***
Она направилась вдаль от тенистого берега, ступая по сочной зеленой траве. Ветер затих, солнце ощутимо припекало через шерстяное платье. К счастью, дорога была недолгой: стрижка происходила на лугу неподалеку. Обычно здесь возвышались лишь выпирающие из земли каменные глыбы, но сегодня было не протолкнуться от сотен людей. Пришли не только деревенские, но и жители всех ферм, разбросанных вокруг Эдмондова Луга. То же самое нынче происходило по всему Двуречью – стрижка овец всегда проводилась в первый день лета. Руководил в таких делах её отец. Разумеется, не в одиночку - семь мужчин составляли Совет деревни, помогая мэру. Папа и Совет следили за безопасностью и процветанием Эдмондова Луга и окрестных фермеров. Однако есть вещи, в которых слово мужчин ничего не значит. Лечение, время посева, предсказание погоды, обучение детей, судейские споры, наречение взрослым и свадьбы принадлежали Мудрой. В этом ей помогали семь хозяек, называемые Кругом женщин. Эгвейн гордилась тем, что её мама входит в Круг. Девочка шла по лугу, наблюдая за работой. Вот загон с выкупанными овцами: мальчишки постарше следили, чтобы те не извалялись в земле. Когда животные высохнут, мужчины остригут их, а женщины и девушки рассортируют шерсть по тюкам. Она будет храниться до дня ярмарки и приезда купцов. А вот в стороне стоят остриженные овцы, за которыми присматривают пастушьи псы и младшие мальчики. Рядом с загоном на дощатых столах женщины готовили угощение. Эгвейн надеялась, что если хорошо справится с разносом воды, то ей в следующем году доверят сортировать шерсть или накрывать на столы. Фермеры, мимо которых она проходила, просили напиться, и девочка охотно протягивала ведро. Половина принесенной воды исчезла в два счета. Возле столов с угощениями девочка заметила уже не такого веселого Мэта. Судя по тому, что перед ним лежал примятый медовый кекс, а пальцы были в пудре, тот опять принялся за свое. Миссис Айеллин - одна из Круга - нависала над Коутоном скалой. - Никак не запомнишь, что без разрешения брать чужое нельзя? – услышала Эгвейн, специально замедлив шаг рядом с виновником. – Кажется, кто-то соскучился по розгам? - Вовсе я по ним не скучаю, - торопливо ответил Мэт. – Миссис Айеллин, позвольте сказать… - Ну и какое оправдание на сей раз? - Вы ведь потом нам их раздадите, – мальчик улыбнулся, как только он умел – вроде бы сожалея, но в то же время посмеиваясь про себя. – Если вы мне дадите вот этот кекс, то я, получается, не брал чужого… Эгвейн прошла мимо, осуждающе покачав головой. Она не понимала Мэта: далеко не дурак, но сам себе вечно неприятности находит. На любые проделки первый, а в работе лентяй. Перрин Айбара, встретившийся ей чуть дальше, совсем не походил на Мэта. Широкоплечий, крупнее всех одиннадцатилетних мальчишек, он отличался тихим и покладистым характером. Многие родители ставили Перрина в пример своим сыновьям. Оба мальчика дружили с Рандом, которого Эгвейн искала. Но Ранда видно не было, а вот семейство Айбара оказалось неподалеку. Родители Перрина беседовали с деревенским кузнецом Хоралом Луханом. Мальчик стоял рядом, покраснев от смущения. -…очень сильный для своего возраста, - услышала Эгвейн часть беседы, минуя взрослых. – Безотказный и трудолюбивый. - Меня можете не уговаривать, - усмехнулся мастер Лухан. – Я сразу сказал, что лучше подмастерья не найду. Тут девочка заметила, что кто-то еще внимательно слушает беседу. Силия Коул - девочка на пару лет старше её - вертелась неподалеку, открыто любуясь Перрином. Все знали, что Силия мечтает выйти за него замуж, когда вырастет. Какое-то черное пятно за спиной влюбленной девчонки отвлекло Эгвейн. На одном из камней неподвижно сидел ворон. Неужели тот самый? Нет, другой - посмотрев на прочие глыбы, девочка заметила еще птиц. Все вороны походили друг на друга, и своей смирностью не вызывали интереса ни у псов, ни у взрослых. Все они разглядывали мальчишек на лугу.***
Эгвейн нахмурилась. Птицы должны кружить над людьми или воровать лакомство, но не следить вот так мертвым, тяжелым взглядом. Надо кому-то об этом сказать, но кому? Мама с папой заняты, им не до птичьих причуд. А сестрам что не говори - сочтут детским лепетом. Особенно старшая, Беровин, которая из-за лихорадки лишилась мужа и единственной дочери и вернулась в деревню к родителям. Беровин видела в Эгвейн замену умершей малышки; дай ей волю – только бы и нянчилась с сестренкой день-деньской. Луиза считала её надоедливой малявкой, Алене вообще не интересовалась ничем, кроме книг из отцовской библиотеки. Для Элисы то, что ей в восемнадцать еще не заплели косу, было важнее рассказов сестры. Но Мудрой-то будет интересно? Эгвейн направилась на её поиски, по пути присматриваясь больше к птицам, чем к людям. На деревьях, окружающих луг, она тоже увидела застывшие черные точки. Сколько же здесь воронов? Круг женщин учил всех детей грамоте и счету, да Эгвейн и сама любила сидеть в отцовской библиотеке, когда ту не занимала Алене. Выходило, что больше полусотни птиц устроились в ожидании непонятно чего. Мудрая отыскалась возле загона для стрижки рядом с сидящим на земле мужчиной. Штанина у него была разрезана выше колена и побурела от крови, но рану уже скрывала повязка. Эгвейн подошла как раз в тот момент, когда Дорал Барран отчитывала пострадавшего. - Нашел время дурака валять, Байли! – возмущалась опирающаяся на посох Мудрая. Байли Конгар сник – хотя кто бы на его месте не сник? Дорал была старейшей жительницей Эдмондова Луга, а то и всего Двуречья, и до сих пор считала взрослых бестолковой детворой. Ей исполнилось больше девяноста лет, но седые волосы, глубокие морщины и скрипучий голос казались единственными тому признаками. – Как можно так напиться, что свою ногу от шерсти не отличить?! - Да как же без эля в такую-то жару, - вяло попытался оправдаться Байли, но быстро скис под новой порцией упреков. Эгвейн остановилась, стараясь поймать момент, когда Мудрая освободится. - Зачем пришла? – спросила подошедшая Найнив ал’Мира. – Болит что-то? Она была старше Эгвейн на семь лет и уже носила косу, переброшенную через плечо. Найнив начала обучение у Дорал три года назад, когда прежняя ученица умерла в попытке покорить Дар. Для Найнив тот год тоже выдался недобрым. Её родители одновременно угасли от странной болезни, несмотря на все усилия Мудрой. Полагалось отдать сироту ближайшей родне, но Барран взяла Найнив к себе. Дорал желала, чтобы девочка однажды приняла её посох. Эгвейн знала, что многие в Круге женщин недовольны решением Барран. Мама прямо сказала, что из Найнив не выйдет хорошей Мудрой. Слишком упряма, никого не слушает - как такой власть доверить? - Все хорошо, - ответила Эгвейн, подхватив ведро. Поговорить с Дорал наедине не выйдет, а при Найнив не хочется. Ученица Мудрой помогала Кругу воспитывать детвору, но чаще ругала и наказывала, чем хвалила. – Я принесла вам воды. - Отнеси мальчишкам на краю луга, - отмахнулась Найнив. – Заодно скажи, что я скоро приду. Их на миг оставишь – тут же отлынивать начнут. Обиженная, что Найнив даже не поблагодарила за предложение утолить жажду, Эгвейн молча развернулась. Мама права: лучше бы Мудрая выбрала кого-то другого. Например, её…***
Мальчики, рассевшиеся за одной из остриженных отар, и впрямь бездельничали. Ранд ал’Тор выделялся издали: он был выше Перрина, худощавый, да еще и рыжий. Ни у кого в Эдмондовом Лугу не встречалось волос такого цвета, однако на это не обращали внимания. Все знали, что его отец привез жену из чужих краев, поэтому скорее удивились бы, окажись мальчик во всем похож на двуреченцев. Ранд нравился Эгвейн больше других мальчишек, хотя она, в отличие от Силии, ничем своих чувств не выдавала. Дружила с ним, как и с прочими, но иногда замечала на мамином лице понимающую улыбку. Семьям ал’Вир и ал’Тор хорошо бы породниться, как-то сказала мама. А еще - что присмотреть будущего мужа лучше с малых лет. Как проходят свадьбы, Эгвейн не раз видела. Сначала заплетают косу, когда Мудрая сочтет тебя взрослой. Кому в шестнадцать заплетают, а кого и до двадцати ребенком считают. Мальчишкам, понятное дело, косы не заплетают – их нарекают взрослыми. Затем помолвка, а через пару лет, если не передумали, Мудрая вас обвенчает. Хочет ли она выйти замуж за Ранда, когда вырастет? Поселиться на ферме ал’Тор совсем не плохо. Там живут только Ранд и его отец – значит, она станет хозяйкой дома. А Ранду она нравится? Раз он иногда дарит ей подарки - нравится! Плохо только, что до фермы полдня пути. Будучи в Совете деревни, Тэмлин ал’Тор приезжал с сыном по первому зову мэра, но иногда проходила неделя-другая между их очередной встречей. - Здравствуй, Эгвейн, - наконец заметил её Ранд. Остальные мальчишки тоже повернули голову, прервав беседу. – Что-то случилось? - Напиться вам принесла, - сказала Эгвейн, стараясь подражать уверенному тону отца. Бранделвин ал’Вир умел говорить требовательно, даже когда о чем-то просил. – И если вздумали бездельничать, то скоро сюда явится Найнив. За раздавшимися вздохами прозвучало лишь несколько слов благодарности. Одно из них – от Ранда, и когда он зачерпывал воду, то подарил девочке искреннюю улыбку. Эгвейн дружески кивнула, надеясь, что румянец сойдет за вспотевшее лицо. Невольно подумала, что у Ранда очень красивые глаза. Голубые… или серые? Нет, зеленые. Они будто меняли цвет и часто казались печальными. Мама Ранда рано умерла, и вид чужих матерей до сих пор напоминал ему о потере. Когда появился Мэтрим, её ведро уже опустело. Тот не растерялся, выпив из собственного, в котором воды осталось на донышке. - Если тебе нравится работать, может, еще принесешь? - предложил Мэт. На фоне Ранда и Перрина он был невысок и в отсутствие взрослых все время лукаво улыбался. – Сегодня так жарко. - Я не вас одних пою, - окинула мальчика возмущенным взглядом Эгвейн. – А свою, что, расплескал, когда упрашивал миссис Айеллин тебя не наказывать? Послышались смешки, но Мэта этим было не пронять. - Но ведь не наказала же. О, что это с Перрином? Айбара и впрямь приближался заметно растерянный. - Ты чего грустишь? – спросил Ранд. – Найнив отругала? - Нет, мастер Лухан меня в подмастерья взял, - Перрин развел руками, словно извиняясь. – Выходит, я теперь буду жить у него дома, а не на ферме. - Так это же хорошо! Мы чаще играть сможем, - обрадовался Мэт, но тут же умерил пыл. – Хотя, когда тебе гулять? Будешь меха раздувать от зари до ночи. - Точно, - поддержал его Кенли Ахан. – То ли дело овец пасти. Хоть поспать можно, пока они траву щиплют. - Мне на мельнице работать, это хуже кузницы, - возразил Нис Тейн. – Я от муки скоро чихать буду. - Нашел на что жаловаться, - заспорил с ним Бан Кро. – Ты лучше за лошадьми попробуй убирать… Какие же они ленивые, с отвращением подумала Эгвейн. Радоваться надо, что родители поручают помогать, а не отсылают играть под присмотром Круга, как малышей. Мальчишки, что с них взять… - А я вот не хочу здесь все время сидеть, - размечтался Мэт, и в этом было его единственное сходство с Эгвейн. Она любила истории про путешествия и надеялась, что, когда заплетет косу, побывает в чужих краях. Ненадолго, конечно… только вот из Двуречья даже ненадолго мало кто уезжал. – Стану менестрелем, буду странствовать. Однажды спасу Айз Седай от слуг Темного, и она осыплет меня золотом. - В тот же день, когда я стану королем, - усмехнулся Ранд, и мальчишки поддержали его хохотом. - Королем овец? – шутливо раскланялся перед ним Мэт. – Ваше величество, у вас подданные - голые! Пора было возвращаться к работе, она и так задержалась. Эгвейн пошла обратно к реке, на что никто не обратил внимания, и в это время птицы взмыли в небо. Воспарив с камней и окрестных деревьев, они какое-то время кружили над лугом, а потом в молчании унеслись прочь. Ей вновь стало не по себе и очень захотелось, чтобы странные вороны больше не возвращались.***
- Разве я просила добавлять в мазь холмовой гриб? - тихо выговаривала Дорал, пока они с ученицей шли по лугу. Найнив насупилась, время от времени нервно дергая себя за косу. – Ивовой коры вполне хватит. - От гриба рана точно не загноится, – настаивала девушка. – Он не повредит. - Некоторые его не переносят, и тебе повезло, что Байли не из таких, - Мудрая старалась поддерживать равнодушное выражение лица, чтобы окружающие не стали прислушиваться. – Вечно ты свое пытаешься выдумать. - Разве плохо пробовать новое? - упреки раздражали, но Найнив постаралась отвечать спокойно. – Старые рецепты хороши, но если их можно сделать еще лучше… - Все лучшее уже создано поколениями Мудрых, - покачала головой Барран. – Снадобья, подходящие для всех и легкие в приготовлении, придуманы тысячи лет назад. Используй их и не трать время на глупости. - Это не глупости, - насупилась ученица. – Я просто хочу… -… лечить то, что другие не сумеют, - недовольство уходило из голоса старухи. – Я понимаю, Найнив, но не всегда такое желание оборачивается благом. Майтра, да пребудет Свет с её душой, тоже мечтала найти избавление от любых болезней. Помнишь, как она радовалась, когда пробудился Дар? Исцеляла всех прикосновением, а потом валилась с ног в лихорадке. Я повторяла, что от этой силы нужно отречься, но она разве слушала? Бедняжка три дня кричала от боли перед смертью… - Но у меня никакого Дара нет, - Найнив, как и всем в деревне, было жаль прежнюю ученицу Мудрой. Испокон веков девушки, открывшие в себе Дар, уходили в Белую Башню, а Майтра осталась. Понимая, чем рискует, попыталась сама овладеть Силой, чтобы помогать близким, но одних добрых намерений оказалось мало. – И вы не виноваты… - Знаю, что не виновата, - отрезала Мудрая. – Но я к тому, что в поисках нового легко навредить если не другим, так себе. Не все можно исцелить, как ни старайся. Щелкали ножницы в руках мужчин, мальчишки гнали остриженных овец пастись, женщины доставали принесенную посуду. Приближалось время обеда, когда работа ненадолго затихнет, а потом продолжится до самого вечера. - Лучше научись ладить с Кругом женщин, пока я еще жива, - тон Дорал становился мягче с каждым словом. – Иначе посоха тебе не видать, как бы хорошо ты не лечила. Мне ведь недолго осталось. - Это не так, - резко повернувшись к наставнице, ответила девушка. – Вы проживете еще не один год. - Не один, но и не десять, - мрачно улыбнулась высохшими губами Дорал Барран. – Умирая, я хочу верить, что не ошиблась в выборе. После моих похорон Мудрой должны избрать тебя, а не одну из их дочерей. Найнив хмуро отвернулась.***
Они остановились в центре луга и сразу заметили мэра. Бранделвин ал’Вир выделялся солидным животиком и поредевшими седыми волосами, но ему это только шло. Рядом с ним Найнив увидела родителей и сестер Мэта Коутона. Вот подошла семья Айбара, другие взрослые и дети из деревни или ферм. Когда все вместе принято рассказывать истории, и мэр в этом деле не уступал Мудрой. Он немало читал - недаром хранил в своей гостинице библиотеку - да и со всеми заезжими торговцами подолгу беседовал. - Надеюсь, вы уже нагуляли аппетит, - звучным голосом произнес ал’Вир, пока женщины раздавали детям и мужьям глиняные тарелки с едой. Люди расселись на земле, окружая Бранделвина тесными кругами. – О чем нынче желаете послушать? - О приключениях! – выкрикнул Мэт, пока его мать неодобрительно прикрыла глаза. – С сокровищами и чудовищами из Запустения. - Лучше про Айз Седай и Стражей, - предложил Дэв Айеллин. Найнив услышала, как презрительно хмыкнула Мудрая. Дорал считала обитательниц Белой Башни высокомерными ведьмами, прячущими жажду власти за благими целями. - Тогда лучше о троллоках и Лжедраконах, - передумал Мэт, не желая уступать последнее слово. Дев сердито посмотрел на него, но крыть было нечем – при упоминании Лжедраконов глаза загорелись у многих. - Лжедраконы, говоришь? - усмехнулся мэр. – Тэм, не поможешь? Уверен, ты такие истории знаешь. Тэмлин ал’Тор сидел рядом с сыном. Он был крепко сложен, но уже немолод, с заметной сединой в темных волосах. В деревне мастер ал’Тор пользовался всеобщим уважением и не боялся пойти наперекор общему мнению. В юности он долго странствовал за пределами Двуречья, где и нашел жену, но редко говорил о том, что пережил и повидал. - Как тебе угодно, Бран, - пожал плечами Тэм. - Но тогда я расскажу не о Лжедраконах, а о настоящем Драконе. Вздох удивления пронесся по толпе. Мудрая вздрогнула. - Вот еще! – воскликнул кровельщик Кенн Буйе, с отвращением скривившись. Кенн входил в Совет деревни, но его мало кто любил. В молодости отзывчивый и смекалистый, с возрастом Буйе стал склочным и во всем ищущим плохое. – Такие вещи приличным людям не стоит слушать, а тем более детям. - Это просто история, Кенн, - успокоил его ал’Вир. – Не думаю, что от неё будет хоть какой-то вред. - Если дети приключений хотят, расскажите им о Столетней войне, - продолжал ворчать кровельщик. – Или о Троллоковых войнах, вот уже где подвигов хватало. А лучше о том, как с айил воевали и загнали дикарей обратно в пустыню. Девушка заметила, как лицо Тэмлина при последних словах стало суровым. Таким суровым, что лица охранников купеческих караванов показались бы на его фоне образцом добродушия. - Не ворчи, Кенн, - попросил мастер Лухан. – Дай Тэму говорить, о чем он хочет. - Есть вещи, которые нельзя забывать, - произнес ал’Тор. Дети заинтересованно подались вперед, не выпуская из рук тарелки. – Вы ведь знаете, что Дракон жил в конце Эпохи Легенд? Все закивали. - Было это три тысячи лет назад, - начал рассказ отец Ранда. – Всюду стояли огромные города, и каждое здание в них вздымалось выше Белой Башни. Машины, что использовали Единую Силу, трудились вместо людей. Повозки без лошадей возили ездоков быстрее, чем самый резвый конь. Оседлав железных птиц, летали люди в небесах и плавали на кораблях меж звезд, как по широкой реке. Не осталось болезней, голода, войны. Айз Седай, мужчины и женщины, с помощью Единой Силы творили множество чудес, помогая всем прочим. Никто не мог понять, как сотни людей ясно слышат негромкий голос. Сидящие двуреченцы будто улавливали слова прежде, чем Тэм их произносил – или вспоминали... - А потом мира коснулся Темный, - сказал ал’Тор, и дети вздрогнули. Сильнее всех – побледневшая Эгвейн. – С его приходом в душах людей пробудилось зло. Наступило время жестокости и страха, а после и войн…***
Когда она болела зимой, то видела сны. Странные и страшные, навеянные лихорадкой. Эгвейн забыла их, но сейчас, слушая мастера ал’Тор, словно грезила наяву. Она задрожала, вспоминая видения, которые охотно выкинула из памяти после исцеления. Города, неописуемо прекрасные – их заполняли замки до небес из странного камня, стекла и искрящиеся света. Вокруг раскинулись луга и леса, сияющие сочной, немыслимой даже летом зеленью и плодами. Над ними проплывали небесные корабли, совсем не похожие на рыбацкие лодки: девочке они показались похожими на исполинских железных змей. Эгвейн видела битву, но в этом сражении никто не использовал луки и копья. Люди в странных одеждах, похожих на покрытое узорами стекло, отращивали за спиной мерцающие крылья и взмывали в небеса. С рук их срывались яркие лучи, поражая рой огромных стальных ос. Осы в ответ выпускали из своих жал сгустки пламени. Она видела мужчину, который одним движением ладони заставил камни взлетать в воздух, сбивая железных насекомых. Огненные шары падали на город с зависшего над ним корабля, но туманный купол укрыл здания, не давая пламени достичь земли. Какая-то женщина ударом бича из молний рассекала ос. А потом все посыпались с небес. И железные насекомые, и крылатые люди падали посреди боя: стеклянные одежды предали хозяев. Небесные корабли взрывались разноцветными всполохами, в городе погас свет. Небосвод накрыла тень, лишившая синеву дня и блеск звезд прежней яркости… - Целый век прошел, прежде чем Темный открыто явил себя людям, - вырвал Эгвейн из воспоминания голос Тэмлина. – Он привнес в мироздание хаос, и все машины перестали работать. Под своим знаменем Отец Лжи собрал множество отступников, и они сотворили ужасных тварей. Началась война, равной которой не было, названная Войной Тени. В этой войне те, кто остался верен Свету, бились с чудовищами. Темному служили и падшие Айз Седай, которых называли Отрекшиеся. …Руины некогда прекрасного города, поросшие бурьяном. Люди в лохмотьях с копьями в руках вышли на бой против кого-то, кого она даже не могла описать. Против существ, которым место только в самых жутких кошмарах… - Вы думаете, что знаете о битвах по рассказам купцов и старинным легендам? – мрачно усмехнулся Тэм. - В Столетней войне сражались тысячи человек с каждой стороны. В Троллоковых войнах десятки тысяч чудовищ явились из Запустения. Но в Войну Тени это бы назвали крохотной стычкой. Тогда воевал целый мир, обращая в прах города и выжигая дотла леса. Тень покрыла все мироздание, и Свет угасал, проигрывая ей. И когда надежда почти иссякла, появился человек, объединивший поверженные воинства Света. Его звали Льюс Тэрин Теламон. Его так же называли Драконом. Кто-то из мальчишек ахнул. Эгвейн сидела, раскрыв рот, и не она одна. Как же так?! Все знают, что Дракон разрушил мир! Он должен биться на стороне Тени, а не Света! - Льюс Тэрин собрал сотню владеющих Силой соратников, которых назвали Сто спутников, - мастер ал’Тор говорил так будто видел это воочию, и дети слушали, затаив дыхание. – За ним следовали десять тысяч воинов с клинками и доспехами, выкованными при помощи Единой Силы. Войско Дракона выступило в долину Такан’дар, в самое сердце владений Тени. Там их ждали армии Темного. Троллоки бесчисленных обличий и мурддраалы, оседлавшие тени, бросились в бой. Отрекшиеся обрушили потоки огня и молний на армию Льюса. Под искаженным Тенью небом, проливая кровь на ядовитых землях Такан’дар, поредевшее войско пробилось к горе Шайол Гул. Там Льюс изгнал Темного за грань мира, а всех Отрекшихся заточил в узилище внутри горы. Чудовищ, лишившихся своего повелителя, охватила паника. Воспрянувшие люди легко расправились с ослабевшим врагом. Война Тени окончилась, однако за победой последовало неожиданное поражение. Забывшие про еду дети и взрослые ждали, пока Тэм продолжит. - Своим последним деянием в этом мире Темный осквернил Единую Силу, - после короткого молчания продолжил рассказчик. – С той поры мужчины, владеющие её, неизбежно сходят с ума. Эта участь ждала Льюса, его выживших спутников и всех мужчин Айз Седай. Обезумев, они разрушили то, что еще уцелело, прежде чем погибли. Их поступки назвали Разломом Мира, потому что безумцы изменили облик земли, иссушая реки и сокрушая горы. Рана мироздания была так глубока, что целые столетия взбунтовавшиеся стихии и неизлечимые болезни истребляли род людской. Так Дракон из героя стал виновником бесчисленных смертей. Так в рядах Айз Седай не осталось мужчин. Так началась Третья Эпоха на руинах прежней, и мы живем в ней и поныне.***
Воцарилась тишина, которую прервал Кенн, сплюнувший, словно какой-то невоспитанный купеческий охранник. - И ради чего вспоминать эту мерзость? – сердито спросил он. – Какая польза в такой истории? - Не бывает великих побед без высокой цены, - взял ложку Тэм, давая понять, что рассказ окончен. – Сражаясь со злом, полезно думать, не заплатил ли так много, что сам стал злом. - Не все было потеряно, - вмешался мэр. – Ведь до Эпохи Легенд была Первая, а в то время жили намного хуже, чем мы сейчас. Фермеры одобрительно закивали. Про Первую Эпоху, длившуюся от сотворения звезд до пробуждения Единой Силы, сохранилось лишь несколько преданий. По всему выходило, что жизнь тогда была ужасной. Сначала над миром властвовали дикие звери и сменившие их жестокие дикари. Потом у людей появились машины, но они отравляли воду, воздух и землю. В те времена все с годами теряли здоровье и разум - а сейчас старики пусть и редко живут дольше семидесяти, но тридцатилетним в силе и уме до самой смерти не уступают. После Эпохи Легенд природа приобрела много необычных свойств, и среди них хватало полезных, облегчающих фермерам жизнь. - Ну вот, детишки, преданья послушали, а теперь время покушать, - принялся за еду мэр, поглядывая на солнце. – Истории хороши, но шерсть за нас не состригут. Осталось немного, и вечером мы все повеселимся. Он рассмеялся, однако только некоторые взрослые поддержали его. На многих детских лицах Эгвейн видела растерянность, да и сама не была уверена, что правильно поняла все, что услышала. И эти сны… что они значат? Однако время шло, и с каждым принесенным ведром сновидения будто отдалялись, стираясь из памяти. Скоро её больше волновало то, что Ранд подошел и, пока другие мальчишки не видели, подарил вырезанное из клена узорное кольцо. Мудрая сердито спорила с его отцом, но о чем они говорили, Эгвейн не слышала. Наверное, Дорал тоже не понравилась история, как не понравилась Эгвейн. Мальчишки любят все эти войны, а вот её ничуть не радовали рассказы, как люди убивают друг друга. Особенно если от них вспоминаются страшные сны. - Ты бы хотел однажды повидать другие земли? - спросила она Ранда, когда вечером возвращались в деревню. И покраснела, ведь он сказал, что было бы хорошо вместе побывать в чужих краях. Дети долго танцевали у праздничного костра, и когда Эгвейн уснула, то забыла про видения и воронов. Но сны не забыли про неё. Хотя девочка не металась и не стонала, глаза её под опущенными веками всю ночь двигались, созерцая давно минувшие дни…***
…Дворец подрагивал, словно земля тяжело вздыхала, не веря в произошедшее. Он был возведен недавно, когда стало ясно, что любые механизмы сложнее водяной мельницы даже после победы не удается запустить. Людям предстояло вернуться к жизни, которую вели их далекие предки. Здание воздвигли с помощью Единой Силы, как символ непобежденного человеческого духа. Дворцу предполагалось простоять несокрушимым тысячи лет, но того, что произошло сегодня, никто из создателей не предвидел. Солнечные лучи пробивались сквозь свежие трещины, пронзая клубящуюся пыль. На прежде прекрасных фресках оплавилась позолота, и пламя запятнано их проплешинами окалин. Мертвецы лежали повсюду. Мужчины, женщины, дети, в последние мгновения своей жизни бежавшие от молний, огня и ожившего камня. Никто не успел обрести спасение - изувеченные тела застыли среди былой роскоши. Огни угасли, но смрад гари плыл по опустевшим залам, переплетаясь с запахом свежей крови. Мужчина, сидящий на ступенях у золотого трона и безразлично созерцающий расколотый пиршественный стол, оказался единственным выжившим. Он был молод лицом и красив, хотя темные волосы пронизало сединой, а запавшие неподвижные глаза казались незрячими. Светлый плащ отметил отпечаток кровавой ладони, когда одна из женщин в предсмертном изумлении коснулась своего убийцы. Одежды, достойные короля, порвались и запылились. На украшавшей плащ застежке в форме черно-белого круга, разделенного волной, остались пятна сажи. Льюс Тэрин Теламон беззвучно шевелил губами, повторяя одно имя. - Илиена, - сорвалось с его уст в тишине дворца, ставшего погребальным склепом. – Все хорошо, все у нас всегда будет хорошо, любовь моя… За его спиной пыль и тени сгустились, принимая облик человека. Возникший из неоткуда гость был облачен в черное одеяние, оттененное серебром рукавов и белизной воротника. Такой же черный плащ, словно густая ночь, лежал на его плечах. По сторонам гость посмотрел с отвращением – на молодом холодном лице ярко выделялись пронзительные черные глаза. Потом подошел к сидящему у трона. - Я же говорил, что все этим кончится, - произнес чужак, глядя на Льюса со смесью презрения и жалости. – Ты не поверил, Повелитель Зари, а зря. Хозяин разрушенного дворца не поднял головы. Он все так же шептал что-то, не прервавшись даже тогда, когда чужак склонился к нему. - Шайи’тан тебя побери, - вздохнул гость, заглядывая в пустые глаза. В них он словно различал зал, полный празднующих людей, и Льюса, кружащего Илиену в танце. – Мы поговорим, хочешь ты этого или нет. Он не прикоснулся к сидящему. Лишь тихо говорил на ухо, и слова его заглушали монотонный шепот безумца. - Вспомни меня, Льюс. Вспомни Элана Морина Тендроная, с которым дружил. Или Предавшего Надежду, с которым сражался. Или Ишамаэля, которого заточил в Шайол Гул. Дрогнул дворец, по лицу Льюса пробежала судорога. Тело золотоволосой женщины, оставившей на плаще кровавый отпечаток, дернулось, будто в ответ. - Илиена… - Я легко менял свои имена, - продолжил гость. – А ты, Льюс Тэрин Теламон? Сможет ли Дракон назваться Убийцей Родичей, которым стал? Льюс, доселе сидящий безучастно, поднял мутный взор, в котором наконец-то появилось смутное узнавание. Через миг его сменил ужас, когда взгляд Дракона упал на золотоволосую женщину у подножия трона. А затем все сменилось облегченным вздохом. - Опять твои сны, - поднимаясь и с вызовом глядя на Отрекшегося, хрипло сказал Льюс Тэрин. – Думаешь, можешь меня одурачить, Элан? Не пойму, как твоя тень нашла путь из узилища, но ты не в силах никому навредить. - А мне и не нужно, - насмешливо ответил Ишамаэль. – Ты все сделал сам, Убийца Родичей. Все эти жизни на твоей совести. - Глупая попытка и как всегда море пафоса, - Льюс мрачно посмотрел на отрекшегося даже от своего имени друга. – Пустые прозвища, наигранные монологи, как у злодея из детских нейропьес. Безумие превратило тебя в актера, который не выходит из образа. Ты, правда, веришь, Элан, что меня это убедит? - Тогда спроси свою память, - улыбка так и не покинула губ гостя, сейчас кажущихся обагренных кровью. – Спроси, и если ты и впрямь так сильно любил её, то отличишь Илиену от моих грез. Несколько мгновений Теламон молча смотрел на него. Перевел взгляд на убитую, неуверенно покачал головой. С все возрастающим отчаянием, цепляясь за надежду, что это какой-то трюк… - Ну и кто из нас после этого безумец? - сказал Предавший Надежду, угадывая его сомнения. – В душе ты уже понял, что я прав. Илиена мертва - от твоей руки. Льюс закричал. Отчаянный вопль смертельно раненого зверя вырвался из его горла. Мужчина рухнул на колени у тела жены. Дрожащими руками Льюс Тэрин приподнял любимую, убрал пряди с похолодевшего лица, заглянув в широко раскрытые глаза… - Нет! Илиена, нет! Свет, молю тебя, нет!!! - Свет не поможет, - прозвучало за его спиной. – Но есть иная сила… Льюс обернулся с искаженным от ярости и боли лицом. И тут же Ишамаэля охватило пламя, взметнувшееся огненной колонной до самого потолка. Оно было таким жарким, что даже камень пола потек в разные стороны, словно свечной воск. Но когда огонь погас, на месте пожара все так же неподвижно стояла фигура в черном, которой не коснулась даже крохотная искорка. Силы оставили Льюса. Он дрожал, глядя на дело рук своих, и куда не смотрел, находил лишь смерть. Люди, которых он знал и любил – слуги, друзья, соратники в той проклятой войне. И его дети. Его сыновья и дочери, замершие навсегда, будто изломанные куклы. С лицами, на которых застыли одинаковые чувства изумления и ужаса. Они ему верили. Они его любили. Они не могли осознать, даже умирая, что он способен сотворить с ними такое… - Есть иная сила, - повторил Отрекшийся. – Повелитель Тьмы может воскресить её, если вернется в этот мир. Как и всех прочих, ведь в его власти даровать бессмертие. Пафосно это звучит или нет, но это правда. Рычание было ему ответом – у Льюса не нашлось слов. По лицу бежали слезы, глаза жгло, их хотелось зажмурить, а лучше вырвать, лишь бы не видеть, что он натворил. Память не щадила, заполняя разум предсмертными криками, и рыдание Теламона затерялось в них. - Так было тысячи тысяч раз, - тихо сказал Ишамаэль. – Меня посещают видения прошлого, которое станет нашим будущим. Мы вновь и вновь возрождались на разных оборотах Колеса. Сражались в бесчисленных битвах, и ты рыдал, потеряв всех. И так и будешь терять, пока не покоришься всей душой Шайи’тану и Тень не прервет бессмысленный круговорот эпох. Склонись перед ним, Льюс. - Я верну их! – сломленный разум ухватился за единственную мысль. – Верну сам! Но никогда не сдамся ему! В отчаянии он потянулся к Истинному Источнику. К оскверненному саидин - мужской половине Силы, что правит вселенной и вращает Колесо Времени. Сейчас Льюс ясно ощущал маслянистое пятно, пятнающее его поверхность – такой пред ним предстала порча. Прощальный удар Темного, обрекший мир на медленную гибель. И все из-за него. Он так гордился победой над Шайи’таном и всеми его слугами, что совершенно забыл, в чем истинное предназначение Дракона. Льюс Тэрин взывал к Источнику с жадностью умирающего от жажды в пустыне. Он черпал Единую Силу, не замечая, что взял слишком много – больше, чем мог направить. Кожа горела, пылало все тело, но Теламон думал лишь о том, чтобы наполнить погибших новой жизнью. Еще не поздно, он сумеет вернуть их даже из-за необратимой грани, он… Воздух стал пламенем, пламя обернулось светом. С неба ударила ослепительная молния. Огненная стрела пронзила дворец, Льюса Тэрина Теламона и недра земные, погружаясь все глубже и глубже. Твердь заметалась, словно в мучительной агонии. Дворец взорвался. Вспучилась земля, разрывая огромными трещинами окрестные луга и поля, пока огромная гора вздымалась в ореоле молний. Пламя хлынуло с её вершины и потекло рекой, испепеляя все на своем пути. Земля тряслась так сильно, что это ощутили по всему миру, и ветра ревели от предсмертной боли Дракона. Лишь одно существо уцелело в окрестностях новорожденной горы, и оно парило в воздухе среди пламени и мечущихся теней. Ишамаэль смотрел на произошедшее с яростью и презрением, хотя на какой-то миг могло показаться, что ему жаль. - Ты не спрячешься, Дракон, - тихо прозвучало среди безумствующей бури. – До скончания времен мы будем встречаться, друг мой. Затем он исчез, оставляя гору пылать под хлынувшим с черных небес кипящим дождем…***
…Она все забыла после пробуждения. Смутно понимала, что видела что-то страшное, но если так, зачем вспомнить? Были иные хлопоты, без которых жизнь в деревне немыслима… Носить воду Эгвейн пришлось и на следующий год, что стало для девочки сущим разочарованием. Но она все равно всеми силами старалась трудиться лучше прочих – вдруг в этот раз оценят? Похоже, сработало, потому что еще через год девочке доверили помогать с угощением. Тогда Эгвейн поставила перед собой новую задачу – убедить Мудрую, что ей можно заплести косу раньше всех в деревне. Она не слишком верила, что сумеет уговорить на это хотя бы свою мать, но настоящая цель и должна быть сложной. Эгвейн постепенно превращалась в девушку и по-прежнему мечтала посетить чужедальние страны, поглядеть на их жителей и странные обычаи. Гуляла с Рандом, все чаще замечая его наивные и смешные попытки ей понравиться. Дружила с Перрином, возмущалась выходкам Мэта. Смотрела как Луиза, Алене и Элиса выходят замуж. Завидовала Найнив, видя себя на её месте. Детские истории забывались, жизнь казалась неизменной, и только иногда она просыпалась среди ночи от пугающего повторяющегося сновидения. Эгвейн снились вороны с холодными, бездушными глазами. Вороны, рассевшиеся на ветвях вокруг деревни и терпеливо высматривающие добычу.***
И было так в начале Третьей Эпохи, как бывало прежде и будет вновь. Пала Тень на землю, и раскололся Мир, как камень. И отступили океаны, и сгинули горы, и народы рассеялись по восьми сторонам Мира. Луна была подобной крови, а солнце – пеплу. И закипели моря, и живые позавидовали мертвым. Разрушено было все, и все потеряно, кроме памяти, и одно воспоминание осталось превыше всех прочих. Память о том, кто принес Разлом Мира. Имя ему было – Дракон. И было так в конце Третьей Эпохи, как бывало прежде и будет вновь. Тьма вновь легла на землю, омрачая сердца людские. Увяли листья, пожухли травы, и умерла надежда. И молили люди Создателя, говоря: О Свет Небес, Свет Мира, пусть гора родит Обещанного, о котором гласит пророчество. Пусть возродится Принц Рассвета и споет земле о зеленеющих лугах и пастбищах, полных агнцев. Пусть рука Повелителя Зари укроет нас от Тьмы, и великий меч справедливости защитит нас. Пусть вновь несется Дракон на ветрах времени.