматривал в непроницаемом смоге прямоугольные силуэты других ульев. — Как спалось? — спросил мужчина. — Ужасно, — простонал Сэмюэль. — Старики за стеной опять поругались. Садясь, парень мазнул взглядом по картине над столом. В простенькой деревянной рамке висел портрет Еврентия Мудрова, первого императора Острокийской империи. Сэмюэль боялся долго глазеть на основателя. Почему-то при долгом наблюдении острый взгляд бородатого мужчины в самом расцвете сил наполнял сердце благоговением. Парень не знал из-за чего. Будь-то яркий пейзаж, издалека сливающийся в разноцветные кляксы, или стоическое бесстрастие героя. За благоговением неустанно следовала зудящая досада. Раздражающая незавершенность. Что-то мешало наслаждаться живописным шедевром, но Сэмюэль не понимал что. Помимо неразлучной пары, парень ощущал пробегающий по спине холодок. Его пугала яркость и постоянство чувств. Даже вкуснейшее лакомство со временем приедалось, но только не эта картина. Каждый раз. Он каждый раз чувствовал одно и тоже. Благоговение и досаду. Словно при взгляде на портрет внутри включался сломанный патефон, играющий одну и туже мелодию снова и снова. — Узнаю мистера и миссис Ленски, — усмехнулся мужчина. Он повернулся к парню. Дэниэл Берислави носил серую майку и голубые шорты. За последний год волосы на голове отца сильно поредели. Сейчас Сэмюэль бы описал прическу Дэнни словосочетанием: «Озеро в лесу». Или, может, уже «морем»? В облике мужчины вопил красный фартук, который покрывали темные пятна жира. — Чем порадуете сегодня, шеф? — усмехнулся парень. Нос щекотал терпкий запах орехов, а значит, отец варил гречку. — Хорошо, что Вы спросили, дорогой клиент, — нарочито вальяжно проглаголил Дэнни. Он подражал герою недавней театральной постановки. Господину Важницкому, владельцу столичного ресторана. — Вашему вниманию представляется гречка! Мужчина шагнул вбок, открывая вид на плиту. Покрытую ржавыми наростами кастрюлю снизу щекотали голубо-красные языки пламени, пока за отодвинутой крышкой пузырилась вода. — Прямиком с богатых южных ферм, — продолжил отец. — Взращенная в… баронии Зеленова! Трудолюбивые крестьяне день и ночь корпели на грядках ради одного: чтобы их гречка попала Вам на тарелку! Дэниэл начал кланяться, но конец представления прервал глухой хруст. — Пап, ты как? — вскочил со стула Сэмюэль. — Я… все хорошо, — прохрипел мужчина, растирая спину. Парень усадил Дэнни за стол, а сам выключил плиту и отставил кастрюлю. Когда он накладывал кашу в тарелки, положил отцу часть своей порции. Они завтракали в полной тишине, сидя друг напротив друга. Пока между ними одиноко стоял третий стул. — Как здоровье? — нарушил молчание Сэмюэль. Дэниэл поднял взгляд на сына, а затем смущенно отвел в сторону. — Как всегда. Иногда я не чувствую пальцы на ногах и меня бесят хрустящие суставы. В остальном все хорошо, — ответил отец. — Сэмми, ты это… купишь мази? Помыв посуду, Сэмюэль вбежал в комнату. Накинул белую рубашку, темно-серые брюки и отцовский серый плащ с капюшоном. Стоило парню опустить руку в карман, как ладонь коснулась бедра. «Нужно зашить вечером», — подумал он. В коридоре у входной двери в утренней желтизне тонул велосипед. К рулю, обмотанному грязной тряпкой, крепился химический фонарик, такой же помятый, как и весь велосипед. Парень вытащил из нагрудного кармана кожаный платок и круглые очки, обмотал рот и нос; натянул мутные линзы на глаза. Мир поблек, будто Сэмюэль посмотрел сквозь тонкую ткань. — Удачи! — прокричал отец с кухни. Парень спешно спустился по каменной лестнице со второго этажа и ногой отпер тяжелую входную дверь. В темный подъезд ввалились плотные клубы желтого смога. «Забыл про капюшон!» — натянул на голову капюшон и шагнул на улицу. Спешно сколоченные местными умельцами скамейки, протоптанная земляная тропинка. Весь двор нежно обволакивала желтизна, стыдливо пряча остальное графство. Сэмюэль видел не дальше десятка метров. Он приподнял и чуть-чуть потряс руль. Из фонарика сначала мигнула, а затем вырвалась струя белого света, оттесняя кудрявый дым. Теперь парень видел дорогу. Он лениво крутил педали, пока навстречу ему летели огненные шары. Приближаясь, они обрастали черной клеткой и тонкой ножкой пронзали тротуар. По мнению Сэмюэля, Пейлтаун был единственным графством, где круглые сутки горели уличные фонари. Направляли людей сквозь туманный океан, словно маяки. Путь занимал десять минут, но парень никуда не спешил. Вид пустой улицы завораживал и распалял воображение. Сонный разум дорисовывал рыскающих меж прямоульных ульев глазастых тараканов и парящего высоко в небе черва с человеческим лицом. Сэмюэль помотал головой. «Четыре медных нила за два килограмма гречки, сто двадцать за недельную аренду, двадцать четыре за мазь», — подсчитывал парень. После смерти матери обязанность следить за деньгами перешла ему. Он долго брыкался, но спустя какое-то время полностью распробовал вкус власти. Расчеты успокаивали. Вдруг гром сотряс улицу, в правый бок Сэмюэля что-то сильно ударило и сбило с велосипеда на середину дороги. Обломки кирпичей, доски и металлические прутья дождем посыпались из смога. — Ч-что, — поднялся парень. На велосипеде животом вниз лежало обгорелое тело мужчины. Пол головы покрывали гнойные нарывы неизвестного цвета, на месте второй половины тлела огромная дыра. Руки что-то сжимали на груди. «Взрыв газа или, может… тауматургия?» — с надеждой подумал Сэмюэль. Парень подбежал к мужчине и небрежным пинком столкнул с велосипеда. — Кажется, не заляпал, — осмотрел он раму и руль. Даже фонарь исправно светил. Сэмюэль бросил изучающий взгляд на труп и брезгливо опрокинул на спину ногой. Трогать голыми руками он не рисковал. Мужчина мертвенно-бледными пальцами крепко сдавливал края помятой книги. «А это я заберу», — улыбнулся под платком парень. Сэмюэль смешно оглядел обломки и нашел погнутый железный прут. «Сойдет, — схватил он инструмент и просунул меж ладоней. — Деньги лишними не бывают». Парень налег всем телом и высвободил книгу из крепкой хватки мертвеца. Сэмюэль потянулся к находке, как мужчина резко схватился за его руку. — Сны, — прохрипел незнакомец. В единственном глазу танцевало пламя чуждого цвета, капилляры и радужка выглядели как детский рисунок солнца. — Приди в мои сны! Парень со страху пнул мужчину в голову, и недомертвец обмяк на дороге. — О боги, боги, боги! — отскочил в сторону Сэмюэль. Он не отрывал взгляда от трупа, ожидая пока тот снова встанет. Но мужчина уже испустил дух. Когда Сэмюэль услышал беспокойные голоса со стороны взрыва, то подскочил к велосипеду и закинул книгу в портфель. Он желал сбежать до прихода стражей. Охотники за мистикой тщательно обыскивали всех свидетелей. Будь то сожители или обычные прохожие. Спустя пару минут энергичного кручения педалей впереди из желтой дымки прорезался величественный силуэт завода. Сердца Пейлтауна. Все дороги графства вели к нему. Построенный во времена Острокийско-кенской войны для производства оружия. В мирное время он выпускал бытовые артефакты: охладители, сушилки для одежды и многие другие. Сэмюэль закрепил звенящей цепью велосипед у бурой кирпичной стены и шагнул внутрь. Вдоль павильонов тянулся длинный темный коридор. Дойдя до нужной двери, парень замер. «Рунический цех», — гласила табличка сбоку от огромного листа металла, покрытого ржавыми пятнами. Он сунул руку в карман брюк и вытащил ключ. Пару раз прокрутил в замке. После щелчка парень схватился двумя руками за выпирающую ручку и налег всем телом. Лист поддался, открывая вид на безлюдный цех. По центру рядами строились зеленые станки вместе с небольшими металлическими столиками. От каждой машины поднималась толстая серая труба. На потолке они соединялись в одну кишку, что тянулась сквозь все цеха. Металлические капилляры со свисающими лампами тянулись между боковых стен. На заводе не использовались газовые светильники. Любая авария рисковала подорвать емкости с газом вместе со всеми работниками, поэтому на замену пришли мана-лампы. В отличие от собратьев они были безопасны. Сэмюэль змейкой обошел станки и обыденно щелкнул переключателями. Павильон заполнил гул просыпающихся машин. Каждая требовала полчаса на прогрев перед работой. Парень бросил взгляд на настенные часы над входом. На круглой белой равнине за мутным стеклом старшая сестра села на цифре четыре, а средняя встала на пятерке. Чуть больше получаса до начала смены. Он любил приходить пораньше и наблюдать, как цех заполняли остальные работники. Парень повторял ритуал пять лет. Верил, что однажды заметят и отплатят по заслугам. Сэмюэль ждал повышения. Взгляд метнулся в конец павильона. За рядами станков пряталась сколоченная из металлических листов постройка. Черное пятно на белом полотне. Посередине стены выступала деревянная дверь с табличкой. Со своего места парень не видел надпись, но знал. Чернильные витиеватые узоры собирались в текст: «Глава цеха. Андреа Синков». «Когда-нибудь». Сэмюэль получал скромную недельную зарплату рабочего завода, которой впритык хватало на двух человек. Даже получалось откладывать по чуть-чуть. Накопления парень пускал на билеты на театральные пьесы в единственном театре на улице Завилова. Он плюхнул на рабочий столик черный портфель и отстегнул блестящую защелку. Кожаная обложка с алыми каплями по краям, скомканные желтоватые страницы. Книга выглядела ужасно, если не хуже. Сэмюэль поднес том ближе к лицу. Принюхался. От книги разило сырой землей и пеплом. Мучительная смерть. «Хоть бы тауматургия, хоть бы тауматургия», — с замиранием сердца он раскрыл обложку. Парень желал денег. Чем больше, тем лучше. Любой запрет открывал окно для заработка. Не прошедшие проверку повести, картины любителей и даже самописные театральные пьесы. Все имело цену в подполье. А мистические искусства — особенно. Сэмюэль знал, где в графстве можно было продать запрещенные законом вещи. Он не горел желанием ввязываться в это, но раз деньги сами прилетели в руки, то грех отказываться. «12 джума 786 года. Меня звать Рентин Сильвов. Чудно писать об этом. Раньше о подобном я только читал…» — почерк многое говорил о человеке. Небрежные чернильные закорючки, толстая и грязная обводка на месте ошибок. — «Сегодня я взял одну книгу. Странствия в ночи за авторством Фрэнка Рузова. Сначала я подумал, что читаю мемуары умалишенного. Уж больно чудные вещи он описал. Фрэнк посвятил книгу «пролезанию под кожу мира», с его слов…» Сквозь гул станков до Сэмюэля долетел грохот входной двери. Он в спешке захлопнул дневник, кинул в портфель и привстал. В проходе стояла тучная фигура. Мужчина носил черный плащ с капюшоном, льняная рубашка, темно-серые глаженные брюки и блестящие коричневые туфли с острыми козырьками. Окинув взглядом павильон, он уверенной походкой побрел к Сэмюэлю. — Мистер Берислави! — почти пропел Андреа Синков. На пухлом лице просияла широкая улыбка. — Добрейшего утра! В ответ парень приложил правую руку к сердцу. И коротко поклонился. Этому приветствию его научил отец. Дэнни узнал о нем от своего отца, тот от своего и так далее. Насколько Сэмюэль знал, корни приветствия тянулись из Кенского королевства, когда-то завоеванного Острокийской империей. — Первый среди первых! — продолжил глава цеха. «Конечно, — мысленно цокнул парень. — Кроме меня, никто не включит станки…» — У меня чудесные вести! К нам прибывает свежая кровь. Представляете? — Недавно был выпуск в школе, — поддержал Сэмюэль. — Я к чему это, — почесал за ухом Андреа. — Я тут всего ничего и многого не знаю. — Три года. — Да о другом я, мистер Берислави. О другом! Я про работу, эм… сам процесс и… — Желаете, чтобы я показал все новичкам? — закончил за главу парень. — Вот именно! — хлопнул в ладоши Андреа. — Ловите на полуслове. Ай-да мистер Берислави. Я позову вас, когда они придут. Могу рассчитывать на вас? «Вздор! Все ты знаешь!» Сэмюэль прикусил губу. Он хотел отказать. Покачать головой, пожать плечами. Андреа «Свинков» поскулил бы пару минут и отстал, а парень ощутил бы прилив гордости. Но что будет дальше? Глава больше никогда не обратится за помощью, найдет другого мальчика на побегушках и, когда покинет пост, напишет письмо с восхвалением счастливчика. А Сэмюэль останется ни с чем. — … Хорошо, — сжал кулак под столом парень. — Ваш ответ — мелодия для моих ушей, мистер Берислави! — воскликнул Андреа «Свинков» и зашагал к кабинету. Стоило двери захлопнуться, Сэмюэль со всей силы вдарил по столу, кулак отпружинил вверх, а глухой удар утонул в какофонии насмехающихся машин. «Спокойствие, Сэмми, — глубоко вздохнул он. Вдох, выдох, вдох, выдох. — У тебя в портфеле большие деньги… Думай о театре и шоколаде. Белоснежные шоколадные шарики… Орех в нуге». Парень сглотнул слюну и глянул на часы. До начала рабочего дня оставалось полчаса. «Ранние пташки» прилетали за десять минут, иногда за пятнадцать, поэтому Сэмюэль достал дневник. «Закулисье. Так Фрэнк именовал то место. До чего же чудное название… Закулисье было местом тайных встреч и обителью разных тварей…» Сэмюэль закрыл дневник и вложил обратно в портфель: «Нужно потом все прочитать, вдруг наткнусь на заклинание или ритуал? А то Луи одурачит. Скажет, что я нашел книжонку доверчивого простофили». Через пятнадцать минут в цех хлынул плотный поток людей. Из реки рабочих отделился один. Мужчина брел к парню, слегка покачиваясь. — Как дела у отца, Сэмми, — приложил он руку к сердцу и поклонился. Дерек Нейви носил клетчатую голубую рубашку, серые брюки с подтяжками и темно-коричневый плащ. За мужчиной по пятам следовал едкий запах дешевого пойла, какое подавали в местной забегаловке за пять медяков. Иногда от него разило кислостью давно забродивших фруктов и ягод. Не часто. Раз в неделю. В день зарплаты. — Все как всегда, мистер Нейви, — усмехнулся Сэмюэль. — Сон, еда, печатная машинка и снова сон. Вчера вот пришло письмо. — И? — шагнул поближе мужчина. — Какие вести? Парень помотал головой. — Скромик их де… — воскликнул и замолк на полуслове Дерек. Он никогда не матерился в присутствии Сэмюэля. Когда Сэмюэль был ребенком, мистер Нейви ввалился в квартиру Дэнни после попойки. Грязный с наполовину пустой бутылкой. Мужчина бранил весь мир, герцогов и даже императора. Отец заперся с Дереком на кухне на пару часов. Сэмюэль на всю жизнь запомнил тот безжизненный взгляд, которым Дерек его одарил, когда они вышли. С того дня мистер Нейви больше никогда не бранился при парне. — МЗКашные сволочи, — пробурчал Дерек. — Что на этот раз? — Присутствие намека на принижение достоинства одного из благородных родов, — слово в слово пересказал Сэмюэль. — Дэнни же послал тот рассказ про подводных эльфов? — Ну да. Мистер Нейви нахмурился и устало вздохнул. — Да уж… Приехали. Перед продажей рукопись, картина, песня, мелодия и другие произведения искусства проходили обязательную проверку в Министерстве защиты культуры. Проверки МЗК длились месяц, а иногда полгода и, почти всегда, заканчивались отказом. Поэтому большинство продавало творения на подпольных рынках. — Дэнни не думал, — осторожно начал Дерек, придвигаясь ближе. — Ну это… пойти по другому пути? — Неа, — помотал головой Сэмюэль. Те, кто гнался за славой и большими деньгами, на такое решение даже не заглядывались. А отец грезил богатством. В ответ мистер Нейви цокнул и отошел за свой столик сбоку от парня. Когда по павильону пробежал звонкий треск, Сэмюэль отпер ящик и вытащил плотные кожаные перчатки, круглые очки с толстыми линзами и коричневый фартук. — Мистер Берислави! — прокричал кто-то над ухом. Парень развернулся. В паре шагов утирался платком тяжело дышащий Андреа Синков. «Далеко бежал», — мысленно усмехнулся Сэмюэль. — … Свежая кровь… прошу за… мной. Глава повел парня сквозь ряды станков в конец цеха. В постройке из металлических листов, помимо двери в кабинет, сбоку вырастала еще одна. Полная вмятин и с облупленной белой краской. Она ни в какое сравнение не шла с лакированной покрытой узорами лоз подругой. Таблички не было, но все рабочие называли комнату — переговоркой. Андреа всегда принимал в ней «свежую кровь» и разговаривал с подчиненными. Начальников и равных по должности он отводил в кабинет. Глава цеха потянул ручку на себя. Комнате отлично подходила дверь. Блестящие под тусклой мана-лампой листы металла, скрипящие от каждого шага половицы. По центру взятый из павильона рабочий столик окружали четыре дивана. Из одного торчали пружины, на втором росло темное пятно. Остальные два, стоящие друг напротив друга, можно было назвать «хорошими» по меркам переговорки. На одном плечом к плечу сидели трое молодых парней. Их взгляды напрыгнули на Сэмюэля, стоило ступить внутрь. — Господа, благодарю за ожидание! — воскликнул глава цеха. — Представляю вам нашего работника — Сэмюэля Берислави! Андреа энергично захлопал в ладоши. Из-за пота аплодисменты звучали как жадное причмокивание. — Оставляю новичков вам, мистер Берислави, — выскочил из переговорки глава и захлопнул дверь. На долгие секунды комнату захватила давящая тишина. Парень устало потер глаза, окинул новеньких взглядом. На Сэмюэля глядел крайний левый со скрещенными руками. Он носил темно-серый плащ, молочную рубашку и светло-коричневые брюки. Мальчик, Сэмюэль не мог назвать его иначе, явно ждал чего-то от парня. Поэтому он приложил руку к сердцу, коротко поклонился и плюхнулся на диван напротив «свежей крови». — Приятно познакомится, — осторожно начал Сэмюэль. До этого новичков всегда встречал Андреа «Свинков», поэтому парень не знал, что говорить. — Эм… Ну… Как глава и сказал, меня зовут Сэмюэль Берислави. Представьтесь. Он кивнул на крайнего левого. — Меня зовут Зак Новидов! — воскликнул мальчик с короткими каштановыми волосами. — Приятно познакомится. — Я — Майлд Волдов, — подхватил эстафету средний. Короткие темные волосы и полуприкрытые глаза. Каждому из них было по четырнадцать-пятнадцать лет, но Майлд выглядел постарше. По ощущениям, лет на двадцать. — … Кью Голри, — робко пробурчал последний. Мальчик привстал и повторил приветствие Сэмюэля. Зачесанные на правый бок русые волосы, детское круглое лицо. Взгляд Кью пугливым зверьком метался из стороны в сторону, боясь долго задерживаться на одном месте. На парня он не рисковал смотреть ни секунды. Когда Кью закончил, Сэмюэль откинулся на спинку дивана и вздохнул. — Полагаю, теперь я могу показать вам, как мы работаем, — сказал он. — Есть какие-то пожелания или может вопросы? Ответом ему была тишина. — Отлично! — прикусил губу и неожиданно воскликнул Сэмюэль. Он поднялся с дивана. — За мной. Парень повел новичков вдоль боковой стены к своему столу. Слева за станком радостно присвистывал Дерек, штампуя одну заготовку за другой. — Какой план? — прокричал Сэмюэль, чтобы перебить гул и шипение работающих машин. Мужчина мазнул взглядом по «свежей крови» и раскрыл рот в широкой улыбке. — Двести А32! Триста шестьдесят Б01! И пятьсот Ж45! — Слышали? — обернулся парень к трио. — Это план на каждого! Вон там у нас стоят лотки! Он ткнул костлявым пальцем в стоящие вдоль стены высокие шкафы. На каждой полке шеренгой шли наклеенные бумажки с корявыми надписями. — Буква значит носитель, число — формулу! Парень засеменил к лоткам, схватил белую плоскую насадку из числовых и металлическую пластину из буквенных. — Глядите! — скомандовал Сэмюэль, надевая фартук и натягивая на руки перчатки. На насадке выступал выдавленный с другой стороны рисунок. Линии сворачивались в завитки, отдаленно напоминающие символы облаков или ветра. Они шли по кругу и замирали в самом низу, в паре сантиметрах от завершения окружности. По диаметру сидели заключенные в круги узоры. Всего пять. Каждый разного размера. — Ч-что это значит? — спросил Кью. — Не знаю, — пожал плечами Сэмюэль. — Но не советую срисовывать, если не хотите взорваться. — Он не сработает, — спокойно возразил Майлд. — Подрабатываешь артефактором в свободное время? — Нет, но для работы формулы нужны мана и клетка души. — В целом ты прав, но, — протянул парень, — … я бы все равно не рисковал. Сэмюэль закрепил насадку на прессе, положил пластину под него и энергично закрутил вентиль двумя руками. Когда белый камень встретился с металлом, из-под них вырвались клубы серого дыма. Пластина умоляюще постанывала и шипела под высокой температурой насадки. Но пресс плотно держал обоих в крепких объятиях. Парень отсчитал двадцать секунд и закрутил вентиль в другую сторону, разлучая жаркую пару. — Одной насадки хватает на десять заготовок! — прокричал он. — После нанесения ее нужно остудить! Зажав пластину длинными клещами, погрузил ее в ванночку, наполненную маслом. — И помните, — вдруг из пузырящейся жидкости с ревом вырвался столб красного пламени, — … никогда не стойте над маслом! — Я так один раз брови спалил! — хохотнул Дерек. — Тогда у вас еще не было бороды. — Повышаю ставки! Парень усмехнулся и повернулся к новичкам. — В последнем ряду есть свободные станки. Если будут вопросы, подходите. Все понятно? Трое новичков кивнули в унисон.▪ ▪ ▪
Графство сотрясали удары колокола, знаменуя наступление шести часов вечера. Парень несся на велосипеде по дороге, освещенной только уличными лампами и фонарями других людей. Солнце давно зашло за незримый горизонт, погрузив Пейлтаун во тьму. Прохожих почти не было. В графстве почти все пользовались велосипедами. Из-за плотного смога часто вспыхивали болезни. Эпидемии накрывали Пейлтаун раз в десятилетие. Часть жителей погибала, освобождая места для приезжих из ближайших бароний. Животные умирали как мухи. Поэтому ни извозчиков, ни домашних любимцев в графстве не водилось. Сэмюэль свернул на первом повороте на улицу Тирова. Мягкий оранжевый свет уличных ламп вытачивал из тьмы и смога силуэты причудливых построек. Острые козырьки закрытых ларьков, волнистые изгибы палаток. Торговый район радовал глаза разнообразием. Не только товаров, но и видов. Здесь редко встречались скучные прямоугольные дома, потому что торговцы старались завлечь мимо едущих людей. Он остановился перед невысоким домиком с треугольной крышей. Нарисованные зеленые лозы обвивали каменные серые стены. Плоские растения заползали на черепицу крыши, где сплетались в плотные узлы, чтобы затем взорваться букетом разноцветных пятен. Табличка над дверью гласила: «Зеленая лавка миссис Нотовой». — Добрый вечер, Сэмми, — поздоровалась пожилая дама, когда парень зашел внутрь. Миссис Нотова была низкой старушкой с завязанными в пучок седыми волосами. Насколько знал парень, ее внук работал на заводе в Сборочном цехе. Сэмюэль ответил обыденным приветствием. — Как обычно? — спросила она. — Конечно, — кивнул парень и подошел к стойке. Старушка исчезла в темном проходе. До Сэмюэля донесся скрип открывающегося деревянного ящика. — Сорок нилов, — сказала миссис Нотова, ставя перед парнем баночку синей мази. — Сорок? На прошлой недели же было двадцать четыре? — Налоги, — прохрипела старушка. — Сделаете скидку? — прикусил он губу. У парня не было таких денег. Зарплату Сэмюэль получал в конце недели, а сейчас в его кошельке лежало не больше тридцати медных нилов, отложенных на еду и мазь. — Как постоянному покупателю? — Все графство — мои постоянные покупатели, — возразила она. — Мне жаль, Сэмми. Могу предложить другое лекарство. Миссис Нотова дрожащими руками убрала со стойки мазь. — Сколько? — Всего двенадцать. Появилось совсем недавно. Погоди. Спустя минуту старушка вернулась с баночкой зеленых таблеток. На стекле виднелась наклеенная пожелтевшая бумажка с надписью: «Камендин». Сэмюэль вытащил из кармана свернутый льняной мешочек и высыпал двенадцать медных монет с портретом третьего императора. — Принимать два раза в день, — произнесла миссис Нотова на прощание. — Спокойных грез, Сэмми.▪ ▪ ▪
— Как день, Сэмми, — спросил отец, когда парень грохнулся за стол на кухне. Дэнни сидел напротив, читал свежий номер Пейлтаунского Вестника. Местной газеты. — Ничего нового, — отмахнулся он. — Что пишут? — Столичные астрологи предсказали неделю ливней на Ненском высокогорье… Водоносам следует остерегать необдуманных решений и повременить с… — Что-то еще? — устало проворчал Сэмюэль. — Конечно, — улыбнулся Дэнни. — Смерть от тауматургии, смерть от тауматургии, старик вспомнил свою прошлую жизнь и назвал себя первым императором и… О! Смерть от тауматургии! Парень фыркнул. В газете всегда на первые полосы выходили яркие описания смертей от «греховной» тауматургии так же, как описания казней выживших практиков. Временами они соседствовали со статьями о могуществе императора и высшего дворянства. «Герцог Рузов связал чудовище, убившее сотни крестьян», «Император заморозил озеро, спасая жителей юга от жары»… Обычный люд погибал от тауматургии, а герцоги и император спасали жизни. Все из-за «благословения Пяти богов». Так говорил первый император, Еврентий Мудров. — Пап, твоя мазь, — начал Сэмюэль, доставая из портфеля баночку с таблетками. — Она подорожала, поэтому я купил это. — Сколько? — повертел в руках лекарство Дэнни и поставил на стол. — … Двенадцать. Это… — Это отлично! — неожиданно воскликнул отец. — Теперь ты сможешь откладывать гораздо больше! Сэмюэль натянуто улыбнулся. — Уже есть идеи, куда потратить лишние деньги? — Я об этом даже не думал, — честно ответил парень и отвел взгляд в сторону. — Помнишь, что я всегда говорил? — Всегда ищи хорошее, — повторил он фразу, которой отец прожужжал все уши. — Именно! — ухмыльнулся Дэнни. За ужином они обсуждали новую повесть Дэниэля. А, когда закончили, Сэмюэль затопал в комнату и упал на кровать. Накатывающиеся волны усталости захватили разум парня, и он заснул. Утром следующего дня Дэниэл Берислави умер.