Почти

— Алев, прекрати убегать!       Возмущенный возглас Ферайе — первое, что слышит Атеш, заходя домой. А затем он видит свою дочь, убегающую от матери, пытающейся ее причесать. — Папа!       Девочка влетает в раскрытые объятья отца. Атеш держит дочь в руках и оставляет звонкий поцелуй на ее щеке. Малышка смеется и крепко обнимает отца за шею. — Зачем ты убегаешь от мамы, моя маленькая искорка? — Спрашивает он у дочери, спрятавшей лицо у нее на плече. — Она не дает мне расчесать ее, чтобы мы могли одеться и поехать к господину Вуралу в гости, — отвечает за дочь Ферайе, глядя на них обоих строгим взглядом.       Атеш улыбается, глядя на то, как непривычно смотрится суровое выражение на нежном лице его жены. Он подходит к ней и оставляет короткий, но мягкий поцелуй на ее губах, зарывшись рукой в ее мягкие волосы. Когда он отрывается от ее губ, на лице Ферайе уже играет мечтательная улыбка, а глаза вместо строгости источают лишь любовь. Атеш ухмыляется и чмокает ее в кончик носа, и Ферайе смущенно хихикает, пряча глаза. За шесть лет совместной жизни они оба так и не привыкли к тем чувствам, что вызывали друг у друга. Окан, завидев их вместе, называл их вечными молодоженами. И Атеш был согласен с младшим братом. Каждый взгляд, каждое прикосновение, каждый поцелуй жены ощущался как первый, заставляя пламя внутри него гореть с новой силой. — Добро пожаловать домой, — улыбается Ферайе. Она тянет руки к дочери. — А теперь отдай мне эту непослушную госпожу, чтобы я могла привести ее в порядок. — Не хочу! — Вспыхивает Алев, вцепляясь в отца как в спасательный круг. — Папа, ты же тоже не хочешь к дедушке Вуралу. Скажи маме!       Атеша захлестывает волна нежности по отношению к дочери. Алев родилась спустя два года после их свадьбы и стала для их маленькой семьи одновременно огромной радостью и большим испытанием. Атеш, привыкший к спокойствию Гюнеш, похожей характером на Ферайе, удивлялся тому, насколько другой была их вторая дочь. Гюнеш тоже была бойким и живым ребенком, порой упрямым и непослушным, но Атеш быстро научился с ней договариваться. Больше всего в своей первой дочери Атеш любил то, что от нее нельзя было просто откупиться сладостями или игрушками. Гюнеш не отступала от своего, пока не получала от отца или матери внятного объяснения или достойных аргументов. И еще больше это качество Гюнеш они с Ферайе стали ценить после того, как Алев научилась говорить.       Во время беременности Ферайе они перебрали с десяток имен, пока не остановились на Йилдыз. Ферайе после свадьбы рассказала ему, что Гюнеш была названа в его честь, так как в отсутствие Атеша дочь была единственным источником тепла в ее жизни. Поэтому вторую дочь они хотели назвать так, чтобы ее имя перекликалось с именем матери. Но у малышки были свои планы.       Роды были быстрыми и легкими. Все самое сложное началось после них. Девочка кричала так, будто пыталась донести до всего мира силу своих легких. Малышка была яростной во всем — начиная от жадного поедания материнской груди и заканчивая громким выражением своих возмущений. После первой бессонной ночи, проведённой в больнице, они с Ферайе поняли, что имя Йылдыз совсем ей не подходит. — Алев. — Сказала Ферайе глубокой ночью, когда они, выбившись из сил, сумели уложить дочь спать. — Нет другого имени, что так подойдет ей. Такая же яростная и безудержная, как пламя. Как её отец.       Атеш тогда с трудом сдержал слезы, обнимая жену и дочь. Он сожалел о том, что не смог разделить с Ферайе рождение Гюнеш, придумать ей имя вместе с любимой, видеть её взросление и первые шаги. Поэтому в заботу о второй дочери он ударился со всей силой, которая у него была, будто бы желая заполнить ощущение пустоты, которое появлялось в нем каждый раз, когда он видел уже подросшую Гюнеш, так легко и естественно называвшую его «папа».       И если Гюнеш была их солнцем, островком безмятежности и спокойствия, готовая дарить улыбки и утешение своим родителям, то Алев была пламенем. Но не тем огнем, что мягко горит в камине или согревает в походе. Алев была пожаром, сметающим все на своем пути. Она была такой же неудержимой, как сама стихия, не подчинявшаяся никаким правилам. Первым словом Алев было «нет». И даже сейчас, когда ей было почти пять лет, оно оставалось ее самым любимым. Атеш смотрел на нее и видел себя в детстве. — Да, кажется, в этот раз Ферайе сработала как копировальная машина, не так ли? — Шутила над ними Джейран, влюбившаяся в малышку Алев с первого взгляда. — Точно-точно, — соглашалась с ней Алейна, впервые встретившаяся со своей племянницей лишь спустя год после ее рождения, прилетев из Америки вместе со своим мужем. — Даже взгляд такой же, как у папаши. Пробирающий до самых пяток.       Ферайе в ответ на эти заявления лишь гордо улыбалась, довольная тем, насколько Алев была похожа на Атеша. У нее были такие же темные, почти черные глаза, строгие брови без малейшего намека на мягкий изгиб и острая отцовская челюсть с упрямым подбородком, который та не уставала выпячивать, когда была чем-то недовольна.       Характер девочки по силе не уступал отцовскому. Когда Гюнеш было девять, а Алев три, Гюнеш упала с лошади и сломала ногу. Перелом был сложным, потребовалась операция, поэтому Ферайе осталась со старшей дочерью в больнице, а Атеш вернулся к Алев, которую не могли успокоить ни Несрин, ни Джемиле, ни даже дедушка Мухсин. Но возвращение отца не улучшило ситуацию. Алев продолжала плакать, требуя, чтобы ее отвезли к Гюнеш.       Атеш боялся, что девочки не будут близки, как не был близок с братьями он сам. Но его опасения оказались напрасными. Гюнеш обожала свою младшую сестру и старалась помогать матери с ней во всём. А Алев, едва научившись ходить, везде следовала за Гюнеш как хвостик, пытаясь подражать своей старшей сестре в любой мелочи. И в тот страшный день, когда они с Гюнеш расстались впервые за ее короткую жизнь, Алев устроила настоящий скандал. Атеш пытался ее успокоить, уговорить ее подождать, обещал, что совсем скоро Гюнеш выздоровеет и вернется домой, но Алев не слушала его. — Я хочу к Гюнеш. Хочу к Гюнеш! Гюнеш хочу! — Плакала девочка, избивая отца своими маленькими кулачками.       В тот момент Атеш понял, как себя чувствовал его дед. Нет, он не злился на дочь, не кричал, как это делал господин Омер. Но он чувствовал ту же беспомощность, что наверняка испытывал его дед, когда Атеш проявлял свое упрямство. И Атешу не оставалось ничего другого, кроме как отвезти Алев в больницу к сестре и матери. Ферайе была удивлена их появлению и подумала, что Атеш отчаялся настолько, что привез дочь к матери, чтобы она ее успокоила. Но Алев и в руках матери кричала и плакала до тех пор, пока Атеш не упросил врача на минутку впустить их к Гюнеш. Только увидев сестру, еще спящую под воздействием анестезии, Алев успокоилась. Она удивительно аккуратно для трехлетнего ребенка поцеловала сестру и переплела с ней пальцы, лопоча что-то на своем детском языке. А Ферайе и Атеш стояли в обнимку, со слезами на глазах наблюдая за тем, какой крепкой была связь между их девочками.       И с тех пор Гюнеш была единственной, кто мог успокоить безудержный характер Алев, готовой стоять на своем до скончания времен, не уступив ни миллиметра. Совсем как их мать, которая могла успокоить их отца лишь одним взглядом своих темных глаз.       Только вот на свою же дочь взгляд матери никак не действовал. И в этот раз сам Атеш не хотел поддаваться уговорами возлюбленной. Каждое посещение дома его настоящего отца становилось изощренной пыткой. Правда о собственном происхождении ударила его дважды. Первый раз — когда он узнал, что Ахмед Гюльсой не был его отцом. Второй раз — когда он узнал, что его отцом был Вурал Бакырджиоглу. Атеш долго принимал эту новую реальность. Не будь рядом с ним Ферайе, он бы вряд ли смог смириться с этим. Этот человек был известен как беспринципный, безжалостный делец, готовый идти по головам ради достижения своих низменных целей. А уж факт родства с Борой, который хотел причинить боль Ферайе и стал инициатором цепочки событий, которые чуть не разрушили его семью, каждый раз заставлял его сжимать кулаки от бессильной злости.       Сам бы Атеш предпочел, чтобы все осталось по-прежнему. Господин Омер просил его называть его дедушкой и уговорил не отказываться от фамилии Гюльсой, а мать умоляла его не отказываться от их семьи. Атеш, проглотив весь многолетний обман матери и деда, согласился на это. И после свадьбы они с Ферайе и Гюнеш отправились в большое путешествие. Он старался наполнить новыми впечатлениями каждый их день, чтобы наверстать всю ту радость и веселье, которые его жена и дочь упустили, пока жили в оковах особняка Гюльсоев. Они с Ферайе стерли ноги, бегая за Гюнеш по Диснейленду в Париже, побывали на самых разнообразных модных шоу, на которых Ферайе светилась восторгом, словно маленький ребёнок, посетили поражающий своим великолепием дворец Медичи во Флоренции. Лондонский Тауэр, французский Версаль, греческий Парфенон, Замок королей Наваррских. Атеш хотел показать своей маленькой семье самые прекрасные места мира и создать для них как можно больше счастливых воспоминаний, чтобы вытеснить менее радостные воспоминания из их жизни. И видя искрящиеся радостью глаза жены и дочери, он понимал, что у него получалось. В этом прекрасном путешествии они провели почти год.       А по возвращении они встретили на пороге своего дома Вурала, который за время их отсутствия умудрился узнать правду о происхождении Атеша. И если бы рядом не было Ферайе с Гюнеш, Атеш сорвался бы и избил бы этого ублюдка за то, что он посмел приблизиться к их дому. Но Ферайе не дала ему это сделать. Она вежливо поприветствовала мужчину и предложила ему зайти в дом. — Ты не должна быть с ним вежливой и добродушной, если ты этого не хочешь, Ферайе. Особенно после того, что случилось из-за его сына, — шепнул Атеш ей на ухо, пока она возилась на кухне, готовя кофе для Вурала. — Как бы ты это не отрицал, он твой отец. Возможно, именно это сделало тебя не таким, как Яман или Окан. Возможно, именно его характер и силу ты унаследовал, вместо того, чтобы стать слабым подобием Ахмеда Гюльсоя. Хотя бы за это я буду его уважать, Атеш. — На лице Ферайе появилась нежная улыбка, когда она провела пальцами по щеке мужа. — Если бы не его ужасный сын, я бы продолжила жить в своих мечтах, не желая видеть истинного лица Ямана. Если бы не его ужасный сын, реальность ударила бы меня еще больнее. А еще я бы не встретила тебя. Не стала бы нуждаться в твоей поддержке. Не просила бы тебя о помощи. И не полюбила бы тебя. Да, он ужасно воспитал своего сына. Но благодаря другому его сыну я сейчас самая счастливая женщина в мире. Хотя бы за это я должна ему чуточку уважения. И ты тоже.       Атеш в ответ лишь обнял жену и по ее же просьбе вернулся в гостиную к нежданному гостю. Каково же было его удивление, когда он увидел Гюнеш, сидящую на коленях Вурала и увлеченно листающую красочную книгу. — Папа, смотри, какую красивую книжку мне подарил дедушка Вурал! — Невинно улыбнулась ему Гюнеш, размахивая книгой. — Очень красивая книга, мой лучик. Почему бы тебе не показать ее маме? — Предложил ей Атеш.       Гюнеш с готовностью побежала в сторону кухни, оставив отца и сына наедине. — Дедушка Вурал? — Нахмурился Атеш, глядя на мужчину. — А что такого? Она твоя дочь. А ты мой сын. Получается, я ее дедушка, — совершенно серьезно ответил ему Вурал. — Не строй из себя того, кем не являешься, Вурал. Биологически она дочь Ямана. А Яман тебе никто. Поэтому к Гюнеш ты не имеешь никакого отношения. Я бы предпочел, чтобы ты не приближался к моей семье, — осадил его Атеш, с трудом сдерживаясь от грубости.       Вурал удивил Атеша молчанием. Вместо ответа Вурал нервно перебирал четки в руках, переводя невидящий взгляд с одного угла в другой. Атеш вспомнил слова Ферайе. И зачем-то дал ему шанс. — Скажи, зачем ты пришел, Вурал? Без увиливания, обмана и недомолвок. Я сыт по горло ложью, от тебя я ее терпеть тем более не стану.       Вурал встретился с ним взглядом. И Атеш к своему неудовольствию увидел в этом выражении лица свое собственное. — Моя семья так же разрушена, как была твоя, Атеш. После того происшествия с Борой и твоими братьями я отправил его подальше от Турции под надзор, чтобы он не натворил новых глупостей. Год назад Баде узнала, что она мне не родная дочь, и уехала в Англию, не сумев смириться. Я остался здесь. В одиночестве, без своих детей. А потом ко мне пришла твоя мать. И мы впервые за последние почти сорок лет поговорили откровенно. Оказалось, что это она открыла Баде правду о ее настоящем отце. А мне она сказала, что такую правду нельзя скрывать, иначе можно потерять своего ребенка навсегда. И судя по тому, что ты даже не проведал ее после того, как вернулся в Турцию, тебя Гюльфем уже потеряла. Совсем как я потерял Баде. После твоя мать рассказала мне о тебе. О том, что она вышла замуж за Ахмета, пока я был в армии, потому что этого хотели ее родители, которые не считали простого парня достойной партией для их единственной дочери. О том, что она согласилась на это, чтобы скрыть беременность тобой и избежать позора. — Вурал горько усмехнулся. — Какая ирония, не правда ли? Когда-то Ахмед Гюльсой женился на беременной женщине и вырастил ее сына, как своего. А ты пять лет назад хотел жениться на беременной Ферайе, чтобы спасти ее репутацию. И вот теперь ты растишь ее дочь как свою собственную, совсем как твой отец, который им не являлся. У судьбы своеобразное чувство юмора. — Ты пришел сюда ради этого? Чтобы обсудить со мной эту иронию? — Атеш не хотел звучать грубо, но что-то в этом мужчине взывало к самым темным уголкам его существа, заставляя жалить человека острыми словами. — Нет, Атеш. Я просто пришел, чтобы посмотреть на тебя не как на ребенка женщины, которую я любил всю жизнь, а как на своего сына. Своего первенца, которого я никогда не знал. — Посмотрел? — Да. — И что теперь? — А теперь я чувствую сожаление. И разочарование в самом себе. Будь я чуть внимательнее, я бы все понял намного раньше. И не упустил бы стольких моментов. Теперь мне остается только любоваться тем, каким сильным мужчиной ты стал. И просить о том, чтобы ты позволил мне хоть изредка появляться в твоей жизни.       Атеш хотел ответить ему отказом, сказать, чтобы он даже не смел приближаться к его семье. Но он вспомнил просьбу Ферайе. А Гюнеш, весело бегущая к Вуралу со своими игрушками в руках, не дала ему произнести ни слова в ответ. — Дедушка Вурал, смотри, сколько мне новых игрушек купили мама с папой!       Нежность в темном взгляде Вурала, направленном на его дочь, выглядела настолько чужеродно, что Атеш потерял дар речи. Было странно наблюдать умиление на всегда холодном лице Вурала, который внимательно слушал лепет Гюнеш, рассказывающей ему о каждой своей игрушке. А затем в гостиную пришла Ферайе с кофе и сладостями для них всех, и Атешу пришлось сдерживать свое недовольство, чтобы не огорчать жену с дочерью.       Такой была его первая встреча с Вуралом после открывшейся правды. И этот день был бы безнадежно ужасным, если бы не новость, которой Ферайе ошарашила его тем же вечером. Он уложил Гюнеш спать и вернулся в их с Ферайе спальню, где его встретила сияющая широкой улыбкой Ферайе. — Что за улыбка, мой лунный свет? — Прошептал Атеш, целуя жену в нежный изгиб шеи.       А Ферайе вместо ответа прижалась к его губам своими, одновременно кладя его ладони на свой живот. Неизведанное чувство прошибло Атеша словно электрический заряд. А затем Ферайе прошептала ему слова, от которых его затопила абсолютным счастьем: — Ты снова станешь отцом, Атеш Гюльсой.       Атеш расплакался. Нежность, счастье, благодарность — какофония чувств, заполнивших его, была столь сильной, что выплеснулась наружу слезами. Ферайе заплакала вместе с ним, осыпая поцелуями его лицо. А Атеш продолжал прижимать ладони к животу жены, уже мечтая поскорее встретиться со своим ребёнком. — Пускай это будет девочка, — Атеш встал на колени и прижался к животу Ферайе губами. Руки Ферайе тут же нашли свое привычное место в его волосах. — Нашей Гюнеш нужна маленькая сестричка. — Но я хочу мальчика! — Капризно надула губы Ферайе. — Такого же как ты. Упрямого, нетерпеливого и самого любящего мальчика с золотым сердцем и твоей улыбкой. — Все равно будет девочка. — Не сдавался Атеш. — С Гюнеш я угадал, если ты не забыла. И в этот раз тоже будет дочка, вот увидишь.       Они с женой спорили на эту четыре месяца, до тех пор, пока не пришла пора второго УЗИ. — У вас будет девочка, поздравляю! — С улыбкой сказал им врач, показывая на экран.       А Атеш победоносно улыбался Ферайе, которая и сама ничуть не была огорчена тем, что у них будет вторая дочь. Каким-то образом о беременности Ферайе стало известно и Вуралу, который пришел к ним домой с двумя огромными букетами, один из которых предназначался Ферайе, а второй — Гюнеш. — Получается, у меня будет еще одна внучка, — с улыбкой сказал Вурал, уже привычно сидя в диване с Гюнеш на коленях. — Да, мама с папой сказали, что у меня будет сестричка. Поскорее бы она уже родилась! — Ответила ему Гюнеш вместо родителей. — Надеюсь, она будет такой же замечательной и умненькой, как ты, — Вурал с нежностью погладил малышку по волосам.       А Атеш вновь удивлялся тому, как бережно держали его дочь руки, привыкшие к оружию. Такой была его вторая встреча с Вуралом.       Атешу хотелось бы, чтобы она была последней, но в этот раз судьба была не на его стороне. Он умудрился каким-то образом очаровать Гюнеш, которая уже привыкла называть его дедушкой, радуясь тому, что у нее появился еще один дед помимо Мухсина. — Вся в мать. Тоже любит давать шансы тем, кто этого не заслуживает, — ворчал Атеш каждый раз, когда Гюнеш просилась в гости к Вуралу. — Если бы ее мать не давала шансы тем, кто их не заслуживает, самой Гюнеш сейчас не было бы. Так что шансы давать нужно, — парировала Ферайе, одевая дочь в самое нарядное платье для похода в гости к Вуралу.       Вот так, потихоньку, незаметно, Вурал стал постоянной частью жизни их семьи. Теперь к посещению особняка Гюльсоев и дома Йылмазов прибавились поездки в дом Бакырджиоглу. Сначала редкие, раз в полгода. Потом раз в пару месяцев. Потом ежемесячно. Вурал задаривал Гюнеш и Ферайе подарками. Играл с Гюнеш так, будто она правда была его внучкой. И Атеш с трудом, но признавался самому себе, что ему нравилось видеть радостную Гюнеш, которую Вурал катал на своей шее по всему дому. — У него есть ошибки, да. Он не самый лучший отец, раз вырастил Бору. Но смотри, он вырастил и Баде. Ты ведь всегда уважал ее. А как Гюнеш радуется своему новому дедушке. Значит, что-то хорошее в нем всё же есть, — говорила ему Ферайе в те ночи, когда он лежал, прижавшись лицом к ее большому животу, ожидая очередного пинка их дочки. — Плутовка. — Ухмылялся он ей, прижимаясь губами к ее обнаженной коже. — Знаешь ведь, что в такие моменты я слишком слаб перед тобой. — Не говори глупостей, Атеш, — смеялась Ферайе, ероша его волосы. — Ты в любой момент слаб передо мной.       И Атеш с согласным кивком накрывал её губы, отдаваясь своей слабости перед этой невероятной женщиной. А Ферайе отдавалась его ласкам с такой страстью, что Атеш был готов сгореть от того огня, что она разжигала в нем одним только сладким стоном, сорвавшимся с опухших от поцелуев губ.       На выписку Ферайе после рождения Алев Вурал к неописуемому восторгу Гюнеш прикатил к больнице чуть ли не целый оркестр, с десяток аниматоров, профессионального фотографа и тысячу розовых воздушных шаров. Атешу казалось, что сейчас из-за угла появится оператор со словами: «Улыбайтесь! Вас снимает скрытая камера!». Настолько это казалось невозможным. Но из-за угла появилась лишь Баде. — Только узнала, что стала тётушкой. Уже второй раз. Простите за опоздание, — сказала она, неловко переминаясь с ноги на ногу. — Спасибо, что приехала, Баде. — Ферайе как и всегда взяла на себя общение с новой частью их семьи. — Гюнеш, ты же помнишь тетю Баде? — Ты сестра моего папы? — Тут же поинтересовалась Гюнеш, глядя на девушку сверху вниз. — Дедушка Вурал ведь твой папа?       Баде с Атешем переглянулись. И он увидел в ее глазах те же неловкость и страх, что он испытывал сам. Они улыбнулись друг другу, радуясь тому, что они не одиноки в своих чувствах. — Получается так, Гюнеш. Я сестра твоего папы, — ответила Баде. Сев на корточки, она потрепала девочку по щеке. — А еще я твоя тетя. — И ты будешь жить в доме дедушки Вурала? Ты будешь там, когда мы будем приходить в гости? — Забросала ее вопросами Гюнеш.       Атеш заметил, как напрягся рядом с ними Вурал, ожидавший ответа от дочери. Сочувствие к мужчине против его воли поднялось внутри Атеша. — Да. Буду ждать вас в гости.       Атеш с Вуралом выдохнули одновременно. Пересеклись взглядами. В этот момент Атеш со скрипом принял в себе часть наследия Вурала Бакырджиоглу. Маленькую, почти ничтожную часть, но для него это было большим шагом. Он понял, что даже для жестокого мафиози семья имела большое значение. И страх в глазах Вурала, ожидавшего ответа Баде, был самым настоящим.       С рождением Алев жизнь будто бы потекла быстрее. Дни были наполнены детскими смесями, подгузниками, походами к врачам, а ночи были бессонными не из-за вожделенной близости тела любимого человека, а из-за нескончаемых воплей, которые Алев не уставала исторгать. Атеш мечтал, чтобы этот тяжелый период поскорее прошел, и одновременно с этим боролся с печалью от того, как быстро росла Алев. Росла, становясь все более похожей на него. — Копия Атеша. Такая же упрямая и беспощадная, — с тоской в голосе говорил Омер, когда Алев отказывалась есть еду, приготовленную кем-то, кроме Ферайе. — Будто бы Атеш чихнул, и появилась Алев. Она даже хмурится так же, как ты, брат, — умилялся Окан, глядя на Алев, дерущуюся с его сыном Искендером за пульт от телевизора. В конце концов девочка победила старшего кузена, разразившегося слезами обиды. Окан вздохнул так, будто этого и ожидал. — И не любит проигрывать. — Клянусь, даже если она потеряется в городе, любой человек, знающий семью Гюльсоев, приведет ее прямиком в этот дом, до того она похожа на отца, — шутил отец Ферайе, разглядывая мирно спящую внучку, которая при дедушке Мухсине всегда вела себя безупречно. — И так же, как и отец, любит дедушку Мухсина, — добавляла Несрин, с умилением глядя на Алев.       Но больше всех Алев запала в душу Вуралу. Атешу не нравилось это признавать, но он не мог не верить своим глазам и словам Ферайе. — Он смотрит на Алев так же, как смотришь на нее ты, — говорила ему жена. — Как? — Спрашивал Атеш. — Так, будто ты хочешь зацеловать и придушить ее одновременно, — смеялась Ферайе. — Ну да, порой я понимаю, как сложно было матери и деду со мной, — с улыбкой соглашался Атеш. — А еще он точно так же смотрит на тебя, Атеш.       И Атеш знал, что это правда. Он чувствовал взгляд Вурала, когда тот думал, что Атеш его не замечает. Иногда он успевал поймать этот взгляд и прочитать в нем целый коктейль чувств. Сожаление, гордость, горечь, заботу, печаль. Вуралу было так же тяжело находиться рядом с ним, как и Атешу с Вуралом. Но в отличие от Атеша, Вуралу было тяжело и вдали от него. Так и проходили их встречи. Они со скрипом, тяжело, медленно, но притирались друг к другу. И главной силой, что двигала сына и отца друг к другу оказались Гюнеш и Алев. Гюнеш подобно своей матери сглаживала острые углы, сама того не осознавая, скрашивала неловкие моменты и объединяла то, что, казалось, невозможно было объединить. А Алев напротив — вскрывала самые большие конфликты между двумя мужчинами, вызванные слишком огромным сходством между ними. Она была копией отца, который и сам взял слишком много от своего настоящего отца. Несокрушимая внутренняя сила, амбициозность, упрямство, целеустремленность, нежелание мириться с чужими недостатками, беспощадность к тем, кто мог представлять опасность… Эти качества объединяли деда, сына и внучку — и они же делали пропасть между ними еще больше. Поэтому Вурал был без ума от Алев. Даже когда она отказывалась его обнимать. Даже когда она не принимала от него подарки. Даже когда она молчала целый вечер, не сказав ему ни слова. — Как я могу ее не любить, когда в ней так много от тебя, Атеш? Так много от меня. Нельзя ненавидеть свое отражение. — Говорил ему Вурал в редкие моменты перемирия. — Обе твои дочери отличаются друг от друга как день и ночь, пускай их имена и подходят друг другу. Гюнеш — копия своей матери. Милосердие, доброта, понимание, нежность. Она держит нашу странную семью вместе, даже если мы не всегда этого хотим. Никому ведь не хочется огорчать эту славную девочку. А Алев твоя дочь от кончиков пальцев до кончиков волос. Воинственная, неудержимая, словно лесной пожар. Слишком живая и яркая для этого стареющего мира.       Атеш в такие моменты на мгновение полностью принимал Вурала как своего отца. Потому что Вурал превращал в слова все мысли Атеша о его дочерях, жене и всей сложившейся ситуации. Эти мгновения были недолгими, но само их появление еще совсем недавно казалось ему невозможным.       Но все остальные мгновения его жизни почти всегда были наполнены счастьем. Порой Атеш не верил тому, что все это принадлежало ему. Сколько бы боли он ни пережил, сколько бы лжи ни проглотил, вознаграждение стоило того. Он любил называть их с Ферайе семью маленькой, но на самом деле она становилась больше день ото дня. Алейна стала матерью замечательных мальчиков-близнецов, которые стали самыми верными товарищами по играм для Гюнеш и Алев. Джейран подарила Окану сначала двоих сыновей и была беременна третьим ребенком, долгожданной девочкой. Недалекий Четин, шумная и громкая Несрин, выросший в умного юношу Эрен, непосредственная Хазал, мягкий Мухсин, все еще суровый и твердолобый Омер, раскаивающаяся в своих прошлых ошибках Гюльфем, поубавившая в своей желчности Джемиле, вернувшаяся в Турцию Баде и даже Вурал… Все эти люди были частью их с Ферайе семьи, как бы Атеш этого не отрицал. И Атеш потихоньку принимал этот факт, устав сражаться с неизбежностью. — Алев, ты еще не готова?!       Удивленный возглас Гюнеш возвращает Атеша в реальность. Он поднимает голову и видит уже одетую и причесанную Гюнеш, идущую к ним. — Привет, папуля.       Гюнеш целует его в щеку и тут же переводит внимание на младшую сестру. Алев сжимается в руках Атеша под ее недовольным взглядом. — Дедушка Вурал и тетя Баде уже ждут нас. А ты даже не причесалась. — Она поворачивается к матери, протянув руку. — Мам, давай расческу. Я сама займусь Алев. А ты переодень папу. Мы опаздываем.       Гюнеш подхватывает Алев на руки и поднимается на второй этаж. Ферайе с умилением смотрит им вслед, а затем поворачивается к нему. Атеш улыбается хитрым искоркам в ее шоколадных глазах. — Пойдем, господин Атеш. Слышал свою дочь? Тебя надо переодеть, — смеется она и тянет его за руку. — Можешь меня просто раздеть, одевать не обязательно, — горячо шепчет он ей на ухо, идя вслед за женой. — В этот раз у тебя ничего не получится, проказник, — отмахивается Ферайе. — В прошлый раз мне пришлось бесстыдно врать господину Вуралу, что я приболела, и поэтому мы не смогли прийти к ним в гости. — Ну да, ты болела. Любовью к своему мужу, разве нет? — Продолжает паясничать Атеш.       Они заходят в комнату, и Атеш тут же прижимает её к закрытой двери, сцепив ее руки над головой. Его губы привычно находят жилку, бьющуюся на шее. Ферайе всхлипывает, инстинктивно прижимаясь к нему всем телом. Свободная рука Атеша находит вырез на ее юбке, и спустя мгновение его пальцы находятся в опасной близости от ее белья, готовые вот-вот освободить жену от ненужного тряпья. — Атеш, прекрати, — просит Ферайе, но от него не отстраняется. — Что прекратить? — Невинным тоном интересуется Атеш. — Соблазнять меня, — ворчит девушка. — А у меня получается? — Театрально удивляется мужчина. — Еще как, — усмехается Ферайе.       Она тянется к нему и нежно целует. Атеш отпускает ее руки и притягивает к себе за талию. Ферайе отрывается от него, но взгляда не отрывает. Таинственная улыбка в уголках ее губ кажется ему знакомой. — Думаю, у меня получится скрасить ненавистный поход к твоему отцу, — шепчет она, гладя его по щеке. — И как ты это собираешься сделать? — Поднимает бровь Атеш. — Я снова беременна.       Атеш первые секунды лишь удивленно хлопает ресницами. Ферайе заливисто смеется на его реакцию. А затем Атеш подхватывает ее на руки и кружит по комнате, хохоча от счастья. Опустив Ферайе на пол, он крепко целует ее, безмолвно благодаря за радостную новость. Его ладони уже привычно ложатся на ее живот. — В этот раз точно будет мальчик. Мне снился орел, парящий в облаках, — мечтательным голосом произносит Ферайе.       Атеш лишь кивает, осыпая поцелуями ее лицо. Идиллию прерывает Алев, ворвавшаяся в комнату родителей без стука. — Алев, сколько раз тебе говорить! Нельзя врываться в комнату без стука, это неприлично! — Ругается Гюнеш, забежавшая в комнату вслед за сестрой. — Ну а почему мама с папой еще не готовы? Ты успела мне и косички заплести, и в платье переодеть! — Возмущается Алев. — В этот раз вынуждена согласиться с Алев. — Гюнеш упирает руки в бока, безумно напоминая Атешу Ферайе в моменты недовольства. — Тетя Баде уже звонила, спрашивала, скоро ли мы будем. А вы еще не одеты! — Прости, солнышко. Сейчас мы с папой переоденемся, — успокаивает дочь Ферайе. — Побыстрее, пожалуйста. — Командным тоном произносит Гюнеш, протягивая руку Алев. — Алев, пойдем, не будем мешать родителям.       Алев с готовностью хватается за руку сестры, и Атеш с Ферайе остаются наедине. — Слышал дочь? Давай побыстрее, а то нас в гости ждут, — пародирует дочь Ферайе. — А наивные люди ведь думают, что это мы с Алев здесь всем заправляем. — Смеется Атеш. — Знали бы они, кто на самом деле является хозяином этого дома. — Тебя что-то не устраивает? — Невинно интересуется Ферайе. — О, меня абсолютно все устраивает. — Атеш приближает лицо к лицу Ферайе. — Я люблю тебя, моя темноокая госпожа. — И я тебя люблю, мой упрямый господин, — Ферайе целует его, вкладывая в поцелуй всю свою нежность и благодарность.       Атеш растворяется в тепле её губ. Он почти не верит в то, что все это происходит с ним. Но только почти.