У Миртании - звериный оскал

      В стенах интерната течение времени как будто бы замкнулось в однообразное удушающее – но вместе с тем – стремительно вращающееся кольцо. Я постоянно – каждую минуту – был занят, но чем именно – ответить затрудняюсь по сей день.       С утра мы бегали на тренировки, дежурили по столовой, днём сидели на лекциях каких-то учёных колдунов, по вечерам играли в волейбол против команды старшего курса. Так называемое «свободное время» мои однокурсники спускали на общение друг с другом – как будто бы за день на эти рожи не успевали насмотреться – и танцы. Я же тем временем усиленно упражнялся во владении оружием с Бестией – ради этих тренировок мы уходили в поля, за черту Лётного интерната, который, по концепции своей, «варварское» миртанское увлечение войной не одобрял. Но даже после всего этого отбой нам не светил: в полночь наступало время «ночных» тренировок.       К «ночным» вылазкам в интернате было принято относиться едва ли не с придыханием. Да, после едва выносимой жары валорийского дня летать ночью было приятно и куда привычнее для того, кто у себя в лесах выползал на охоту как раз по темноте. Так что ничего особенно удивительного для себя в этих южанских забавах я не находил, однако мне с самого начала потрудились втолковать: в Валории летать по ночам можно только в этом заведении – и то, на полулегальной основе. Что однокурсники, что тренеры – все смаковали ночные полёты как нечто запретное и потому страшно притягательное. Объяснить же неразумному миртанскому «варвару» - мне – как Валория, оплот колдовства, сумела докатиться до жизни такой унылой, никто толком так и не сумел.       Я имею в виду: у нас, в Миртании, магия в принципе обществом не одобряется, поэтому – если так уж хочется, и ты кое в чём разбираешься – придётся скрываться от чужих глаз, в любом случае. Валория же, напротив, сложила основу своего благосостояния через развитие магических технологий: магии здесь обучают на базе государственных учреждений. Вот поэтому существование в мире узаконенного колдовства запрета столь нелепого, как строгое ограничение полётов крылатых магов в тёмное время суток, очень долго не могло уложиться у меня в голове. Думаю, до сих пор не уложилось: в конце концов, я просто принял это как данность ценой серьёзных усилий над собой.       Так или иначе, эта данность играла в жизни интерната весьма существенную роль. Уже самим своим существованием заведение было обязано именно запрету на ночные полёты. Вернее, его последствиям.       Едва попав сюда, я совсем не удивился наличию в штате целительницы. В конце концов, хорошие тренировки не могут обойтись без травм: это у меня дома всегда было кому перелом срастить или зашить рассечение, - здесь тоже следовало водиться кому-то сведущему в знахарстве, никаких вопросов. Однако уже через пару дней я начал обращать внимание на нездоровый ажиотаж местных обитателей вокруг отсутствия в интернате другого – главного – врача.       Говорили, будто этот товарищ и раньше имел привычку покидать стены заведения на несколько дней, а то и на неделю – по своим главврачебным делам, – но на сей раз отсутствие «господина Терея» затянулось сверх ожиданий, к тому же, вопреки обыкновению, перед отъездом на выходные он не оставил никакой весточки ни начальству, ни даже своим подчинённым.       – Куда вам столько врачей? – изумился я, выслушав эту порцию слухов от соседа по комнате, Ноймэ. – Вы ж тут даже боёвку не тренируете!       – Мы по ночам летаем, - протянул валор тоном, словно это должно было всё объяснять. – Под врачебным надзором, иначе нам бы просто не позволили.       – А кто бы узнал? – Я всегда придерживался мнения, что ночное время лучше всего подходит для сокрытия чего бы то ни было. Именно поэтому мы с Винни и ходили рубиться по темноте – дабы не смущать нежных взглядов местной пацифистично настроенной молодёжи.       Оказалось, что с этим интернатом далеко не всё так просто. Надзор здесь присутствовал со времён основания – и не только врачебный. Валорийские крылатые запустили себя настолько, что в какой-то момент истории позволили государству посадить им на шею специальный орган – «Службу контроля полётов». Состоящие в нём чиновники сумели состряпать систему, при которой каждый действующий и потенциальный крылатый маг в Валории находился под неусыпным вниманием с самых юных лет – конечно же, под предлогом заботы о здоровье и безопасности своих граждан. На юге ничего не делалось без благовидного предлога.        Крылатый, рискнувший размять свои «крылья» под покровом темноты, получал в награду «ночную ипостась» - всё то звериное, что на моей морде было написано круглосуточно, а у остальных проявлялось лишь по ночам или в моменты сильного эмоционального возбуждения, – и считался потенциально больным, подлежащим принудительному лечению.       – Что за чушь! – немедленно взвился я, в силу воспитания, кое-что понимавший в целительском искусстве. – Это я-то больной? Да это вы тут все…       – Ага, все мы, - с какой-то нездоровой готовностью согласился Ноймэ.       Та горстка учеников, обитающих в интернате, представляла собой коллекцию паршивых, с точки зрения полёт-контроля, овец, заботливо собранных по всей стране руководством заведения. Само заведение для реабилитации таких отщепенцев возникло в Яме-Дорожной – по валорийским меркам – совсем недавно. Возникло трудами активистов самого полёт-контроля. Пропавший доктор был как раз из числа основателей – именно он и разработал передовую, по нынешним временам, программу сочетания дневных и ночных тренировок для подростков, уже подверженных загадочной «болезни» крылатых. К слову, он был не первым основателем, кто исчез из интерната при невыясненных обстоятельствах.       – И что, теперь вас прикроют? – спросил я у Винни с надеждой.       – Размечтался, - отрезала воительница. – Теперь мы только в гору пойдём.       – Здесь нет гор. – Ответом мне явился тяжёлый подзатыльник.       – И чужаков отныне – тоже.       – Так это, выходит, вы сами этого доктора… того?       – Нет, конечно. Он сам сбежал, как только понял, что Авилон больше не сможет его кормить.       Авилоном звался тот самый город, который Бестия Арстен и компания её чертоградских демоноборцев сожгли и выпотрошили в минувший День Охотника. Прежде я и не задумывался, что эти два события могут быть как-то связаны между собой. Но Винни не считала нужным скрывать от меня то, что интернат, в котором она работала тренером уже год, основали демоны.       – Теперь там, наверху, - махнула она куда-то на северо-восток, - сидят правильные, годные дядьки, так что Лётке быть. А вместо этого хлыща мы главврачом Миелу поставим.       Тут она малость перебрала с оптимизмом. Едва ли госпожу Миелу, недавно окончившую университет, могли наделить полномочиями главной в интернате целительницы – даже при наличии «своих дядек наверху». Так что вскоре из полёт-контроля прислали новое светило медицины – и, в целом, для нас ничего не поменялось. Хвост истинного начальства заведения терялся где-то в чиновничьих верхушках управления «Службы контроля полётов».       Меня совершенно не интересовали все эти хитросплетения интриг вокруг южанского интерната, однако деваться от разговорчиков моих злополучных соседей перед отбоем было решительно некуда. А уж посплетничать эти великовозрастные лбы любили даже больше, чем пожрать.       Наслушавшись со своей верхней полки их увлечённого шушуканья, я уже знал, что не только ученики, но и почти весь имеющийся в наличии тренерский состав, так или иначе, имел проблемы со службой полёт-контроля. Кажется, их как раз набирали из тех, кто умел и любил летать по ночам во времена, когда Лётки не существовало, и нельзя было от слова «совсем». Директор так и вовсе вышел прямиком из застенков спецлечебницы, успешно поборов свой «недуг», и теперь точно знал, от чего предостерегать подрастающее поколение. Первый тренер, наставник Гаюра и Хамира, - Ирсай - боролся с полёт-контролем всю сознательную крылатую жизнь, пока судьба не забросила его сюда. Беловолосая Миела пришла работать в интернат не от хорошей жизни, а вслед за ним, своим мужем-бунтарём. Стожар и Винни, в своё время, учились летать вопреки «ночному закону» именно у него, поэтому иного выбора, кроме как присоединиться, у них не оставалось.       Вопрос выбора возмущал меня особенно остро. Уж у светлой-то леди Арстен его не было? Скорее уж, это её горе-сэнсей никак не смог обойтись без доверенного человека в своём загадочном изолированном от всего мира королевстве – где целые чиновники пропадают, и никаким властям до того нет дела! Серьёзно. И эти люди ещё смеют упрекать Миртанию за отсутствие закона! Да случись нечто подобное в землях лорда Бриана – давно бы уже всё в руинах лежало и дымилось! Чем больше я узнавал о месте, в которое угодил, тем подозрительнее оно мне казалось.              Ученики в Лётке условно делились на два курса: старший – семь человек из самого первого со времён основания набора, – и наш, младший. Меня автоматом приписали ко второму набору, несмотря на то, что ребята оттуда учились и жили здесь уже год, а я – так, без году неделя. Навыки, к счастью, позволяли летать не просто наравне, но даже получше большинства из них. Набор же следующего курса предполагали делать только через год, по итогу летней экспедиции тренера Ирсая по стране в поисках проблемных новобранцев.       Этот парень резко выделялся на фоне остальных по градусу кипучей деятельности. Учеников у него было больше, чем у прочих тренеров: по трое с каждого курса, - да и помимо обучения, обязанностей на нём висело выше крыши. Тем не менее, по вечерам он ещё как-то ухитрялся собирать вокруг себя целую толпу и играть ученикам на гитаре. Недостатка в поклонниках своего таланта в интернате он никогда не ощущал, а уж в поклонницах – и подавно. Все девчонки поголовно – что со старшего курса, что с нашего, - всегда слушали его выступления так, словно бы сам Зоркий Охотник с небес спустился. Парни тоже не отставали в своём преклонении перед кумиром: Гаюр увлечённо бегал к сэнсею учиться гитаре, но пока что – по моим ощущениям – получалось у него весьма паршиво.       Я отдавал должное мастерству первого тренера держаться в воздухе, однако большую часть того, что он нам вещал, попросту не понимал. Позиция Стожара была куда проще и конкретнее: за нарушения дисциплины или невыполнение нормативов от сурового сэнсея можно было неслабо так выхватить. Винни же вообще не утруждала себя предупреждениями и раздавала педагогические пинки и зуботычины щедрой горстью, никогда, впрочем, не попадаясь на этом наблюдателям полёт-контроля. Но, несмотря на то, что в синяках ходил только я – и то за счёт боевых тренировок, – Винни и Стожар отнюдь не пользовались такой повальной народной любовью, как первый тренер. Периодически, у какой-нибудь из буйных учениц Стожара вспыхивали истерики на почве: «А вот Ирсай-то сэнсей на своих не орёт!» - и поползновения перейти под руководство нарана, и без того заваленного работой. Скандалы на эту тему скрашивали наше размеренное существование, но неизменно заканчивались уверенной победой непоколебимого Путеводителя.       Вообще, я довольно рано понял, что сплетни в их замкнутом мирке – необходимый для выживания инструмент. Со стороны могло бы показаться, что я, в своём Ведьмином лесу, к изоляции должен был приспособиться с рождения. Однако оказалось, что лес без людей на многие километры вокруг наполнен бурной жизнью и событиями несравнимо больше, нежели эта гордая самодостаточная тюрьма для подростков. Так что без подпитки извне даже мне приходилось туго. Расписание едва оставляло нам на жизнь пару-тройку часов в день – так ещё и проводить их приходилось в компании одних и тех же набивших оскомину рыл.       Неудивительно, что моё появление всколыхнуло интернат до основания. Не только однокурсники, но даже старшаки – которым, в силу возраста и скорого выпуска, надлежало думать совершенно о других вещах, - все они норовили сунуть носы в чужие дела с бесцеремонностью настоящих фанатиков. Дня не проходило, чтобы кому-нибудь не взбредало в голову докопаться до новичка по сотне различных поводов.       Первую неделю интернат смаковал подробности моего незаконного рождения в лесу от Винни-сэнсея – разумеется, придуманные тут же, на ходу. Более всего воспитанников возмущал не сам факт незаконнорождённости (хотя это, однозначно, добавляло моей биографии пикантности), а вероятная предвзятость сэнсея в отношении ко мне. Все ученики в заведении были прикреплены к определённым тренерам, так что некоторая предвзятость уже лежала в основании системы, однако это не помешало однокурсникам бурно негодовать по поводу несправедливости, с которой непременно предстоит столкнуться Ноймэ и Калей – другим ученикам Винни – на фоне «блатного тренерского сынка», то есть, меня.       Сами по себе вышеназванные ученики вели себя смирнее остальных. Они занимались под рукой Винни уже год, но оба откровенно не вывозили нагрузки, что требовала от них прославленная миртанская воительница. Объективно, никто из этих двоих не строил себе иллюзий относительно соперничества со мной, так что более-менее сносно среди всех однокурсников только с ними я общаться и мог.       Наши с Винни ежедневные отлучки за пределы интерната воспринимались общественностью как нечто социально-непростительное. Во-первых, эти вылазки лишали меня великой чести присутствовать на вечеринках и «позволить остальным узнать меня получше». Во-вторых, они только добавляли топлива в печь пересудов о нашем с Винией родстве и «особом отношении» к любимчику. Поговаривали, будто я и в воздухе-то держусь, «на первом году обучения», лишь из-за этих частных, не предусмотренных программой уроков. Наконец, когда чьи-то быстрые крылья и любопытные уши, всё-таки, догадались проследить за нами и выяснить, что «частные уроки» имеют к полётам весьма отдаленное отношение, среди учеников случилась коллективная истерика. Стожар-сэнсею даже пришлось успокаивать их своим фирменным командирским ором, а Ирсаю – устраивать внеплановую лекцию о культурных традициях и нравах северных соседей Валории.       После этого узел наших недопониманий затянулся ещё туже.       Вторую неделю курс обходил меня по широкой дуге. Не от реального страха – при их скудном умишке и жутко ограниченном кругозоре понять степень настоящей опасности от миртанского воина, готовящегося в демоноборцы, им было явно не дано. Они продолжали видеть во мне наглого малолетнего выскочку – но пытались этой акцией продемонстрировать, насколько в цивилизованном обществе не рады варвару и будущему убийце.       Особенно в своей неприязни усердствовала ученица Стожара, Альмерия. Не знаю, какая муха войны покусала эту бледную ведьму, - судя по тому, что я слышал от Калей, девчонка тихо и мирно жила в своих таирских горах, под защитой и опекой хорошей, небедной семьи, пока проблемы с полёт-контролем и уговоры Ирсай-сэнсея не вынудили её перебраться сюда. Однако вопрос вынужденного соседства с «кровавым ублюдком», вроде меня, почему-то доставлял ей массу беспокойства.       Тему «кровавости» - хотя я честно держал себя в руках и даже никого при них не убил, - радостно подхватили и остальные активисты. Гаюр не смог удержаться от неистового желания зацепить меня за живое – так что первым нарушил им же заведённый обычай всеобщего игнора и принялся изводить меня покровительственными советами от старшего.       Состав наставлений первое время повергал меня в глубокий ступор: цивилизованным валорийцем заявлялось – без каких бы то ни было научных оснований – что выворотню с зубами наружу (такому, как я) якобы крайне опасно даже смотреть на текущую кровь. Что, почуяв её запах раз, удержать себя в рамках человечности будет бесконечно сложно, а следующим шагом станет постоянная жажда, безумие и, наконец, маниакальная охота за кровью живых людей. Остановиться этот несчастный уже не сможет. К слову, - добавляло светило воздушного спорта заговорщицким шёпотом, - это один из признаков той самой полётной эйфории, с которой у них тут самоотверженно сражается целый полк целителей.       Я честно припомнил примерно треть из объёма той дичи, что натаскал домой во время жизни в лесу. Припомнил, как мы с матерью – целительницей, на минуточку, не из последних! – без задней мысли свежевали, разделывали и готовили мою добычу буквально по локоть в этой самой крови. Как зашивали раны Арнэ, а там нет-нет, да и роды принимали у деревнских баб… В общем, не то, чтобы я чувствовал недостаток крови в своей недолгой жизни, и не то, чтобы боялся проливать её в будущем. Какой бы то ни было угрозы для моих здоровья и рассудка она не представляла – это однозначно.       Чего не скажешь о других наших юных и впечатлительных «выворотнях». Насочиняв себе для развлечения сказок, они постепенно начали верить в них сами – да так крепко, что я только диву давался!