О маленьких девочках и их грандиозных планах

      Кол ухмыляется совершенно ненадежно. Словно не понимает, во что его собираются втянуть, и что по итогу из этого выльется им всем. — Это ведь не шутки, — мрачно говорит Лиззи.       У Элизабет Зальцман целая куча недостатков. Она упрямая, вздорная и капризная. Отбирала у сестры в детстве игрушки, мечтала, чтобы Хоуп куда-нибудь исчезла и не забирала дорогое внимание их отца себе; ревновала, присваивала и бесилась; уводила парня у одноклассницы и хвасталась этим на всю школу, игнорируя рыдания соперницы. Лиззи Зальцман не пример для подражания.       Но она всем сердцем хочет, чтобы ее мать улыбалась влюбленно и окрыленно, как когда-то на фотографиях со своего школьного выпускного.       И когда Хоуп, пригласившая их с Джози на летние каникулы к себе, приносит наброски со знакомым лицом и многозначительно смотрит, Лиззи понимает, что им нужно сделать. Как им нужно поступить. — Серьезно? — улыбка первородного достигает просто невероятных размеров. — А я думал, что мы придумали развлечение на ваш выпускной и… — Кол, — перебивает строгая Хоуп. — Ты знаешь, как все сложно и запутанно, и не станешь мешать! Пожалуйста.       Древний тяжело вздыхает, мигом откидывая шальной вид. Когда единственная в своем роду племянница смотрит так умоляюще и требовательно, даже ему невыносимо продолжать свои саркастические замечания. — Итак… почему бы вам не запереть их где-нибудь на пару лет? Говорили с Фреей об этом? — Ты нас вообще не слушал? — корит его Лиззи. — Они не игрушки, а наша семья.       Лиззи хочет сказать, что Кэролайн Форбс не сможет любить Клауса Майклсона, благодаря клетке или ограниченному пространству.       Потому что это претит всем ее инстинктам и правилам, которые девочки знают наизусть с самого детства.       Потому что, когда мама рассказывает им о прошлом, совсем вскользь, не заостряя внимания, она говорит о тысячелетнем гибриде с тонко-уловимой нежностью и одновременным непониманием, будто сама не знает, как он забрался так глубоко. И она точно не хочет, чтобы обстоятельства позволили им быть вместе определенное время, пока они не полюбят.       Это игра. А Кэролайн ненавидит игры с сознанием.       Кол качает головой, снисходительный ко всему происходящему:       Он и сам не понимает, как оказался втянутым в это. Гораздо проще было бы отказать и наблюдать за представлением с первых рядов зрительского зала. Или не знать вообще.       Младший из семьи, сейчас, он оглядывается назад и осознает, что единственный из них получил искупление за грех длиною в тысячу лет.       Ни Элайджа, которому бывшая женщина Ника позволила быть рядом и любить себя; ни Ребекка — их горки с Марселем еще та тоска; ни Фрея, продолжающая искать счастье в преданности братьям и сестре, хотя истинное счастье — найти его не в числе Майклсонов;       Ни Ник, все еще психопатический маньяк с манией контроля и утопическим сознанием.       Поэтому Колу хочется откреститься, перекинуть свою дорогую жену через плечо и отправиться в кругосветное путешествие.       Или предупредить Кэролайн, что ее собираются сосватать с самым худшим кошмаром этой планеты.       Он пытается, честно пытается предупредить девчонок, возомнивших себя всезнайками; говорит серьезно и с опытом прожитых лет; вспоминает Аврору, приводит в пример Кэтрин Пирс и говорит о тех нескольких годах, что его брат уничтожал маленький городок Вирджинии, заставляя Форбс страдать.       Но натыкается на полный тоски взгляд Хоуп и замолкает. — Какая разница, что было, — выглядя не особо счастливой, Лиззи продолжает стоять на своем: — Если у них еще все может быть. Чистый лист, Кол, его искупление и ее будущее.       Джози чаще всего молчит, отдавая вожжи правления более импульсивным подругам.       Она касается шероховатых страниц Салической правды и подавляет тоску по древнему миру, которого не сможет увидеть. Тянется к мудрому Элайдже, который встает на уровень чуть ниже отца, и с юным максимализмом допрашивает о первых государствах.       Первородный, живший намного позже и сам позабывший, откуда в их библиотеке оригинал родом из шестого века, невидимо улыбается, вспоминая и объясняя. Потому что эта девочка тоже часть семьи; а ради семьи Элайджа готов на все.       Джози топит в себе попытку поделиться с ним размышлениями о словах Кола и планах своих девочек, потому что ей гораздо понятнее то, что говорит Элайджа. Как он это объяснит, повернет и изменит ее мнение.       Потому что Джози страшно.       Потому что она — все еще маленькая девочка, привязанная к своим родителям и тоскующая по их дому с большими кустами роз по бокам.       И ей не хочется делиться матерью с тем, кто захватит ее в водоворот оглушительных страстей и эмоцией. Кто сделает все, чтобы внимание Кэролайн Форбс принадлежало только ему.       Джози не хочет, чтобы ее мать принадлежала этому мужчине.       Но она сдается под натиском менее обеспокоенных сестер, лишь наблюдая и ожидая своего часа.       Часа, когда Клаус Майклсон совершит ошибку и обидит ту, кто являлась светом и опорой для многих. — Честно говоря, я думал, что Ник — верховный манипулятор мира, но тут появляетесь вы, — качает головой Кол, но тут же берет себя в руки. — Договорились; что требуется от меня?       Он понимает, что жизни их родителей несколько запутанней и сложней, чем представляется светлым головкам. Что они еще дети, привыкшие к существованию волшебства.       Не магии, именно волшебства.       Ник не бросит Камиллу, когда та так яро и самоотверженно вытаскивала его из пропасти, заставляя посмотреть на мир другими глазами; залезла под кожу и проникла во все артерии. Исчезни она сейчас, и все изменится. Прогресс, которого они достигли тысячелетним терпением, испарится в больной ярости маниакального собственника, которому всегда будет мало.       И даже Кэролайн Форбс не сможет на это повлиять.       Она отступит; сделает десять шагов назад и отговориться своей школой, Зальцманом или прочими заготовленными причинами, почему им не судьба быть одним целым.       Кол видит это по глазам брата; по недовольному лицу младшей сестры; по показному спокойствию Элайджи.       Он видит, они — знают, но никто ничего не предпринимает, потому что их девочки решились на что-то новое. Что-то неизведанное.       И Кэролайн Форбс это понимает, чувствует по охватившей ее дрожи и пристальному взгляду Лиззи.       Она готова бросить все и бежать прямо в тот же миг, как ловушка ее приезда захлопывается. Когда обручальное кольцо, которое она продолжает носить в виде кулона, как знак своего захлопнувшегося на века сердца, начинает больно жечь.       Но она не делает ни шага, если это может предать доверие дочерей.       Лиззи и Хоуп хватают ее за руки, показывая комнату, в которой ей предстоит жить. И, как показывает практика хитросплетений, спинка ее кровати упирается в стену, за которой находится спальня Клауса. — Это была моя детская, но мне надоел бесконечный контроль, — елейно отвечает на невысказанный вопрос его дочь, помогая Лиззи раскладывать вещи.       Кэролайн чувствует, как пальцы нервно скручиваются.       Она не думает, что будет, реши она утолить жажду ночью, сталкиваясь в проходе с Камиллой; о том, как услышит нечто, что может сломать ее навсегда, ведь он не ведет жизнь монаха; или как будет лежать, освещенная одним лишь созвездием, прислушиваясь к чужому дыханию за стеной.       Она думает лишь о надежде, проскользнувшей в глазах Хоуп.       Маленькой, будто потерянной девочки, желавшей не только любви своего отца, которой и так в избытке; но мечтающей, что его сердце будет биться с силой влюбленного человека. «О, милая, мне так жаль»       Кэролайн выражает свои чувства делом: согласно кивает, бросаясь им на помощь; чтобы раньше времени не обнаружили то, что она собирается им вручить.       Хейли оставляет ее через несколько часов после прилета, удаляясь вместе с Элайджей. Кэролайн хочет кинуться следом, потому что эти двое — единственные островки нормальности в этом городе.       Она летела сюда ради своих детей, но сейчас совершенно не уверена в их поддержке.       Преувеличенно веселый голос Кола раздается снизу, и ей бы дождаться Рика, чтобы как обычно почувствовать поддержку и защиту, которую дарила ей семья, но Кэролайн выходит из комнаты, оставляя девочек в одиночестве.       Ее манит желание посмотреть. Осознать. Почувствовать.       Хоуп учится в их школе с семи лет, попадая в передряги и проходя подростковый период вместе с Лиззи, тогда как более уравновешенная Джози отдает себя учебе; но даже это не нарушает его обещания не возвращаться в Мистик-Фоллс.       Хейли приезжала часто: одна или с Фреей, которая даже провела пару уроков для юных обладателей силы; Ребекка — раз или два, без Марселя: свободная и повзрослевшая изнутри.       Но Клаус… Клаус ни разу не появлялся в ее поле зрения, и все, что ей остается — воспоминание о шредере и запахе опавшей листвы в волосах.       Все, что ей остается — анализировать полученную информацию, укладывая в голове и превращая в цельные картинки его жизни.       Все, что ей остается — старательно не думать о нем. Сколько бы времени это не заняло.       Она опирается на перила, с любопытством изучая будничное настроение самых опасных существ в мире. Искренне улыбается, стоит взгляду Кола пересечься с ее. — Кэр, оставь детей в покое, — он кивает, заставляя ее присоединиться. — Пусть учатся самостоятельности. Смотри, я даже Хейли выгнал, чтобы не путалась под ногами с носовыми платками! — Получив при этом пару сломанных ребер, — укоряюще замечает Давина, но тут же улыбается Кэролайн. — Не переживай, Кэролайн, они прекрасные юные женщины, вы с Хейли хорошо постарались. — А я?       Кэролайн не выдерживает, улыбается широко и открыто, обнажая зубы. Ей больше не семнадцать, и она это принимает. Майклсонам не нужна ее семья, дети или друзья, которые остались лишь на фотографиях прошлого. Теперь они все — часть большой истории, которая начинается с дружбы трех маленьких ведьм, поселившихся в одну комнату и рыдающих с Унесенных ветром.       Она принимает эту мысль слишком быстро, ощущая небывалую легкость и желание быть счастливой.       Давина тыкает своего мужа локтем, и тот строит еще более обиженную гримасу: — Вы слышите? Звук моего разбитого сердца, потому что никто не оценивает самого большого вклада в воспитание троих девочек! Троих! Да я даже в страшном сне не представлял, что стану таким востребованным папочкой… — О, когда ты уже заткнешься? — тяжело вздыхает Ребекка, и Кэролайн не решается сесть с ней рядом.       Игнорирует ищущий взгляд Клауса, опускается рядом с Давиной и смущенно улыбается: — Надеюсь, мы приготовили разные подарки? — Милая, я уже подарил им долгие годы своего присутствия… — Кол, — обрывает брата Клаус. — Что приготовила ты, love?       Кэролайн вздрагивает, возмущенно вскидывая взгляд, и натыкается на серьезный гибридский. Она уверена, что он делает это специально, мстя за невнимание и игнорирование, но они не одни.       И Кэролайн боится. Не признаётся, но до безумия боится своего собственного сердца.       Оно закрыто, сломано, разбито и раздроблено смертью Стефана, слезами от ухода Тайлера, собственной ошибкой, что не смогла сдержаться и отдалась ему, уверенная, что они никогда больше не встретятся.       Но уже несколько часов, отвергая свою ущербность, ее сердце прерывисто посылает сигналы, разбивая все аргументы. — То, что они хотят получить, — спокойно отвечает она, допустив ровно минутное молчание и возмущенный взгляд. — Свободу. Временную, но все-таки… — Кругосветное путешествие? — встревает Кол, не замечая опасности в лице брата, который словно и не замечает, что тут присутствует кто-то еще.       Клаус до безумия желает, чтобы здесь не было никого.       Кэролайн хочет ответить, что знает о билетах во все столицы зарубежья, которые им вручат Хейли с Элайджей; о припрятанных многовековых амулетах от Фреи и Кола с Давиной; о целом острове Марселя и Ребекки.       Что знает: желание Хоуп, Лиззи и Джози — никогда не расставаться и быть вместе. Семьей. Подругами. Сестрами.       И что они влюблены в этот город больше, чем все семейство древних. — Квартиру в Мид-Сити, — отвечает Кэролайн уверенно.       Девочкам это понравится. Они будут счастливы, они будут довольны и счастливы; а если кто-нибудь сейчас упрекнет или заподозрит ее в чем-то, Кэролайн соберет вещи и переедет к Хейли.       На некоторое время опускается тишина, прерываемая громкими возгласами Лиззи наверху; она говорит недовольно, примеряя платье и заставляя Хоуп давать оценки; и мягкими шагами Джози в библиотеке. — Это хороший подарок.       Марсель впервые обращается к ней прямо, смотрит с одобрением и неожиданным уважением, словно она была его недругом, но теперь все в порядке.       Теперь она часть их жизни, и не собирается исчезать, забирая дочерей. — Спасибо, — так же серьезно отвечает она, благодарно улыбаясь.       Что-то внутри беснуется и требует задать встречный вопрос, потому что Кэролайн знает все. Знает о каждом сюрпризе, о любой возможности этой семьи. Не имеет ни малейшего понятия лишь об одном:       Клаус. — А… ты? — она не выдерживает, переводя вопросительный и ждущий взгляд на него.       Тут же смущается своего поступка, но внешне остается спокойной. В этом ведь нет ничего предосудительного? Они почти родственники, если он знает то же, что и она.       Кэролайн почти уверена, что знает. — Лиззи получит желаемую практику в Валентино, — обтекаемо отвечает Клаус, с усмешкой глядя на Ребекку. — А…       Кол пытается влезть с вопросом, но замолкает, когда Клаус повелительно приподнимает ладонь, переводя взгляд на Кэролайн: — Ты же знаешь наперед, чего хотят Хоуп и Джози, верно, love? — Верно, но может ты прекратишь строить из себя склерозного тысячелетнего старика и вспомнишь мое имя?       Кэролайн хочет сказать, что безумно счастлива, потому что думала (представляла, корила его), что он никогда этого не одобрит. Поставит крест на их зарождающихся семейных узах и все разрушит, как было всегда.       Но вместо этого выдает заготовленную фразу, на секунду чувствуя себя Колом, потому что взгляды всех присутствующих обрушиваются на нее стремительно и болезненно.       Ребекка презрительно фыркает, наконец-то показывая свое отношение к присутствию давней соперницы. — Я помню твое имя, love, — выдержка Клауса максимально натянутая, даже его полуулыбка говорит о сдерживаемом с трудом звере, и Кэролайн не хочет понимать, что является причиной этого. — Ты заставляешь меня сомневаться, — бурчит она, мгновенно вспоминая, что говорит с первородным, сидит в обществе первородных и оставляет дочерей на первородных. Слишком много «перво» в ее жизни. — В чем, love? — настроение гибрида меняется мгновенно, и Кэролайн практически с ненавистью смотрит на него, приподнимая брови. «Серьезно, Клаус? Что за игры, тебе скучно без своего психотерапевта?»       Она не имеет никаких прав намекать на это, но делает ошибку, как и много лет назад. Снова показывает сокрытое под толстым слоем пыли.       И тот, кто был монстром, маньяком, садистом и убийцей, но всегда оставался мужчиной. Красивым и статным, импульсивным и страстным, но мужчиной.       Который увидел, как наличие кого-то, слухи и само видение, задевают ее, даже если Кэролайн не признается в этом себе.       И что поделать, если у каждого давно своя жизнь?       Клаус отворачивается, оставляя на лице остекленевший взгляд и мрачную усмешку. — Свадьбу викингов. Хоуп и Джози получат свою церемонию, — через несколько минут тишины продолжает он, и покидает их общество, выходя из дома.       Кэролайн чувствует себя омерзительно; словно все испортила. Она. Не Клаус. Она — Кэролайн.       Нет, конечно, нельзя отрицать его открытую игру на ее натянутых нервах; но сорвалась в итоге известная своим контролем Кэролайн Форбс. — Просто потрясающе, — замечает Ребекка, складывая руки на груди и препарируя ее взглядом. — Выходцу со скотного двора не стать сиятельным лордом.       Кэролайн мгновенно краснеет, понимая смысл выданной цитаты. — Благодарю за честность.       Она повторяет действие Клауса, выходя на улицу, и тут же оказывается смыта шумной толпой, небрежно толкающей ее вперёд.       Поэтому даже не сопротивляется, когда сильная хватка выдергивает ее из числа тел. — Спасибо, — чуть нервно вздергивает бровью Кэролайн, поправляя укладку. — И прости меня. Я не собиралась лезть тебе под кожу или сомневаться в намерениях к девочкам. Просто сама ситуация… — Я понимаю, — мягко отвечает Клаус, опираясь о стену.       Он смотрит с легкой насмешкой, и Кэролайн в который раз поражается, как быстро его эмоции сменяют друг друга, или как тщательно он скрывает их за маской радушия. — Двадцать лет назад, Деймон бы заставил меня пройти сеанс с психиатром, скажи я ему, что Джози выбрала себе в кумиры твоего брата, Клаус. Так что не говори, что понимаешь.       Гибрид смеется, обнажая ямочки и закидывая голову. Впервые не чувствует напряжения, с момента их встречи.       Впервые действительно рад, что Кэролайн Форбс стоит перед ним, недовольно фыркая, со сложенными руками под грудью. — Пойдем, — он протягивает ладонь, и Кэролайн смотрит ровно секунду, а потом доверчиво кладет свою руку в его. — Я покажу тебе единственный клуб, который одобрила твоя младшая дочь. Мир не рушится. Призраки Стефана, Дженны и Тайлера не появились перед ней, водя хороводы и укоряя. Никто не осудил Кэролайн за то, что она спокойно шла по улицам Нового Орлеана, держа за руку Никлауса Майклсона. Сердце не разбивается, только сбивается с ежедневного ритма, будто ей снова семнадцать.