Гори, ведьма!

– Ну что, стоило оно того? – Илья с усилием двинул свое тело по сидению, размещая его в небрежном полуобороте к ведьме.  Крепления под ним натужно скрипнули, но удержались. Стоило зрителям скрыться с глаз, и ведьму как подменили. Она успокоилась, потеряла весь свой насмешливо-боевой настрой и затихла, небрежно развалившись позади. Встречные огни скользили по ее пустому лицу в рваном, гипнотическом танце, их неосязаемые отпечатки таяли, едва успев появиться. – Ну… у меня не так много вариантов, как и времени для маневра, поэтому все, что я делаю, того стоит, – пожала она плечами. Илья недоверчиво хмыкнул, в задумчивости оглаживая бороду, терпеливо вздохнул и попробовал снова: – Я заметил, золотце, твои маневры нервируют население. Так уж ли было необходимо тащить мальчика с собой? Голос его был мягким и сладким, но взгляд, пристальный и холодный, не сходил с ее лица, выслеживая, выискивая, не желая пропустить даже мельчайшего движения мимики. – Мы с моей милой, – кивнул он в сторону водительского места, – …страсть как хотим знать, куда ты его водила и что там с ним делала. Варвара за рулем не удостоила это своим вниманием, вместо того медленно моргнула светофору и щелкнула поворотником. Ведьма тоже не спешила отвечать, будто специально испытывая терпение. Заторможенными движениями она чертила линии на запотевшем окне. Для Ильи стало сюрпризом, насколько раздражающим он находил тихий скрип кожи по мокрому стеклу. Отвернувшись и демонстративно оставляя Яру в покое, он навис над навигатором и не смог сдержать разочарованного звука – центр города светился красным, как одна сплошная пробка. Старинная застройка с односторонним движением, множество перекрестков и час пик грозили растянуть десятиминутную поездку на целую вечность, хоть выходи из машины и иди пешком. Илья снова поскреб бороду, размышляя, как лучше поступить: можно включить мигалку и доехать за считанные минуты, используя служебное положение, а можно трястись в узком потоке, пока кто-нибудь из них не сойдет с ума. И пусть, с одной стороны, он глубоко презирал идею служебного положения, которым нельзя воспользоваться, с другой, ему все же хотелось подержать Яру Бажову при себе еще немного, подальше и от Отдела, и от других ведьм. На случай, если она все-таки расскажет что-нибудь интересное. Что-то происходило в шабашах, что-то больше, чем он видел со своего кресла начальника Отдела: глава одного из них пропал без вести в тот же день, когда почти весь молодняк другого сгорел от колдовского истощения, а потенциальный результат их совместного колдовства все так же не желал говорить ни слова по делу. Даже совместными силами всего Отдела не получилось выяснить, что же такое они обнаружили в той квартире, полной мертвых детей. Здесь пришлось бы очень кстати экспертное мнение какой-нибудь не заинтересованной ведьмы, но все мало-мальски сведущие кандидаты, как на зло, были еще как заинтересованы, с какой стороны ни глянь. Никому из городских верховных ведьм этот вопрос доверить нельзя, Илья чувствовал это всем нутром. Он осторожно покосился, выглядывая в зеркало заднего вида – Яра все еще неподвижно пялилась в окно, мертвая для окружающего мира. А ведь из всех ведьм, только она встречалась с этим существом, и все же предпочла хранить молчание. Сгоряча, Илья на мгновение серьезно рассматривал вариант предложить ей торг, но отмел эту идею. Слишком понятно, чего Бажова захотела бы потребовать с него накануне Совета. Даже если бы она и имела представление о природе твари, у Ильи все равно не имелось такой валюты, чтобы с ней расплатиться. Грешным делом, он начал подумывать попытать счастья у ведьм за пределами города. Чем он будет расплачиваться с ними, Илья предпочел пока не размышлять, чтобы не волновать себя раньше времени. Одобрительно кивнув сам себе, он мягко тронул Варвару за локоть, привлекая внимание: – Давай-ка через старую объездную. Ту, с вязами, – сказал он вполголоса. И едва сдержался от того, чтобы вздрогнуть – чужой взгляд обжег затылок раскаленным клеймом. Он сместился немного, совсем чуть-чуть, чтобы сидение не выдало его ненужным скрипом, и снова попытался незаметно поймать ведьму в зеркале, но все ее внимание как будто бы по-прежнему было сосредоточено исключительно на мокром стекле. Илья насмешливо хмыкнул и щелкнул по приборной панели, прибавляя температуру.   Старая объездная дорога оказалась действительно хорошим решением: не очень популярная, вдали от вечерних пробок, не слишком длинная, но и не слишком короткая, как раз в пору для небольшого конфиденциального разговора. Когда-то давно только она одна и вела в город, неровной линией огибая его с западной стороны. Отличительны знаком старой дороги всегда были старинные вязы, как часовые на параде они тянулись по обеим ее сторонам на многие километры. И чем ближе дорога приближалась к городу, тем старше и толще в обхвате становились деревья. Илья никогда их особо не рассматривал, но отец в детстве столько раз возил его к деду этим путем, что нет-нет, да приходилось замечать, как посадка прирастает свежими саженцами. Лет двадцать назад почти все вязы спилили, чтобы расширить дорогу и присоединить к шоссе, но того куска, что остался, как раз хватило бы на совершенно непринужденную и ни к чему не обязывающую беседу с ведьмой. Пришлось признать, пока что непринужденности их беседе как раз не хватало, но, в любом случае, все вопросы были заданы, и вместо нетерпеливых угроз Илья, старался уговорить себя на острожное выжидание, до тех пор, пока ведьма сама не созреет для ответов. Поэтому он устроился поудобнее, из всех сил игнорируя присутствие Бажовой в своей машине, и обратил свое внимание на Варвару. Рука тут же сама потянулась вперед, чтобы поправить неудобный залом на вороте ее свитера и стряхнуть случайную соринку. Перед тем, как отстраниться, он, не удержавшись, напоследок мягко пропустил между пальцами тонкую шерсть. Сколько бы лет не прошло, Илья до сих пор чувствовал себя странно, одевая ее в вещи не из военторга. Теплый воздух из правого дефлектора бил Варваре прямо в беззащитную белую шею, разнося по салону ее запах, знакомый, утешительный, и Илья жадно его вдохнул, сколько смог. Пахло правильно – домашним ополаскивателем для белья, хвойным шампунем и немного его собственным парфюмом, а под всем этим, как в шкатулке с двойным дном, прятался запах мокрой земли и горячего спиленного камня, мрачный и пряный. Никакого списанного с армейских складов дегтярного мыла. Дед этим мылом в своем хозяйстве мыл и стирал все на свете, и от моли в шкафы подкладывал, и Варваре по куску выдавал каждые две недели. После его смерти, когда Илья с отцом несколько дней разбирали накопленное за долгие годы барахло, там, кроме бесчисленных стопок военной формы старого образца нашлись и четыре чемодана этого мыла, еще в белой советской упаковке. Это было первое, что Илья собственноручно отнес на помойку. И хотя в глубине души он знал, что Варвару, по большому счету, не могло заботить во что она одета и чем пахнет, для самого Ильи это имело большое значение. По многим причинам, в основном, очень личным. Течение его мыслей прервала неудобно завозившаяся позади ведьма. С тихим шипением она стряхнула с рук перчатки, краем глаза Илья уловил обтрепанные бинты. – Мы гуляли, – нахально заявила она. – Как же, как же. И ты совсем над ним не колдовала, правильно? Это все другие ведьмы, а ты просто рядом стояла? – шевельнул он бровями, поощряя продолжать. Яра снова пожала плечами. – Так точно. Просто стояла, а оборотень-шаман колдовал, и все произошло далеко за пределами города, а значит, вне твоей юрисдикции, майор. Илья удивленно моргнул, в который раз пораженный глубиной ведьминской наглости.  – В моей, если ты нашего мальчика обидела, – проникновенно сообщил он, постаравшись, чтобы угроза в голосе прозвучала тонко, но недостаточно тонко, чтобы ее не заметить. Ведьма вежливо оскалилась. – А что, мальчик на меня жаловался? – Пока нет, – честно ответил Илья. – Посмотрим, что напишет в рапорте и как потом ответит на вопросы. Я знаю, что ты навязала ему торг, и если окажется, что ты заставила его… Яра закатила глаза. – Торг закрыт, а с младшим лейтенантом Поляевым не произошло ничего, о чем он бы не смог рассказать своей маме. Или своему майору, – добавила она после крошечной паузы. Теперь была очередь Ильи закатывать глаза, но он не стал, хоть и очень хотелось. Вместо этого, поерзал под ремнем безопасности, оттягивая от шеи, и низко, насколько позволила его длина, наклонился к ведьме. – Ооо, – протянул он, насмешливо. – Так вы с волчьим шаманом просто так прогуляли его по лесу, а толпа важных высокопоставленных колдунов просто так притащилась посмотреть на твое возвращение? Понимаю. Так зачем же мы тогда везем тебя в Отдел, дорогая? Устав от упрямства Бажовой и напрочь игнорируя все разумные предостережения, он уставился ей в глаза, прямо в жуткие, застывшие зрачки. Чего он не мог знать, так это того, что его собственный взгляд был совершенно такой же сосущей бездной, темной и опасной.  Яра первая отвела глаза, устало роняя затылок на спинку сидения, и ухмыльнулась в потолок. – Конечно, из соображений безоп… Договорить она не успела. В одну секунду что-то изменилось в воздухе, Варвара, издав резкий горловой звук, дернулась, выкручивая руль. Машина круто развернулась, тормоза завизжали, в следующую секунду все стекла с громким хлопком пошли мелкими трещинами, а после брызнули во внутрь, осыпаясь мелкой крошкой. Илья зажмурился, оберегая глаза, успел увидеть только как ведьма с задушенным криком вскинула руки над головой. С треском, скорее ощутимым, чем слышимым, нечто пронеслось мимо его лица так близко, что опалило кожу. Когда же он вновь рискнул поднять веки, то увидел, как Яра с поднятыми в защитном жесте руками застыла на заднем сидении. Все ее лицо было картиной первобытной паники: всего в нескольких сантиметрах от него, будто подрагивая от нетерпения, висели пули, а сама она, широко раскрытыми глазами, пустыми и безумными, смотрела куда-то сквозь них. Воздуха не хватало. Точнее, вокруг его было предостаточно – Илья видел, как тот раскаленным сиропным маревом исходит вокруг ладоней ведьмы, но отчего-то этот воздух совсем не попадал в легкие, сколько не хватай его пересохшим ртом. С хрипом он, наконец, смог втолкнуть в себя немного, но тот, тяжелый и сухой, лишь ободрал ему горло. Из-за резкого звука руки ведьмы дрогнули, пули, вырвались на свободу из-под гнета магии и с хлопком воткнулись в спинку сидения рядом с ее головой. Яра всхлипнула. Слабые пальцы ее попытались сжаться в кулаки, но куда там – и без того плотный воздух вокруг ее ладоней задрожал, стремительно наполняясь трескучим жаром. Бинт на раненой руке истлел от этого жара, синтетическая обивка салона начала плавиться, а через секунду и вовсе загорелась. Илья дернулся прочь, но только больше увяз в хватке своих ремней и больно ударился о дверцу. Реальность замелькала вокруг него смазанным калейдоскопом разноцветных пятен и внезапных вспышек боли, так быстро, что он даже не заметил в какой момент машина остановилась. Варвара, прежде ощутимая своим прохладным и темным присутствием у его левого бока, исчезла из поля зрения, чтобы тут же появиться с другой стороны. Рывком она сорвала дверь с петель и с хрустом вытащила пассажирское сидение вместе с Ильей, бросая их обоих в холод и темноту зимнего вечера. Сдавленно охнув, Илья покатился по насыпи вниз, обдирая руки о твердую ледяную корку и проламывая ее своим весом, пока не ударился боком о вяз. Чудом не выколов себе глаза об остро торчащие стебли сухостоя, Илья кое-как поднялся на четвереньки, выгреб из-под пояса брюк горсть подтаявшего снега и морщась от его ощущения на голой коже, прорычал: – Вытащи ведьму! Варвара послушно кинулась к горящей машине. Не успела она бросить ведьму в снег рядом с ним, как что-то в машине вспыхнуло, полыхнуло жаром, а в следующее мгновение огонь накрыл ее со спины, как толстое одеяло. Одежда на ней загорелась. На мгновение Илью парализовало. Там, где всего секунду назад была его Варвара, пылал и дымился человеческий факел. Ужас, захвативший его, заморозил мозг, сердце провалилось и целую вечность, уместившуюся между ударами пульса, падало куда-то в сосущую пустоту, а затем подскочило к горлу, и Илья, наконец, смог отмереть. Когда он добежал до нее, огонь уже улегся, или же Варвара сама его сбросила – ее магия не всегда работала очевидно. Илья грязно и громко выругался, пытаясь рассмотреть, что от нее осталось. Он знал, что Варвара очень сильна, гораздо сильнее человека. Знал, что созданная из призрачной плоти темноты, она может скрываться в ней и перемещаться везде, где можно найти даже легкую тень. И знал, что несмотря на отстраненное поведение, она ощущает все так же, как человек, хоть и не обязательно придает этому столько же значения. И в чем он был уверен абсолютно точно, так это в том, что Варвара способна исцеляться так же, как способна испытывать боль, иначе бы дед не лупил б ее так часто в воспитательных целях. Но он никогда не видел ее раненой так сильно, никогда. Ноги сами остановились, стоило едва поравняться с ее дымящейся фигурой. Слабым от предыдущего крика и дыма голосом, он позвал ее по имени, не решаясь дотронуться. Варвара повернула голову на звук. Черная обгорелая кожа на ее шее треснула, сухая и жирная, обнажив под собой что-то бурое и влажное, а он испуганно навис над ней, бесполезный и беспомощный, не понимая, куда деть свои глупо поднятые руки, с ладонями, внезапно слишком большими для нее. Не дыша от осторожности, и чтобы случайно не вдохнуть тошнотворный запах паленой плоти и горелой синтетики, Илья аккуратно коснулся ее плеча, разворачивая к свету дорожных фонарей, чтобы понять, насколько все плохо. Тогда-то он и споткнулся о странный взгляд ведьмы. За все это время Яра так и не пошевелилась. Она лежала в снегу, на спине, в той же позе, в которой ее бросила Варвара и, запрокинув голову, пристально рассматривала их, прищурив проницательные светлые глаза. Темнота скрадывала их цвет, но оставила тревожный блеск, от которого более впечатлительных людей пробивало дрожью. Ведьма медленно моргнула и улыбнулась широко и знающе. У Ильи не было времени разгадывать ведьмовские ребусы. Он лишь рассеянно мазнул взглядом по ее бледному перевернутому лицу, прежде чем повернуться к Варваре. Все было очень плохо. Волосы на ее затылке сгорели, и как ни пытался, он не смог сдержать гримасу ужаса и отвращения, когда беспорядочно блуждающие кончики его пальцев угодили в мокрую кровавую корку. Он вздрогнул всем телом, непроизвольно надавливая глубже, и Варвара шумно втянула воздух. Слабый скулящий звук прорвался через ее плотно сомкнутые губы, и этот звук сделал что-то ужасное с его сердцем. Непослушными руками он попытался стянуть с ее плеч оплавленную куртку, но та спеклась так сильно, что утянула за собой лоскут кожи. Илья испуганно выругался, отдернул руки, словно отбросив от себя что-то мерзкое и ядовитое, и прижав к лицу грязные ладони, пробормотал в них: «Вернись в тень». Варвара растворилась в темноте быстрее, чем он договорил последний слог. К горлу подкатила тошнота. Нужно было срочно позвонить в Отдел. Трубку в Отделе поднял Дремин и услышав в чем дело, тут же заголосил и заохал, обещая прислать машину, вот сию же секунду. Илья терпел его минуты полторы, пока не решил, что его начальственные обязанности выполнены, перебил его поток, велев проверить камеры в округе и нажал отбой. Поежился – горячка адреналина спала, и холод, наконец, догнал его. Толстый полувоенный бушлат проиграл быстро остывающей потной рубашке, морозу и ледяному ветру. Ведьме, тем временем, наскучило валяться в снегу и наблюдать за его метаниями. Она тяжело перевернулась и поднялась, цепляясь за ближайший узловатый ствол. Илья вспомнил, что огонь, спаливший машину и Варвару родился между ее пальцев. В мелочной потребности найти виновного, он попытался было разозлиться на нее, но ощутил только стылое и горькое безразличие. Да и в чем она была виновата? В том, что после того, как в нее стреляли, до смерти перепуганная, она не удержала свое колдовство? Тогда он и сам был виноват не меньше: по-хорошему им нужно было попытаться спрятаться или сделать хоть что-то на случай, если нападавший вернется закончить, что начал, а не торчать на обочине, рядом с догорающей машиной. Вид пострадавшей Варвары все-таки здорово вывел его из равновесия. Кожу на руках уже стягивало от ее подсохшей крови, в носу застрял запах горелой плоти, Илья старался об это мне думать, но как всегда в таких случаях, сложно было думать о чем-то другом. Просто чтобы чем-то себя занять и согреться, он вытащил вырванное кресло на верх, к самой проезжей части, с подветренной стороны, чтобы не дышать больше едким дымом, и повалив его на бок, осторожно присел на край. Он сломал две сигареты, пытаясь подкурить, пока Яра, наблюдающая за ним с непонятным выражением на лице, не помогла, вынув из его липких пальцев зажигалку. Илья смотрел, как трепещущий оранжевый огонек тревожно отражается в ее зрачках, прежде чем опомнившись, суеверно отвернулся к дороге. И сразу поморщился: поздновато уже пытаться быть мудрым, после всего-то. Мимо со свистом проносились редкие машины, смотреть на них было трудно – лоб сразу начинала сверлить головная боль. Вместо этого Илья наблюдал, как ветер гонит по асфальту поземку. Ветер не делал различия между тем, что попадает в его ловкие призрачные пальцы и крутил в них все, до чего мог дотянуться: и стеклянную крошку, и пепел, и снег. Сзади, скрытая цепочкой старых вязов и жидкой лесопосадкой, в спину ему смотрела степь. В темноте, под высокими зимними звездами, она ощущалась живым существом, огромным и опасным, а сам он – глупым и ничтожным, наивно успокоенным обманчивой привилегией безопасности, только потому, что сам не смотрел на нее в ответ. Как будто, пока ты не видишь чудовища, ты можешь притвориться, что его нет. Но степь была. Бескрайняя, холодная и живая. Когда-то давно дед ему рассказывал, что ведьмы хранили в степи много своих секретов, и истории, которых человеку никогда не узнать, и дела, которые были только между ведьмами и степью, страшные и жестокие. Они хранили, а она им позволяла. Но Илья не боялся. На самом деле, с Варварой за правым плечом, он очень быстро разучился бояться и ведьм, и их секретов, и чего-либо еще. Единственное, что на самом деле приводило его в ужас, это мысль о том, что Варвару у него заберут. С самого начала, со дня их первой встречи, даже когда она еще по-настоящему ему не принадлежала, в глубине его души зрела твердая уверенность, что Варвара – его, так же, как и он – ее. Она – единственное ценное наследство его непутевого рода, самое стоящее, что у него есть, потерять ее абсолютно недопустимо. В конце концов, он заключил контракт и его сердце горело из-за нее.  Ведьма, прежде с напряженным лицом мрачно разглядывавшая старые вязы вдоль дороги, вдруг оторвалась от них и присела рядом. – Сегодня нас больше никто не тронет, не рядом с твоей огнеупорной тенью. – Не такой уж и огнеупорной, – пробормотал он себе в воротник. – Да брось, до свадьбы заживет, – легкомысленно протянула ведьма. От сочетания абсурдности ее заявления и серьезного озабоченного вида, Илья не сдержал нервного смешка. Ведьма фыркнула в ответ и вытащила откуда-то из пальто мятую упаковку с бинтами, надорвала зубами и принялась со знанием дела бинтовать себе на правой руке что-то крупное и кровавое, в темноте не разберешь. Все еще посмеиваясь, он закрыл глаза и вдохнул колючую смесь из выхлопных газов, сигаретного дыма, морозного воздуха и асептической пропитки. Где-то рядом с этим едва заметно вился почти неуловимый запах влажного речного берега и каленого камня. Длинно выдохнув, он открыл глаза и глубоко затянулся. Пальцы почти не гнулись от холода, но от притиснувшейся рядом ведьмы жарило, как от печки, даже сквозь всю их одежду. За спиной размеренно дышала степь, голые ветки тревожно шелестели от ее ледяного дыхания, впереди промышленная городская окраина куталась в расцвеченный ночными огнями морозный туман. Какой-то сердобольный водитель на пыльном внедорожнике, с целым ворохом лыжей на крыше и рыжей лохматой колли на заднем сидении, начал притормаживать рядом с ними, но Илья вовремя махнул, чтобы тот не беспокоился и проезжал мимо. Колли напоследок тявкнула, показывая язык. Следующую сигарету он зажег уже сам. К тому времени, как приехал дежурный на новом Патриоте, пачка давно опустела. На глазах все становилось все хуже и хуже.

***

В конце концов, ведьму разместили в единственной камере Отдела, в первый раз на памяти Ильи использовав ее по назначению. Обычно в ней обретали свое последнее пристанище горы хлама, который особо уже и не нужен, а рука выкинуть не поднимается. С годами хлама становилось все больше, люди просто не глядя запихивали туда все, что не нашло себе места в офисе. Освобожденная от старой мебели с инвентарными номерами, цветочных горшков и коробок с макулатурой, покосившихся вымпелов и старых портретов президентов, камера неожиданно оказалась меньше, чем можно было предположить, судя по количеству всего, что из нее достали. Наскоро вымытый пол пах мокрой тряпкой и бетоном, поднятая в воздух нежданной активностью пыль медленно опускалась, возвращаясь обратно на все свежеотмытые поверхности. В тусклом вечернем освещении камера выглядела совсем новой: ни сколов на стенах, ни надписей, кроме темной затейливой вязи заклятий и заговоров, вытравленных на бетоне вдоль стыков стен, пола и потолка. Непривыкший к вязи, Илья с трудом смог узнать в узоре только «ключ-замок» и «бдети-блазнь». В теории они должны означать, что пока он не откроет дверь своим ключом, никто не войдет во внутрь, и никто не выйдет, а на практике, он надеялся, проверять не придется. Яра неподвижно лежала на спине, скрестив руки под головой, и смотрела в потолок, напоминая скорее мраморное надгробие, чем человека. Край ее расстегнутого пальто словно крыло подбитой птицы свисал с жесткой лавки и медленно пропитывался на полу влажной грязью. Ведьма все еще носила то же самое платье, в котором заявилась на праздник к верховной, только подол был мокрым от снега, да из–под его края по чулку шла широкая стрелка, исчезая в голенище высокого сапога. Илья попытался вспомнить, была ли она там, когда две ведьмы развлекали гостей своим странным танцем, но так и не смог. Он вообще не очень понимал, что там произошло, но, вероятно, это было и к лучшему. Когда за Бажовой захлопнулась чрезмерно богато украшенная дверь, сам он, лишь увидев белого от едва сдерживаемой ярости Яна, судорожно сжимающего свой бокал, и новоявленную верховную, которая даже не пыталась сдержать улыбки голодного дракона, сразу понял, что и Отделу пора отчаливать. Тогда он решил, что уже оказал всю положенную вежливость и больше не смог бы выжать из себя ни капли, сколько не старайся. Теперь же… даже думать не хотелось, чем ему аукнется нежелание вмешиваться в их внутренние разборки. Илья вздохнул, потирая виски и медленно приблизился к железной решетке, когда тишину прорезало резкое раздраженное шипение: – Пойди прочь! Илья почти вздрогнул, но смог закончить движение даже не сбившись с шага. Достигнув железных прутьев, он расслабленно облокотился на них и заглянул во внутрь, вопросительно поднимая брови. – Прощу прощения, майор. День был трудный, – проговорила Яра, извиняющимся тоном. Пока он пытался привести себя в порядок в офисном туалете, ведьму накормили, ребята натаскали ей продавленных подушек с дежурной части и даже где-то нашли затертый шерстяной плед. Все это богатство так и осталось нетронутой стопкой лежать у ее изголовья. – Я бы предложила присесть, но это будет так себе каламбур. К тому же, я еще не до конца уверена в местном тюремном этикете, – добавила она, нимало не смущенная его молчанием. – Хотя не то чтобы этикетом здесь кто-то заморачивался, да? Таблетки мои забрали, телефон забрали, кормят хуже, чем в больнице… Сервис – кошмар, ноль из десяти, никому не рекомендую. И на это идут мои налоги? Илья, не смотря на усталость и общее поганое настроение, не смог сдержать смешок. Им и вправду пришлось по протоколу проверить все ее карманы и обнаружить, что две третьих от горы начатых блистеров с болеутоляющими, которая там нашлась, считалась строго рецептурной. Никаких рецептов у ведьмы, естественно, не было.  – У нас тут не курорт, золотко. Телефон твой зарядят и завтра вернут, сети тут, внизу, все равно нет. А таблеток тебе уже выдали, согласно суточной дозы. Это серьезные препараты, а ты их, как конфеты глотаешь. И что значит «хуже, чем в больнице»? Имей совесть, это лучшая самса в городе. Самса, которой ведьму и накормили, откровенно говоря, не была лучшей даже на этой улице, зато продавалась буквально в паре шагов от Отдела. Яра капризно цокнула, закатив глаза. – У тебя там доля, что ли? Кстати, майор, я не могла не заметить, что вы сегодня без своего болтливого друга, – ленивым движением она очертила в воздухе что-то вроде круга, поясняя, о чем речь. – Только его мне сегодня не хватало, – сварливо проворчал в ответ Илья. – Моя очередь только завтра. А что, ты соскучилась? Или есть чем поделиться с органами правопорядка? Ведьма издала какой-то странный задумчивый звук и безразлично пожала плечами в ответ на его взгляд, полный недоверчивого скепсиса. Между ними снова повисла тишина. Сквозняк неторопливо кружил в воздухе пыль, невидимую вне слабых полос ночного освещения. Илья, сам того не заметив, затаил дыхание. Ведьмы, обычно такие далекие с их таинственными делами и целым непостижимым колдовским миром вдруг оказались к людям, к Отделу, так близко, возможно, впервые с момента создания Договора. Даже небольшое пренебрежение, которое он испытывал к ним, за их скверный характер, мстительный и мелочный, за жадность к власти, за неумение вовремя остановиться, не могло побороть в нем трепет перед их способностью к колдовству и суеверный ужас от него же. Он видел ведьм не частью человечества, а больше народом из древней легенды, могущественным и благословленным своими богами, но бессильным перед своей трагической судьбой. Потому что, как и положено у всех древних богов, милость, которую они даруют, ничем не отличается от их проклятия. Где-то наверху дневная офисная суета сменялась на мягкий шум ночной смены, гудела вентиляция и город жил своей вечерней жизнью, но здесь было тихо. Так тихо, что Илья почти мог слышать шепот мыслей в голове у ведьмы и статический треск тока магии под ее кожей. Яра Бажова могла быть где угодно сегодня вечером, но она была здесь, в тюрьме, построенной ведьмами специально для ведьм, в здании, полном людей, которые были ей не рады, ела отвратительную самсу, дышала пылью и терпела головные боли. Майор Илья Федоров очень хотел знать, почему. Радужки ведьмы тускло замерцали в полумраке камеры двумя далекими звездами, когда их глаза встретились. – Я знал, что ведьмы на многое способны… – поморщившись, он замолчал, не зная, как лучше сформулировать мысль. Яра мягко фыркнула, отворачивая лицо обратно к потолку. Взгляд ее слепо заскользил по стенам и потолку, следуя за невидимыми в темноте узорами. – Что, майор, увидел, как у ведьм все происходит на самом деле и решил уйти в отставку? – Да чего я там у вас не видел, – со скепсисом посмотрел на нее Илья. Яра хихикнула: – Ты будешь удивлен. – Тогда почему ты все еще здесь? – он пальцем постучал по решетке камеры. – До Совета тебя здесь, конечно, никто не тронет, а потом… а потом тебе лучше отдать своим ведьмам все, что они хотят и уходить из города. Ведьма, услышав его, комично округлила глаза. – Как я могу так поступить с городом, с нашим доблестным Отделом, этими смелыми людьми, которые каждый день рискуют своей жизнью, чтобы мы все жили в мире и безо… – Прекрати паясничать, – поморщившись, прервал ее Илья.  – Разве я?.. Подумай сам, Илья Михайлович, для нашего народа нет ничего ценнее магии. Я говорила это твоему мальчику, скажу и тебе: если я оставлю разрыв – весь город станет полем боя. Изо всех щелей сюда сползется всякая шваль, и тогда я тебе не завидую, майор: пришлые не будут беспокоиться ни о людях, ни о верховных с их правилами, ни о костях, ни о Договоре. В борьбе за власть ведьмы потеряют последний человеческий облик, верховные будут меняться каждый день, кровь невинных прольется, рекой потечет – так много ее будет. То, что ты видел сегодня – это мелочь, просто кто-то из местных. Но когда ведьмы из других городов прознают о свободном разрыве… – она не договорила, со значением посмотрев на него. Вот оно как. Илья медленно кивнул в понимании: теперь упрямство ведьмы имело больше смысла. Не имеет значения, уйдет она или останется, бойне за оставленный без хозяина источник магии в любом случае быть. Вопрос лишь в том, отчего она думала, что сама сможет его удержать? Илья был на сто процентов уверен, что на Совете изнанку у нее отнимут, для того он и созывается в этот раз, если смотреть правде в глаза. – Хочешь сказать, что этой бойни не будет, если разрыв останется у тебя? – Да. – В Договоре написано, что владеть разрывом в изнанке может только верховная ведьма, – с сомнением протянул он. – Не совсем. Там написано, что для существования шабаша необходимо три условия: источник магии, верховная ведьма, и те, кто признает над собой ее власть. Там даже не сказано, что все они должны быть способны на колдовство. Захочу, могу весь Отдел объявить своим шабашем, – Яра расхохоталась над выражением брезгливого недоверия на его лице. – Не волнуйся, майор, я не стану. Разве посмею я так скомпрометировать защитников правопорядка? – выдавила она сквозь хохот, утирая выступившие слезы. Илья задумчиво промычал, вглядываясь ведьме в лицо. И сделал себе мысленную пометку, найти точный перевод Договора, на случай если ведьма не врет. Было бы полезно быть в курсе… разнообразия интерпретаций. Однако, теперь он совсем перестал понимать, на что она рассчитывает. – Птичка на хвосте принесла мне, дорогая, что никакого шабаша у тебя нет. Вреднючая птица этот ворон. Такая мелочь, вроде него, не должна себя так вести, скажу тебе, карамелька, это плохо закончится.  Мужчины не ведут свои дела подобным образом, но маленькие птички, летают тут и там, и ты их даже не заметишь, пока не увидишь дерьмо на своей маши… – У меня есть шабаш: моя изнанка и мой брат, – отрезала Яра. Илья со скепсисом посмотрел на нее, но возражать не стал. Ему только было интересно, сколько в ее утверждении было настоящей уверенности. Ведьма медленно поднялась и скользнула вперед, вдруг оказавшись к нему почти вплотную. Тени упали полосами на бледное лицо, разделив на неравные части. Уголки ее рта, облитого жидким светом, растянулись в тонкой улыбке, натянув пару запекшихся на них глубоких царапин, а глаза, укрытые тенью, как полумаской, оказались прямо перед ним. Каждый сантиметр пространства между ними Илья теперь ощущал своей кожей. Это было тягучее, электрическое чувство, оно кислило на языке и морозило пальцы. Беспокойство, которому он не мог найти объяснения, холодной ниткой простегнуло его по спине, в голове сама по себе мелькнула мысль позвать Варвару. Пару секунд Яра изучала его, скользя мерцающим взглядом от глаз к линии недовольно поджатого рта и обратно, пока ее губы не разомкнулись, выпустив легкий смешок. Тихий, чуть хриплый голос, враз потерявший все привычные интонации и краски, зазвучал не то угрозой, не то страшным пророчеством: – Я вижу, как наяву: земля дрожит, мокрая от ядовитой крови, она родит только горе и смерть. Изуродованные трупы лежат вдоль дорог, а нежить глодает их прямо на обочине, ведь больше некому ее прогнать. Лепнина на домах сбита, в разбитых окнах темно и пусто. Люди покинули город – пусть они не видят магию, руины от них не спрятать. Город обернулся могилой, а ты – ее единственный смотритель. Чуть запрокинув голову, она посмотрела из-под тяжелых век.