Осенние этюды

      Петька воровато оглянулся, окидывая взглядом пустынный школьный коридор, глубоко вздохнул и приложил к длинной дверной ручке кончики пальцев (хотя приложиться хотелось самому — от роли, данной ему классом), но не нажал, вовремя замерев. За дверью стояла гробовая тишина, изредка нарушаемая лишь цоканьем каблуков. Когда даже последний звук затих, Петька зажмурился и с усилием нажал на ручку, приоткрывая дверь и бесстрашно шагая внутрь.       Всё вокруг замерло, и Петька сначала приоткрыл один глаз, потом другой. Марья Борисовна стояла к нему спиной, и ему хотелось прошмыгнуть мимо неё за родную последнюю парту, как он делал обычно. Но сегодня у него миссия.       Марья Борисовна, почуяв спиной хронического гения тайм-менеджмента, даже не обернулась и кинула через плечо коротко:       — Выйди и зайди нормально.       Петька, вздохнув, повернулся на пятках, вышел, захлопнул за собой дверь. Он простоял в коридоре секунд тридцать — для верности, постучал в дверь и вновь вошёл:       — Здравствуйте! Извините за опоздание, можно войти?       — Нормально — это молча, Клинков, чтобы я тебя не видела и не слышала. Почему опоздал? — Марья Борисовна повернулась и так и застыла, в недоумении разглядывая Петьку.       Тот, неловко расставив носки, стоял у двери в пижаме в мультяшного мишку и мягких домашних тапочках.       — Клинков, ты почему… в пижаме? — изумлённо вскинув бровь, наконец произнесла Марья Борисовна.       — Так ведь вы же сами говорили, что школа — второй дом, а дома я хожу в пижаме.       В классе послышались первые смешки. Марья Борисовна стукнула длинным мелом по учительскому столу, призывая к тишине.       — Говорила, но ведь должны же быть хоть какие-то рамки приличия. Я же не стою перед вами в пижаме, — поджала губы она. — Проходи на своё место.       Прошмыгнув за последнюю парту и с грохотом кинув тяжёлый портфель на парту, Петька буркнул:       — А мне все одноклассники как семья, я их не стесняюсь.       Похоже, Марья Борисовна не расслышала Петькины слова, а потому лишь повторно стукнула куском мела по столу. Обогнув стол по углам, она с тяжестью приземлилась на мягкий стул, поправила очки на носу и раскрыла журнал.       — Начинаем проверять домашнее задание, — спокойным тоном, однако совершенно не терпящим возражения начала Марья Борисовна. — Кто хочет ответить?       Класс притих.       Марья Борисовна приспустила очки и демонстративно окинула всех взглядом. После сей процедуры она недовольно цокнула и изрекла:       — Лес рук! — она сложила ладони на раскрытый журнал и неожиданно добавила: — Или лес пеньков?       — Мы не пеньки, мы молодые ростки! — робко пискнула Олька с первого ряда.       — Молодые ростки тянутся к знаниям, развиваются, а вы пустили корни в земле и пытаетесь провалиться туда поглубже — жаль, что не от стыда, — хмыкнула Марья Борисовна. — Хорошо, посмотрим, у кого меньше всего оценок. — Она пробежалась глазами по списку, остановилась в раздумье и подняла голову: — Клинков.       — Я не сделал домашнее задание, — отозвался Петька, аккуратно, стараясь не шуметь, доставая из портфеля пачку чипсов.       — Два тебе, Клинков.       Через десять минут публичная казнь в виде проверки домашнего задания закончилась, и Петька с облегчением выдохнул, с громким хлопком раскрыв пачку чипсов и уложив её на стол. Отвернувшаяся к доске Марья Борисовна резко повернулась, окинула взглядом учеников, но не нашла виноватого лица среди них, поэтому продолжила записывать тему урока.       Стоило только Марье Борисовне открыть учебник и начать рассказывать, как сосед толкнул Петьку под локоть, и они начали организованно хихикать. Учительница не могла этого не заметить. Она привстала, облокотилась на костяшки пальцев и, вытягивая шею, строго взглянула на них.       — Над чем вы хихикаете? Хотите выйти и рассказать за меня?       — Хотим, — широко улыбнулся Витя, сосед.       — Рассказывай, Витя.       — А что рассказывать?       — Что ты будешь делать, если человеку рядом с тобой станет плохо? — Нахмурилась Марья Борисовна, но, заметив смятение на лице Вити, всё же смягчилась и подсказала: — Ему понадобится непрямой массаж сердца.       — Я не буду ему делать массаж, — буркнул Витя. — Я его так быстрее добью, чем спасу. Лучше вызову скорую.       Марья Борисовна едва коснулась ладонью лба, демонстрируя, насколько разочарована ответом Вити, но всё же махнула ему. Витя послушно сел.       Урок продолжился.       В какой-то момент Марья Борисовна заметила, что Петька не пишет, и обратилась к нему, не отрываясь от записей на доске:       — Клинков, почему ты не пишешь?       — Я тетрадь забыл, — звонко отозвался Петька, довольно прищурившись.       — А голову ты дома не забыл? — Марья Борисовна повернулась к классу всем туловищем, рука её так и застыла с мелом, будто что-то пишет.       Петька осторожно ощупал голову, затем удивлённо вскинул брови и развёл руками:       — Голова на месте.       — А ты хорошо проверил, всадник без головы?       Класс захихикал.       Как только они начали записывать определения в тетрадь, Петька вытащил первую чипсину. Зашуршал пакет. Он съел её аккуратно, но вторую начал жевать с аппетитом, как можно громче хрустя. В рот отправилась третья, четвёртая, пятая, прежде чем Марья Борисовна наконец подняла глаза от учебника и нашла нарушителя общественного спокойствия.       Она медленно встала из-за стола, постояла рядом. Класс затих, переводя взгляд с Марьи Борисовны на Петьку и обратно. Очевидно, поняв, что внимание всего класса приковано к ней, учительница неспешно выдвинулась к Петькиному месту и встала напротив, постукивая каблучком.       — Ну и? Теперь ты ещё и есть вздумал как дома?       Петька поднял на неё взгляд и поперхнулся. Почти упершись лбом в парту, он дико закашлялся. Спасибо Вите, который щедро хлопнул его пару раз по спине, едва не выбив дух.       — Давай сюда дневник, — Марья Борисовна протянула вперёд раскрытую ладонь, и Петька, напуганный, со слезами на глазах (конечно, не от обиды!), подал ей дневник.       Чудо, что тот вообще у него остался в живых, — весь покоцанный котом и помятый учебниками, дневник представлял собой видавшую виды книгу, наполненную не самым приятным содержимым — например, расписанием уроков и ярко-красными двойками.       Марья Борисовна презрительно взглянула на потрепанную книжицу, подняла её на уровень собственной шеи за уголок и покачала:       — Вот это — твой дневник? Дневник — твоё лицо! Почему он выглядит так плохо?       — Моё лицо не синее, а дневник — синий, — робко парировал Петька. Класс напрягся в ожидании развязки. — Его съел кот.       — Ни в жизнь не поверю! — бросила через плечо отвернувшаяся Марья Борисовна. Для человека, целый день скачущего перед учениками на высоких каблуках, она слишком быстро преодолела расстояние до своего стола и удовлетворённо влепила двойку — когда сумела наконец отыскать, куда бы её поставить. — Тогда следующую твою работу съест мой хомяк.       Класс заулыбался.       — Кстати, о работах. Убираем всё со стола и достаём двойные листочки.       Класс резко помрачнел. Началась шумная возня.       Тишина на самостоятельной разрывалась только звонким стуком стрелок настенных часов. В какой-то момент Витя понял, что настало их время, и толкнул под локоть Петьку. Тот поднял на него взгляд, и Витя подмигнул, зашептал какую-то несуразицу.       Марья Борисовна со своего места отреагировала на это незамедлительно.       — Оценку тоже на двоих делить вам?       Витя, состроив важное лицо, повернулся к ней:       — Технически 5 пополам будет 2,5. Оценки округляются в пользу ученика. Так что каждому по 3 нас вполне устроит.       — А вы уверены, что напишете на пять? — прищурилась Марья Борисовна, улыбнувшись.       — Я вот вообще ни в чём не уверен, — вмешался Петька. — Но на 3 согласен. Ведь как проверить мою работу, если её съест Ваш хомяк?       — Хорошо, — с улыбкой кивнула Марья Борисовна, — я сначала проверю твою работу, с чистой душой поставлю 2, а потом отдам её хомяку.       Класс захохотал.       Но вдруг прозвенел звонок.       Ребята повскакивали со своих мест, приготовившись бежать отсюда как можно дальше, но плавный взмах рук Марьи Борисовны и её голос, кажется, способный перекрыть даже пожарную сирену, сумел остановить их:       — Звонок для учителя! Сели, записываем домашнее задание, затем сдаём проверочные.       Пока все записывали, Марья Борисовна следила за ученическими макушками. И чутко уследила за Петькиной.       — Ты почему не пишешь? Домашнее задание за тебя Пушкин делать будет?       Петька растерянно пожал плечами.       — Почему Пушкин? У нас же биология. Леонардо да Винчи, стало быть.       — Так и не ИЗО! — крикнул кто-то из класса.       — А вообще — мой дневник у вас на столе, — робко добавил Петька.       Марья Борисовна неловко махнула рукой, мол, забирай, и Петька, пряча руку в кармане, отправился за дневником.       Когда он зашёл за спину учительницы, одноклассники приготовились. Петька высунулся из-за плеча Марьи Борисовны и совсем рядом раскрыл хлопушку. Цветное конфетти посыпалось на пол, на руки учительницы. Та от неожиданности вздрогнула, но не успела опомниться: двое других ребят презентовали ей раскрытый красочный плакат с поздравлением, а третий, выглядывая из-за их спин, протягивал букет ярко-лиловых астр, ещё влажных от росы.       — С днём учителя! — хором выкрикнули ребята.       Петька, почти лёгший боком на учительский стол, вдогонку добавил:       — И как бы Вы на нас ни ругались, мы очень вас любим!