Неопалённые

      Пробирающий до костей холод стал привычной частью жизни, вытесняя другие чувства. Вейн просыпался с ним и засыпал, иногда целыми сутками не вылезая из того подобия жилища, что успел сообразить вместе с Яшей до начала сезона снов. Ветер, что должен был давно успокоиться, все бушевал, проходил сквозь щели в стенках шалаша, пробирался под одежду; но внутри было все же лучше, чем снаружи. Лес едва припорошило снегом – испещренный следами пробегающих мимо мышей и белок, он скрипел под ботинками, и этот звук смешивался с противным чавканьем размокших под ним листьем.       Вейн предпочитал думать, что он сможет проспать холода подобно животным, но реальность то и дело беспощадно напоминала о себе очередным пробуждением в холодное утро в полном одиночестве.       Яша пропала так же внезапно, как и появилась. Оставила ему волчью шкуру с воткнутым в нее кинжалом – тем самым, которым ранее вскрыла горло и самому Вейну, и оттого в этом, бесспорно, полезном подарке скрывалась издевка – и наутро исчезла. Шкура грела, но порой, если вдруг становилось хоть каплю теплее, начинала нестерпимо вонять гнилью: на ней еще оставались ошметки сырого мяса, которые Вейн не смог соскрести ни лезвием, ни ногтями. Он попытался подпалить шкуру огнем, но даже это не особо помогло – запах преследовал его, уже успев впитаться и в шерсть, и в одежду, и даже в его собственные волосы и кожу.       Иногда Яша чудилась ему в тенях, в ветрах, бесшумно пробегающей между деревьями, но стоило подойти ближе – иллюзия растворялась, оказывалась не более чем облетевшими кустами.       Поначалу Вейн все надеялся, что в этот раз ему не показалось, что глаза не обманули. Все ждал, что хоть она обязательно придет и поможет. Да, скажет что-то непонятное, снова начнет гонять с глупыми задачами, напугает – но обязательно поможет, не бросит его одного. Но Яша все не приходила, и на место надежды пришла тупая злость.       Вейн злился на нее, как никогда и ни на кого в жизни не злился. Каждый раз, когда искры с огнива не разжигали костер, когда в кровь раздирал замерзшие руки, когда живот до боли скручивало голодом. В такие моменты он мог начать швырять куда подальше все, что попадалось под руку; однажды чуть не сломал ногу, пнув дерево, и еще несколько дней прихрамывал от появившейся шишки. Лишь чудом сдержался и не развалил ненавистный шалаш. Ему казалось, что Яша оставила его одного нарочно. В самый неподходящий момент, на стыке сезонов, когда даже в добротно выстроенных домах гулял сквозняк и приходилось несладко. Он несколько раз порывался плюнуть на все наказы и вернуться в деревню – как-нибудь да объяснится, а работа ему всегда найдется – но, уставший и обессиленный, не мог уйти далеко в метель и прятался обратно, выжидая подходящего момента.       И наконец сезон ветров отступил.       Вейн проснулся среди ночи от непривычной тишины и в недоумении вышел из шалаша. Морозный воздух покалывал щеки, дышалось легко и свободно. Снег, что неделями метался по лесу, застилая глаза, теперь лежал спокойно, накрыв землю мягким покрывалом. Все живое отдыхало перед тем, как встретить первое утро сезона снов.       Это внезапное спокойствие и умиротворение выбило его из колеи куда больше, чем очередная буря. Вейн стоял в этом лесу, в тишине, и вокруг, куда ни глянь, не было ничего и никого. И именно в этот момент, под холодным светом звезд, он осознал, что действительно остался один.              Чтобы выжить, с новой реальностью пришлось примириться, и как можно быстрее.       Небольшие запасы грибов и ягод, что он успел сохранить, закончились достаточно быстро – хотя Вейн и пытался растягивать их, как мог. Первое время его кормила река. В небольшую дырявую сеть, что нашлась ниже по течению, нет нет да попадались худые рыбешки. Он, как умел, латал ее, расплетая узлы и сплетая их вновь, покрепче, и поутру первым делом ходил проверять, не унесло ли сеть течение. Но время шло, мороз крепчал, и рыба совсем затаилась.       Еда оказалась не единственной проблемой. С каждым днем вокруг оставалось все меньше веток, пригодных для розжига костра. Собрав все мало мальски пригодное с земли, Вейн принялся обламывать кусты и нижние ветки деревьев. Он старался быть аккуратным, не жадничать, не убить ненароком растения, что могли прокормить его после – мало ли, сколько времени он здесь проведет. И так, постепенно, в поисках хвороста он уходил все дальше от хижины и возвращался все ближе к темноте, постепенно исследуя округу.       Благодаря таким вылазкам он выведал, в какой стороне находится еще одна деревня. Если с рассветом пойти чуть севернее солнца, то, к полудню, в лесу начинали встречаться охотничьи ловушки – верный признак поселения неподалеку. В первый раз он наткнулся на них случайно: зацепился ногой за петлю и упал, обидно ударившись носом о мерзлую землю. Попытался вернуть все как было, но замерзшие пальцы еле слушались, и конструкция окончатально распалась на части. Мысленно извинившись, Вейн забрал себе небольшой кусочек мяса, служивший приманкой – ведь все равно пропадет зря – и поклялся себе не ходить в ту сторону, чтобы ничего больше не испортить.       Спустя пару дней, однако, обещание он нарушил. Повторив недавний маршрут, Вейн с некоторым трудом нашел ту самую ловушку, что сломал ранее. Целую. Следы грубых ботинок вокруг еще были видны – охотники приходили совсем недавно.       Вейн с интересом осмотрел ловушку, запоминая конструкцию. Ничего сложного – петля на уровне шеи мелкой дичи затягивалась сама, стоило потянуть. Силки неподалеку не сильно отличались от этого самого простого варианта – разве что ветки, к которым привязаны шнуры, камнями прижаты к земле, чтобы потом выпрямиться ввысь и тянуть сильнее, наверняка.       Но как бы он ни старался сделать рабочие ловушки самостоятельно, они не держались и суток. У него не было подходящего шнура – огрызки ткани, что он продолжал отрывать от своей одежды, рвались в клочья, когда он пытался завязать нужный узел. Кинжалом он криво отрезал несколько клоков волос, что уже лезли в глаза и постоянно мешались, но и из них сплести шнур не получалось – больно короткие, они рассыпались в руках, оставляя его ни с чем. В конце концов Вейн, пожираемый совестью, нагло разобрал несколько ловушек и забрал себе, поставив недалеко от убежища, но и это не возымело никакого результата. Вся дичь давным давно разбежалась, чуя его запах, и, как бы далеко он не переносил хлипкую конструкцию, без приманки в нее не попадалось ровным счетом ничего.       В конце концов, совсем голодный, Вейн начал все чаще ходить в сторону деревни, забирая приманки из ловушек себе. Пожухшие ягоды и сушеные грибы, сырое мясо и куриные потроха – все сгодится. Иногда он даже не мог сдержаться и донести их до шалаша, чтобы нормально прожарить подгнившее мясо на костре.       Однажды Вейн увидел попавшегося в ловушку кролика – тот, уже слабый, едва трепыхался с затянутой на шее петлей. Завидев его, зверь с новой силой заметался в силках, все туже затягивая собственную удавку.       Первой мыслью было освободить животное. Ему было страшно и больно, и Вейн даже не подумал, а почувствовал, что понимает его. Но, подойдя ближе, мальчик замер в нерешительности. Кролик был взрослым, большим и упитанным, с лоснящейся от сытости густой белой шерстью. Вейн мог пировать дня три, не меньше. А если растянуть - хватит на неделю… А то и на полторы. И шкура точно пригодится. Главное, что можно будет отдохнуть, а не таскаться по сугробам по полдня в единственное место, которое гарантировало хоть немного пищи.       При мысли о свежем мясе рот сразу наполнился слюной. Вейн потянулся к кинжалу, болтающемуся на поясе, присел на корточки рядом с кроликом, но снова задумался. Это ведь не его ловушка. В первый раз за долгое время он увидел пойманную дичь – и скорее всего, это была целиком его вина. Быть может, правильнее будет оставить?       – Что мне делать? – спросил он у кролика, но кролик ожидаемо промолчал в ответ, в страхе разглядывая человека черными глазками-бусинками.       Вейн закашлялся, напугав животное. Опять простыл – совсем не удивительно, учитывая, как он живет. Он до невозможности исхудал и постоянно мерз, и ни волчья шкура, ни костер теперь толком не грели, оттого и болезнь стала постоянным спутником.       В деревне наверняка есть еще еда. Может, не мясо, но урожай с огородов, возможно даже сыры и молоко, за которое он бы сейчас все отдал. Да, это неправильно, но выбора особо нет.       Вейн уже держал кролика за шкирку, примеряясь кинжалом так, чтобы убить его быстро, когда сквозь вечную тишину сонного леса услышал чьи-то шаги.       – Пламя! – тихо выругался он под нос, и, оставив визжащего кролика, в панике осмотрелся. Вейн сбросил с плеч волчью шкуру и, волоча ее за собой так, чтобы сразу замести следы, прошел к большому дереву неподалеку, в корнях которого можно было спрятаться. С трудом пролез между ними, накрылся шкурой сверху и стал ждать.       Шаги и вправду приближались – должно быть, это охотники пришли проверять ловушки.       Вейн затаил дыхание, силясь снова не разразиться в кашле. Он слушал, как, кажется, двое мужчин подошли ближе. Кролик завизжал и затих – видимо, они закончили начатое, не заметив небольшой надрез на шкурке, который успел оставить кинжал Вейна. Разобрать слов он не мог, до него доносились лишь приглушенные шкурой и обледенелым мхом обрывки.       Но тут охотники, видимо, подошли ближе, басистые голоса зазвучали громче и четче.       – … да я скорее сгорю, чем поверю, что он заблудился.       – Нет следов.       – И не будет, какой ветер стоял!       Вейн слегка стянул шкуру с головы. Кажется, они кого-то потеряли?       В просветах между корнями показались грубые кожаные сапоги. Охотник присел на корточки.       – Сюда посмотри.       – Ась?       – Посмотри, говорю! – раздраженно повторил мужчина и указал пальцем куда-то в снег перед собой. – Тут ходил кто-то. Недавно.       Скрыть следы от наметанного глаза оказалось не так-то просто.       Вейн спиной вжался в землю, молясь, что они не додумаются заглянуть в тень под корнями. В глубине души он даже надеялся, что его заметят, заберут с собой из этого проклятого леса – но, скорее всего, охотники быстро поймут, кто именно виновен в разграблении ловушек, и очень не хотелось бы узнать, что с ним сделают жители деревни.       В начале Цвета Дэмиен забыл закрыть сарай Тависа, в котором хранились остатки вяленого мяса, и бродячие собаки сожрали все под чистую. Дичь в тот момент только просыпалась, их охотники едва успевали ходить в лес за добычей, и проблем с продовольствием не было. Его оплошность толком не затронула никого, и все же Дэмиена, в назидание, еще много дней заставляли убирать за лошадью и единолично заниматься выпасом скота, пока Вейн, который обычно это делал, шатался по деревне без дела.       В сезон снов наказание за отсутствие дичи для всей деревни едва ли будет таким же добродушным.       Охотники еще некоторое время ходили вокруг дерева, под которым прятался Вейн, пока единогласно не объявили, что следы точно не принадлежат их пропавшему товарищу.       – Ребенок, похоже… – задумчиво протянул тот охотник, что сидел на корточках.       – Откуда ж ему тут взяться? У нас никто не пропадал?       – Вроде нет. Но не с Подгорья же он сюда забрел!       Они еще долго спорили, то отходя подальше, то возвращаясь обратно к дереву, но, в конечном итоге, голоса стали удаляться в том направлении, откуда появились       Вейн вылез из-под корней, размял затекшие плечи и покрепче запахнул шкуру на себе, уже не обращая внимания на ее смрад. Шерсть вся промокла и испачкалась – за время, которое он лежал под деревом, его тепло растопило заметенный туда снег.       Он обошел дерево и посмотрел на опустевшие силки. На месте кролика лежало куриное сердечко – теперь они ловят зверя на пушнину. В животе заурчало, но Вейн решительно развернулся и пошел прочь.       Из-за визита охотников Вейн возвращался к шалашу уже в сумерках. Прогулка в тенях, с промокшей одеждой навевала неприятные воспоминания, которые едва глушились голодом и мыслями о внезапной встрече. Вейн не заметил, как заплутал и взял чуть южнее своей протоптанной дороги, пока не уперся в непроходимую, куда более густую чащобу.       Сориентировавшись, он пошел вдоль стены деревьев, теряя последнюю надежду успеть вернуться до полной темноты, по пути собирая хворост и высматривая хоть какое-то место для укрытия на ночь. Шкура немного поскрипывала, схватившись инеем на морозе, а Вейн, замерзнув пуще прежнего, снова раскашлялся.       В очередном приступе кашля он почувствовал, как нога, не найдя землю, ушла куда-то вниз, и лишь чудом успел среагировать, чтобы не улететь в пропасть. Вейн отпрыгнул и застыл, слегка пошатываясь, успокаивая дыхание после испуга. Отойдя на шаг назад для верности, он присел и руками нащупал край, затем осторожно заглянул в яму. Ком земли под его ладонью отвалился и упал вовнутрь.       Лоб прошибло холодным потом – кажется, он едва не угодил в волчью яму. Она не была даже ничем прикрыта сверху, старая и забытая, но, тем не менее, совершенно незаметная в полутьме, исправно выполняла свое предназначение – на дне едва виднелись очертания свалившегося туда зверя.       Вейн огляделся и собрал несколько небольших камней, по очереди скинул их вниз, прислушиваясь, но они все ударялись о землю. Кажется, кольев нет. Он еще раз всмотрелся в очертания на дне, угадывая, что за животное попалось в ловушку. Кинул в него камень, выждал – не шевелится.       До захода солнца оставалось совсем немного времени, и шансов найти убежище становилось все меньше. Волчья яма – так себе вариант. Но лучше, чем лечь спать на земле или окончательно заблудиться ночью. А если повезет, зверь мог угодить туда совсем недавно и…       При мысли о еде снова свело живот.       Вейн еще несколько минут лежал у края ямы, раздумывая над рисками своей идеи, и, плюнув, столкнул вниз весь хворост, что успел набрать по пути. С трудом отломал от ближайшего дерева ветку побольше – поможет, если что, выбраться, и, обойдя яму так, чтобы оказаться подальше от зверя, аккуратно спрыгнул вниз.       Яма оказалась глубже, чем он предполагал – почти два его роста, и, даже приземлившись на ноги, Вейн припал на колени. Веткой ткнул куда-то в сторону животного и выдохнул, когда и на это оно не отреагировало.       Отставив палку в сторону, он наощупь собрал хворост и разжег небольшой костер. Пламя, разгораясь выхватило из темноты совсем не животное, а труп человека с неестественно вывернутой ногой.