Вечеринка в честь Нового года в доме Якушевых не задалась. Это Мила поняла, когда совершенно случайно застукала Рощина, целующегося со своей бывшей, в комнате Игоря. Стало мерзко. Этот кобель ведь только вчера клялся в любви её подруге! Не зря он ей никогда не нравился.
Подтверждения измены были запечатлены компрометирующей картинкой в памяти телефона. Только вот её чёртова забывчивость сыграла с Королёвой злую шутку. Ну как можно было забыть про вспышку?
Милана резко разворачивается на пятках и с характерным звуком захлопывает за собой дверь, когда понимает, что её заметили. За спиной слышатся гневные крики и торопливые шаги, от которых сердце испуганно мечется под рёбрами. Ноги сами несут её к выходу из квартиры. Сейчас у Милы лишь одна задача — сбежать от Ромы. Ей по-настоящему страшно. Неизвестно, что сделает Рощин, если поймает её.
Физподготовка подводит её этим вечером. Разгневанный Рома догоняет её у самого выхода, и уже спустя секунду восьмиклассницу грубо впихивают в тесное помещение ванной комнаты. Ему и сил-то прикладывать не приходится совсем. Как котёнка дворового за шкирку затаскивает.
— Руки от меня убери, мудак! — пытаясь вывернуться из крепкой хватки старшеклассника, шипит девчонка.
Тот на удивление послушно отпускает. Только клацает щеколдой на двери, отрезая ей все пути к отступлению.
Мила испуганно пятится. Он же не собирается сделать что-то аморальное? Она будет кричать!
— Удали.
Его приказной тон насквозь пропитан нервозным раздражением. Но даже так Рома явно чувствует свое превосходство.
— Еще чего! — несмотря на внутренний страх перед парнем, категорично отрезает Мила. — Пусть Соня узнает, с каким кобелём связалась!
— Это в твоих же интересах, котёнок.
Он подходит ближе, заставляя девчонку вжаться лопатками в холодный кафель. Чёрт, если ему вдруг взбредёт в голову применить к ней силу, сопротивляться ему Мила точно не сможет. Рощин явно намного сильнее хилой восьмиклассницы, чей рост едва перевалил за полтора метра.
Она нервно смеется, не понимая, к чему он клонит.
— Разве?
Рощин склоняется к ней, замирая всего в нескольких сантиметрах от девичьего лица.
— Сама посуди. Соня всё узнает, порвёт со мной, — он растягивает губы в гадкой улыбочке, похожей скорее на волчий оскал, и смеряет её липким взглядом, от которого Миле кажется, будто она стоит перед ним совсем голой. Мерзко.— И как ты думаешь, кто первым побежит её утешать?
— Что ты несёшь? — растерянно выдыхает она.
— Да ла-а-адно, — издеваясь, тянет он, и зачем-то тянется к её волосам, обманчиво-нежно заправляя за ухо тёмную прядь чёлки. — Ты же влюблена в этого сопляка, разве нет?
— Это не твоё дело.
В момент Королёва враждебно скалится и шлёпает его по руке, силясь отстоять те крохи личного пространства, что у неё ещё остались.
— Ты пойми, девочка, — он едва слышно усмехается, явно довольный растерянностью в карих глазах напротив. — Сделаешь это, и шансов у тебя не останется.
Сердце болезненно щемит. Рощин умело давит на больное. Сколько она уже скрывает это? Месяц? Год? А Игорь кроме Сони никого не замечает. Больно. Наверное так же, как и самому Якушеву.
Конечно, Рома был прав. Покажи она это фото Васильевой, и та, наконец, порвет с ним и заметит рядом такого по уши влюблённого в неё Игоря. И от осознания этого что-то внутри болезненно ноет, грозясь расколоться на мелкие осколки. Она могла бы не делать этого. Оставить всё в тайне и продолжать лелеять внутри крохотную надежду на то, что друг всё-таки обратит на неё внимание. Но и держать измену в секрете от Сони не хотелось. Она не заслуживает такого к себе отношения. Не заслуживает, чтобы ей врал любимый человек.
— Эй, кто там?
Голос Игоря за дверью заставляет её невольно вздрогнуть. На дверь обрушивается череда несильных ударов, когда Якушев не получает ответа.
— Чего там закрылись?
— Лёгок на помине, — едко усмехается Рощин. — Не глупи, милашка. Удаляй.
Милана больно закусывает губу изнутри, прожигая взглядом злосчастную фотографию. Крепко жмурится, чувствуя, как противно щиплет глаза, когда опускает палец на значок корзины в углу экрана. Какая же она жалкая. Жалкая предательница!
— Урод, — сквозь зубы шипит она, ощущая себя самой последней тварью на планете. — Ненавижу…
— Умница, — Рома удовлетворенно хмыкает, отстраняясь. — Кстати, — он в который раз растягивает губы в противной улыбочке и снова скользит по хрупкому телу оценивающим взглядом. Милу передёргивает. Как на мясо смотрит. — Когда он тебя пошлёт, можешь поплакаться в мою жилетку. Фигурка у тебя хорошенькая.
Королёва кривится, едва сдерживая в себе приступ вязкого отвращения. Мерзость. Кажется, падать ниже было уже некуда, но этот парень всё же умудрился опуститься в её глазах до самого дна Марианской впадины. Девчонка смеряет его взглядом, полным жгучего презрения, хоть и откровенно боится. Трясётся, как осиновый лист от одного только осознания, что всё ещё находится запертой с ним в тесном помещении. Ему ничего ведь не стоит сейчас выкинуть что-то. Что-то гадкое, низкое, грязное. Он сильнее. И Якушев за дверью никак ей не поможет. Мила чувствует, как позорно трясутся коленки от страха, но все равно ядовито выплёвывает:
— Да пошёл ты!
Рома хмыкает.
— Прибежишь ещё.
Рощин прокручивает щеколду на двери, позволяя Якушеву с той стороны наконец распахнуть её. Игорь смотрит удивлённо. Переводит недоумевающий взгляд с одного на вторую и тревожно хмурится.
— Вы чем здесь занимались?
Старшеклассник вопрос успешно игнорирует и, потеснив хозяина квартиры в дверном проёме, спешит удалиться. У Милы глаза слезятся противно. Так гадко она себя, наверно, никогда ещё не чувствовала. Старается пройти мимо так, чтобы Игорь ничего не заметил. Смотреть в глаза ему стыдно. Но улизнуть незаметно всё же не получается. Якушев смыкает пальцы на девичьем запястье и мягко тянет на себя, вынуждая остановиться.
— Мил, — смотрит взволнованно, честно так, искренне, прямо в душу. — Он тебя обидел?
Девчонка только головой качает в стороны, но взгляда упрямо не поднимает. Да только Игорь ведь не идиот далеко. Понимает, что что-то здесь не чисто.
— Посмотри на меня, — и она сдаётся, неуверенно поднимает намокшие глаза, встречаясь с его беспокойным взглядом. — Что случилось?
Внутри всё на части разрывается от этого взгляда. Ей так не хочется терять надежду на то, что она ещё может на что-то рассчитывать, если сейчас промолчит. Но ещё больше ей не хочется терять дружбу этого солнечного парня, который, к слову, всегда был с ней честен.
— Он Соне изменяет.
Она всё же находит в себе силы сказать это, и становится легче. Теперь вина за предательство подруги ощущается не так болезненно. А Якушев и не выглядит удивлённым совсем. На лице его отображается лишь тревога, смешанная со злостью. Пальцы на её запястье невольно сжимаются чуть крепче.
— Этот урод к тебе приставал?
Мила удивлённо качает головой, чувствуя, как внутри приятно теплеет. Первое, о чём он интересуется, — не пострадала ли она. Не о том, сказала ли она Соне, не о том, есть ли у неё доказательства, а о ней самой. Наверное, именно поэтому Королёву угораздило в него влюбиться.
***
Этот Новый год не мог закончиться хорошо, учитывая, как он начался. Милана испытывает смешанные чувства: облегчение, тревогу, недоумение и совсем немного злость. Соня ушла с Ромой. Даже после того, что узнала. Простила. Милу передёргивает от одного только воспоминания о нём. Как она могла?
Остальные гости расходятся вслед за горе-парочкой так же стремительно, как из квартиры Якушевых улетучивается атмосфера праздника. Однако Королёва уходить никуда не спешит. Не хочется бросать Якушева одного. Тем более в Новый год.
Она входит без стука. В руках держит пачку ваты, бутылёк с перекисью и упаковку каких-то детских пластырей, которые откопала в аптечке.
Якушев оборачивается на звук, занятый расстегиванием верхних пуговиц на рубашке. Смотрит на неё удивлённо. Думал, наверное, что та уже давно ушла вместе со всеми.
Девчонка молча подходит ближе и нагло усаживается на широкую кровать, поджимая под себя худые ноги, обтянутые тонкими чёрными колготками. И без того не самое длинное платье топорщится, задираясь чуть выше середины бедра, и Якушев спешит тактично отвести взгляд, чувствуя, как против его воли стремительно розовеют щёки. Что это с ним? Это же просто Мила.
— Иди сюда, — она легко похлопывает раскрытой ладошкой по кровати прямо перед собой. Не приказывает, нет. Мягко просит. — Надо тебя подлатать.
Игорь губы поджимает, окидывая взглядом принесённые ею медикаменты, но почему-то послушно усаживается напротив, по-турецки скрестив ноги. Никогда не умел ей отказывать.
— Я уже не маленький, — недовольно бурчит, глядя на пластыри с по-мультяшному милыми динозавриками. — Не надо со мной сюсюкаться.
Девчонка коротко усмехается, проследив за его взглядом.
— Других не нашла.
Она бережно прижимает кусочек ваты, смоченный перекисью, к разбитой брови. Парень едва уловимо морщится, но ни звука не издаёт. Повезло ещё, что не так сильно ему досталось. Лишь разбитая бровь и стёсанный участок кожи у виска. Рощин вполне мог бы на нём и места живого не оставить. Но она же не знала, что Якушев к нему драться полезет! Не думала даже, что он осмелится. Как бы там ни было, по физической силе Рома его явно превосходил. А Игорь всё равно всё ему в лицо высказал. И снова вырос в её глазах. Мечта, а не парень. И как Соня может не замечать этого? Может, просто не хочет?
— Больно?
— А? — Якушев удивлённо моргает, словно отмирая, как ледяная статуя. — Не, нет… Нормально…
— Я не об этом, дурашка, — она грустно приподнимает уголки губ в подобии поддерживающей улыбки. — Соня…
— Да ну её, — вдруг обрывает её Якушев, угрюмо сводя к переносице светлые брови. — Хочет быть с этим придурком — окей. Мне плевать.
У Милы сердце больно сжимается от того, сколько тоски в его голосе. Но вместе с тем она до жути стыдится того, что в этот же момент в ней трепыхается огонёк надежды. Неужели у неё наконец появится шанс?
— И ты так просто сдашься? — чуть слышно шепчет она, шустро облизнув пересохшие губы, и внутри всё замирает в напряжённом ожидании.
— Я устал, Мил, — шумно выдыхает парень. Смотрит прямо в глаза, так пронизывающе и честно, что у неё сердце замирает. — Устал бегать за ней, как дворовый щенок на задних лапках. И всё равно нахрен не нужный.
Игорь грустно опускает глаза и поджимает губы, чтобы подруга не заметила, как они предательски дрожат. Больно. Так до одури больно, будто его на части разрывают. Но отчего-то это кажется правильным. Ну не могла Васильева не замечать его симпатии. Она была так очевидна, что ему только на лбу написать об этом оставалось. Даже Рощин понял. Значит, и она знала. Только ей это было не нужно. Он был не нужен. Раз она предпочла Рому, Якушев под ногами больше путаться не будет. Не станет больше унижаться перед ней, лишь бы получить хоть каплю внимания.
— Может, ты и прав, веснушка.
Мила неуверенно улыбается ему, наклеивая дурацкий детский пластырь на покалеченную бровь. Пытается подбодрить.
— Просил же, — Игорь едва заметно недовольно морщит нос. Не любит он эти милые прозвища. Ему уже не пять лет в конце-то концов. — Не зови меня так. У меня даже их нет.
— А я и не из-за этого тебя так зову.
Блондин удивлённо хлопает глазами.
— Ну и из-за чего же? — внезапно вспыхнувшее любопытство оказывается сильнее его самого.
Мила чуть склоняет голову на бок, словно пытаясь рассмотреть друга под новым углом.
— Ты хороший, — вдруг улыбается она. — Добрый, отзывчивый, тёплый и яркий… Как лучик. А веснушки — это поцелуи солнца.
Игорь, не моргая, смотрит на нее, почему-то не в силах отвести взгляд от глаз цвета тёмного шоколада.
Кажется, где-то под рёбрами что-то вспыхивает после её слов. И как он мог быть таким идиотом? Как мог не замечать её столько времени? Такую хорошую, чуткую, такую родную и, кажется, далеко не просто подругу. Так ослеплён был Соней, что не заметил под носом ту, что была куда лучше. Ту, что всегда понимала, поддерживала и была рядом, даже если самой было хреново. Даже сейчас. Когда на душе так гадко, и кошки, кажется, в мясо её всю изодрали уже своими когтями. Так, что там и места живого не осталось почти. До саднящей боли под рёбрами, до вязких горячих кровоподтеков. Из всех осталась только Мила. Осталась, чтобы как ребёнку маленькому подуть на его царапины и склеить дурацкими пластырями с динозаврами треснувшее ровнёхонько посередине сердце. Даже если эти самые пластыри с кровавыми ошмётками отрывать придётся от своего собственного, разбитого вдребезги.
Чёрт, какой же он дурак. Так долго твердил ей о том, как больно делает ему Соня, совсем не замечая, что сам поступает точно так же с Милой.
— Почему ты так смотришь?
Королёва хмурится тревожно, вероятно, думая о том, что сказала не так. Даже это, по мнению Якушева, делает мило.
— Мил, пойдём на каток завтра? — вдруг выдаёт он, опуская руки поверх её, несильно сжимая в пальцах крохотные девичьи ладони. — Вдвоём.
Девчонка ушам своим, кажется, не верит. Едва находит в себе силы сдержать до ужаса глупую улыбку и согласно кивает ему, чувствуя, как порхают бабочки в животе. Наверно, она поспешила с выводами, когда подумала, что этот Новый год закончится плохо. Он оказывается лучшим из всех. Самым лучшим. Кажется, чудеса всё же случаются.
***
Спустя час Соня переступит порог его комнаты, с сияющей на лице улыбкой. Она наконец поймёт, что никакой там Рома и рядом не стоит с Якушевым. Рощин сейчас заслуженно целуется с качелями, а Васильева полна решимости позвать друга на каток.
Только счастливая улыбка сползает с лица, когда она видит смешные детские пластыри с мультяшными динозавриками. А в области грудной клетки что-то болезненно давит на внутренности, когда Якушев говорит, что уже пригласил кое-кого. Противное осознание накрывает с головой — она опоздала. Слишком долго не замечала его. Слишком долго делала больно.
Теперь поздно.
Игорь перегорел.
Совсем.
