Лето, что я помню

Бессонные ночи стали для Белли нормой после несчастного случая, будь причиной летняя жара, наполнявшая ее комнату и делавшая сон невыносимым; острая боль, проходящая по всему телу, когда она случайно переворачивалась на бок во сне; или бесконечные мысли, терзающие ее разум. Белли помнит, что, когда она была младше, ее желанием во время каждой падающей звезды, перед каждой праздничной свечой, каждой упавшей ресницей и четырехлистным клевером был Конрад. Теперь в каждой прожитой ею минуте заключается желание вернуть свои воспоминания. Технически, я все еще желаю Конрада. Белли потянулась к тумбочке за телефоном, яркость экрана на долю секунды ослепила ее. На экране читались большие цифры «4:37», когда она разблокировала телефон в поисках галереи. Однажды она убедила себя, что, если она просмотрит все фотографии на своем телефоне, одна из них вызовет лавину воспоминаний. Пока ни одна не вызвала. Несколько фотографий пробудили немного деталей: она вспомнила Анику, ее волейбольную команду в Финче и ее подружек с бала дебютанток — Белли нашла их фотографии. Разговор со Стивеном помог Белли вернуть некоторые детские воспоминания, особенно те, что были в летнем доме. Несколько дней назад каждое вернувшееся воспоминание казалось одновременно началом головоломки и ее концом, Белли не могла понять каких воспоминаний не хватает, но теперь она остро осознавала отсутствие воспоминаний о Рождестве, которое они с Конрадом провели вместе. Белли не могла обладать всей информацией, ведь знала, что не помнит нечто очень важное для Конрада. В седьмой раз за утро Белли пролистала папку с их фотографиями, улыбаясь той, на которой она спит на груди Конрада на диване в Бостоне — Сюзанна сделала это фото во время вечера кино после Дня Благодарения. Белли откинула с себя простыни и скинула ноги с края кровати, решив размять их и спуститься вниз в надежде найти что-нибудь новое и полезное. В коридоре все еще было темно, когда Белли шла в гостиную, небо снаружи только начинало приобретать более светлый синий оттенок. Она взяла в шкафу одну из книг в твердом переплете, стремясь успокоить свой разум и сосредоточиться на чем-то помимо своих неудач. Небольшая проблема с ее планом заключалась в отсутствии мотивации читать что-либо в столь раннее утро, из-за чего она проводила время, глядя в пол, а не на книгу на коленях. Белли рассматривала пол, словно пытаясь найти деталь, на которую могла бы переключить внимание, и вдруг нашла — крошечную царапину. Царапину, которую она оставила в лучший момент своей жизни, потянувшись схватиться за одеяло, пока каждая часть ее тела была занята Конрадом. В ту ночь он обнимал ее и целовал каждый дюйм ее тела, пока все сомнения и страхи не исчезли. В ту ночь он сказал ей, что его футболка смотрится на ней лучше, чем на нем, после того как она надела ее на свое обнаженное тело. В ту ночь она с абсолютной уверенностью поняла, что Конрад Фишер любит ее. Каждую ошибку, каждый шрам, каждый комплекс, каждую ее частичку. Теперь, сразу после того, как она так ярко вспомнила Рождество, нахлынули воспоминания о ее жизни и особенно об их отношениях. Первый звонок в сентябре, когда все, чего Белли хотела, это чтобы Джерамайя не злился на них за то, что они любят друг друга. Тот раз, когда Конрад приехал к ней только для того, чтобы сказать, что не целовать ее — пытка. Попытки спрятаться в доме Фишеров на День Благодарения, чтобы украсть возможный поцелуй. Пикник в День святого Валентина, когда им наконец удалось вместе посмотреть на Венеру. Взгляд в прошлое помог наконец увидеть, что Конрад любил Белли всем сердцем, в то время как она позволила своей неуверенности взять верх над собой. Она убедила себя, что такой мужчина, как он, никогда не сможет полюбить такую девушку, как она — но он любил, и если любовь к ней была ошибкой Конрада, то за это она любила его еще больше. Осознание этого пришло к ней, когда пастельный свет восхода солнца залил комнату. Белли направилась к пляжу, единственному месту, где она любила наблюдать рассвет и светло-розовые облака, заполняющие небо. Как только она заметила фигуру на песке, ритм ее сердца ускорился, и она глубоко вздохнула в попытке успокоиться. Она подошла к Конраду и осторожно опустилась на песок. — Знаешь, я размышляла, — сказала Белли, глядя на волны, которые разбивались о песок перед ними. Рядом с ней Конрад промычал что-то неразборчивое, его взгляд не изменился. — Это было лучшее какао из всех, что я пробовала, — сказала она, и он немедленно повернулся к ней. — Ты помнишь? — в его голосе было столько надежды, столько радости. Вспомнив то Рождество, Белли поняла, каким опустошенным, должно быть, чувствовал себя Конрад и какое облегчение он должен чувствовать прямо сейчас. Она молча кивнула головой, прежде чем продолжить: — Это была лучшая ночь в моей жизни, — улыбка Конрада стала шире, и Белли почувствовала, как ее щеки стали горячее лишь от того, что она видит его счастливым. Когда она была младше, она хотела Конрада, чтобы быть счастливой — теперь она поняла, что хочет сделать счастливым Конрада. — Ничто и близко не сравнится с той ночью, — прошептал он, положив ладонь на ее щеку и нежно потирая веснушки большим пальцем. — Ты все еще любишь меня? То, как Белли произнесла вопрос, создавало впечатление, будто это был последний шанс для него свернуть на выезд и съехать с трапа. Она знала ответ, но ей было необходимо его подтверждение, чтобы пути назад больше не было. — Белли, я уже говорил. Что бы ни случилось, мы останемся бесконечными. Его голос был решительным, эти слова были единственным вариантом в его сердце. Она была единственным вариантом. — Это не то, о чем я спросила. Я люблю тебя, Конрад. Так или иначе я буду любить тебя всю свою жизнь, мое сердце всегда будет принадлежать тебе. Но мне нужно знать, что на этот раз слова нельзя взять назад. Мы боремся, мы вместе, мы со всем справимся. Не важно, что преподнесет нам жизнь. Потому что я хочу быть с тобой. Я люблю тебя. Ты меня любишь? Когда их глаза встретились, воздух наполнился смесью желания и предвкушения. Конрад мягко наклонился, сокращая расстояние между ними. Мир снаружи, казалось, исчез из-за нежного давления его губ, посылающих разряды тока по их телам, когда он обнял Белли за талию, чтобы притянуть ближе. Ее руки проникли в его непослушные волосы, углубляя поцелуй. Это было выражение любви, которое понимали только они; язык, на котором говорили только они. Он прислонился своим лбом к ее, когда они отстранились друг от друга; оба широко ухмылялись, сердцебиение наконец успокоилось. — Я люблю тебя, Изабель Конклин. Я любил тебя с тех пор, как себя помню, и буду любить тебя до скончания дней, — она закрыла глаза, наслаждаясь каждой частью его признания. — Вот что я имею в виду, когда говорю, что мы бесконечны, Белли. Я не знаю, как жить в мире, где я тебя не люблю, — ее пальцы скользнули в его, переплетая их обещанием вечности. — Тебе не придется. Мы бесконечны. Теперь поцелуй был более страстным, словно они наверстывали упущенное время, меняя боль и разлуку на новое начало. Теперь они не отпустят друг друга. Теперь это навсегда.