Тяжёлый разговор

      Гарри понадобилось время, чтобы отыскать паб, в котором засел Рон. И ещё больше понадобилось времени, чтобы Рона из этого самого паба вытащить.       – Иди ко всем чертям, избранный мальчик, – глухо рыкнул Рон, когда Гарри, бросив через час бесполезные уговоры и откинув приличия, начал тащить пьяного друга за шкирку к выходу. – Я и раньше плевал на твою исключительность и посылал тебя в бездну, а сейчас так и морду могу начистить.       – Слушай, ты, – со сдержанной злостью ответил Гарри. – Мне не всё равно, что там у тебя происходит в душе, ясно? Но обсуждать это здесь я не собираюсь. Поднимай своё разбитое сердце и чистокровную задницу со стула, Рональд Уизли, или сделаешь это под заклятьем Империус!       – Кто кого ещё куда отправит под заклятьем Империус, – буркнул Рон в ответ, но от стола всё же отодвинулся – знал, что шутить в некоторых вопросах Гарри не любит, а спорить с мракоборцем себе дороже.       – Вставай, – уже более миролюбиво ответил Поттер, глядя, как Рон залпом опрокидывает в себя оставшийся в стакане Огненный виски. – Снимем номер в гостинице, попробуем привести тебя в порядок. Не хочу, чтобы родные видели тебя в таком состоянии.       – Я в нормальном состоянии.       – Ага, я вижу, – покорно кивнул Гарри, подхватывая едва стоящего на ногах друга под мышки, когда тот покачнулся и едва не хлопнулся навзничь. – Идём, протрезвеешь хоть немного, есть средство.

***

      – Ну, как?       – Кошмар... – Рон снова склонился над унитазом, выворачиваясь наизнанку. – Что за дрянь?       – Не знаю, Джинни передала. – Гарри пожал плечами. – Она была уверена, что ты напьёшься, и не ошиблась. Сказала, это зелье приведёт тебя в тонус.       – Ну, спасибуэээ... – Рон снова вывалил из себя остатки алкоголя, еды и что ещё он там заглатывал в пабе. – Прямо, как на втором курсе. Эй, помнишь слизней?       – Такое не забудешь.       – Да. – Рон сел на пол рядом с унитазом и вытер лицо туалетной бумагой. – Я и тогда из-за неё блевал. Ничего не меняется.       – Многое изменилось, – возразил Гарри. – Сам знаешь.       – Да. Золотое Трио – так нас ведь потом звали? Сколько лет прошло, с ума сойти! Я думал, так всегда будет, всегда вместе, друг за друга. Гарри, я за неё горой был – чем она мне отплатила? Измена. Подумать только, зазнайка Грейнджер!       – Она была честной, Рон. Она не обманывала тебя и призналась сразу. Не было тайных встреч, не было свиданий. Она тебе не изменяла – просто порвала и ушла к другому.       – Ты должен быть на моей стороне, – рыкнул Рон почти грозно, но рядом с унитазом он, взмокший от пота, казался маловнушительным. – Я твой лучший друг!       – Как и Гермиона. Она тоже мой лучший друг, и я не могу выбирать между вами.       – Да тут и выбирать нечего. Знаешь, – Рон вдруг нервно захихикал. – Самое смешное, что никто не удивился. Представляешь? Только мама на неё разозлилась и запретила даже имя упоминать. Но остальные поняли! Даже Роза и Хьюго! Мои родные дети поняли, почему их мать бросила их отца! Гарри, да что вообще творится с этим миром?!       Последние лет семь между Роном и Гермионой всё действительно летело к чертям, хотя их отношения нельзя было назвать гладкими уже с самого начала. Рон обладал непростым характером, был вспыльчив, носил в себе миллиарды комплексов – Гермиона сначала пыталась помочь. Проработать, найти причину. Она даже как-то затащила Рона к маггловскому психологу – Рон вспылил уже через десять минут терапии, выложил все карты о мире магии, и бедному доктору пришлось хорошенько подтереть память, чтобы он ненароком не проболтался о странных пациентах.       Через годы отчаянных попыток Гермиона поняла, что исправлять Рона бесполезно – младший сын Артура и Молли Уизли просто бесконечно любил страдать и жалеть себя. Как к нему несправедливы, как он вечно в тени, как ему не хватает внимания, таланта, ума, денег и бог весь чего ещё. Завидовал буквально каждому, чем дальше, тем хуже. А Гермиона... она просто жалела мужа. Тянула на себе быт, семью, карьеру. Пыталась пинать по карьерной лестнице Рона, что считал ниже своего достоинства кому-то что-то объяснять: «Если они сами не видят, что я могу больше, то я не собираюсь это доказывать». Гермиона чахла.       Но вдруг ожила. Никто не знал, что произошло, но проболталась Джинни: Гарри едва не пришлось дать Непреложный обет, обещая жене, что он не передаст эту информацию никому, даже Рону. Особенно Рону. Потому что Гермиона встретила старого друга. Виктора Крама.       Рон прав – Гарри ни капельки не удивился. Виктор ещё тогда, на Турнире Трёх Волшебников, сумел обаять прагматичную девушку, а умница-гриффиндорка нашла ключ к сердцу сурового чемпиона Дурмстранга.       – Виктор был её первым парнем. В смысле... первым, понимаешь? – сказала как-то Джинни, а Гарри поперхнулся чаем, когда сообразил, о чём речь.       Всё начиналось невинно. Гермиона и Крам встретились в самом неожиданном месте – в простой Лондонской кофейне. Искренне обрадовались друг другу, разговорились, вспомнили старые времена. Гермиона всё извинялась, что после свадьбы оборвала общение, перестала писать, но Виктор не злился. Сказал, что понимает, хоть и считает Рона «revnivim oslom» – Гермиона не знала, что это значит, но ей понравилось, как оно звучит на болгарском.       Они обменялись адресами и долго переписывались, делясь новостями о работе, о жизни, о мечтах и планах. Общение становилось всё откровеннее, ломался барьер, броня, выстроенная обоими за годы, и вот старые друзья уже делятся самым тайным, рассказывая друг другу о неудачном браке – у Виктора, как оказалось, тоже не сложилось, детей не было – и других вещах, о которых, вроде бы, никому говорить и нельзя.       А оказалось, что можно. И от этого даже становится легче.       Гермиона расцвела, похорошела, снова стала улыбаться – у неё, наконец-то, появился друг. Близкий человек. Не кто-то, кого она знала с детства, не кто-то, кто был как-то связан с ней родственными узами – а такими узами, в каком-то смысле, после брака с Джинни, был связан с Гермионой даже Гарри. Нет, Виктор был иной. Другой, но такой знакомый... Гермиона сама не поняла, как всё вышло, но всё казалось правильным. И ей, и Виктору.       Гарри не удивился. Но Рон не прав, Гермиона не изменяла. Просто, когда поняла, что их с Виктором чувства всё ещё существуют, даже спустя столько лет, честно обо всём рассказала мужу. Выложила правду на стол, не надеясь ни на понимание, ни на прощение.       – Двадцать лет... – Рон, кажется, всхлипнул. – Мы вместе двадцать лет, Гарри. Почему всё так?       – Знаешь, – Гарри сел на пол в дверном проёме. – У меня есть теория. Говорить?       – Теория, – фыркнул Рон. – Ты прямо как Грейнджер. Ну, давай свою теорию!       – Я думаю, что ты кретин, – спокойно сказал Гарри, глядя, как глаза у Рона вылезли из орбит. – Почему ты думаешь, что такая женщина, как Гермиона, должна быть рядом с тобой просто потому, что это ты? Почему ты думаешь, что ты ей за это ничего не должен?       Рон хотел что-то сказать, но задохнулся от возмущения. Гарри же продолжал:       – Давай честно: мы с тобой всю жизнь смотрели на Гермиону, не как на девчонку. Помнишь, что ты зарядил ей перед Святочным балом? А ведь ты её тогда реально обидел, сильно. Рон, даже теперь, через столько лет, даже когда вы так давно женаты, ты продолжаешь смотреть на неё, как на одноклассницу, у которой можно списать. А она ведь красивая. Она очень красивая. А ещё умная, добрая, смелая и отзывчивая. Рон, когда ты её в последний раз хоть куда-то звал? Когда ты говорил с ней? Просто так, не знаю, как прошёл её день, чем она занималась? И при этом сам бы не пил пиво и не вспоминал о былых подвигах, знатно приукрашивая. Друг, да посмотри на себя – тебе сорока нет, а выглядишь...       – Ну, давай! – с вызовом бросил Рон. – Давай, как кто? Как я выгляжу?       – А выглядишь на все пятьдесят, – ответил Гарри, не став цитировать, что обычно говорила про брата раздражённая Джинни.       – Ну, конечно, куда уж мне до красавчика Крама! – крикнул Рон с такой злостью и отчаянием, что Гарри самому захотелось напиться. – Я потолстел, я обрюзг, у меня залысины – не гожусь я для Грейнджер! И говорить я не умею, только и делаю, что вспоминаю Волан-де-Морта, как уничтожил крестраж и открыл Тайную комнату, имитируя Парселтанг! Чего со мной обсуждать!       Рон снова всхлипнул, а голубые глаза увлажнились.       Гарри не знал, что ответить. Он ведь говорил с Гермионой, знал в деталях про её признание Рону, про их разговор, про то, как Рон кричал на неё и едва не ударил. А Гермионе всё равно было перед ним стыдно. Она любила Рона, искренне, но лучше бы им было остаться просто друзьями.       Однажды, после очередной ссоры с мужем, когда плачущая Гермиона сидела в кухне Поттеров и глотала успокаивающий чай, она в сердцах сказала, что единственное, что вышло хорошего из их с Роном брака – это двое прекрасных детей. Гарри верил. От того каждый раз уже ему было всё больнее от общения с Роном.       Гарри поднялся на ноги.       – Когда-то она выбрала тебя. Не Виктора. Почти сразу поняла, что ошиблась, но тянула тебя двадцать лет. А ты вместо того, чтобы собраться и доказать ей, что сейчас ошибается она, сидишь и снова жалеешь себя несчастного. Знаешь, мы ведь с тобой в учебниках истории, там пишут, как мы храбро сражались в войне – но ты трусишь признаться собственной жене, что всё ещё любишь её. Вот только я знаю, что ты кто угодно, но не трус, Рон. Так что вставай. Нужно что-то делать, иначе твоя личная жизнь развалится окончательно.       – Не собираюсь я никому ничего доказывать, – пробурчал Рон, созерцая воду в унитазе. – Нравится ей Крам, ну и пусть живёт. Посмотрим, как она заговорит, когда через пару месяцев он наиграется и свалит на очередной турнир тренировать очередных дарований, а её бросит в какой-нибудь болгарской гостинице без камина, пороха и денег на билет до Лондона.       Гарри только вздохнул – два года. Два года Гермиона и Виктор общались, а Рон даже не заметил, что у его жены появился друг по переписке. Упёртый Уизли, эту бы упёртость да в нужное русло...       Но Поттер дал себе слово, что постарается помирить лучших друзей, хотя – Самому себе не хотел признаваться! – ему очень нравилась помолодевшая, счастливая Гермиона. И Гарри искренне, всей душой не хотел больше видеть её плачущей на своей кухне, искренне не хотел видеть рядом с ней утешающую Джинни, которая буквально шипит после «Сделай с ним что-нибудь, он же твой лучший друг! Меня этот придурок не слушает!»       Единственное хорошее, что было от этого брака – двое прекрасных детей. Но нельзя держать брак только силами Розы и Хьюго, существует ещё очень и очень много вещей, про которые нельзя забывать.       Гермиона достойна большего. Лучшего. Кого-то, кто не устроит драмы, не закатит истерику, не забудет про годовщину. Будет немногословен, галантен, выслушает внимательно, не перебивая... Чёрт, Гарри описывал Крама!       – Поднимайся. – Гарри легонько пнул в голень начавшего задрёмывать на краю унитаза Рона. – Ляжешь на кровать, отоспишься. Утром поговорим.