Фанатка

Придя в себя, я обнаружила, что нахожусь в хорошо освещенной комнате лазарета академии. Широкие окна настежь распахнуты; по ту сторону шелестела листва, игравшая с весёлым ветром, голосили птицы, солнце восславляло прекрасный летний день. Меня разместили на просторной кровати, рассчитанной на больных, которым предстояло провести под наблюдением лекарей некоторое время. Вокруг множество колб и мензурок; ничего особенного. Я вышла из магического сна спустя несколько дней после состязания, решив, что этого должно быть достаточно, чтобы убедить всех вокруг в том, что они могли лицезреть своими глазами на арене. Стоило мне очнуться, как в покои вторглись лекари, кинувшиеся проверять моё состояние. Мне задавали множество вопросов о том, как я себя чувствую, одновременно проверяя память, способность устанавливать причинно-следственные связи, скорость реакции и тому подобные атрибуты здорового мага. Я отвечала без лишней спешки, в меру глядела по сторонам затуманенным взором, пока не спросила, как я здесь оказалась. Тогда, чрезвычайно осторожно, мне напомнили о минувшем событии и поздравили с победой. Я улыбнулась новостям, не сразу реагируя на скорбный вид лекаря, ведущего со мной этот диалог. Дальше ему с прискорбием пришлось сообщить, что мой соперник погиб. Выждав положенное время, когда я сначала побледнела, затем собралась расплакаться, он попытался меня утешить: сказал, что, ко всеобщему сожалению, несчастные случаи иногда происходят, когда открывается седьмая точка канала. Я как можно натуральнее выпучила глаза и уронила челюсть. — Да-да, моя милочка, — по-доброму улыбнулся мне маг воды в летах и сединах и взял за руку. — Спешу поздравить вас первым: теперь вы не только первая девушка-победитель состязания стихийников, но и новоиспечённый мастер-маг. А о несчастном случае поскорее забудьте. Трагедия прискорбнейшая, но ничего уже нельзя поделать. Попытайтесь это принять. Он по-отечески погладил тыльную сторону ладони и добавил: — Последние пять дней вы провели в магическом сне — так часто бывает после открытия точек. Слишком большой выброс энергии лишил вас сил, но сейчас всё хорошо и вы идёте на поправку. Лекарь покинул комнату, давая мне время осознать случившееся и собраться с мыслями. Я же думала о том, как там Филипп. Отправился ли он домой? Думает ли он обо мне? Что касается упомянутых событий, принимать было нечего. Никиту за его смертный грех я покарала тем единственным, чего он заслуживал. Он нанёс вред Филиппу, со временем мог попытаться снова, и обезопасить своего мага воздуха я могла лишь одним способом. Я могла сделать всё тихо и незаметно. Но такой скелет в шкафу мне без пользы. Нужно было не только покарать мага огня, но и продемонстрировать свою мощь. Когда я попыталась показать силу тайно, дав знать Никите о себе с помощью рукопожатия, он не проникся и всё равно полез к Филиппу. Мне нужно было однозначное понимание всех в академии, что доставать Филиппа — плохая затея, коль скоро я являюсь его девушкой. Так я не только поквиталась с Никитой и, кстати, обставила всё так, что никаких претензий не получу: в подписанных мной бумагах имелся список случаев, которые могли повлечь за собой летальный исход для соревнующихся, одним из них было открытие седьмой точки магического канала, — и предупредила всех возможных недоброжелателей Филиппа, что со мной лучше не связываться. Состязание подвернулось как нельзя кстати. Я знала о нём достаточно, как и о многом другом в академии, но бесполезные показные мероприятия меня не привлекали. Бумаги, подписываемые состязавшимися, я тоже прочла, ещё в первый год обучения, из интереса. В перечне числились случаи исключительных обстоятельств, когда участник мог расстаться с жизнью. Случаи эти были крайне редки и потому студенты мало о них заботились; люди всегда считали себя счастливчиками, которых непременно обойдёт несчастье или неудача. Бумаги же и писари любили точность и определённость, и потому список был неизменным приложением к подписываемому согласию на участие, где однозначно указывалось, за какие непредвиденные обстоятельства академия не несет никакой ответственности. Один такой пункт подходил мне как нельзя кстати. Открытие седьмой точки канала — крайне редкое событие в мире магов. Только самые выдающиеся и магически одаренные стихийники могли добиться раскрытия всех семи точек источника, имевшегося в теле любого из нас и восходившего вдоль позвоночного столба, — и обрести статус мастер-мага. Открытие сопровождалось огромным выбросом энергии такой силы, что никакие посредственные охранные браслеты не могли её сдержать. Моя магия вылилась белым пламенем — как это должно было происходить у всех урожденных магов огня. Только я сама могла пережить выброс или маг с таким же количеством открытых точек. Все остальные, находившиеся со мной в физическом контакте в этот момент, не имели шансов пережить стихию в её совершенной форме. Однако небольшое количество магов, сумевших открыть седьмую точку, не слишком торопились делиться сведениями, и потому известно было не так уж много. Например, мало кто знал, что открытие не так уж сложно сымитировать. Именно так я и поступила. За то, что раскрылась, отец спустит с меня шкуру, но выбора нет, когда твоя жизнь уже тебе не принадлежит. Всё, о чём я могла думать — Филипп. *** Мне разрешили покинуть лазарет через несколько дней. Дальше со мной разговаривали декан моего факультета и ректор. Как и эскулап, они выразили сожаление по поводу печального происшествия, затем поздравили и перешли к делу. Открыв седьмую точку, я могла перейти на индивидуальное обучение под присмотром одного из магистров магии, преподававших в академии. Я, осведомленная о своих возможностях, скромно просила остаться в группе. Моё требование было удовлетворено, но в таком случае я всё равно должна была заниматься с магистром в свободные часы, чтобы научиться пользоваться полностью раскрытым источником силы. На том мы и условились. Декан сообщил, что карета ждёт, чтобы отвезти меня домой; моему отцу отправили письмо, которое найдёт его до того, как я прибуду. Отправляться я могла уже на следующий день. В академии царила пустота. Совершенная тишина потрескивала редким эхом затерянных в пространстве людей, заполняла старинные стены. На этаже моего крыла, перед входом в общую комнату я обнаружила Максима. Мы обменялись приветствиями и я пригласила его войти. Предложила сесть в опустевшей гостиной, а сама отправилась проверять все комнаты крыла, чтобы удостовериться, что наш разговор останется приватным. Никого не было. Максим сел в одно из кресел, составлявших круг, я выбрала то, что напротив, и стала ждать, когда он озвучит то, за чем пришел. Я не сомневалась, что выгляжу уверенной, но внутри все похолодело. Закравшееся подозрение о том, что случилось, едва позволяло удерживать маску безразличия. — Как ты? — спросил он. — Всё в порядке. — Ты ведь всегда была мастер-магом, верно? Я молчала — все было очевидно. — Ясно, — верно расценив моё молчание, кивнул Максим. — Ты была права, когда не стала обсуждать с нами свою месть. Мы бы никогда на такое не согласились! — Огонь плескался в чаше его сознания: парень был откровенно расстроен, растерян, рассержен. — И ты совершенно точно знала, что мы обо всём догадаемся, когда увидим. Я смотрела на Максима в ожидании. — Ты думала, мы будем молчать? Я уже поняла, что услышу дальше и приготовилась. Нет, я не думала, что они промолчат. Филипп был им другом и они уберегли его от беды, когда согласились не раскрывать правду в первый раз. Но теперь, в их глазах, я была ещё большей бедой — я была опасной для жизни. И они должны были рассказать об этом другу, чтобы снова уберечь. — Мы всё рассказали Филиппу, — произнёс он, меряя меня взглядом. Я не выказала чувств и ничего не ответила; мои подозрения подтвердились. — Что сказал Филипп? — в горле пересохло от сжимавшего внутренности волнения. Максим недолго прожигал меня взглядом. — Сказал, что мы — предатели. А ты больная, если пошла на такое. Вот и всё, что он сказал. Он наклонился вперёд, оперевшись локтями на колени, сложил ладони одна в другую. Его курчавые волосы упали на лицо, скрывая черты. Мы немного помолчали. — До сих пор не верю, что ты это сделала. Он поднял на меня взгляд. — Почему? — он сглотнул. — Почему было просто не выиграть? Ты бы унизила его. Или, может быть, припалила бы ублюдка где-нибудь вдали от академии, чтобы никто не узнал? Разве этого было бы недостаточно? Я медленно выдохнула. — Он бы не отстал от Филиппа. — Откуда тебе знать? — мои слова воспринимались в штыки. — Его огонь — Пожиратель. Мне не нужно было объяснять магу огня, что это означало. Маги, обладавшие таким огнём, были властными и жестокими. Они редко контролировали свою стихию, позволяя той получать, что угодно. Но правильнее было бы сказать, что стихии не требовалось разрешение, она сама внушала магу, что это его собственное желание, и забирала без меры. — Но отвечая на твой вопрос: да — недостаточно. Максим долго смотрел в мои глаза. — Ты действительно ненормальная, — пробубнил он и поднялся. — Мы сказали Филиппу, но больше никому выдавать тебя не намерены. — Спасибо. — Не стоит благодарности. На этом настоял Григорий. Он был против того, чтобы мы вообще рассказывали Филиппу. Сошлись на том, что скажем Филиппу и на этом все, забудем обо всей этой истории. Григорий заставил скрепить обещание завязав языки. Обет завязывания языка помогал удерживать то, что не должно быть раскрыто, но не стирал память и не грозил смертью тем, кто его дал в случае раскрытия. Человек в прямом смысле слова не мог открыть секрет никоим образом. Секрет словно прятался в голове, как только возникала мысль с кем-нибудь поделиться. И возникал вновь, если угрозы раскрытия не было. Максим собирался уйти, я сказала вдогонку: — Надеюсь, Филипп вас простит, — произнесла искренне, пожелав ребятам удачи. Парень кивнул и ушёл, оставив меня в полной уверенности, что для меня прощение невозможно. Выбирая месть, я выбрала тяжесть ответственности, а не легкость бытия. Я действительно могла обойтись с Никитой мягче, и тогда, наверное, смогла бы быть с Филиппом ещё какое-то время. Так было бы лучше для меня, но не для Филиппа. Для Филиппа за лучшее я сочла безопасность от шального и сильного мага на всю жизнь. По крайней мере, я так считала. Сильные всегда выбирают не то, что удобно и хочется, а то, что правильно и, скорее всего, больно. Сильные кладут груз на свои плечи и идут с ним до конца, зная всё заранее и принимая судьбу — они горды этим. В такой участи нет горечи, только чистая радость от того, что хватило сил защитить то, что дороже всего на свете. У меня хватило сил на эту жертву, чтобы Филипп мог жить без оглядки. Остальное не имело значения. Для этого нужна сила и для этого она давалась. Вот и закончилась моя прекрасная сказка. Я буду помнить каждый миг.