Дождливый день в Лондоне

Rainy Days — V

      На губах Гермионы застывает улыбка, что ярче любого точно окрашенного кистью художника осеннего листика, пока девушка продолжает бежать по узкой, размытой непрекращающимся ливнем тропинке. При этом совершенно не обращая внимание на стекающие уже даже с носа капли.       С губ Драко периодически слетает тихая ругань, пока он терпеливо следует за Грейнджер по дорожке, в данный момент представляющей для него целую полосу препятствий: обойти лужи, не намочив окончательно ботинки, не поскользнуться на грязи и неуклюже не рухнуть в одну из лиственных куч.       Гермиона глубже втягивает носом промёрзлый воздух. Наслаждается мимолётным ощущением пробравшегося в лёгкие ветра, чуть пощекотавшего своей стужей.       Драко вздрагивает, когда ветер снова завывает. Кривится и закутывается плотнее в мокрое, оттого и ледяное пальто, безуспешно пытаясь сохранить остатки тепла для озябшего тела.       Гермиона громко хохочет, прыгая хлюпающими, грозящимися окончательно развалиться от влаги кедами в лужу.       Драко отскакивает от девушки, стоит ей только повторить совершённое ранее действие, заставившее капли брызгами разлететься по воздуху, и показательно бросает очищающее на свои туфли.       На Гермионе лишь тонкий свитерок, потяжелевший из-за дождя, и шапка-гандонка, глупое название которой она минутой ранее прокричала на всю улицу, заставив Малфоя всего порозоветь от смущения.       На Драко шерстяной свитер, кашемировое пальто и уродливый, но тёплый шарф, связанный для него Молли Уизли. И даже при всём этом комплекте согревающих чар было всё ещё недостаточно.       Гермиона любила осень. Каждый раз словно токсикоман, она рвалась побыстрее оказаться на улице во время дождя или после него, чтобы ароматы от которых хотелось несдержанно застонать или довольно закатить глаза, проникли в нуждающиеся в дозе лёгкие.       Чтобы ощутить себя живой и свободной.       Драко, несмотря на стереотип, закрепившийся за ним из-за ассоциирующейся со стужей внешности и вечно хмурого выражение лица, был большим приверженцем тёплых времён года. Пока его девушка носилась под дождём и своими телодвижениями распугивала взмывающие вверх листья, он грезил о вновь вернувшихся солнечных деньках, когда можно было бы понежиться под ласкающими лучами.       — Ну же, Драко, прекрати быть такой занудой и потанцуй со мной!       — Танцы под дождём? Серьёзно, Грейнджер? Ничего более банального из твоих уст я ещё не слышал.       — Да ладно тебе, это же весело! — буквально подлетела она к нему, обвив его талию своими тонкими ручками.       От ощущения вновь окутавшего тепла, дарованного объятиями, Малфой был готов расплавиться, как сливочное масло на ещё горячих панкейках.       — Сомневаюсь, что ты будешь всё ещё считать это глупое занятие весёлым, когда свалишься с температурой.       — Ну подумаешь, — отмахнулась Грейнджер, — прогуляю пару занятий.       — Прогуляешь пару занятий? — изобразил крайнюю степень поражения Малфоя, с подозрением оглядывая Гермиону. — Кто ты такая и что сделала с Гермионой Грейнджер?       — Я всего лишь хочу радоваться дождю. Хочу прыгать по лужам, как маленький ребёнок, которому только подарили новые резиновые сапожки и разрешили залезть во все самые грязные кучи из листьев. Хочу танцевать с тобой под дождём, будто мы с тобой стали главными героями истории, написанной романтизирующим банальности писателем. Хочу согреваться терпкими поцелуями, как тот отвратительно горький кофе, который ты вечно пьёшь по утрам. Я просто хочу позволить себе маленькую роскошь в виде пары минут беззаботности. Хочу вернуться в детство, которое у нас однажды жестоко отобрала война, Драко.       — Терпкими поцелуями говоришь? — хитро протягивает Малфой, лукаво ухмыляясь и наматывая на палец её сильно завившуюся от влажного воздуха кудрявую прядь.       Гермиона усмехается ему в ответ и, когда Драко уже тянется реализовать озвученное девушкой, вырывается из его объятий. Уносясь от него всё дальше, вместе с громким хохотом она произносит:       — Сначала догони меня, Малфой! Твои начищенные до блеска ботинки нуждаются в отборной порции грязи!       Малфой глупо улыбается, наблюдая за убегающей всё дальше от него Гермионой, прежде чем позволяет себе «маленькую роскошь», — падает прямо в кучу листьев за спиной.       Этот момент, запечатлённый памятью Гермионы, как кадр на старой плёночной катушке, стал очередным подтверждением, что осень действительно была её любимым временем годом, дарящим самые незабываемые, по-особенному дорогие сердцу воспоминания.       Этот момент надолго поселил в голове Драко мысль, что не так уж и сильно он ненавидел осень. Ведь если растянувшаяся на лице Гермионы улыбка, что была ярче всех осыпавших землю листьев, будет рождаться с подобными нелепостями, то он был готов валяться в грязи хоть часами напролёт, лишь бы её бархатистый смех продолжал щекотать его перепонки своим звучанием.       Лишь бы она продолжала так же смотреть на него, пока он будет кружить её среди алых листьев, о которые в своём незатейливом танце они то и дело будут спотыкаться и по-детски смеяться.       Лишь бы продолжала шептать все те интимные слова, предназначенные лишь для него, и горячо дышать, когда уже после прогулки они вернутся в их Башню Старост и там поцелуи холодных губ перерастут в нечто такое, что будет согревать их сильнее, чем разожжённый камин, пока по окнам будет тарабанить дождь, а ветер через маленькие щели пытаться пробраться в их уединённый момент.       Лишь бы таких дней, как сегодняшний, было чуть больше, чем девяносто один календарный осенний день.