Затишье перед бурей

Ясное небо слепило своей синевою глаза, привыкшие к застланному серым, густым дымом куполу. У ручья Саня сидел, обхватив колени руками. Глядя в чистую, звонкую воду, журчащую, словно говорящую и живую, он думал о Фёдоре и боялся. Боялся понять, что он правда умер: исчез, словно в одно мгновение — будто и не было никогда на свете никакого Фёдора, который так стремился жить “правильно” и умел читать по складам. Который до обморока боялся кладбищ, но бегал туда вместе с Саней, чтобы доказать ему обратное. Который так упорно месил тесто, ругая Саню за то, что тот тунеядничал и делал бомбы, приговаривая о том, что Филимон непременно будет его за это дело ругать. От нахлынувших воспоминаний, брови непроизвольно подрагивали, а губы кривились, но Саня упорно сопротивлялся сам себе и всё то злился, то расклеивался, и предавался до искренней тоски по близкому сердцу другу, с которым он так и не успел попрощаться. Трава у дальнего берега всколыхнулась. Кроны деревьев зашептались и рассыпались шелестом, словно тайнами, следуя порывам вольного ветра. Ручей заволновался и вздрогнул, как живой. — Саня! — вдруг, чей-то низкий голос окликнул мальчишку. Лошади, привязанные у берега, заржали, и Саня обернулся. Позади него стоял Воевода. В своём красном плаще, с вечно серьезным, но добрым лицом и сильными, жесткими ладонями он присел к Сане, сложив ноги аккурат у берега. Они не сказали друг другу ни слова, но оба были безусловно рады видеть друг друга. В воздухе запахло порохом и железным, тяжелым запахом крови. Сашка поморщился, но присел поближе к Михаилу. Тот приобнял его, придвинул ближе к себе и вдохнул полной грудью, устремив взгляд ясных глаз куда-то вдаль за горизонт. Сашка, приложив голову к груди мужчины, слушал, как бьётся его живое, стойкое и смелое сердце в груди. Как он дышит — глубоко и свободно, будто и не было никакой войны. Будто было всё хорошо, будто они вернулись назад, до начала боевых действий и просто так сидели здесь, у ручья и просто наслаждались теплым, добрым деньком. Соломенные космы мальчишки расползлись по груди мужчины, когда он прижался к нему макушкой, уперевшись щекой в холодную кольчугу. В голове всё крутились думы о Фёдоре, и глаза вновь неприятно защипало. — Фёдор…Где он сейчас, а? — всхлипнул Сашка, пока слеза медленно и щекотливо катилась вниз по его щеке. Чувства наконец сумели вырваться наружу, и Саня не стал их больше сдерживать, а может, просто не смог. Да и спокойнее как-то на душе стало, стоило Михаилу появиться рядом: не стеснялся Саня плакать только при Михаиле, будто знал, что он не осудит, не посмеётся над ним. Даже с самим собою ему было не по себе плакать, а тут…словно кто вентиль повернул, и всё, что было внутри мальчика, вырвалось и взбушевалось. Рука мужчины легко легла на Санино плечо и прижала его к себе, успокаивая. Михаил, опустив голову, оглядел Саню. Он тут же вытер слёзы рукой и сглотнул, дернувшись судорожно. — Не знаю, Санька… — ответил Михаил коротко. — Не знаю… Саня поджал губы, и брови его невольно поползли на лоб; плечи дрогнули и он, шмыгнув носом, прижался к Воеводе. Он не знал, куда деть руки и положил их на колени; они едва заметно подрагивали. Дурные мысли, которых он так старательно избегал, прогоняя из головы, как сущие бредни, вдруг снова возникли перед ним. Он наконец принял их — принял правду и смирился с нею. Конечно, Фёдор умер. Его больше нет и это не сон, не враньё, не выдумка, чтобы проверить Саню на прочность. Поняв это, мальчик стал старше, но это осознание, что Фёдора больше нет, остро жгло в груди. Саня зажмурился, и сильнее прижался к Михаилу. Тот сжимал его плечо своей крепкой ладонью, давая знать, что он здесь, рядом. — …А ты не умрёшь? — вдруг спросил Саня, подняв голову на Михаила. — А..? — Михаил промолчал, и Саня тут же принялся тараторить, следуя своему обыкновению. — Ты говори, если чё, я помогу! Бомбу могу сделать, или обед, если надо приготовлю! Да что угодно, ты мне только скажи! Я же… — Спасибо, Саня. — добро улыбнулся Михаил, поглаживая мальчишку по его лохматой макушке. — Я знаю, что на тебя можно положиться. — Ну да! — тут же согласился Саня и вытер мокрой нос рукавом рубашки. — Я всегда готов! Михаил потрепал Санины волосы и те всколыхнулись на ветру, внезапно ударившим им в лица. Оба тут же зажмурились и нахмурились, но тут же улыбнулись: ели в роще продолжили своё шептанье. — У тебя сильное сердце, Саня. — вдруг сказал Михаил, похлопывая мальчика по плечу. — Всё оно уж выстоит. Саня вскинул голову и горящими глазами смотрел в лицо мужчины, будто не верил ему и пытался уличить его во лжи. Но тот только кивнул ему и продолжил низким, густым голосом: — Знаю я, что с тобою нам всё по плечу. — Правда? — задыхаясь, спросил Саня. Так волнительно ему было слышать такие слова от Воеводы, что сердце его колотилось и рвалось, словно птица в клетке. — Не врёшь? — А как же, Саня! — воскликнул Михаил и взяв мальчишку за оба плеча, потряс его перед собой. — Конечно правда. Саня улыбнулся ему, и глаза его заблестели ярко. То ли от солнца, что било в глаза, то ли от слёз, накатившихся на счастливые детские глаза.