Методология конспирологии

Для человека, который не спал всю ночь из-за мерещившегося отравления газом из розетки, а затем убегал от очень странного персонала, Серёга вёл машину очень аккуратно — чуть ли не назло Олегу. Видишь, типа, ты зря бузил, я без проблем перегоняю машину из Москвы в Питер, а ты лез со своим «лучше поспи». Обычно Серёга прислушивался, обычно он много трепался в поездках, если его не поглощали дела, но сегодня у них всё происходило необычно. Вместо привычной дрёмы Олег бдительно наблюдал за дорогой и таскал из бардачка закуски из сверчковой муки и жареных кузнечиков — Серёга от них демонстративно отказывался раз за разом: «Я за натуральность деликатесов, а массовое производство от них оставляет одни консерванты и глюконат натрия». Массовое производство его любимой веганской еды его совсем не смущало: «А от них я натуральности и вкуса не жду, мне они нужны из-за витаминов и минералов». Об этом месте никто не знал, даже желтушники, докладывавшие о каждом чихе Сергея Разумовского как о начале новой пандемии. После цикла лекций от Серёги Олег знал: архитектор выстроил особняк в готическом стиле с английским садом и фамильным склепом, а не дачу с заброшенным парком и каменной будкой-холодильником. Слово «дача» здесь было под запретом, разбить огород Серёга не разрешал из-за «эстетики». В эстетике Олег не шарил, зато понимал, что огромный огороженный забором двор и гробовая тишина на километры вокруг — идеальные условия для осмысления увиденного в гостинице. Сразу после дороги он уселся за свой допотопный, зато собранный проверенными людьми компьютер, прочесал соцсети и сведения знакомых — нигде ему не удалось найти причину внезапного ажиотажа по поводу Серёги. Ни новых разоблачений, ни завирусившихся восхвалений. — А ты искал подобные случаи? — положил подбородок на макушку Олега Серёжа. От него пахло уютом, кофе и сном. — Искал, ничего. — Понять бы, почему они говорят именно «нашёл». — Я узнавал, не давал ли кто задание тебя найти. По нулям. Кстати, тебя месяц назад опять пытались заказать. — Рановато для осеннего обострения, — выпрямился раздосадованный Серёга. — Это оно самое. Человек отказался взять халтурку, потому что, говорит, заказчик %#анутый. Прикинь. — Олег запрокинул голову, чтобы увидеть Серёгу. — Считал, что если убьёт тебя, Шугарберга и прочих, убьёт и соцсети. Типа иллюминаты не смогут больше нас оболванивать. — Да когда они успокоятся со своими иллюминатами, — пошлёпал в тапках в другую комнату Серёга. — Почему на открыто существующий в нашей стране Орден тамплиеров всем пофиг, но от иллюминатов истерика? — Казакам не пофиг. — У них тамплиеры штаб ограбили. — Это они так думают. — Олеееег, — встал на пороге комнаты Серёга. — Что? Казаки на кореша напрыгивали, он говорит, поможешь по-братски, ну я как ему откажу? Тем более там один хрен грабитель до нас нарисовался. — Понятно. Добавляем в список подозреваемых казачий штаб…

* * *

Ясный день в Питере нельзя тратить на прозябание в четырёх стенах, его полагается чествовать на свежем воздухе, чем Ника и занималась, лёжа на искусственном газоне Дворцовой площади. Небо над ней раскинулось голубое-голубое, и заменить на нём облака тщились расплывавшиеся рыхлые белые линии от пролёта самолётов, и то ненадолго. Ещё набрать бы полную грудь сырого воздуха, да мешала медицинская маска, которую Ника нацепила, чтобы её в родном городе не признали слишком быстро. Вдобавок маска помогала отбиться от придурков, считавших, что любая одинокая девушка жаждала с ними познакомиться. Густой хриплый кашель с притворными сплёвываниями сметал всех настырных ухажёров за секунды. Ника лишь выглядела дремавшей лентяйкой, в голове она прокручивала варианты, где дальше искать следы планов Хольта. Джонни обнаружил крупный перевод «Хольт интернешнл» фирме-прокладке в Санкт-Петербурге; согласно бухгалтерии, в отчётах которой Ника ночью основательно пошарилась, эти деньги ушли на закупку контейнеров для «Гермесовича» — фирмы, занимавшейся транспортировками грузов. Ни склада с контейнерами, ни дальнейших следов денег она не нашла. Партнёров или клиентов официально у псевдофирмы не водилось, неофициально не находилось. Тупик. Но ничего, она прибыла в Питер не только за этим. — Козлы, отложили рейс ещё на два часа, — уныло доложил Джонни. Накануне они долго обсуждали, как им защититься от фальшивых голосов друг друга, особенно когда противник мог с лёгкостью вклиниваться в разговоры. Да, Джонни залатал лазейку, через которую они пролезли в прошлый раз, и в Токио никто его голос не примерил, но они оба понимали, что латание ошибок в коде — как игровой автомат «Прибей крота»: одну расплющил — вылезли три новые. По итогу пары-тройки дней ожесточённых споров решили, что оптимальным вариантом будет почаще разговаривать лично. Джонни сорвался с места, но его остановила сама природа: в Сиэтле из-за густого тумана весь транспорт встал, в аэропорту механики решили под шумок устроить забастовку — словом, он собирался либо торчать тут до победного, либо найти сорвиголову, который его вывезет из тумана в Портленд. И после этого ему предстояло добираться почти сутки, с двумя пересадками. Хольт выкрал у них флэшки обратно, но поздно. Джонни обошёл-таки защиту, при копировании увеличивавшую размер файлов до вдвое большего, чем объём свободного пространства в папке назначения (как поняла Ника, он подключил то ли виртуальные машины, то ли серверы, казавшиеся меньше, чем они были на самом деле). Однако дальше он врезался в непрошибаемую стену системы шифрования. Неприступность данных с флэшки порядком его изводила, последние пару дней он говорил всё меньше, раздражался всё быстрее. У бедолаги Грааль стоял чуть дальше, чем он мог дотянуться. И когда прозвучало «Может, разум с таким сталкивался, он любит заморочиться», Ника не сразу поняла, что Джонни вставил русское слово посреди английской речи не для того, чтобы щегольнуть своими познаниями, — он имел в виду Серёжу. Которого Ника последний раз видела в детском доме. Перед глазами так и всплывал его образ: нахальный рыжий мальчишка с вечной усмешкой и планами наготове. — Ты нашёл Разумовского? — Забавно, что ты именно так это сформулировала. Во «Вместе» развернули флэшмоб «Найти Разумовского». — А он пропал? — Не знаю, полиция ничего такого не заявляла, «Вместе» — тоже. С другой стороны, на звонки не отвечает, онлайн нигде не появляется уже день как. Может, он и… — Я уверена, что всё с ним хорошо, просто придётся обойтись без его помощи. А где его все ищут? — Последний раз видели в его загородном доме. Ещё люди караулят его у штаб-квартиры «Вместе». Другие обступили подход к дому, где у него апартаменты. При этом я не могу найти организатора. Они в группы не объединяются, хэштеги не используют, как они координируются? Хммм, звучало как занятная охота за сокровищем. Что ж, прошвырнётся и заодно развлечётся. Сильно напрягаться не будет — легонько пройдётся по старым местам, если повезёт — похвастает всем, что нашла Разумовского. Как же приятно будет объявить, что она его нашла. Ностальгическая часть прогулки иссякла меньше чем за час: чтобы вспомнить, каково было прогуливаться по Питеру, хватило половины проспекта, где то и дело пованивало мусором, и отлупить рюкзаком излишне настойчивого рекламщика, потащившего её покупать какую-то траву, возможно чай. Больше никаких прогулок, одни перемещения по делу. С этой мыслью Ника притормозила у знакомых «конюшен» и одинаковых фасадов. Её ноги сами сюда привели, надо же. «Конюшни» и дома закрывали собой лестницу на подпёртый колоннами балкончик, или как там его называли архитекторы, и обветшавшую крышу на фоне пасмурного неба, но она и не видя эти приметы помнила, что именно здесь находился яблоневый сад. — Джонни, а что с усадьбой Демидовых, посмотришь? — спросила Ника. — Её снесли, что ли? — Ммм, нет, продали, — ответил Джонни поверх объявления о задержке рейса. — Заброшена, но люди рассказывают, что ходили туда. А что? — Кому продали? — Ищу. Сквозь арки, почтовое отделение и через новёхонький забор Ника пробралась в яблоневый сад. Она так и слышала шепоток «Ищем яблоко Гесперид, они его вырастили, я знаю», вскоре после которого загремел крик охранника. В детстве крохотный дворик казался огромным, и было страшно — жуть, как от псов из Преисподней улепётывали, всем троим померещились светящиеся фигуры, и даже под одеялом нагоняли кошмары. Сейчас, во взрослом возрасте, притом днём, было скорее грустно смотреть на увядшую красоту некогда собиравшего восхищённые взгляды особняка в окружении унылых отсыревших полугаражных построек. Воплощённая поэма заброшенности… или не совсем. Поднявшись по закруглённой лестнице, Ника увидела вблизи совсем другую картину. Стёкла в окнах стояли относительно чистые, в углах рам горели красные огоньки сигнализации, входные двери потрудились запереть на свеженький замок. Любопытно. — Владелец очень хорошо прячется, — пробубнил Джонни, не любивший подобное признавать. — Это якобы артстудия, и у неё ни телефона, ни адреса, ни страницы, генеральный директор — актёр в мелком театре, других сотрудников не вижу. У неё очень антипоисковое название: «Возрождение». С выводами она торопиться не будет, но замок вскрыть рискнёт. Короткое замыкание тонким-тонким проводком, просунутым под дверь, — всё, никому на пульт сигнал не полетит. Более оригинальную защиту никто установить не удосужился. — Так почему мы проверяем эту заброшку? — напомнил о прежнем своём вопросе Джонни. — Я думаю, мы сможем здесь устроить базу, — сказала Ника. — Плохая идея. Мне понадобится доступ к электросети, забыла? Серая дымка от лучей солнца робко подползла к темноте, копившейся в паркетном зале долгие годы, и подсветила странности: люстру, прикрытую простынёй, пыльную, потемневшую, но со вставленными лампами; потолок с тёмными пятнами, но совершенно целый; стены с изжёванными обоями, но чистые. Паркет живо отдавал клацанье под кроссовками, вместо того чтобы разливаться скрипами и треском. — К тому же, рядом почта, много народу, а мне надо… Под очередным шагом паркет громко скрипнул — и Ника провалилась в черноту. Раз, два, три. Приземлилась. Её маску сдёрнула и отбросила невидимая рука. Что за новости? Её попытались обхватить сзади, она поднырнула под объятья и с разворота врезала кулаком по мягкому. Охнул. Мужчина. Высокий. К её лицу метнулся ветер, который она увела в сторону. — Эй, бабайка, где твои манеры? Подсечку сорвала воларумовая лодыжка. Ага, вот где твои ноги. Ника с размаха заехала кулаком в район паха, кулак шаркнул по бедру — мужик был ещё выше, чем она думала. Он вцепился в её руку, вывернул — она ответила пинком теперь уже по яйцам. Тут бы вдобавок по роже зарядить, но Ника промахнулась, противник сообразил попятиться и замолкнуть. Чёрт. Она слышала шаги, но темнота скрадывала расстояние до них. — Мог бы хоть моё имя спросить, — подняла кулаки перед собой Ника, поворачиваясь за звуком, — прежде чем потащить танцевать. — Я его и так знаю. А она знала, кому принадлежал бестелесный хриплый голос. Усмехнувшись, Ника выждала прыжок, по памяти сделала захват, скользнула рукой ниже, к карману штанов, её с силой крутануло вокруг своей оси, руки подняли вверх за запястья. — Совсем забыла мои уроки. Что бы ты сейчас делала? — Выколола бы тебе глаз твоим же ножом, — ответила Ника и нажатием на кнопку развернула украденный складной ножик. — Зачёт, — удовлетворённо сказал Волков, отпустив её. — И всё? — разочарованно спросил второй знакомый голос. — Где же хореография, где страсть, где интрига? — Врубай свет. — Ах, мой удел развеивать мрак неведения для погрязших в тщете мещан. С таким вот апломбом Серёжа включил свет. Подослепшей Нике понадобилось с десяток секунд разглядеть его. Он в своём фиолетовом леопардовом халате, сидя на одной из картонных коробок, терялся на фоне гипсовой статуи целившейся в потолок охотницы в тоге, блеска золотых подсвечников, пестроты бордовых флёр-де-лисов на обоях, белой лепнины под потолком, узоров на ало-чёрно-жёлтом пушистом ковре, раскинувшемся во всю гостиную, складок золотистой ткани, укрывавшей пианино, и конечно, разбросанных книг, картонных коробок и сверкающих стеклянных полок шкафов с завитушками. Волков, стоявший за спиной у Ники, вырядился в чёрное на чёрном. Она в итоге нашла Серёжу, самой первой. Приятно. — Вы жульничали, Олег как-то видел в темноте. — Я пойду? — спросил Волков. — Останься, — спрыгнул с коробки Серёжа. — Великая честь, нас облагодетельствовала визитом моя квазисестра. — Смотрю, ты так и не определился, — улыбнулась Ника. Пока он подходил к ней, она веселилась с того, как мало он изменился. Вымахал, возмужал, а манера держаться всё та же мальчишеская, рыжие волосы всё так же лежали как им заблагорассудится. — Нет, с отношением к тебе я определился десять лет назад. Вопрос кровной связи утратил актуальность. — И, остановившись перед ней впритык, носками тапочек к носкам её кроссовок, он сунул руки в карманы халата и спросил: — Обидно, должно быть, что судьба вынудила вновь столкнуться с недостойными тебя господами Разумовским и Волковым? — Тебя худрук МХАТа покусал, я не пойму? — А я не пойму, как ты меня нашла, — ответил Серёжа, глядя ей в глаза так пристально, словно сквозь её зрачки можно было различить ответ, написанный на задней части черепушки. У самого у него глаза были красные-красные, с поволокой. — Мне повезло. — Свежо предание. — Правда. Мне нужна твоя помощь, я попыталась тебя найти, вспомнила про сад, узнала про «Возрождение» и задумалась, не ты ли выкупил усадьбу. Зашла поискать улики, и вот я здесь. — Ай, — схватился за плечо Серёжа и запрокинул голову с картинной гримасой боли. — Теперь меня укусил Станиславский! — И он резко посерьёзнел. — Потому что я тебе не верю. — Ладно, давай твою версию, сравним, чья лучше. — Ты работаешь на людей, которые хотят меня убить. — Что? — оторопела Ника и быстро глянула на Волкова, равнодушного к ходу их разговора. — Ты шутишь? — Зачем бы иначе явилась спустя все эти годы? Что, ни разу помощь не понадобилась? — Д-да брось, — стряхнула первоначальный шок Ника. — Ты сам в это не веришь. Иначе бы Волков бил насмерть. — Я хотел допросить тебя. — И поэтому позволил мне стоять в шаге от тебя вооружённой. Серёж, я с миром, — сказала Ника и протянула ему украденный нож, на который он не посмотрел, прежде чем забрать. — В Питере я по делам, и с тобой думала встретиться по делам, но я бы никогда не причинила тебе вред. Мы же друзья. — Сказал же! — радостно вскрикнул Серёжа, и за спиной Ники послышался страдальческий вздох. — Кто проиграл? Ты проиграл! Кто её знает? Я её знаю! Сказал же, будет скулить про дружбу, потому что она бессердечная хладнокровная… — Не втягивай меня в ваши разборки, — мрачно сказал Волков. — О, теперь это мои разборки, — попёр на нового врага Серёжа и остановился вплотную уже к нему. — А ты стоишь великолепный, всепрощающий, ты выше мирских сует! — Серёж, что с тобой? — осторожно спросила Ника. — Она спрашивает! — вернул всё своё агрессивное внимание к ней Серёжа. — Как будто ей вдруг стало интересно! С чего бы, а, свободы гордая певица недоделанная? Ника перевела взгляд на Волкова, и тот, положив руку на плечо Серёже, объяснил: — Я вторые, он — третьи сутки без сна. Обустраиваем укрытие. — Укрытие? То есть за ним правда кто-то охотится? — А мне, значит, ты не веришь. — Иди спать, — велел Волков. — Я с ней поговорю. — Поговорит он. О чём? Ты с ней заодно? — взялся за его водолазку Серёжа. — Будешь ей объяснять, как меня прикончить, чтобы вы могли вдвоём сбежать в закат? — Сергей, если ты немедленно не ляжешь спать, я точно тебя придушу, — пообещала Ника. Его нервы устали воевать с угрозами: Серёжа отпустил водолазку, пробормотал «Я один глаз прикрою» — и поплёлся за дверь. Его проводил Волков, жестом велев Нике стоять на месте. Столько лет прошло, они по-прежнему не разлей вода. Вспомнился разговор с Волковым накануне её побега из детдома — она бы и с Серёжей поговорила, но знала, что он обязательно найдёт слова, которые заставят её остаться; ей показалось, что Волков сбежит следующим, его тоже ничего не держало, он устал ждать освобождения. Серёжа, когда они болтали на эти темы, возражал, что разумнее подождать, получить образование и вступить во взрослую жизнь во всеоружии, а глупости они всегда успеют насовершать. Раз он основал «Вместе», он придерживался своего плана. Чем же все эти годы занимался Волков? А вот и он. Его блеск померк: под красными глазами синяки, взгляд тусклый, движения слегка нервные. — Я думал, что его глючило, — начал Волков, присев на край крышки пианино. Да уж, звучало как дурной сон, а не пересказ последних двух дней. Они ночевали в гостинице, где Серёжа сменял номера из-за мерещившегося ему запаха газа из розеток, пока наконец ему не выдали пентхаус — в котором уже и Волков слышал подозрительные скрипы. Наутро персонал сошёл с ума. «Лыбясь как ненормальные», они все медленно пёрли на Серёжу, пытались до него дотронуться, и на любые вопросы отвечали блаженное «нашёл» или «нашла». Из гостиницы сбежали в загородный особняк, какое-то время там было тихо. Но нашлась крыса, запостившая фотографию машины Серёжи с дрона, и к стенам особняка за час подтянулись новые зомби. Волков их спрашивал, зачем они искали Серёжу, а они отвечали: «Чтобы найти». Первую волну удалось прогнать, соврав им, что предмет их поисков отчалил вон в ту сторону, вторая волна не повелась. Тогда Серёжа открыл потайной ход (о котором, как подчеркнул обиженным тоном Волков, он не подозревал), и они попёрлись через парк, через болота до города пешком, чтобы не спалиться перед дорожными камерами. Но самый трудный этап начался в собственно Санкт-Петербурге. — Было мучительно, — зевнул в кулак Волков, завершая повествование. — Сама понимаешь, каково по центру перемещаться, когда ты по максимуму людей избегаешь. Кое-как добрались. Но Серёга спать не хотел. Ты его видела, уставший как собака, а всё равно. Пока мы носились и ото всех прятались, он… начал думать, что я один из них. Обвинял меня, что это я всё придумал, потому что завидовал его популярности. Потом его попустило, он признал, что это лютый бред, но спать не шёл. А я тем более не мог лечь спать, когда у меня параноик под боком. Так и сидели, караулили друг друга. Потом он увидел, что ты взломала замок, и предложил развлечься. Я согласился, думал, он в себя пришёл. А он опять. — Не знаю, что и думать, — призналась Ника. — А почему он сейчас-то согласился заснуть? — Я согласился лечь, но не заснуть! — раздался крик из-за двери. — Что ж ты будешь делать, — поморщился Волков. Упрямства Серёже с детства было не занимать, как вдолбит себе что-то в голову — не успокоится, пока не сделает; горе и той щепке, и тому бревну, и тому дубу, что осмелятся встать на пути его локомотива. Он решил, что Волков с ним сделает что-то плохое, как только он заснёт, — значит, он никогда не заснёт. И даже собственный мозг не сможет ему помешать. — Снотворное у вас есть? — спросила Ника. — Есть, он не пьёт. — Только после тебя, Олег! — У меня есть идея. Но для этого вам обоим придётся мне довериться. — Мне уже не нравится! — провозгласил Серёжа. И судя по хмурой роже Волкова, он думал о том же. — Ну или я вас оставлю страдать дальше, — всплеснула руками Ника. — Смотри, Волков, предлагаю сделать так: я выдам снотворное вам обоим и буду вас караулить, пока не проснётесь. Дальше будем разбираться. За то время, что Волков обдумывал её слова, можно было бы пересчитать все волоски в его щетине. Эх, будь она всё ещё влюблена в него, таяла бы от близости к нему, а так он раздражал её сонливой медлительностью. Давай, рожай уже, чем быстрее вас срубит, тем быстрее получится будет выйти на связь с Джонни и успокоить его. — Попытаешься учудить — пожалеешь, — заключил Волков. — Договорились. Идём. Она была уверена, что увидит комнату, заваленную хламом, — ан нет, по спальне виднелись приоритеты Серёжи: широченная трёхспальная кровать с решётчатым изголовьем, репродукция «Примаверы» во всю стену за ним и стол с двумя мониторами напротив, к которому было придвинуто чёрно-оранжевое геймерское кресло. Тут предполагалось спать и работать — больше ничего. — Где Олег? — вскочил с кровати Серёжа и выставил перед собой нож. — Ищет снотворное. Ника помнила, что предвещал этот блеск в глазах. И, мысленно сказав «Прости», развернулась на пятке и бросившемуся на неё Серёже врезала ногой по виску. Он улетел под стол, и на шум прибежал Волков. — Спокойно, он первый напал, — отшагнула к кровати Ника. Волков молча присел прощупать пульс на шее Серёжи. — Должно быть всё в порядке, я не хочу никому из вас причинять вреда. Переложив Серёжу с пола на кровать, Волков сказал: — Никакого снотворного. Мы будем спать по очереди. — Лучше бы вы оба выспались, но как хочешь. По крайней мере, Волков на неё с ножом не кидался. Он осторожно вытащил одеяло из-под Серёжи и укрыл его, а сам сел рядом, прислонившись спиной к перине, чтобы видеть, чем занята Ника. Прежде искажённое напряжением лицо Серёжи, наконец, разгладилось. У Волкова сами собой опустились веки. Оба сопели в унисон. Ника подошла к компьютерному столу и пошевелила мышкой, пробуждая экран ото сна. К счастью для неё, Серёжа ни в спящий режим компьютер не перевёл, ни сложных интерфейсов не мутил. У него была открыта программа «Глушилка» с целым рядом серых ползунков посреди красно-зелёной шкалы. Сдвинув ползунок, подписанный как «Непонятные частоты», из красной зоны в зелёную, Ника услышала голос Джонни: — Прости, в аэропорту плохо ловит, я пропадал. Ты ничего важного не говорила? Ответила она уже в комнате с вещами, прикрыв за собой дверь: — Джонни, у меня для тебя новая история. Помимо потайного люка, сквозь который Ника сюда и провалилась, путь наверх лежал через винный погреб — несомненно, Серёжино новшество в усадьбе. Скрипучая лестница упиралась в монументальный блок из дуба, запертый на пять засовов. Без лишней необходимости Ника не видела смысла рваться наружу: вдруг потом дверь за ней закроется безвозвратно, а спящие красавцы решат, что она сбежала. За порогом погреба начинались владения тёплого воздуха будущей кухни: под покрывалами выступали очертания холодильника, микроволновки и тумбочки с переносной плиткой. Серёжа вил себе гнездо гораздо основательнее, чем Хольт, даром что обоим пришла в голову мысль обустроить логово под землёй. Ника уселась на одну из коробок, скрестив ноги. Шикарно здесь будет, когда они закончат мебель расставлять. От такого постоянного логова она бы не отказалась. — Все наши откликнулись, — разрезал тишину голос Джонни. — Никто ни о чём подобном не слышал. Я поискал, в Санкт-Петербурге аналогичных случаев не было, ни жалоб, ни сплетен. Буду продолжать копать. — Как думаешь, может ответ находиться на флэшке Хольта? — Запросто. Но система шифрования этих файлов надирает мне задницу раз за разом, на их стороне все ресурсы и все знания. И в частности, правительственные организации. — Вот уж не подумала бы, что у голландцев крутая контрразведка. — Больше похоже на почерк наших, я бы поставил на ЦРУ. Поэтому до встречи заляжем на дно. — И Джонни понизил голос до шёпота, еле различимого на фоне болтовни других пассажиров в зале ожидания. — Я не со своим лицом, не под своим именем, надо соблюдать конспирацию. — Ты опять в образе бородатого эксгибициониста? — Круче. Меня не узнать. Другой цвет волос, другой цвет глаз, другая линия челюсти, даже рост визуально убрал. Это мой шедевр. Никто не… Ох. — Джонатан, — услышала Ника вялый мужской голос, от которого мурашки прошли по коже. — А вы кто? — пробасил Джонни. — Не начинай. Джек всех на уши поднял. Ты на звонки не отвечаешь. Как это понимать? — Дяде Джеку всегда было пофиг. — Он засуетился, когда увидел разобранный системный блок и понял, что ты уехал вместе с компьютером. — И что, какая ему разница? Со мной всё в порядке, так ему и передай. — Передашь ему сам, поехали. — Я взрослый, и имею право… — А я имею право заявить полиции, что компьютер принадлежит твоему дяде, и ты его украл. Поднимайся, ты довольно моего времени потратил. — Никуда я не пойду, на телефон не отвечал, потому что… это не ваше дело, почему. Позвоню потом. И куда ты собрался? Туман же. — Рассеется. — Но у меня рейс. — Поговори с Джеком и вали на все четыре стороны. — Какое-то время они молчали, и если бы не цоканья каблуков и гул объявлений, Ника бы решила, что Джонни отключил-таки передачу. — Я попросил по-хорошему. Помнишь, как я прошу по-плохому? — Да блин, Уолтон, это правда очень важно! — Вот и расскажешь Джеку. Живее. Мне потом эти часы отрабатывать. — Погоди, ты куда пошёл, стоянка в ту сторону. — Зайдём к СБ. Скажу им всё, что думаю, о том, что они тебя в таком виде в аэропорт пропустили. Джонни уловил момент незаметно отключить связь: повисла звенящая тишина. Интересные дела, что за морозильник по имени Уолтон потащил его домой за шкирку? Тихо-то как. Скрипнут на потолке доски люка — и снова жизнь замирает и можно услышать, как пылинки ложатся на простыни. Эдак она со скуки помрёт, чем бы себя занять? Голландским она сегодня уже занималась. О, книжки же. Что там Серёжа читал, подберёт себе томик побольше. Школьная программа по литературе, альбомы по Возрождению и прерафаэлитам, учебник по логике, пособие по этикету, энциклопедия по рептилиям, упитанный справочник по философии, которым убить можно, брошюрки с рецептами выпечки, «Белый Бим, чёрное ухо», да что за скукотища, где детективы, где приключенческие романы? Примерно когда Ника отчаялась найти себе чтиво и почти смирилась с тем, что время будет коротать в компании мёртвых философов, в одной из коробок нашлась книга с незнакомым названием: «Рассвет у мёртвого прибоя». Звучало как название детектива, они любили всякие «Яблоки на ёлке» и прочие «Убийства не по адресу». А кто автор-то? Ни имени, ни названия издательства, ни года выхода. Единственным опознавательным знаком была выведенная на форзаце рукой Серёжи надпись: «Первому и единственному читателю». Лицо Ники озарила глупая ухмылка, она чувствовала, как злорадно выглядела в этот момент. «Фу, раз ты собралась рисовать криво, то лучше бы не бралась вовсе». «Пятна клея задуманы частью композиции? Отвратительно». «Нет-нет, это не стихи, это набор слов, в котором иногда встречаются похожие окончания. Тебе с таким чутьём языка только тосты писать на сорокалетие начальника цеха». «Сложно придумать что-то более примитивное, чем твоя потуга на повесть. Единственную ценность в ней представляют персонажи: картон — очень полезный, функциональный материал». Что ж, Серёжа, решительно раскрыла книгу Ника, посмотрим, что там у тебя, великого критика, у самого с талантами. Прямо в твоём же кресле почитаем. «Эта история случится в городе N, на закате того, что мы привыкли считать цивилизацией». Уууу. Взять из погреба винца бы к вычурному сыру, но Серёжа потом её скрутит и выжмет, чтобы сцедить выпитое обратно в бутылку. Терпи, Ника, терпи, скоро в этой истории кто-нибудь умрёт. «Его скрипучий голос кривыми частицами расцарапает воздух между ними, высекая искры озлобленности». Казалось бы, такое заумное описание, а Ника буквально услышала скрип и шорох. Хм. Протяжный скрипучий звук над потолком повторился. Да это же шаги. С облегчением захлопнув и отложив книгу, Ника прислушалась. Шаги приостановились одновременно с её движением. Любители пофоткаться в заброшках? Посмотреть бы на них. Так, Серёжа при её появлении активировал глушилку «непонятных сигналов», и судя по действиям Волкова, эти двое заранее знали, кто свалится им на голову. В усадьбе висели камеры. Ника на цыпочках прокралась в спальню и, мельком глянув на спавших, склонилась над компьютерным столом и положила ладонь на мышку. Потыкавшись в разные ярлыки и папки, она отыскала окошко «Система наблюдения». В нём пришлось побродить по ссылкам: тут тебе и офисы, и сад, и скульптурный парк, и вот, наконец-то, обветшалая зала в серых тонах с тёмными силуэтами мужчины и женщины в спортивных костюмах, озиравшимися по сторонам. Оба осторожно приценивались к обстановке, мужчина взмахнул рукой. А подслушать… ага, можно: «Включить микрофон», только сначала подключить наушники. — Я не знаю, откуда у тебя информация, — заговорил мужчина. — Выглядит заброшенным. — Но Разумовский его купил и его видели в центре, неподалёку. — Да он скорее в Эрмитаже прячется. Но валяй. Женщина присела рядом с дорожной сумкой и вытащила оттуда штуку, похожую на ту, которой в фильмах полицейские скорость проезжавших машин проверяли, и отдала мужчине. — Ты осмотри комнаты, поищи двери и лестницы. Говорят, Демидов масоном был, эти потайные входы готовы встраивать даже в собственные задницы. Мужчина, поворчав, поплёлся исследовать плесень в других комнатах. Женщина водила тепловизором вокруг себя. Серёжа предусмотрел защиту от него или пора было бежать в винный погреб обкладываться холодными бутылками? — Пусто, — объявил мужчина о своём возвращении. — Тепловизор тоже никого не видит, — ответила женщина, направив его на пол, чтобы Ника понервничала. — По ходу он сюда не приходил. Но ты же видел, следы свежие. — А это точно был он, а не КГБ? — Ещё ж КГБ, — отключила прибор женщина, прежде чем сложить его в сумку. — Погодь, она ведь рыжая. Это её свидетель видел, а мы как идиоты… — Говорил, не стал бы Разумовский в бабу наряжаться. — Ну знаешь, что сгодилось для Керенского, подойдёт и Разумовскому. — Я тогда звоню начальству. — Зачем? Нас наняли искать Разумовского. Кого наняли искать её — тот пускай и отчитывается. «Интервенция_006 сохранена», — выскочило окошко поверх почерневшего экрана, едва за интервентами захлопнулась дверь. Ну конечно, злоключения Серёжи тоже корнями уходили к Хольту. С одной стороны, это грозило их бесконечным приумножением, с другой — чуть проясняло направление дальнейших поисков. «Подозрительная активность», — выскочило окошко поверх браузера и самостоятельно запустило видеозапись с почтового отделения. Те двое от Хольта стояли в уголке, держась подальше от загибавшейся к выходу очереди. — Двое лежат, один на стрёме, — тихо проговорила женщина. — А среди них точно есть он? — Не знаю. Снимем сторожа, посмотрим. Если он, передаём эстафету. Ты дверь в подвал нашёл? — Да, и открывающий механизм тоже. — Бесшумно открывай. — Учи учёного. Камеры всё равно успеют засечь. — Если он шуганётся, нам и это подходит. Идём. Вот уж правда подозрительная активность, хвала паранойе Серёжи. Разбудить их с Олегом? Нет, пусть спят. Руководствуясь смутным планом, Ника вошла в гостиную и поспешила к статуе охотницы. Отсюда Серёжа включал свет. На коробке пульта не нашлось, в ногах статуи — тоже, зато в плинтусе рядом Ника разглядела две тоненькие линии. Стоило надавить пальцами между ними, и крышка с щелчком продавилась, а потом поползла навстречу, чтобы её можно было задрать. Прятала она пять разноцветных клавиш переключателей: под белой тонким маркером была нарисована лампочка, под жёлтой — пламя, под красной — буква «Л», под зелёной — наклонная линия из «Zzz», как в мультиках у спящих персонажей, под синей — капля. Не могли нормально подписать? Методом исключения Ника определила, что люк в потолке открывала красная клавиша. Она на цыпочках прошла в спальню и, взявшись за дальний конец стола, подняла и повернула его поперёк двери, чтобы монитор смотрел в гостиную. Интервенты пересекали яблоневый сад. Ника метнулась обратно к переключателям — парочка уже взбежала по лестнице. Камеры переключали трансляцию сами собой. Вид сверху на взломщиков, приоткрывающих входную дверь. Съёмка из угла фойе двух силуэтов, ступающих на проливавшийся от их ног рыхлый свет. Ника лишь примерно помнила, сколько шагов сделала от двери до падения, а попытка у неё была всего одна. Её палец завис у красной клавиши. Верхний скрип продвигался к квадрату на потолке. Камера прилежно транслировала каждый осторожный шаг. Скрип вписался в квадрат. Щёлк! Крышка люка провалилась, и вниз пролетел — беззвучно, вот это выдержка — мужчина. Осмотреться по приземлении он не успел: Ника, перепрыгнув через коробки, сдёрнула золотую ткань с пианино, набросила её на голову горе-десантника и с разворота врезала по ней ступнёй. Всё с тем же тихим смирением он рухнул. Если он её и видел, то мелькнувшим сбоку пятном. — Какого… — недоумевала наверху женщина. Оставив мужчину накрытым тканью, Ника пропрыгала до спальни: там её было не увидеть. — Ау. Сём. Ты живой? — Судя по тому, что голос стал чище и громче, она наклонилась к проёму. — Погоди, я помогу. Услышав подозрительную возню и щелчок, Ника замерла на низком старте, готовая кинуться на второго противника. Но третья драка за день сорвалась: с потолка к полу летел маленький серый предмет. Особо не вдаваясь, какой именно, Ника подбежала его встретить и пинком отправила его вертикально вверх. — Мать! Сверху раздался громкий хлопок, Ника в два прыжка очутилась у панельки и щёлкнула красной клавишей. Крышка люка подтянулась к потолку, прибив сползавший с краёв сладкий туман. Десять секунд спустя наверху грохнулось тело. Камера уточнила: женщина, в панике закрывшая рот и нос ладонью, на шатких ногах вслепую поплелась к двери — и упала. Больше она не двигалась. Играла на камеру или правда… заснула? Отравилась? Когда туман развеется, сходит проверить. Ника перебирала прежде не осмотренные коробки, пока под её пальцами не звякнул с перещёлкиваниями металл. Подцепив его указательным пальцем, она подняла две сцепленные пары наручников. Трофейные от арестов? В детстве Серёжа ненавидел ментов, зачем бы он стал покупать их атрибуты. На дне коробки нашёлся и универсальный ключик. Застегнув наручники на сведённых за спиной запястьях мужчины, Ника также завязала ему глаза, которые могли увидеть много лишнего, свёрнутым кухонным полотенцем. Она вернулась к поискам подходящих вещей и сорвала джекпот в самой рюкзаке, спрятанном между двумя дальними коробками. Верёвки! Длиннющие, крепкие, наверное для кухонного лифта. На экране белый туман рассеялся. Противогаза в вещах не нашлось, так что Ника понадеялась на удачу, повязав рот и нос вторым, смоченным полотенцем. От дыма же помогало, вдруг поможет и со снотворным. Выяснить эмпирическим путём не довелось: как только Ника отвела все засовы на дубовой двери, за ней что-то звякнуло и зашумели невидимые вытяжки. Да Серёжа готовился оборонять эту усадьбу, как крепость. Утаскивая спавшую женщину за щиколотки к лестнице и потом взвалив её себе на спину для спуска в винный погреб без лишних черепно-мозговых травм, Ника думала о Волкове. Человек, начисто лишённый моральных терзаний, двадцать лет рядом с человеком, очень неохотно подпускавшим к себе других и отсекавшим любые попытки сократить расстояние между ними и собой. Неужели какие-никакие чувства у Волкова были? По тому, как хладнокровно, даже презрительно он завернул её признание, да ещё и сдал её Серёже тем же вечером и наблюдал за развернувшейся ссорой из своего угла, она заподозрила, что он отказывался сочувствовать кому бы то ни было. Кажется, одно исключение он всё-таки сделал. Ну ладно, то дело прошлое. Пора вернуться к будущему. «И он поднимет руку, зная наперёд, что продолжит падение в вечность, та его часть, что могла развернуться и уйти, навеки останется прошлым».