Когда зацветет сирень

Дмитрий стоял перед дверью палаты 108 онкологического диспансера, и никак не решался дернуть дверную ручку, и войти. После того, как Арина вернулась в больницу, они оба были готовы к тому разговору, который откладывали на протяжении многих лет. Дмитрий всегда знал, что между ними было что-то такое родное, которое было знакомо только им. Такое бывает между родственными душами, думал он. Что-то родное для него было в ней, что-то родное было для неё в нем. А ведь если бы в тот день Дмитрий не пошел с Александром и Юрием на прогулку ранним утром, он бы не встретил эту девушку. Может быть тогда, в больнице, он бы не обратил на неё внимание, не оплатил бы ей лечение, не остановил рост опухоли, не научил радоваться жизни, не заставил бы её жить снова и искать маленькое счастье в её и без того короткой жизни, в которой и не было ничего хорошего. Да, именно. Именно тогда между ними и зародилась та нить. Именно в том Подмосковье. Именно около церкви зародилась та нить между ними, которая связывает их и до сей поры. Им суждено было встретиться вновь, им суждено переплести судьбы воедино, быть вместе, любить друг друга. Никто бы не занял бы её место (за неё Дмитрий Сергеевич не мог поручиться). Каждый раз, когда им приходилось расставаться, они встречались. Будто сама судьба сводила их, будто давным давно были написаны божественные свитки, где сказано, что им суждено быть в месте и никак иначе. Обычная встреча стала для них значимой. Да, они созданы друг для друга, чтобы любить друг друга, быть друг с другом, радовать друг друга. Но, видимо, не в этой стране, не в этом веке. Каждый из них потерял достаточно, каждый из них что-то приобретал в той или иной мере, но самым важным приобретением были они друг для друга. Дмитрий даже подумать не мог, что бы он делал без неё. Кому бы плакался в грудь о покойной матушке Надежде. Опять она. Как назойливое воспоминание, которое он никак не может отпустить из своей жизни, хотя столько лет уже прошло. Со временем оно стало менее назойливым, именно из-за этой девушки, которая поддерживала его. Без неё он бы не осмелился подать свой проект по "Коллективу", развить его, чтобы он достиг таких (пока что еще скромных масштабов глобального плана, но такого огромного в локальном) масштабов. Без неё он бы не стал таким, каким был сейчас. Она сделала многое для него. Дмитрий отпустил дверную ручку. Как он беспокоится. Сердце его забилось сильнее, когда дверь заскрипела. Она также предательски скрипела и 8 лет назад, когда он пытался проходить в её палату незамеченным, пытался не будить её, но этот скрип выдавал его присутствие. Сеченов знал, что девушка начнет тот разговор, что та вынашивала все те мысли в себе, что та боится своих мыслей, засовывает их с каждым днем все глубже и глубже, пока все не дошло до такого ужасного состояния. Так, сейчас Дмитрию стоит быть чуть сильнее обычного. Арина, которая находилась в палате, сидела спиной к двери и смотрела в окно. Она будто чувствовала, что кто-то стоит за дверью её палаты, и даже знала этого "кто-то". Она так знала, что это должно было когда-то случится. Она хотела начать этот разговор, она и хотела его закончить, поставить точку в отношениях, уехать, забыть о нем, но не смогла. Она не могла рушить всю ту идиллию, которая была между ними. Ту самую идиллию, которую сама построила. Когда они жили с его умершей матерью Надеждой, когда они были в том особняке, в который Дмитрий клялся никогда не возвращался, когда они жили в квартире в центре города, когда она ночевала у него на работе, все это было как-то... как-то не те ситуации, в которых бы стоило говорить то, о чем она задумала. Будь сейчас они где-то в парке, где бы их разделяла скамейка, напряжения было бы намного меньше, чем сейчас, хотя расстояние между ними такое же, если бы их разделяла скамейка. Будь она чуть здоровее, болела бы каким-то другим заболеванием, то возможно бы их жизнь сложилась совершенно по-другому. Когда боли стали появляться вновь, она не говорила о них. Они и правда были друг другу чужие, не говорили о проблемах друг друга, считая, что каждому и так достается, а грузить еще проблемами друг друга, было слишком нелюбимым занятием для них обоих. Им нужно было о ком-то заботится, и кто-то это были они для друг друга, но каждый не мог толком высказаться. Они ранили друг друга неточными фразами из-за непонимания чувств и эмоций, морального состояния и других аспектов. Только спустя какое-то время они смогли что-то говорить друг другу совершенно не пустые слова, а полные смысла и раздумий. Наконец-то их разговоры тогда стали касаться не отдаленных тем, например, о погоде, какое новое открытие было сделано на этой неделе, работа синапса, а что-то действительно стоящее внимания обоих.. это они. Они поняли все слишком поздно, они стали сближаться слишком поздно, впрочем, из-за её вины. Она не могла избавиться от этого чувства, винила себя в том, что Дмитрий влюблен в неё, что причинит ему все неописуемую боль своей смертью, поэтому только когда стало все налаживаться (как ей собственно казалось), она стала сближаться с ним. Ей казалось, что она одолела болезнь, что она больше к ней не вернется из-за того, что она стала чувствовать себя счастливее. В тот момент они и сблизились. Они не могли жить друг без друга. Они нуждались в друг друге, так как кроме их самих у них ничего не было, поэтому данная привязанность была обоснована. Но это было лишь затишье перед большой бурью. Вот она вновь здесь, в этой 108 палате, которую она ненавидела всем своим сердцем, но в то же время, что только не видела эта палата за время нахождения в ней Арины (а на тот момент, правильнее еще и Ирины). Они могли пожениться, у них мог быть ребенок, они были бы счастливы. Но, видимо, не в этой стране, не в этом веке. Боже, какая она глупая. И вновь, и вновь, и вновь, и вновь... опять ей не помогла та молитва. Раз всех и всё спасет она, почему небеса так смеются над ней? Девушка сжала руками постель и слёзы стали подступать к её горлу. Если она не скажет этого сегодня, то её любимый Димочка... Она должна сделать это. Сделать и точка. Дверная ручка опустилась и в неё вошел Дмитрий, она так и знала, только он открывает так двери, она слышала его медленные шаги, это точно он. Мужчина подошел к ней и присел на корточки, посмотрев в её голубые глаза. Эти голубые глаза, в которых казалось было и море, и небо, превратились опять в льдинки. Девушка отвернулась от мужчины и увидела, что на её тумбочке стоит небольшая вазочка с сиренью. Дима дарил ей их абсолютно всегда. Когда они стали общаться, еще той давней зимой, он приносил ей сирень, ставил в вазочку. Всегда в её палате 108 пахло сиренью и спиртом. Везде этот запах. Даже дома у матери Димы пахло ею, в том загородном доме, в новой квартире в центре города. – Дима, почему именно сирень? Мужчина аж из колеи вышел, услышав такой вопрос. Такого вопроса он точно не ожидал. Кто знает, что творится в этой маленькой головке. Девушка подняла ноги и поджала к себе, когда на душе у неё было не все хорошо, она обнимала свои колени и клала на них голову. – Сирень является символом первой, непорочной и нежной любви, – Дмитрий аккуратно провел пальцем по цветам. – Почему именно они? Откуда ты так уверен в том, что я люблю их? – Я надеялся на то, если бы тебе не понравилось, что ты скажешь. Тогда мне казалось, мы были близки, чтобы ты сказала это, – он сел к ней на постель и придвинулся чуть ближе. – Прости, если все время носил нелюбимые твои цветы. Девушка вспоминала те букеты разной по цвету сирени: белая, фиолетовая, голубая, розовая, лиловая. Каждый раз это приносило ей неописуемую радость. Он таскал такие букеты всегда, хоть и московская сирень отцветала уже в середине июня. Она получала букеты и зимой, и осенью, и весной. – Нет, ты делал все правильно, я люблю сирень. Мужчина хотел отдернуть её, вернуться к тому разговору, от которого даже сейчас, тянули время. Каждый не мог опять сказать о чем думает. Им было легче постоянно говорить о сущей ерунде, может, в силу возраста Дмитрий и мог бы выслушать молодые проблемы Арины, да Арина бы не все рассказывала (впрочем, не было у неё особо каких-то проблем. Она проводила все свое время с Дмитрием, он знал, что он делала, читала, где была, для чего, все это было под его контролем. Может именно поэтому им ничего не оставалось, как говорить не о чем, потому что знали, кто и чем занимается, когда и зачем? Им казалось, что они знали друг о друге все, но они ничего друг о друге не знали). А Дмитрий, опять же в силу возраста, не стал бы ничего говорить о своих проблемах Арине. – Если не нравится эта, я принесу вечером другую. – Нет, она еще выглядит свежо. Девушка аккуратно взяла сирень в руки. Как бы сказать так, чтобы ему не было больно. Как бы сказать так, чтобы не ранить его и без того израненную душу. Как бы сказать так.. как бы сказать так, чтобы они продолжали быть вместе. Арина до ужаса боится остаться одна. Раньше, она считала, что одиночество было для неё, это должно было быть с ней в течение всей жизни, ничего, кроме одиночества, не должно сопровождать её. Сейчас же она до ужаса боится быть одна. – Откуда ты брал сирень, если она вянет в середине июня? – Брал с предприятия "Вавилов", покупал с других более теплых районов. Девушка сделала задумчивое лицо, будто была не с ним и не слышала его речи. Она задумала это – она и сделает это. Такой вопрос был просто отвлекающим. И для чего? Чтобы он думал о другом и его разум успел сообразить чуть позже? Бред. Нет никакой тактики или стратегии для данного случая. В такой момент, чтобы просто поговорить по душам, они настолько сильно отдалились друг от друга, можно было подумать, что они только какие-то недавние знакомые или же друзья, которых нужно держать на расстоянии. Им еще не хватало называть друг друга на "вы". – Сирень завянет в любом случае. Мужчина немного помотал головой, лучше бы они так и разговаривали про сирень. – Завянет как первая любовь.. — продолжила с ноткой лирики девушка. Она раньше писала стихи, да и то не всегда получалось. "цвела сирень, стоял апрель, блестело солнце в облаках..". Как же там она дальше писала.. – Я нисколько не желаю того, чтобы ты сравнивала цветы с нашей любовью. Девушка сжала в руках веточку сирени и слезла с постели. – Все испортил, так красиво все это звучало.. Она подошла к окну, который тоже видел многое от каких пейзажей любовалась девушка то, что она здесь вытворяла. А она бы вытворила что-нибудь такое, что сейчас бы её уже не было. Все же, им суждено было бы встретится, только не при таких обстоятельствах. Видимо, не в этой стране, не в этом веке. – Дима, ты сам прекрасно знаешь, что я хочу сказать, и сам же этого боишься. Мужчина подошел к ней и приобнял за плечи. Он знал, он прекрасно знал, что та хотела ему сказать и все равно заставлял это говорить, заставлял выталкивать эти слова из её глотки и говорить, ранить его, раниться ей самой из-за её же высказанных в его адрес слов. Он знал все это слишком давно, и все равно требовал, чтобы убедиться. Недосказанность заставляло его думать, что он не понимает её. Ему казалось, что все чтобы она не сделала, все чтобы она не попросила, он делал не так, как она хотела. Но он всегда правильно понимал её. Они всегда понимали друг друга. Они знали, кто о чем думает, кто какие чувства испытывает. Все это время они не были друг другу чужие. Они никогда не были чужие. Они просто боялись открыться друг другу. Рассказать все как есть, ничего не таить, тогда бы может они и не ранили никогда друг друга и прожили бы эти года еще счастливее, чем могли. Сеченову неожиданно будто под грудь ударили. Он мог бы сделать её счастливее и это ощущение возможного для неё счастье сильнее заставляло убиваться его. Время не вернешь, не отмотаешь назад, с ним не сделаешь ничего, что хотелось бы, от этого и становится еще паршивее на его душе. Может он и прятался от всех этих назойливых больных мыслей за обычными думами о "Коллективе", изменением мира и вообще в целом о мировом прогрессе, который принесет ему честь и славу, любовь и почет? Никто ему не нужен был, кроме одной девушки, которая прямо сейчас стоит перед ним, такая крохотная, беззащитная и слабая, с которой, возможно, неправильно было и начинать эти отношения, как неправильно начинать любить душевнобольного человека. Как они были глупы, когда не могли поговорить о том, что их действительно волнует. – Ни ты, ни я не желает признавать это. Давай просто сделаем вид, что ты все не так понял и.. У девушки даже не повернулся язык сказать то слово, не то, чтобы он особо просил её говорить это, он понимал, что она хочет сказать. Когда понимаешь человека, все становится так удивительно понятно. "..и уйдешь". Мужчина убрал с плеч девушки руки. Никто из них двоих не желал это говорить, слышать, видеть и чувствовать. Мужчина был готов броситься к ней в ноги и обнимать их, и целовать её руки, и целовать её лицо. Он любил её, он не был готов оставить её в таком ужасном состоянии, оставить её здесь вновь, бросить. Девушка не была готова остаться здесь снова, опять смотреть на тот же вид из окна, видеть медсестер в белых халатах и среди этих халатов не увидеть её знакомого, единственного родного лица. Признаться, что именно той ночью она была влюблена в него, не совсем сказать правильно. Она никогда не была влюблена в него. Да, никогда она не любила его. Ей пришлось полюбить его, потому что не было другого выбора. Той ночью он убедился в своих чувствах, а она той ночью только обрела человека, которого может её выслушать, только и всего. Она не желала этих отношений, она просто скатилась по наклонной в этот омут влюбленности. Хотя тем днем, когда она разговаривала с девушкой, а он нес ей цветы сирени, их первый поцелуй был действительно наполненный любовью и нежностью. Если она так хорошо играла возлюбленную, то ей нужно вручать награду за такую хорошую игру. Она врет. Она постоянно всем врет. А может ли она простить себе это? Может она просто хотела быть кому-то нужной? Может она просто желала, чтобы о ней кто-то заботился? Чтобы рядом с ней был тот человек, который будет готов её выслушать? Ноги у девушки подкосились и она оперлась на подоконник, а мужчина схватил её за талию и приподнял. Разве это не влюбленность и с её стороны? Арина отрицательно покивала головой. Она хотела сказать что-то еще, что-нибудь.. Дмитрий решил взять всю ответственность на себя. Арина тоже решила, что медлить больше некуда и они и так тянут время. – Я думаю, нам стоит.. – сказали они оба в один голос. "Поговорить" – именно это хотел сказать Дмитрий. "Расстаться" – именно это хотела сказать Арина. Они оба на секунду замолчали. Дмитрий знал, что та хотела сказать и решил не мучить её своей любовью и решил закончить иначе. Второй момент все обдумать. Арина почувствовала, что хотел сказать Дмитрий. Второе дыхание открылось в ней, её глаза будто засверкали, что-то внутри её отдергивало, требовало, чтобы она сказала то, что и хотела, но нет, юная душонка требовала другого. И оба одновременно выпалили: – Расстаться, – сказал Дмитрий, думая, что также, как и Арина, скажет это вместе. – Поговорить, – сказала Арина, думая, что также, как и Дмитрий, скажет это вместе. Арина сразу же отошла от мужчины и подошла ближе к окну. Мужчина не стал её останавливать. Оба сейчас резко обожглись о слова, которые сказали сейчас. Может, если они сказали, что собирались, то это было бы ощущение не ожога, а смирения? – Дмитрий Сергеевич, вас срочно вызывают.. – голова какого-то другого мужчины появилась из коридора и тут же исчезла. – Это может чуть подождать? – Сеченов был в не себя от злости, что кипела в нем, и глянул на дверь. Сейчас они вновь обожглись, а на следующий день они все забудут, как было это всегда. Только не сегодня. Они поставили точку в отношениях. – Иди.. мы поговорим позже, это подождет.. Арина больше не решится заговорить с ним, ни при каких обстоятельствах, даже под дулом пистолета. Если он придет, и они также продолжат игру в счастливую семью, это будет другое. Даже не знаешь что лучше: опять быть одной со своей болью, от которой просто отвык, или же причинять себе еще дополнительную боль этих отношений, нести груз бремени любви, недосказанности и непонятно чего. За долгое время они так и не сказали друг другу обычное, пусть даже заезженные слова, которые знают все и говорят в дело и не в дело, которые не греют душу, которые не заставляют переживать. Человек любит ушами. Даже услышать это сухое, никому не нужное слово, все равно ощущение того, что этим сказано, начинает присутствовать. Они не говорили, что любят друг друга. – Ты постоянно ждешь, может в этот раз мы закончим. – Я не готова. Сеченов не стал настаивать. Арина правда была не готова закончить этот разговор (особенно в то русло, в которое он вылился) и отвернулась от него. Она хотела получить время, еще раз все обдумать, может написать записку, о которой думала, чтобы не говорить все... все вот это, которое не может сказать внятно. Дмитрий только кивнул и пошел к выходу. Они так ничего и не решили. Они боятся ранить друг друга сильнее, чем уже есть сейчас. Услышать эти же слова от врага намного легче, чем от любимого человека, с которым... вроде как, был в любви на протяжении 8 лет.