Мгновения, украденные у войны

      — Поразительно, правда?       — Что именно, Грейнджер?       — То, что природе плевать, насколько люди ненавидят друг друга, — её голос тихий и хриплый от недавно перенесённой простуды.       Рука с карандашом зависает над чертежом, и Драко поднимает голову.       Гермиона, наверное, уже с полчаса не отрывается от унылого пейзажа за окном. Низкое серое небо, недвижимые верхушки полуголого лиственного леса и… снег?       Он трёт гудящие от напряжения глаза, а когда снова фокусируется на кусочке открытой его взору оконной рамы, то с удивлением обнаруживает, что с неба действительно сыплется мелкая белая крупа. Крошечные кристаллы заледенелой воды.       И в этот миг такой простой факт, как смена сезонов, парализует его похлеще любого Петрификуса Тоталуса.       Грейнджер, впивающаяся пальцами в край подоконника, шумно вздыхает и прислоняется лбом к стеклу. Короткие хаотично лежащие кудри заслоняют её профиль от его взгляда.       Оставляя на полу чертёж, Малфой встаёт с пола у боковины кровати, к которой всё это время прислонялся, и подходит к ней. Наблюдает поверх её плеча за снежной крупой, усеивающей чернеющую землю и дощатый настил заднего крыльца.       — Совсем не подходящий день для первого снега, — выносит тихий вердикт она. От горячего дыхания крошечная часть стекла запотевает. Из щелей в стареньких рамах тянет холодом.       Драко делает шаг влево и обнимает Гермиону со спины. Она покачивается назад и, отстраняясь от окна, прижимается спиной к его груди.       — А может, как раз наоборот? — спустя некоторое время нарушает повисшую тишину он. — Когда мир слетает с катушек, чертовски необходимо быть свидетелем хоть какой-то стабильности.       Даже если это первый снег в середине декабря. Особенно, если снег. Первый и такой чистый, что от белизны и воспоминаний о беззаботном детстве хочется выть.