Сокровенные чувства

      Ранним весенним утром свита шехзаде Мустафы в роскошных каретах отправилась из Стамбула в Манису, однако спустя четыре дня, даже не успев отдохнуть от долгой дороги, наследник получил письмо, в котором прочел печальную весть — Валиде Султан, отмучавшись, перешла в мир иной. Дворец Топкапы погрузился в траур, а шехзаде был срочно вызван в столицу, дабы почтить память ушедшей из жизни султанши. Хасан намеревался поехать с ним, однако убитый горем Мустафа предпочел отправиться в Стамбул в одиночку, оставив хранителя покоев присматривать за дворцом и, конечно же, за Махидевран Султан. Хасан не знал, как себя вести с госпожой после произошедшего ранее, но решил, что избегать ее в любом случае не стоит. Однако после кончины Валиде, которая всегда оказывала поддержку матери старшего наследника, хранитель покоев все никак не мог подобрать слова, дабы посочувствовать султанше. Особой эмпатией Хасан не отличался, поэтому порой испытывал затруднения, когда дело доходило до откровенных разговоров с кем-либо.       Он нашел Махидевран в саду: госпожа сидела в беседке, столь полюбившейся ей за время пребывания в Манисе, сжимая в руках шелковый платок и утирая слезы. Объемный капюшон сиреневого плаща практически полностью скрывал заплаканное лицо женщины, а ее волосы легонько трепал ветер. Несколько секунд Хасан стоял, переминаясь с ноги на ногу, однако все же решился подойти к султанше и, поклонившись, присел рядом, совершенно не беспокоясь о том, что кто-то может их увидеть. Мужчина осторожно придвинулся ближе и постарался заглянуть Махидевран в лицо. Она мельком посмотрела на хранителя покоев и тут же отвернулась, будто стесняясь своих эмоций. — Что будет теперь? — спустя несколько мгновений неуверенно поинтересовалась госпожа, сдерживая всхлипы, — Валиде столько лет оказывала мне поддержку, а теперь ее нет… — Махидевран подняла глаза к небу и шумно выдохнула, попытавшись успокоиться, после чего выражение ее лица изменилось, и на смену печали внезапно пришел гнев, — Я уверена, это Хюррем постаралась! Она давно мечтала свести Валиде в могилу, и этой дьяволице удалось, — от ее слов Хасан нахмурился и медленно повернул голову, удивленно глядя на султаншу. Тем временем Махидевран продолжала яростно обвинять соперницу во всех смертных грехах, — Так или иначе, Хюррем приложила руку к смерти Валиде. Стоило слышать, что она сказала мне, когда мы уезжали, — мать шехзаде сжала платок с такой силой, что костяшки ее пальцев побелели, — Когда я потребовала уважения с ее стороны в связи с моей должностью управляющей гарема, Хюррем ответила, что по сравнению с ней я — ничтожество! — Махидевран обиженно фыркнула и отвернулась. Султанше казалось, что она уже забыла обидные слова, сказанные Хасеки, но оказалось иначе. Какое-то время Хасан молча глядел на нее, словно осмысливая услышанное, а затем заботливо взял изящную руку госпожи в свои теплые ладони. Уголки губ Махидевран дернулись, и она расплылась в смущенной улыбке, придвинувшись к мужчине чуть ближе, — Не надо. Нас могут увидеть, — тихо произнесла султанша, при этом не желая отдаляться от Хасана. — Мне тяжело видеть слезы в Ваших прекрасных глазах, — сказал он, продолжая крепко сжимать руку госпожи, — Валиде Султан покинула этот мир, однако у нас еще полно сторонников. Например, Ибрагим Паша все еще благоволит шехзаде Мустафе, — пытался успокоить женщину Хасан, — Не переживайте. Все еще наладится, — он одобряюще похлопал по ее руке. Махидевран подняла взгляд и слабо улыбнулась, шмыгнув носом. — Хюррем присылала тебе письма? — внезапно спросила она. Хранитель покоев вздохнул и отрицательно покачал головой, на что султанша лишь недовольно сжала губы. Какое-то время они сидели молча, пока госпожа не решилась нарушить тишину, — Я хотела поговорить о другом, — она посмотрела Хасану в глаза, а затем неуверенно продолжила: — Наши тайные встречи в саду. Их нужно прекратить, — в ответ султанша получила лишь недоуменный взгляд, — Не допусти Аллах, кто-то может увидеть. Сам знаешь, что тогда нас ждет, — Махидевран судорожно вздохнула и, высвободив свою руку из плена ладоней Хасана, нежно дотронулась одними лишь кончиками пальцев до его щеки, — Однако я знаю, что можно сделать, — задумчиво произнесла султанша, отведя взгляд в сторону, — Еще несколько лет назад я купила домик недалеко от Манисы. Отныне встречаться будем только там, — в ответ на ее слова Хасан лишь нервно усмехнулся, будто не веря в успех этого плана, — Чтобы Мустафа ничего не заподозрил, я прямо скажу, что решила подарить тебе дом, где ты сможешь проводить время, когда шехзаде не будет в тебе нуждаться. — Вы хорошо придумали, госпожа, — на лице хранителя покоев появилась улыбка, и он с нежностью посмотрел на Махидевран, — Однако… — мужчина задумался, отведя взгляд в сторону, — Рано или поздно кто-то что-то да заподозрит. Начнут распространяться слухи. Упаси Всевышний, это может плохо кончиться, — он вновь замолчал, размышляя над тем, что все-таки стоит предпринять, — Я не хочу, чтобы Вы пострадали, госпожа. Моя жизнь ничего не стоит, если речь идет о Вашей безопасности, — решительно произнес Хасан и, устало вздохнув, приложил ко лбу тыльную сторону ладони, — Хотя другого выхода нет, — в конце концов заключил он, — Стоит рискнуть, — Махидевран посмотрела на него и слабо улыбнулась.       Хюррем понимала, что радоваться чьей-либо смерти — большой грех, поэтому допускать такое было нельзя, однако с кончиной Валиде супруга падишаха наконец смогла вздохнуть с облегчением, понимая, что за достаточно короткий срок смогла устранить сразу двух женщин, которые разными способами старались помешать их с Сулейманом счастью. Разумеется, свою вину в смерти матери султана Хасеки не чувствовала, поскольку изначально Валиде слегла по какой-то другой причине, которую Хюррем еще надеялась выяснить. На похоронах султанша старалась вести себя максимально сдержанно, но все же пустила слезу. Эта реакция была не наигранной, а искренней — Хасеки понимала, как тяжело было в тот момент Сулейману и их детям, поэтому не смогла сдержать эмоции. Рядом с ней стояла Хатидже и плакала навзрыд, а Бейхан пыталась успокоить безутешную сестру. Бросив сочувствующий взгляд в сторону госпожей, Хюррем тяжело вздохнула и ободряюще улыбнулась детям, вытерев слезы одним движением руки. После столь печальной церемонии султанша отправилась в свои покои, дабы отдохнуть, однако в коридоре ее ожидала не очень приятная встреча — мимо Хасеки, словно ветер, пронесся Ибрагим Паша, даже не поприветствовав госпожу. За пару секунд женщина смогла разглядеть выражение лица визиря и тут же отметила, что он заметно нервничал. С удивлением выгнув одну бровь, Хюррем настороженно посмотрела Ибрагиму вслед, а затем, пожав плечами, направилась к себе. — Что-то произошло, госпожа? — с интересом спросил Гюль Ага, как только султанша переступила порог роскошной комнаты. На ее лице застыла игривая полуулыбка, и это удивило евнуха, — Вас словно что-то обрадовало, — Хюррем присела на тахту, сложив руки перед собой, и уставилась куда-то в стену, не переставая странно улыбаться. — Ибрагима Пашу встретила, — наконец произнесла она после нескольких секунд молчания, — Он явно был чем-то взволнован, — Хасеки выпрямила спину и тряхнула копной рыжих волос, — Прошел мимо, даже не взглянув в мою сторону. Оно и понятно, — усмехнулась султанша, — Валиде покинула этот мир, и Ибрагиму Паше стало страшно, ведь теперь у них на одного сторонника меньше, — проговорила она и взяла со столика небольшой стакан с щербетом. Евнух задумчиво глядел на нее в течение какого-то времени, после чего поклонился и, сославшись на важные дела, направился к выходу из покоев, однако султанша внезапно добавила: — Валиде Султан умерла, Махидевран уехала в санджак… Кому же теперь достанется гарем? — по большей части это был риторический вопрос, поскольку Хюррем прекрасно осознавала, кто вступит на эту значимую должность. После отъезда матери Мустафы гарем временно перешел в управление к Дайе Хатун, которая всегда была ответственной и исполнительной, и Хасеки даже начала переживать, ведь Сулейман, как казалось госпоже, должен был передать столь важный пост своей законной супруге сразу после отправления в Манису бывшей любимицы. Однако падишах медлил по неизвестной причине — возможно, не хотел оставлять надежду на исцеление матери или просто решил повременить с назначением Хюррем на должность управляющей гарема. — По всем традициям он должен перейти к Вам, госпожа, — с торжествующей улыбкой ответил Гюль Ага. Султанша с довольным видом откинулась на спинку тахты и, обернувшись, мечтательно посмотрела в окно. В такой позе она просидела еще несколько минут, изредка задавая евнуху вопросы касаемо положения дел в гареме, но вскоре госпоже наскучило такое времяпрепровождение, и она решила занять себя более полезным делом, поэтому приказала принести бумагу и перо с чернилами, дабы написать Хасану долгожданное письмо.       Весть от султанской жены пришла хранителю покоев лишь спустя несколько дней после отъезда шехзаде в столицу, и, приняв послание из рук знакомого слуги, Хасан направился не в свою комнату, где обычно читал письма, приходившие от Хюррем, а прямиком в покои Махидевран Султан, которая с нетерпением ждала новостей из Стамбула. Разворачивая небольшой кусок бумаги, представлявший собой долгожданное послание, госпожа нервно кусала нижнюю губу, гадая, что на этот раз хочет ее соперница. Пробежавшись глазами по тексту, женщина нахмурилась и, увидев недоуменное выражение лица Хасана, спокойно передала ему письмо. Прочитав его содержимое, мужчина кашлянул и с удивлением выгнул одну бровь. — Здесь написано, что госпожа пока не собирается что-либо предпринимать против шехзаде… Это странно, — сказал он и еще раз откашлялся. Махидевран глядела на него с нескрываемым замешательством, — Очень странно, — тихо повторил хранитель покоев, ожидая от госпожи ответную реакцию. — Да, — закивала султанша, озадаченно таращась на письмо в руках Хасана, — Это все очень подозрительно… Валиде умерла, у Хюррем появился шанс возвыситься, и она его упустит? Быть такого не может! — с этими словами Махидевран отошла в сторону, напряженно массируя виски, а затем ее глаза округлились и султанша, словно осознав что-то, подошла к Хасану вплотную, после чего быстро заговорила: — Может, она перестала тебе доверять? Пишет письма, чтобы ты думал иначе, а на самом деле даже не собирается посвящать тебя в свои планы, — взволнованно пробормотала Махидевран. Хранитель покоев смерил ее сосредоточенным взглядом и ничего не ответил, вновь уставившись на бумагу в своих руках, — О, Аллах! — внезапно воскликнула госпожа и прикрыла рот рукой. Хасан вздрогнул и испуганно посмотрел на нее, словно молча интересуясь причиной такого резкого возгласа султанши, — Мустафа ведь сейчас в столице! Упаси Всевышний, Хюррем что-то ему сделает, — Махидевран села на тахту и принялась судорожно оглядывать комнату, будто силясь найти решение назревающей проблемы, — Я же хотела поехать с сыном, но он решил, что мне лучше остаться здесь! — на глаза госпожи моментально навернулись слезы, — Нельзя было отпускать его одного… — дрожащим голосом прошептала она, обхватив колени тонкими пальцами. Хасан стоял напротив, сжав кулаки, и даже не знал, как отреагировать на резкий всплеск эмоций султанши. Будучи не в силах слышать ее тихие всхлипы, мужчина подошел к Махидевран и опустился на колени перед возлюбленной, после чего нежно провел ладонью по ее щеке, — Прости, — неожиданно для самой себя произнесла женщина и, поймав недоуменный взгляд Хасана, пояснила: — Не знаю, что на меня нашло, — она смущенно отвела взор, — Когда я нахожусь вдали от сына, то словно с ума схожу… — султанша прикрыла глаза и тяжело вздохнула, стараясь успокоиться. — Не переживайте, госпожа, — осторожно проговорил Хасан, убрав руку от лица женщины, — Шехзаде смел и отважен. Я уверен, с ним все будет хорошо. К тому же, вряд ли Хюррем Султан осмелится действовать сейчас, — сделав акцент на последнем слове, хранитель покоев понял, что его слова прозвучали недостаточно убедительно, поэтому поспешил исправиться: — Повелитель в трауре, он страдает. Хюррем Султан не захочет его расстраивать еще больше, — пояснил Хасан, медленно поднимаясь с колен и разглаживая появившиеся на одежде складки.       Махидевран нахмурилась и посмотрела на него снизу вверх, думая, что сказать, но затем, так ничего и не ответив, встала и крепко обняла Хасана, прижавшись к его груди. От этого действия султанши мужчина опешил и, не зная, как стоит реагировать, несколько мгновений стоял в замешательстве, после чего все же решился на ласковый жест и аккуратно приобнял султаншу: положил одну руку на ее тонкую спину, а другой нежно погладил госпожу по голове. Махидевран зажмурилась, словно порываясь спрятаться, в первую очередь, от самой себя, от вечных переживаний, от жестокой и несправедливой судьбы. Из глаз вновь, будто сами по себе, потекли слезы, но на этот раз женщина не хотела сдерживаться, подавляя естественные эмоции. Султанша почувствовала, как Хасан напрягся, и ей на мгновение стало неловко, однако хранитель покоев, словно чувствуя состояние госпожи, еще крепче прижал ее к себе, не желая отпускать ни на секунду. Шумно выдохнув, Махидевран одним небрежным движением рук вытерла слезы и осторожно отстранилась от мужчины. Подняв голову, она встретилась с пронзительным взглядом темных глаз — Хасан вглядывался в заплаканное лицо госпожи, тяжело дыша, и султанше начало казаться, что она слышит биение его сердца. Хранитель покоев вновь напрягся всем телом, вытянувшись, как струна, а Махидевран, наоборот, почувствовала, как ноги начинают подкашиваться. Наступила тишина, которая нарушалась лишь их неровным дыханием, и обоим начало казаться, что время замерло, как вдруг Хасан, наконец набравшись смелости, шагнул вперед. Обхватив госпожу за талию одной рукой, мужчина придвинул ее к себе и вовлек в долгий поцелуй, запустив пальцы в густую копну каштановых волос, которые принимали необычный золотистый оттенок при тусклом мерцании свечей. Махидевран тихо простонала и отвела голову чуть в сторону, подставляя тонкую шею под жаркие поцелуи. Оба понимали, к чему все ведет, но останавливаться на начатом не собирались. За столь короткий срок они устали от постоянных попыток скрыться. Каждый раз, оставаясь наедине, султанша и хранитель покоев словно читали мысли друг друга и знали, чего на самом деле хочется им обоим, но ограничивались лишь смущенными взглядами и осторожными касаниями. О поцелуе, произошедшем между ними в Стамбуле, они старались не говорить, стесняясь минутного проявления слабости, но в конце концов поняли, что сдерживаться больше не в силах. — Госпожа, — дрожащим голосом прошептал мужчина и резко отодвинулся от султанши, — Нет. Нельзя. Мы не можем, — пробормотал он, отрицательно качая головой, — Вдруг кто-то услышит или… — Махидевран не дала Хасану договорить. Вместо молчаливого согласия с его словами, султанша быстрым шагом подошла к хранителю покоев и вовлекла его в новый поцелуй, демонстрируя неумолимое желание близости. Хасан почувствовал, как по его телу пробегают легионы мурашек, и осознал одно — пути назад нет. Сильные мужские руки вцепились в шикарное платье, расшитое драгоценными камнями, — раздался негромкий треск, заставивший Махидевран вздрогнуть, и дорогая ткань изумрудного цвета спала с ее изящных плеч. В покоях по-прежнему стояла тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием и шуршанием одежды. Хасан сбросил с себя кафтан и начал покрывать поцелуями шею и плечи султанши, опускаясь все ниже — он старался делать это нежнее, но приглушенные стоны Махидевран только распаляли страсть, возникшую между ними. Отодвинув край тонкой шелковой рубашки, представлявшей собой нижнее белье, Хасан припал губами к нежной коже груди, тем самым заставив госпожу выгнуться и шумно выдохнуть сквозь зубы. Махидевран больше не могла терпеть эти сладкие муки — плотно сжав колени, султанша начала медленно оседать на пол, поэтому хранитель покоев тут же подхватил ее за талию и с особой осторожностью положил на мягкую постель. Лежа на спине, госпожа чувствовала, как дрожат ее колени — то ли от приятного волнения, то ли от страха перед неизвестностью. Спустя пару мгновений Махидевран поняла, что не испытывает боязни — им обоим было уже все равно, и в тот момент ни слуга, ни султанша не думали о том, что произойдет дальше. Наконец тяжелый наряд малахитового цвета оказался на полу, и Хасан начал снимать с себя рубаху: пальцы словно онемели и перестали слушаться своего хозяина, поэтому мужчина, не выдержав, одним резким движением рванул плотную ткань — пуговицы с глухим стуком разлетелись по комнате, а сама рубаха, словно ненужная тряпка, полетела вслед за ними. Хранитель покоев навис над султаншей, и Махидевран увидела в его глазах не только дерзкий блеск, но и немой вопрос — Хасан словно ждал ее согласия на свои дальнейшие действия, поэтому госпожа, ни секунды не сомневаясь, медленно кивнула.       За окном начало светлеть: забрезжил рассвет, и первые лучи утреннего солнца проникли сквозь тонкие занавески в покоях матери старшего наследника. Махидевран с трудом открыла глаза и, борясь со сном, встала с кровати, после чего беглым взглядом прошлась по комнате. Платье все так же лежало на полу — султанша подняла его и отряхнула. Больше никаких видимых признаков бурной ночи не было, поэтому Махидевран, тяжело вздохнув и сдержанно улыбнувшись, позвала служанок. Девушки старались выполнять все поручения госпожи, задавая множество вопросов, однако та, словно все еще находясь во сне, мечтательно глядела в одну точку. Удивленно переглядываясь, рабыни поклонились и вышли, оставив Махидевран наедине с ее мыслями.       Сулейман никогда так не относился к ней — это султанша поняла сразу после того, как провела ночь с любимым мужчиной, сумевшим подарить ей те эмоции, о существовании которых Махидевран позабыла. Ласково поцеловав ее в лоб, Хасан в спешке покинул роскошную спальню, опасаясь быть обнаруженным, но госпожа была уверена в том, что если бы он мог задержаться, то непременно остался бы до утра. Сулейман стал первым мужчиной «весенней розы», лишив ее невинности и подарив сына чуть позднее, однако Махидевран казалось, что она, в случае наличия возможности выбора, ни за что не согласилась бы делить ложе с человеком, который впоследствии от нее отказался. Хасан был не просто влюблен в султаншу: он восхищался ей, преклонялся и боготворил, и такое отношение удивляло Махидевран — прежде она никогда не чувствовала себя по-настоящему любимой и желанной, а после появления в гареме ненавистной Хюррем окончательно «поставила крест» на любой своей возможности стать счастливой. Ночь, ставшая роковой, изменила мнение госпожи на этот счет: она вновь ощутила тепло любви, услышала долгожданные слова, произнесенные низким бархатистым голосом Хасана, увидела восторг и обожание в его глазах — вспоминая произошедшее, Махидевран вновь почувствовала приятную дрожь в коленях и обхватила их руками, после чего зажмурилась и упала на кровать, стараясь воспроизвести в памяти те чудесные мгновения, что ей посчастливилось пережить накануне.       Еще до возвращения шехзаде в санджак Хасан решил посетить тот самый дом, который Махидевран решила предназначить для их тайных встреч. Это было здание из светло-оранжевого кирпича с несколькими маленькими окошками — этот небольшой, но довольно уютный домик почему-то вызвал у хранителя покоев снисходительную усмешку. Всего за день раздумий он понял, что султанша действительно предложила наилучший вариант, назначив это скромное жилище местом для свиданий. Посланный госпожой ага, имя которого Хасан так и не запомнил, наспех пытался рассказать все до малейших подробностей, разумеется, преувеличивая красоту и практичность дома. Монотонно кивая в ответ на его слова, хранитель покоев наследника мерил шагами помещение, подмечая все новые и новые детали. В домике был даже небольшой хаммам, что не могло не радовать Хасана, а также укромный уголок, представлявший собой кухню. Наконец, отослав назойливого агу прочь, мужчина уселся на пыльную тахту и прикрыл глаза, раз за разом прокручивая в голове события минувшей ночи, после чего понял, что начал еще больше влюбляться в Махидевран. С одной стороны, Хасан знал, к чему может привести это опасное увлечение, а с другой — не желал даже думать о негативных последствиях, решив во второй раз в жизни прислушаться к зову сердца, а не к рациональному голосу разума.