***
Докторша из поликлиники приехала какая-то замотанная, но, в отличии от большинства здешнего персонала, вела себя подчёркнуто-вежливо. Послушала, посмотрела и, конечно, оставила в изоляторе. Не то, чтобы Вася рассчитывал, что так скоро выпустят, но всё равно расстроился. Да и температура снова подскочила, кашель замучил. После обеда он спокойно читал себе книжку, развалившись на кровати, и тут нежданно-негаданно заявились Танька с Андрюхой. К этой белобрысой сучке Вася испытывал жгучую ненависть ещё с тех пор, как она его помирать оставила в «тихой». — Чё надо? — подскочил на кровати Вася. Хлопнул книжку на тумбочку и с тихим ужасом наблюдал, как они капельницу вкатывают. — Докторша тебе назначила, — сухо оповестил Андрюха. — И чё, она будет ставить? — Вася презрительно кивнул в сторону Таньки, меланхолично жующей жвачку. Её медицинские навыки доверия не вызывали. Да и капельницы ему никогда не делали, разве что в глубоком детстве, когда матушка с ним по больницам моталась. Но Вася этого, естественно, не помнил. — Не дёргайся, и всё нормально будет, — заверил Андрюха, однако это нихрена не успокоило. Вася замер от сковавшего льдом ужаса, а не из покорности. Андрюха навис, как Цербер, только зубами не лязгал, а его мрачный взгляд не сулил ничего хорошего. Танька эта… «безрукая» — для неё ещё слишком мягко. То ли она иголку не так воткнула, то ли не туда — кровь пошла, и рука сразу занемела. Если бы не Андрюха, Вася бы, наверное, её треснул по глупому лбу. Но тот прижал к койке всем весом, и оставалось только орать. Неужто на помощь никто не придёт? Бог, видать, внял его мольбам (или воплям) и послал на подмогу Дэна. — Чё он у вас орёт-то, как резаный? — распахнув дверь, спросил он. Андрюху это отвлекло, и тот ослабил хватку. Вася, воспользовавшись моментом, его оттолкнул и отскочил в угол. Схватил стул — будет, чем обороняться, и замер, тяжело переведя дух. — Не подходите! Мне терять нечего, — заявил Вася, отступив к окну. — Пусть эта дура себе другое учебное пособие найдёт! Дэн вскинул брови, Андрюха же недовольным шёпотом пересказал, что случилось. Танька покачала головой. — Сами его унимайте. Говорила же, надо привязывать! — упрекнула она Андрюху и, гордо вскинув подбородок, развернулась спиной. Отчалила, слава богу. Астма, проклятая, пробудилась в самый неподходящий момент. А руки-то стулом заняты. Пока Вася хрипел и кашлял, Дэн решительно шагнул вперёд и выдрал «орудие обороны» из ослабевших ладоней. Усадил на кровать. — Дай погляжу, — задрал рукав Васиной рубашки он. Вася лишь мельком заметил, что манжет закапало красным. Свободной рукой подхватил с тумбочки ингалятор и смог наконец-то сделать вдох. — Этот козёл пусть тоже проваливает, — едва придя в себя, Вася качнул головой в сторону Андрюхи. — Хлебало завали, — вяло огрызнулся тот. — Андрюх, ну чё за зверство-то? — выпустив Васину руку, прокомментировал Дэн. — Нормально сделать не можете, так чё издеваться? Он тоже живой человек. Вася тяжело вздохнул и прислонился лбом к плечу Дэна. Слабость накатила ужасная, и башка закружилась аж до тошноты. В ушах зазвенело, и потолок перевернулся. Видно, он всё же отрубился, потому что в чувство приводили Дэн и баба Валя, а Андрюхи с Танькой и след простыл. — Ну как ты, милый? — сочувственно охая, протянула стакан воды баба Валя. Вася вяло помотал головой. — Может, Катерину позовём? — обратился Дэн к бабе Вале. Вася дёрнулся из последних сил, однако Дэн припечатал тяжёлой ладонью к койке. — Лежи. Нормальная она — никто не жалуется, — поспешно успокоил он. — В соседнем корпусе работает, в женском. — Вы меня добить хотите? — обречённо спросил Вася. — Да ты не бойся, Катюша, правда, толковая, не то, что эти, — махнула пухлой ладонью баба Валя. Они с Дэном переглянулись, тот кивнул и вскоре ушёл, за Катей этой, наверное. Баба Валя присела на край койки, погладила по голове будто ребёнка. Вася напряжённо замер — не привык к такому обращению, а уж тем более в психушке. — Потерпи, милый, капельницы всё равно надо доделать. А то у тебя вон и кашель, и температура никак не проходит. Вася тускло кивнул, обратив внимание на белеющий на сгибе локтя пластырь (синяк там уже наливался) и замазанный кровью рукав. Этим уродам только в пыточной место, да и Ваньке заодно.***
Катериной оказалась невысокая пухлая женщина лет сорока, в уголках её тёмных глаз лучились морщинки. На тонких губах промелькнула едва уловимая улыбка, будто луч солнечного света в зимний промозглый день выглянул из-за рваных туч. — Давай-ка руку, солнце моё, — ласково сказала она, когда эту проклятую стойку вновь притащили. Вася зажмурился и сцепил зубы, а Катерина погладила по плечу. — Потерпи немного, больно не будет, — пообещала она. Вася, конечно, не поверил, однако не прошло и минуты, как Катерина легко коснулась запястья. — Вот и всё, полежи спокойно минут сорок, можешь спать, если получится. Вася удивлённо приоткрыл рот. Не то что боли, он вообще ничего не почувствовал, кроме прикосновения холодной ватки к коже. Даже нашёл в себе силы поблагодарить. Есть, оказывается, нормальные сёстры в этой проклятой усадьбе. Капельницы на целых пять дней назначили. Кто уж там за него вступился: Дэн или баба Валя, Вася так и не узнал. Однако ставить приходила Катерина или Юлия Владимировна. Которая тоже оказалась вполне человечной и терпеливой. И не угрожала всякими карами. Лекарства вроде помогали. Жрать даже захотелось. Однако кашу больничную Вася впихнуть в себя не смог. Медитировал над тарелкой, пока баба Валя не заглянула. — Опять ничего не съел! — покачала головой она. — Так и не выздоровеешь никогда. Давай-ка, милый, помаленьку, вон я тебе варенье принесла, сама осенью закатывала, — плюхнула она банку на тумбочку. — Всяко лучше будет. Вася благодарно кивнул. Варенье яблочным оказалось и придало склизкой овсянке (хотело бы верить, что это хотя бы она) хоть какой-то вкус. Баба Валя, хоть с виду суровая и ворчливая, но добрая. Она и супом домашним их угощала и телик разрешала смотреть в своей каморке по вечерам. Трое ещё было «постояльцев», как она называла, кроме него и Валеры. А палаты она окрестила «номерами». Вася усмехнулся, когда услышал, а баба Валя сказала: — Вот, хоть заулыбался, — да похвалила, что лекарства пил, ласково потрепала по щекам. Вася смутился и опустил голову. — Завтра Кати не будет… — тревожно протянул он. — И Юлии тоже — Танькина смена. Баба Валя оставила тележку, в которую тарелки грузила, и опустилась на стул. — Не переживай, милый, здесь тебе бояться нечего. Татьяне подучиться надо, прежде, чем к людям подходить. К моим постояльцам я ей приближаться запретила. У Катерины выходной, но она зайдёт, уж договорились с ней. Вася растеряно заморгал. — А тебе не влетит из-за того, что Таньку не пустила? Баба Валя едва заметно улыбнулась, прижала к краю глаза белоснежный платок и махнула рукой. — Мне семьдесят два года, милый, я войну прошла: мужа похоронила, сына — уже ничего не боюсь. А надо будет, до Палыча дойду. Он человек умный, образованный — разберётся, — спохватившись, она поднялась. — Ну всё — некогда болтать, — и покатила гремящую тележку к выходу. Вася собрался с духом и поблагодарил. — Спасибо, что Таньку прогнала, да и вообще… Баба Валя обернулась, кивнула. — А как же иначе. Дениска-то прав — все живые люди и отношение должно быть людское, — оставила тележку и приблизилась. — Ты крещёный, Василий? Вася даже как-то растерялся от такого вопроса, кивнул. Бабка по матери настояла. Правда, он мелкий совсем был и не запомнил. А когда Димку, крестили, его, кажется, и не взяли с собой. — А крестик не носишь, — упрекнула баба Валя и тут же смягчилась, потрепав по плечу. — Ничего, я за тебя помолюсь, свечку поставлю святому твоему. В воскресенье вон в храм пойду. Вася покачал головой. — Да не стоит, я… неверующий, — и под строгим взглядом бабы Вали смутился. — Я, зато, верую, — твёрдо заявила она. Вася выдавил улыбку — пусть, если она так хочет, хуже-то, наверное, не станет.***
В изоляторе Вася провёл две недели. Декабрь шёл полным ходом. В нормальном мире, наверное, к Новому году готовились уже. А в усадьбе какой праздник? Ельцина разве что по телику посмотреть позволят. Васю больше, конечно, волновала жратва. Может, хоть ужин нормальный дадут, в честь праздника… Император навещал пару разу, да Ефимыч наведывался. Гостинцы передавали. Правда, надолго их не пускали, и Вася успел соскучиться. Хотелось бы верить, что они тоже. Миша вечерами заходил: кассеты новые принёс и мандаринами угощал. А однажды, когда Васе уже полегчало, затеяли они беседу. — У меня отпуск скоро, на неделю, — сообщил Миша. Вася вымученно улыбнулся. Нет, за Мишку, конечно, порадовался, но на душе кошки скребли. Он-то отсюда выйти не может — ни на неделю, ни на час. — М-м, хорошо отдохнуть, — собравшись с духом, пожелал Вася. — Да, спасибо, я не к тому. Со звонком-то у нас ничего не вышло. Ты же из города, вроде? Давай, я съезжу, время есть, дождусь её. — Что, правда? Тебе-то это зачем? — от растерянности грубовато бросил Вася. — Просто хочу помочь, не трудно ведь. Вася скованно замер на кровати и трепал край рубашки. — Она, наверно… Наверно, домой уехала, Миш, — упавшим голосом произнёс он. Миша наклонился и ободряюще сжал его плечо. — Рано ещё расстраиваться — не узнали ведь ничего. Вася кисло кивнул. Поверить снова, когда надежда разлетается в прах, так больно и горько. И каждый раз сердце разбивалось вдребезги. Осталось ли ещё хоть что-то, что можно склеить? — А ты письмо напиши — я передам, — чуть подумав, предложил Миша. Вася задержал дыхание на миг, решаясь, прикрыл глаза и быстро кивнул. — Хорошо. — Вот и славно, — улыбнулся, Миша. — Когда кто-то там ждёт, всегда легче. Вася уж не стал говорить, что если не ждёт никто, то худо вдвойне. Однако, поразмыслив, в тот же вечер принялся сочинять письмо. Первое в жизни, которое Вася взялся кому-то писать. И оказалось, что вовсе это не так просто — точно не так, как выдумывают в книжках. Кучу бумаги извёл: сминал и безжалостно комкал листы. Всё не то и не так! Одно сплошное мучение. Выходило либо пафосно и глупо, либо… Да к чёрту, Вася даже не был уверен с чего стоит начать! Хорошо хоть время до Мишкиного отпуска ещё есть. Может, Император с письмом поможет? Он умеет говорить красиво. Хотя, если уж честно, хотелось самому придумать, а не чтобы за него Император вещал. Ничего сегодня так и не вышло, и Вася заснул расстроенным. А сон, в кои-то веки, привиделся чудный. Первый тот вечер, когда они познакомились. Вася пригласил Диану в ресторан. Деньгами сорил не затем, чтобы произвести впечатление (даже не думал тогда об этом), а хотел лишь порадовать её, удивить. Не за какие-то заслуги — просто так. Мерцала огнями набережная и окружённый призрачным ореолом музей оружия. Они пили шампанское, болтали, смеялись и ужинали при свечах. И на душе было легко, как никогда прежде. Диана такая искренняя, честная, будто яркая звезда, что озарила тёмную августовскую ночь. А раньше Вася брёл в сумерках, сам того не замечая. Диана рассеяла вязкий морок смехом своим, теплом и лаской. И Вася был счастлив в ту ночь.