Сборник драбблов о Шисуи Учиха

Q: Ты настолько сильно верил в Итачи, что решил оставить все на него? _________________________________ Солнечный день в Конохе — радость для селения. В Деревне живут довольно суеверные люди, так уж повелось, и яркое солнце над головами — это хорошая примета. День пройдет без проблем, ничего не случится, и умы горожан обойдут тяжелые вопросы. Но вот только Шисуи был не совсем суеверным, и этот день грозил ему очередной головной болью, как и все дни до этого. Яркое солнце заставляло напряженные глаза слезиться, спертый воздух задыхаться, а предстоящие события разбивают в клочья этот приятный спокойный день. Шисуи чувствует, как вокруг него все раскалено от напряжения, и знает, что Итачи тоже это чувствует, но не решается заговорить. Плеск воды в устье перед ними, шелест листвы от тяжелых порывов ветра, похожий на надрывный крик природы, столкновение камней на границе с быстротекущей рекой — все это заставляет их помолчать еще немного. Им есть о чем поговорить, даже надо. Но так ли страшно отложить это на час-другой? Старший Учиха мотает головой, стараясь прогнать трусливую мысль. Потирает глаза, скорее в желании занять чем-то руки, нежели унять боль от продолжительного использования додзюцу. Важность его решений, его действий наседают тяжело на плечи, ни стряхнуть, ни избавиться, крепкая эссенция предстоящих трудностей не давала сделать и вздоха. Смутное чувство тревоги давит на горло, от чего слова встают тугим комом, но что бы он сказал? В голове только одно «помоги», которое он ни за что не произнесет вслух. Спина Итачи, еще такая узкая, кажется хрупкой, Шисуи не может взвалить на него то, что уготовано ему. Он бы хотел, чтобы Итачи вообще не участвовал во всем происходящем, но дано ли оружию право говорить, право на свободу? Совет Конохи — с одной стороны, клан Учиха — с другой. Третьего не дано. И даже если оно есть, то третье, что раздражающе-навязчиво крутится рядом, словно комар в душную летнюю ночь, юноша отгоняет от себя, прячется в нагретом раскаленном одеяле почти до потери сознания, лишь бы не слышать надоедливое жужжание над ухом. «Беги, беги, беги, беги, бе—» — Шисуи-кун, — старший дергается от неожиданно громкого, но мягкого голоса друга, который все это время не сводит глаз с реки, теряясь где-то между обтачиваемыми водой камнями и своими мыслями, — отоу-сан что-то замышляет, так? Старший Учиха внимательно скользит взглядом по Итачи, замечает, как его склера краснеет, а правая рука, что, как тот думал, спрятал от друга, сжимается в кулак до побеления костяшек в попытке унять, скрыть нахлынувшие эмоции. Шисуи переводит взгляд на реку, смотрит на ее стремительный бег и начинает завидовать. — Природа такая свободная, да, Итачи-чан? — он говорит это с веселой ноткой, заставляя младшего изумленно посмотреть на него, теряя весь свой поток гнетущих мыслей о будущем. — Если бы ты был животным, то каким? — Что… Я… — Итачи абсолютно разоруженный внезапными глупыми вопросами лучшего друга, отвернулся от него, сморгнув то самое, что пытался спрятать, и тихо засмеялся. — Не знаю, но думаю, что хотел бы быть птицей. Итачи поднимает голову к небу, и его темные глаза наполняются светом, а взгляд — надеждой, провожая вяло плывущие облака. Шисуи повторяет за ним, но понимает, что далеко не так храбр, как его друг. Птицы, свободные в небе, острым взором окидывающие землю в поисках опасности и ее избегания или лучшей стратегии для атаки; сейчас он сам хотел бы быть кротом, зарывшимся в землю, пока все это не закончится. Осознание, что все его существо стремится к побегу, давит в грудине юного шиноби, вгоняет в дрожь, и ледяной пот лижет ему затылок, бросая Шисуи в противоречивый комок чувств, из которого он небрежно вырывается, чувствует, как нечто темное, отравляющее его решимость, царапает кожу на запястье, напоминая, что не уйдет, что будет держать рядом, даже если Учиха попытается оторваться. И эту боль и страх он скрывает за смехом и улыбкой, когда неожиданно прыгает в воду и брызгается на Итачи. И уже становится непонятно даже ему самому, вода это стекает по лицу или слезы. Но чтобы это ни было, сейчас Итачи должен быть уверен в нем также сильно и безоговорочно, как Шисуи верит в лучшего друга.