Le Fabuleux destin d'Rene

      Летом, в период мягкого переката знойного дня в душный вечер, Рене было особенно приятно упасть в корнях раскидистого дерева и обратить внимание своё в сторону тренировочного полигона. Полигона, нагретого солнцем, чьи закатные лучи застревают в поднятой тяжёлыми армейскими сапогами пыли – то новобранцы, гоняемые Гергером, упражняются в рукопашном бою. Наблюдать за действом в крайней степени интересно, пусть и улавливаемые звуки для Рене представляются кашей, только лишь голос Гергера, пронизанный неожиданной строгостью и сталью, доносится неизменно громко и чётко, так, чтобы услышал даже глухой по ту сторону выделенной зоны.       Рене зевает и нежится, согреваемая теплом, которое отдавал ей вечерний воздух; практически забывает о развалившейся рядом Нанабе, ленно щурившей свои серые глаза, находясь будто бы на ниточке от того, чтобы сдаться и задремать.       Уютное молчание, тем не менее, Нанаба нарушает первой.       — Дора из четвёртого подразделения замуж выходит.       Рене, затылком прислонившаяся к стволу дерева, даже носом в сторону Нанабы не ведёт, но косит бархатный взгляд карих глаз испытующе.       — Нашла, получается, свои «идеальные» отношения. — с уст Рене это срывается несколько саркастично, отчасти — будто бы даже не вполне уверовши в услышанное.       — Видимо. — неопределенно отвечает Нанаба, подавляя сонный зевок. — Вроде бы за сына какого-то толстосума из торговой гильдии.       Рене думает жёстко даже сама для себя — «они разбегутся», — но вслух не озвучивает, лишь кивает подруге, скромно давая понять, что рада за повенчанных искренне, желает им всего самого наилучшего, но в дальнейшем развитии диалога не заинтересована.       Только вот Нанаба этого многозначительного жеста не угадывает, в противовес желаниям Рене — озадачивается:       — Ты удивительно скептично настроена. Думала когда-нибудь над тем, что для тебя стало бы идеальными отношениями?       Нанаба сегодня по части тем для разговоров и вопросов полна неожиданностей. Полна настолько, что несколько потерянная от полученного вопроса Рене даже отвлекается от своего поста наблюдающей, чтобы одарить подругу выражением лица сложным и оторопелым. Недоуменность его, тем не менее, меркнет в усмешке.       — Нашла кого спросить.       Губы Нанабы складываются в улыбку кроткую.       — Ещё бы. Не получали бы под двери записки от хвоста твоих потенциальных поклонников — не интересовалась бы. — Рене нервно хмыкает и закатывает глаза, Нанаба — продолжает: — Шанса ты никому не даёшь, разве что стрельнёшь обольстительно иной раз, поддержишь интригу, но не более. Вот и хочу понять, что ты ждёшь от своего будущего.       Рене не находится со словами сразу: отводит внимание обратно к полигону, упирается в подтянутые и обнятые колени подбородком, отчего-то цепляется за светлую макушку Гергера, мелькающую меж суетливыми новобранцами то там, то тут.       Пусть разведчица обычно в своём внешнем проявлении показывала это и редко, но мечтательности в ней иной раз — через край. При всём понимании неоднозначности своего положения и — глобально — положения человечества в бесконечной войне несоизмеримых сил, она позволяет себе думать о будущем светлом, в котором у неё всё неприлично хорошо и спокойно. Рене грезится осесть, обосноваться в небольшом доме подальше от суеты столичной и шума такого же, спрятаться от любопытных глаз в сочной зелени собственного небольшого фруктового сада, растереть между пальцами душистость лечебных трав из небольшого огорода — как дань памяти покойной матушки в том числе.       И во всём этом, как ни странно, Рене не хочется найти себя в одиночестве. Хочется делить свои будни с кем-то, несомненно, близким и родным как по духу, так по мыслям и чувствам; с кем-то таким, у кого всегда, независимо от степени серьёзности ситуации, можно было бы найти поддержку и понимание, укрывшись в объятиях тревогу унимающих. Рене хочется больше всего на свете оказаться подле того, с кем не страшно было бы допустить проявление собственной слабости физической и, быть может даже, духовной: проживая раз за разом дни, полные тягостного напряжения, ей бы иметь возможность хотя бы на несколько мгновений позволить себе прекратить быть сильной и независимой; такой, какой от неё требуют обстоятельства жизненные и армейские. Рене устала, но высказывать это — права не имеет. Усталость эту не унять сном, но, вероятно, получилось бы унять, оказавшись возле бока доверительного; у того бока, который поймёт и примет её со всеми её причудами; у того бока, который не станет ломать её под себя и свой образ жизни, но жизнь её восполнит, наполнит; воодушевит, вдохновит.       И она вернула бы всё это кратно.       Рене улыбается своим мыслям, глаза её немигающе обращены к полигону, к расходящимся в стороны новобранцам и к их лейтенанту. Замечающая это Нанаба трогает Рене за рукав форменки и выводит её из глубины задумчивости. Рене выдыхает чуть удивлённо, поджимает губы — извинительно.       — Не верю в идеальность, оттого и скептична. Дора именно такие ведь отношения искала. — она подмечает направляющегося в их сторону Гергера и лениво машет ему со своего места, параллельно, на полтона тише, добавляя: — Но для меня, пожалуй, комфортными будут те отношения, в которых домом будет не место, а человек.       Рене успевает поймать исключительно добрый, наполненный осознанием и догадкой взгляд Нанабы, оттого смешно тушуется, напускно хмурится, но со всей серьёзностью шепчет — так, чтобы до любопытствующих ушей Гергера это не дошло:       — Только между нами.       — Не переживай. — и Рене не переживает, потому что Нанабе Рене всецело доверяет.       — Секретничаете? — подошедший Гергер не удерживается от улыбки белозубой и бодро-обворожительной, будто не он гонял сейчас молодых на протяжении нескольких часов.       Нанаба отмахивается от друга и сохраняет тактичное молчание, благодарная ей Рене облегчённо выдыхает и абсолютно по-детски пихает Гергера в ногу носком собственного сапога.       — Только о том, как давно я хочу намять тебе бока. — Рене смеётся, в лице своём просветляясь и смягчаясь, несмотря на уверенное заявление отметелить Гергера по пятое число.       — Спарринг? — голубые глаза сверкают заискивающе. Гергер протягивает руку, предлагая Рене подняться.       — Спарринг. — поддакивает Рене, удовлетворённая тем, что её мысль уловили с полуфразы. Она думает лишь с секунду, после чего принимает помощь, но хватается намеренно резко: так, чтобы Гергер качнулся и почти упал, но недостаточно сильно, чтобы опрокинулся и повалился рядом с Нанабой.       — Неугомонная.       Рене получает свой заслуженный толчок в спину с локтя и смеётся ещё громче, увлекая своей инициативностью сослуживца обратно в сторону полигона.       Ответа на своё откровение Рене от Нанабы так и не услышит, потому и не узнает, что Нанаба, провожая их взглядом, подумает, что Рене, возможно, уже обрела трепетно искомый дом.