Этот потерянный мир

На жизнь Риты сильно повлиял человек, умерший за три года до её рождения. При рождении Рита унаследовала не только имя своей тёти, но и желание семьи воскресить её. И каждый раз, когда у Риты не получалось быть той, кем её хотели видеть, это ощущалось как новая утрата, словно тем самым она забирает последний шанс сказать «прощай». Семья Риты тогда не знала, что им предстоит потерять ещё одного ребёнка, а Рита не знала, что будет по локоть в крови любимых ей людей. Если бы у неё была возможность вернуться в тот день, она бы бросилась в собственные объятия и стала умолять не выходить из дома. Ночи убывают, но принятые в темноте решения остаются навсегда. У Риты не было ничего своего. Даже висевший на двери шкафа танцевальный костюм принадлежал другой. Этот кусок ткани напоминал паразита, готового поглотить своего носителя. Лишь взглянув на него можно было увидеть как поблескивающие в жёлто-ржавом свете стразы впиваются в кожу, нити сжимают грудь, а ткань прилегает удушающе плотно. Как пугающий призрак несбывшихся возможностей он висел у рабочего стола Риты, а она старалась не смотреть на него, как приговоренный старается не смотреть на гильотину. - «Я так устала от себя, вот бы стать кем-то другим». Она задыхалась от собственной беспомощности перед ликом умершей тёти. Хотелось забиться в угол, сжать свои плечи так сильно, чтобы погрузиться в себя, в надежде найти хоть что-то, что делает её уникальной, что отличает её от Марго. Страшно осознавать, что не знаешь кем являешься ты. Прячась от болезненных мыслей Рита нещадно била себя по щеке, то ли возвращая в реальность, то ли наказывая. Её философско-депрессивные размышления прервала побеждённая бытом мать, без стука ворвавшаяся в комнату, отчего в комнате повис едкий запах советских спиртовых духов и тухлой тряпки. - Марго, чёрт тебя дери, что за срач. Ты в свинарнике живёшь? На помойке? Лучше бы к выступлению готовилась, или у тебя всё хорошо? Или ты занималась всё это время? Прекращай лениться! Ты ни одной медали не получишь. – Продолжила она ругать, тыча в домашнее задание. - Как мне готовиться? Мне нужно на школу совсем забить и на ночь глядя делать что хочешь ты? – Шепотом спросила Рита, словно обращаясь к себе. - Не разговаривай так со мной. Ты пока живёшь в моём доме и делать будешь что скажу я. И хватит есть, растолстеешь как корова и даже в костюм не влезешь. Всё, Марго, ты вот специально же меня выбесить пытаешься. - Не называй меня так, пожалуйста. - И как мне тебя называть тогда? У тебя другое имя есть? Может, мне к тебе обращаться теперь «госпожа»? Да, «госпожа», объедайся дальше, «госпожа». Не удивлюсь если ты мне назло ногу сломаешь перед самым выступлением. – Уходя продолжила кричать мать. - «Ты бы всё равно заставила меня выступать» - не решилась произнести вслух Рита. Она хотела бы выразить свои чувства, но ей было стыдно за них настолько, что она побоялась даже называть их. Будто бы не имея имён их не существует, как эмбрионы в теле не любящей их матери. Рита осматривала фотографии на её стене – детские, счастливые, тёплые, но не её. Фотографиями её тёти, словно тараканьими гнёздами, был забит каждый угол этого дома. Суть этих фотографий была не представлять, но напоминать. Напоминать о ревности, стыде и зависти к давно умершему человеку. Рита всю жизнь старалась впечатлить того, кто её даже не знает. В маленьком зеркальце Рита увидела своё отражение. Каштановые корни её волос отросли, заметно выделяясь на фоне крашенных в рыжий. Пытаясь походить на свою тётю, Рита постоянно перекрашивала свои волосы. - «Я беру себе роль: я тот кто будет стирать ноги в кровь, разбивать кулаки, плакать и умирать, чтобы её образ жил». – Такую мысль взяла себе Рита за мантру. Из окна кухни, в которой Рита искала запасы краски для волос, виднелась другая девятиэтажка. Огонь чужих окон, как слайды в детском проекторе, показывали быт других людей; любящие семьи, ужинающие вместе, подростки, сидящие на кухне с гитарой, мужики, курящие в окно, дети, клеящие на окна рисунки. «Мир так полон без меня». На её же кухне в тарелке лежали апельсины, такие блистательно рыжие, но заплесневелые на дне. Рита не могла тогда видеть, как привычный ей мир трещит по швам; как среди ночных переулков и спальных районов одна за другой появляются трещины и надломы, змеями вбитые в дороги и дома. Словно осколочные раны они свидетельствовали о неестественном своём происхождении. То и дело из больших трещин на мгновение вырывался сине-зеленый свет, а прислушавшись, можно было услышать будто рой саранчи пытается разорвать тесный кокон и вырваться наружу. В маленьком душном магазинчике, расположенном на первом этаже дома, Рита зашла купить ненайденную на кухне краску среди мешочков печенья, цветастых конфет, шоколада и алкоголя, расставленных в хаотичном порядке. Словно в их доме жили только маленькие дети и алкоголики. Две галдящие продавщицы, застрявшие своим видом в двухтысячных, звонко пересчитывали мелочь и обсуждали нерадивых мужей, а поддатые мужички в очереди раздавали им советы, через каждое предложение называя их «красавицами». Этот магазинчик был единственным живым местом в этой бездушной многоэтажке. Рита так увлеклась наблюдением за происходящем, что не заметила старуху с деменцией со второго подъезда, дёргающую её за рукав рубахи. - Маргарита, детка, а что тебя сегодня в школе не было? – Заикаясь, спросила старуха. Старуха когда-то была талантливой учительницей Антониной Ивановной. После школы её ученики любили приходить к ней домой и слушать удивительные рассказы бывшего этнографа о путешествиях в почти неизведанные уголки мира. Заслуженный преподаватель, умнейший исследователь и утончённая женщина всего за несколько лет превратилась в старуху, не помнящую себя. - Мне было нехорошо. – Рита не училась у старухи, но ей было жалко запутавшуюся женщину, поэтому она всегда подыгрывала той, не в силах разбить чужое воспоминание о счастье. - Выздоравливай, Маргаритка, как мне быть без лучшей ученицы. По тебе все скучали, Володя из параллели так вообще раз десять в класс заглянул, всё тебя выискивал. Мальчишка конечно тот ещё бандит, но как на тебя смотрит, а? – хохотала Антонина Ивановна. Рите, может, и хотелось бы сказать что она путает её с тётей, но это было бы бессмысленно. Они ходили в один детский сад, в одну школу, Рита занималась всем, чем занималась тётя, даже её гардероб полностью состоял из одежды предшественницы. В школе, в каморке уборщика, она прятала свою собственную одежду, купленную в секондах за скромные деньги, и переодевалась в неё, избавившись от пристального взгляда матери. Ей хотелось бы перестать быть чужим отражением. В ней не было её. - Маргарита, красавица моя, ты что тут делаешь? Урок же сейчас начнется! – Забвение снова охватило старуху. Рита была готова к повторению сценария своей жизни. Люди играют те роли, которые им предлагают, и эта роль второстепенного персонажа останется с ней навсегда. «А что если нет?». – Иногда хватает одного лишь «если». Что, если мы вращаемся вокруг солнца, что, если можно полететь в космос, что, если есть что-то большее, чем мы сами, что, если мы можем стать кем-то большим. - Маргаритка, мы идём? – Старуха настырно тащила Риту из магазина. - Простите, Вы путаете меня с тётей. – Неуверенно, дрожащим голосом произнесла Рита, словно сама не была уверена в своих словах. - Как с тётей? Маргарита твоя тётя? Ой, прости Бога ради, вы одно лицо, даже возраст почти тот. Тогда как тебя зовут, детка? - Рита, меня зовут Рита. - Риточка, славное имя, скажи, а где наша красавица? Наверное, на тренировке своей, да? Такая талантливая, настоящая умничка, ты, должно быть, ей очень гордишься. - Она умерла.