После Бездны

Рейстлин пару раз вроде бы наполовину приходил в сознание. Первый раз, когда его нёс на руках Карамон, очень быстро и куда-то вниз. Ему было очень холодно. — Он же ледяной! — воскликнул женский голос, очень знакомый, но Рейстлин не мог сказать, чей он, имя вертелось на границе памяти. — Внизу есть ванна, но надо согреть воду и наполнить её! — Она уже наполнена, — другой женский голос, вальяжный и ленивый, от которого Рейстлина почему-то пробрала дрожь. Второй раз он пришёл в себя в той самой ванне. Он лежал в восхитительно тёплой воде, и ему было хорошо от этого тепла. Жаровня бросала на каменные стены красные отблески, кто-то придерживал его за плечи, чтобы Рейстлин не ушёл под воду — ванна была немаленькая. — Пей! Это тебе поможет... Перед ванной, на коленях, стояла Крисания и протягивала ему кубок с отваром. Глаза у неё были синие, а не серые. Глаза! Крисания выглядела нормально, даже когда Рейстлин не отвел взгляд. Она была прекрасна! Чёрные пышные волосы, белая, как мрамор, нежная кожа, длинные ресницы и почему-то синие глаза. Она не превратилась в гниющую заживо мерзкую старуху! — Как ты?... — заговорил Рейстлин. — Почему?... Он прикрыл мокрой рукой глаза, думая, что это какой-то морок, наваждение, чары. И, заметив по другую сторону ванны слабое движение, повернулся. Там, положив побородок на сложенные на краю ванны точёные руки, на мага смотрела Такхизис. Одета она была во что-то прозрачное и чёрно-красное, чёрные волосы, уложенные в замысловатую причёску, перевивали цепочки из крохотных рубинов, тёмные глаза казались двумя бездонными озёрами, под спокойной гладью которых скрываются чудовища. Крисания обладала всеми теми же достоинствами женской красоты, что и Такхизис: пышные чёрные волосы, белая кожа, правильные черты лица. Но она была красива красотой человеческой женщины. Такхизис же была совершенна настолько, что казалась ненастоящей. И всё же она была здесь, вышедшая из Бездны вместе Рейстлином и Крисанией. На рукаве её прозрачного платья блеснула капля воды от руки Рейстлина, и эта капля стала последней: Рейстлин начал терять сознание. — Рейст! — раздался сзади голос Карамона, и сильные надежные руки потянули его из ванны. *** Окончательно Рейстлин очнулся в своей постели. Он лежал под толстым одеялом, обложенный громадным количеством подушек (маг был уверен, что столько их бы не набралось во всей башне). Огонь потрескивал в камине, бросая на каменные стены и на гобелены с вышитыми драконами, грифонами и прочими волшебными существами алые отсветы, и Рейстлин сразу вспомнил театр теней, что устраивал для него Карамон в детстве. Судя же по темноте за окнами, был уже поздний вечер или даже ночь. И Карамон был здесь — дремал в массивном деревянном кресле. Раньше это кресло стояло у камина — маг читал в нём перед сном, и сдвинуть его без помощи волшебства было невозможно. Карамон же решил проблему исключительно силой мускулов. В спальне изменилось не только это, но Рейстлин, чей разум был ещё затуманен, не мог сказать, что ещё. Маг пошевелился, и Карамон, удивительно чуткий во всем, что касалось его брата-близнеца, мгновенно проснулся. — Рейст? — он встал. — Ты как? Принести тебе твой отвар? Сейчас, когда Карамон стоял в полный рост и наклонился над ним, маг понял, что изменилось: его кровать — она стала намного шире и длиннее, так что теперь на ней с лёгкостью уместились бы человек пять. Что же до вопроса Карамона... Рейстлин прислушался к себе. Немного побаливала грудь, но кашлять почти не тянуло, голова кружилась от слабости, но постепенно прояснялась. — Как я могу себя чувствовать? — поморщился Рейстлин и выполз из-под одеяла по пояс. Кто-то переодел его в просторные штаны и рубаху из серой, некрашенной, но мягкой ткани. — Сколько я... спал? — Почти сутки, — пробасил Карамон. — Когда вы с госпожой Крисанией... — Где она? — перебил его Рейстлин. — Сначала она спала рядом с тобой, а потом пошла помогать той милой рыжей девчушке на кухне, — раздался низкий и тягучий женский голос. — Твой домашний эльф с ними. Раздался он с потолка, и тень в его углу зашевелилась. У неё вдруг выросла белая красивая рука, увитая тонкими браслетами с драгоценными камнями, и тень превратилась в Такхизис. — Добрый вечер... госпожа..., — неловко произнёс Карамон, переминаясь с ноги на ногу. Такхизис, не обращая на него внимания, по-паучьи пробежала по потолку, зависла над Рейстлином и упала, как падает потревоженный большой паук, на кровать рядом с магом. — Я привела твоё ложе в порядок, — сказала она, садясь со скрещенными ногами. Лодыжки у неё тоже увивали цепочки и браслеты. — А то сюда даже овражного гнома уложить было стыдно. — Овражного гнома? — дверь распахнулась, и в спальню влетел Тассельхоф. — Ой, Хиззи, но овражные гномы даже не знают, что такое кровать... Хиззи? Рейстлин окинул взглядом спальню, ожидая увидеть того, кого он проглядел и кого зовут Хиззи. Потом посмотрел на Такхизис и мысленно попрощался с Тассельхофом. Сейчас она его испепелит. Или четвертует, медленно и со вкусом. Но Такхизис сидела поверх одеяла Рейстлина и снисходительно смотрела на Тассельхофа, как вихрь носящегося по комнате. Рейстлин прикинул, сколько вещиц осело в его карманах. — Рейст, ты как? — задал Тас вопрос, который, похоже, сегодня все решили задавать Рейстлину. И, не дождавшись ответа, метнулся к камину. — О, эта штука нагрелась! — Тас потрогал лежащий у камина длинный мешок. — Рейст, ты не видел, но я управлял летающей крепостью! И еще... Такхизис чуть опустила длинные ресницы, мешок взлетел в воздух, нырнул в мешок побольше, меховой, и всё это влетело под одеяло к Рейстлину. После чего маг понял, что простит всё и всем, будет слушать бесконечную болтовню кендера и терпеть навязчивую заботу Карамона, потому что мешок оказался грелкой, здоровенной, почти в половину человеческого роста. Это было то, чего ему не хватало. Плевать на возможность стать богом, плевать на всё, только бы грелку не отнимали. Рейстлин обнял своё сокровище и только потом обнаружил, что его прелесть имеет глаза из черных блестящих пуговиц, нос из пуговицы побольше и уши. Чехол для грелки был сделан в виде кролика. Впрочем, и это было уже неважно. Рейстлин закрыл глаза. — Я так устал... — прошелестел он. — Да-да, Рейст, конечно... — Карамон засуетился, подтыкая Рейстлину одеяло и стараясь не задеть сидящую на постели Такхизис. Такхизис усмехнулась: — То есть баламутить мне Бездну он не устал, а как выйти из неё через портал, так всё... И она, не меняя положения, взмыла в воздух, причём волосы её, одежда и даже украшения заколыхались, точно она была в воде. Рейстлин узнал простое заклинание Бариуса Третьего, позволяющее парить в воздухе, правда, минусом его было то, что тот, кто его использовал, лишал веса не только собственное тело, но и одежду. Потому Рейстлин его не очень любил — сверкать подштанниками для чёрного мага было несолидно, а развеваюшиеся седые волосы сделали бы его похожим на потрепанный одуванчик. Но для красивой женщины все эти минусы обращались в плюсы. — У, бедняжка! — Такхизис зависла над кроватью параллельно Рейстлину и над ним. Его обдало нежным и терпко-сладким запахом духов. Взмахнула руками, и маг оказался спелёнутым одеялами. Судя по выражению лица Карамона, это было то положение, в котором он и хотел видеть брата, причём всегда. — Прекрасно, госпожа, — сказал он. — Так он никуда не денется! —В смысле, так тебе, Рейст, будет теплее, — торопливо добавил он, заметив взгляд брата. — Не дуйся! — Такхизис коснулась наманикюренным пальчиком кончика его тонкого носа. — Лучше спи... А что ещё Рейстлину оставалось? Когда Такхизис исчезла, а Карамон ушёл, прихватив с собой Тассельхофа, Рейстлин, устроившись поудобнее в своём гнезде с обогревом, попытался восстановить события... *** Крисания тянет к нему руки, её глаза белы и слепы. Она не нужна ему больше, и он хочет уйти. Но её пальцы касаются его руки, и видения затапливают Рейстлина... Умирающий Кринн, утопающий в огне, пепле и грязи. Все мертвы, и он сам, Рейстлин, мечущийся, отчаявшийся, пытающийся сделать хоть что-то, но способный лишь разрушать... Нет валлинов, только серые пни, и больше ничего не будет. Нет Карамона, Крисании, нет Тассельхофа и Бупу. Он убил всех, он всё уничтожил... И против своей воли Рейстлин берёт Крисанию за руку. Отчаяние немного отступает, Крисания, пусть и искалеченная, всё равно как стакан молока ранним утром, когда нет и не будет ночных кошмаров. Но над ними нависает пятиглавая драконица, потом она становится красивой женщиной в доспехах, потом ещё более красивой женщиной в прозрачных одеждах, на которую хочется смотреть и смотреть... Она улыбается, она победила и сейчас размажет жалких людишек. Она будет снова и снова убивать и мучать их, целую вечность. — Возьми её за руку, — говорит Рейстлин Крисании. Он сам не знает, почему он говорит это, глупость какая-то, зачем? Но берёт Такхизис за ледяную, как мрамор, кисть. Та же так уверена в своей победе, что не отдёргивает её, не отнимает. Может, она думает, что Рейстлин хочет поцеловать её в знак преданности? И Крисания, хоть и слепая, находит вторую руку богини и крепко, как может, сжимает её. Круг замыкается. Они становятся единым целым. И Такхизис кричит, но уже поздно. Рейстлин сразу же понимает, что значит быть богом. То есть богиней. Каково это, быть заточённым в Бездну и одновременно всемогущим, сгорать от неведомых простому смертному желаний. Перед его взором проносятся пугающие и прекрасные сцены юности Кринна. И ещё он понимает, что значит быть Крисанией, слепой и... любящей. Он видит богатый дом, ему приносят роскошные наряды. А вот он, то есть Крисания, впервые примеряет белые одежды жрицы Палладайна. А вот встречает его, Рейстлина... Крисания познает суть Такхизис и жажду магии и могущества Рейстлина. Такхизис, в свою очередь, становится ими обоими. Она познаёт человеческую любовь и человеческую сущность в целом. И это никак не прекратить, они не могут расцепить рук. А потом всё заканчивается, и Крисания с Рейслином падают на песок, который не совсем песок, а изменчивое нечто, из которого состоит Бездна. Такхизис нависает над ними, а точнее над Крисанией. — Любишь? — спрашивает она. Крисания чуть заметно дёргается, сейчас это у неё означает кивок. И тогда Такхизис дышит ей в лицо. Глаза жрицы обретают цвет, она растерянно моргает... *** Карамон тогда очень удивился, когда навстречу ему вышли две женщины, поддерживающие его брата. Вернее, поддерживала Рейстлина только Такхизис, а Крисания цеплялась за Рейстлина, а он за неё. Тогда-то маг и отключился. Итак, Такхизис вышла из Бездны во плоти, но, вместо того, чтобы порабощать Кринн, кутает Рейстлина в одеяла. Крисания снова обрела зрение, а он, Рейстлин, кажется, научился контролировать свою способность видеть безжалостное течение времени. Лёжа в обнимку с кроликом-грелкой, он потренировался немного на обстановке спальни. Это было несложно, точно... Точно Рейстлин переворачивал внутри себя песочные часы. Раз, и спальня превращается в руины, шторы повисают дырявыми тряпками, камин заполняется мусором и трескается, ковёр истлевает до состояния пыли. Два, и уже всё как положено: шторы, пусть и не новые, но целые и чистые, камин в порядке, а ковёр на месте. От этих упражнений Рейстлин устал и сполз под одеяло. Ох, знать бы ещё, что произошло за эти сутки! И спать хочется... опять. Проснулся он, когда Тика в сопровождении Карамона принесла ему поесть.