Лишь его продолжение. Тирис Гортензия Бэтт.

      — Добрый вечер, — голос Дамблдора был хриплым и тихим, а в глазах столько бессилия, что у Тирис защемило сердце.       — Вы как? — спросила она. Глупый вопрос. Ему хуже. Это очевидно.       Директор кивнул, просматривая корешки книг за стеклянными створками шкафа. На его столе лежали небольшие флаконы с уже такой привычной для глаз жемчужной сияющей жидкостью, а в открытом буфете ярко блестел и переливался наполненный Омут Памяти.       Тирис поставила только что приготовленные, еще исходящиеся паром, зелья на стол и, присев на подлокотник, аккуратно достала палочку из складок мантии.       — Вам нужно отдохнуть, — тихо сказала она, кивнув на кресло.       Раз за разом она видела, как Дамблдор сопротивлялся, был полон решимости жить. Сражаться. Но Альбус Дамблдор не мог сражаться. Не мог даже выжить без таких необходимых ему снадобий. Словно оборотень боящийся луны, необратимо меняющей сознание к полнолунию, так и он не мог долго жить без зелий и заклинаний, моментально угасая и слабея, как только их действие в организме подходило к концу.       Но в этот день, что-то явно было не так. Не так как всегда. Дамблдор был взбудоражен и излишне активен. Он метался по кабинету, подходя то одному шкафу, то к другому. Что-то искал.       — Мисс Бэтт, Северус…?       — Его нет в замке. — хмуро ответила девушка. Если бы был, она бы не пришла.       — В-вот как, — голос Дамблдора дрожал, а на лбу собралась испарина.       — Выпейте, пожалуйста, зелье. И… сядьте, в кресло.       — Д-да, — кивнул тот. — секунду.       Но Тирис лишь покачала головой. Проклятие овладевало им, но она не могла помочь, если он не успокоится.       — Профессор… ! — громко позвала она, но дальнейшие слова оборвались на полуслове.       Дамблдор вдруг резко покачнулся, как-то вытянулся, попытался схватиться за край стола, а затем упал на пол. Со стен слышались вскрики и взволнованные возгласы директоров и директрис Хогвартса. Феникс на насесте жалобно вскрикнул и забил огромными крыльями, вызывая горячие обжигающие потоки воздуха, сбившие со стола перья и пергамент.       Тирис бросилась к волшебнику, — тот лежал на спине, раскинув руки в стороны, его обугленная рука ходила ходуном, точно он дирижировал оркестром, а пальцы сжались в кулак так сильно, что если бы костяшки пальцев могли побледнеть, они бы напоминали мел.       — Профессор Дамблдор! Профессор! — кричала Тирис, склонившись над пожилым волшебником и пытаясь привести его в чувство. — Профессор?!       Неожиданно он распахнул глаза. Взгляд… от которого перехватило дыхание — безумный, помутневший, полный усталости, измученный. Пугающий до усрачки. Девушка резко отпрянула.       — Ариана? — глухо спросил Альбус. Голос был хриплым, удивленным и каким-то чужим, словно принадлежал не ему. — Что ты здесь делаешь?..       Тирис не ответила. Сбросив с себя оцепенение, она подняла голову, нашла глазами флаконы с зельями и быстро приманила их к себе один за другим, затем открыла, не обращая внимания на то, что одна из крышечек отлетела и упала на пол. Дрожащими руками насильно влила содержимое нескольких бутыльков в рот дрожащему директору. Его глаза закатились, послышался неприятный, булькающий стон.       — Ну давайте же, — в ужасе шептала она, упрямо прижимая флакон за флаконом к его губам. — Давайте же, глотайте! Пожалуйста, пейте!       Но вряд ли старик понимал, что она говорила. Его лицо было уже бескровным, даже синюшным, да и Тирис выглядела не лучше. Ее захлестнула настоящая паника. Она впилась зубами в ладонь, чтобы не закричать. Совершенно не контролировала ситуацию. У нее оставалось в запасе всего несколько зелий. Нужно было срочно что-то предпринять!       Тирис схватила директора за здоровую руку и, глядя ему в глаза, дрожащим срывающимся голосом пробормотала:       — Профессор, только не засыпайте! Пожалуйста, только не засыпайте… Все в порядке, профессор, все хорошо…! — успокаивающим голосом с полубезумным видом твердила она, на деле пытаясь успокоить лишь саму себя. Получалось слабо.       Не обращая внимания на его слабые попытки сопротивляться, Тирис заставила Дамблдора выпить еще несколько флаконов. Тот пил и все время останавливался и пытался что-то сказать. но его слова тонули в захлебывающемся кашле. На секунду в голове Тирис даже мелькнула мысль, что Дамблдор скорее захлебнется ее зельями, чем умрет от проклятия. Волан-де-Морт бы явно оценил ее экстравагантный метод — утопить директора школы в собственной слюне.       Картины на стенах продолжали взволнованно гудеть, словно рассерженный рой пчел. Но Тирис их даже не замечала. Она была вся в поту, как будто только что без остановки пробежала через весь замок, мантия давно стала мокрой, противно липла к коже, а волосы вздыбились и свесились на вспотевший лоб. Феникс наоборот встревоженно замер, стараясь не мешать.       — Успокойтесь, пожалуйста, успокойтесь… — приговаривала девушка, гладя дрожащими пальцами старого волшебника по седой голове, как ребенка.       — Я не могу… — прошептал он, по его щекам побежали слёзы.       Тирис ничего не ответила. Сил удерживать его у нее уже не было, да и времени ждать пока зелья подействуют в полную силу тоже.       Волшебная палочка ходила ходуном, когда она начала накладывать заклинание, направляя острие то на грудь старика, то в сторону горла, то в сторону иссушенной руки. Она придвинулась ближе к его голове, и ее колено с хрустом раздавило опустошенный стеклянный флакон на ковре.       Казалось бы, прошла целая вечность, прежде чем Дамблдор, наконец, затих, а его руки перестали хаотично дергаться. Оглушающая гробовая тишина. Мир вокруг замер. Звуки стихли.        И наконец, когда ей стало казаться, будто тот уже не дышит и вообще перестал существовать, директор пошевелился.

***

             Уронив волшебную палочку, Тирис зарыдала от бессилия и пережитого ужаса.       Обхватив голову руками, она рухнула на пол рядом с обездвиженным Дамблдором. Душили слезы. Это слишком! Слишком! Черная метка на левом предплечье нестерпимо жгла, вновь напоминая о себе. Не давая забыться. Все это казалось кошмарным сном. Но это был не сон — это реальность!       Что будет, если они узнают, что она — кровная Бэтт помогает знаменитому непобедимому Дамблдору выжить? Что он был буквально у нее в руках — такой слабый, беззащитный, беспомощный, и она не просто сохранила ему жизнь, а спасла?!       Дамблдор… знал, что у него не получится осуществить свой план. Знал, что не он доживет до конца. Что шансы на победу тщетны. Но, несмотря на это, пытался что-то сделать. Этот мир изменился. Изменились правила игры. И они были вынуждены играть по этим новым правилам. А этот старик, как упрямый баран, по-прежнему делал то, что считал верным, обрекая других вслед за ним нести его тяжелую ношу. Потому что так, по его мнению, так было правильно. Только там можно было выиграть эту игру. И только бы дотянуть до конца…       Ей было так жалко себя. До колик. Тирис разрыдалась еще отчаяннее. Не могла остановиться. Ревела уже навзрыд, захлёбываясь, крича изо все сил. Из глаз словно вываливались все те эмоции, напряжение и непосильная ноша, которая копилась из дня в день, из месяца в месяц. Трясло от ужаса, страха, отвращения, безвыходности.       С картин раздался дружный сочувственный успокаивающий ропот — женский, мужской, дребезжащий, мягкий, звонкий, взволнованный…       — Вы спасли ему жизнь, дорогая, не корите себя…       — Вы сделали всё правильно, моя девочка.       — Не надо плакать.       — Ну же, утрите слезы.       — Нужно быть сильной.       — Вам нужен отдых, моя дорогая.       — Вставайте, ну же!       — Вы молодец…       — Не могу, — давясь слезами, едва слышно просипела Тирис, уткнувшись лицом в ковер на полу и с силой хватаясь за ворс пальцами, впиваясь в него ногтями. — Я не могу...       Прошло еще несколько долгих минут, прежде чем она, наконец, громко икая и всхлипывая, уселась на пол и долго сидела неподвижно, обхватив колени руками, закрыв глаза и глубоко вдыхая воздух. Совершенно вымотана, почти теряя сознание от усталости и пережитых непосильных эмоций.       Что случилось с ней, что её захлёстывают такие сильные чувства? Она же всегда была расчётливой, умела контролировать себя, а теперь… А если бы она сдалась? Вот прямо сейчас. Что тогда? В чем ее вина? Она ведь ничего не смогла сделать для победы, лишь только пыталась помочь Дамблдору выжить. Страшный реальный сон от которого хотелось проснуться… А еще лучше забыться и заснуть навсегда.       Она разлепила глаза и сквозь режущую, переливающуюся соленую пелену перед глазами, посмотрела на распластавшегося на полу старика рядом с собой, — тот был еще без сознания.

***

      — Фоукс?       Тирис устало приподнялась на локтях, прижав ладони к разгоряченному лицу. Глубокая ночь, а она все еще в кабинете Дамблдора, более того в его великолепном резном кресле за рабочим столом. Директор в кресле напротив мерно посапывает. Серебристая борода рассыпалась по пестрой вычурной мантии.       Слизеринка зажмурилась и потерла руками виски. Совершенно вымотана, разбита. Голова раскалывается, в ушах противно звенит и гудит.       Она даже не заметила, как уснула. Да и кто бы вообще заснул после такого? Но все же… ей как-то удалось. Вспомнив события прошедшего вечера, Тирис пробрал озноб. Сколько времени она провела здесь? В полутемном кабинете, охраняя сон Дамблдора, мерно посапывающего в глубоком кресле, в которое она перетащила его с пола. Самый настоящий престарелый младенец.       Как же… она ненавидела это место! Как же хотелось побыстрей оказаться в родном подземелье.       Тирис еще раз внимательно посмотрела на старого волшебника — что ж… он жив и, кажется, ему действительно лучше. Она справилась… можно возвращаться в гостиную, а потом… Плевать. Не пойдет сегодня на занятия. Будет отсыпаться. И пусть только Снейп потом попробует сказать ей хоть что-то про прогул!       Девушка тяжело вздохнула, скользнув усталым взглядом по кабинету. И беспорядок же они тут устроили… разбросанные склянки из-под зелий, некоторые раздавлены или разбиты, поваленные книги и свитки, рассыпанные и испачканные в пролитых чернилах орлиные перья, ковер.       Тирис нехотя оторвалась от столешницы, служившей ей одновременно кроватью и подушкой. Голова закружилась, тело повело в сторону. Директора и директрисы на картинах встрепенулись и оживились, некоторые все еще делали вид, что спят.       Феникс вновь негромко курлыкнул, напоминая мелодичного котенка.       — Что? — вяло спросила девушка, поморщившись от раскалывающейся головной боли и с силой хватаясь за край стола пальцами, чтобы не упасть.       Фоукс величественно качнул головой, затем, грациозно взмахнув огромными крыльями, соскользнул с насеста и плавно приземлился на столешницу прямо перед ее лицом. Та недоуменно отстранилась. Не хватило сил на что-то еще. Тирис явно переоценила свои силы.       Голова гудела, была тяжелой, сонной, свинцовой, тело и вовсе ломило, словно Тирис пробежала марафон. Поцарапанные осколками флаконов колени и ладони запоздало саднили и жгли. И все, что она смогла сейчас, так это снова откинуться на спинку директорского кресла и тупо уставиться в темноту за окном. Как же она устала. Устала от всей этой борьбы…       Затуманенный взгляд невольно скользнул на копошащегося прямо перед ней Фоукса, деловито перебирающего кончиком клюва рассыпанные по столешнице перья, шкодливо сбрасывая те на пол. Тирис тяжело вздохнула, но промолчала, вновь откинув голову назад и закрыв глаза. Пустота. Ни мыслей, ни эмоций. Все выплаканы. Чувства, желания притуплены. Опустошенная и совершенно разбитая. До основания.       Наконец, Фоукс выпрямился, гордо распушил перья и не мигая уставился на девушку. Та нехотя разлепила глаза.       «И что он хочет? Так… выпроваживает ее? Что ж, мило… очень мило» — с досадой подумала Тирис.       — Знаешь, твои слезы могут спасти кому-нибудь жизнь… — наконец, медленно сказала она, в упор глядя на птицу. Затылок приятно утопал в бархатной обивке кресла. — Может, хоть подарок мне сделаешь за то, что я пытаюсь спасти твоего хозяина…? Поплачешь для меня?       Но феникс не обратил на ее слова никакого внимания. Опустив голову, он вновь начал деловито перебирать золотым изогнутым клювом перья на столе.       Тирис опустила тяжелую голову на ладони. Может быть, попросить Дамблдора выдавить из своей птицы пару слез для нее? Хотя… она бы и от пера не отказалась. Жаль, что фениксы их редко сбрасывают добровольно.       Наконец, девушка тяжело вздохнула и собравшись с силами оторвалась от кресла. По вспотевшей спине пробежал холодок. Поежившись, она нетвердым шагом подошла к окну.       Ночь тихая и спокойная, как будто мир замер в ожидании чего-то нового.       Тирис молча смотрела на звезды, увязшие в густой чернильной дымке. Очень хотелось, чтобы они вдруг стали символами надежды, которую она как никогда искала в своей жизни. И вдруг, так не кстати, вспомнила стайку осветительных огоньков на шоссе, ведущих в Литл-Черри, а следом те времена, когда она — маленькая неопытная волшебница, поставив ноги на свой огромный чемодан, ехала в предрассветных прохладных сумерках на автобусе в Лондон, чтобы успеть на Хогвартс-экспресс…       Дамблдор пошевелился, Тирис нехотя повернула голову в его сторону.       Старик как никогда казался дряхлым и старым, даже не смог как следует закутаться в плед, который она накинула на него.       Быстро покидав пустые колбы из-под зелий в карманы, Тирис как могла прибралась в кабинете. Феникс все также сидел на столе и смотрел на нее своим черным глазом-бусинкой.