Мгновения, украденные у войны

      — Твоя амортенция. Какая она?       Грейнджер, не поднимая глаз, теребит сухую соломинку, сидя под раскидистым дубом. Пока ещё немногочисленная, раскрашенная осенними красками листва — шлейф ушедшего лета — разбросана по земле. Непослушные кудри на закатном солнце отливают медью.       Драко прислоняется к многолетнему стволу плечом и смотрит на Гермиону сверху вниз. В сознании дымкой всплывает воспоминание об уроке Зельеварения далёкого шестого курса. Неловкий тон Грейнджер, отведённый взгляд. Излучаемое ей на расстоянии двух ярдов смятение. Давнишняя картинка тает, возвращая его в реальность.       — Кофейные зёрна, старые фолианты и… клубничный пудинг.       — Мм.       Ему интересно, что она ожидала услышать. Потому что мычание пропитано неопределённостью.       — Так я думал, по крайней мере, — после недолгих колебаний говорит он.       Она поднимает на него взгляд. Её кожа мерцает, а глаза кажутся удивительно яркими, почти янтарными. Удачно преломляющийся свет удивительным образом маскирует следы усталости. Она кажется невероятно юной. Как будто они снова в школе, изучают пресловутую Амортенцию на уроке и не обременены войной.       — Что это значит?       По нему Хогвартс-экспрессом проносится сумасшедшее желание приблизиться к ней и поцеловать. Целовать так долго, пока губы не начнут ныть от этой ласки, а руки не выучат наизусть каждый до единого изгиб её тела.       — То, что не всегда всё так очевидно, как может показаться на первый взгляд. — Он скользит взглядом по линии горизонта. По играющим в закатных лучах волнам, плещущимся далеко внизу под обрывом, на краю которого они ненадолго устроили привал. — Свежезаваренные зёрна вполне могут оказаться любимым напитком одной кофеинозависимой особы, фолианты — её безудержной страстью, а клубничный пудинг… Что ж… маглы известны своими нелепыми шампунями.       — О… О.       Драко усмехается. Скашивает взгляд на Грейнджер и видит, как она поднимается с земли. Секунда, и вот его Амортенция во плоти стоит перед ним. Слабые отголоски клубничного аромата врываются в ноздри с очередным порывом тёплого сентябрьского ветра.       Карие глаза с такой пристальностью всматриваются в него, будто пытаются отыскать на его лбу огромную надпись «лжец».       — Ты только что это придумал?       Не шелохнувшись, Малфой продолжает скользить взглядом по её лицу. Он бы и рад списать всё на запоздалую первоапрельскую шутку, но никто не шутит лучше, чем сама жизнь.       — Лучше бы придумал. Или соврал, что придумал.       — Я всё придумал, — с покорностью и энтузиазмом он подхватывает её легенду.       Их лбы соприкасаются, а носы трутся друг о друга. Гермиона прикрывает глаза и с улыбкой шепчет:       — Лжец.