this is a very bad story

I. Андрей

      На её лице — только милая улыбка. Сука, улыбка. Она думает, что может с ним играть, как кот с ниточкой. Она думает, что он как Миха. Как все. Ничего из себя не представляющая серая масса, над которой можно глумиться вволю. Куражиться. Бесить.       — Ох, блять… — Андрей отходит назад, к зеркалу. В каждом движении нервозность, раздражение… Кипение. Он на грани. Обеими руками он проводит по волосам: по привычке, ото лба к затылку. Волосы мокрые, в пиве, путаются и бесят. Он едва ли не рычит… Итак, это очередная тупая шутка. Очередная проверка. Издевка над ним. Как в школе, когда выбирали одного и травили. Казалось, что они из этих штанишек выросли, но нет. Не все, Анфиса, видимо, нет. Ей доставляло удовольствие это бесконечное страдание Князя.       Он зажмуривает глаза. Ему будто бы дурно от одного присутствия Анфисы. От того вожделения, которое она источает неприкрыто, дерзко, точно смеётся над ним. Смеётся над тем, что он — хочет и не может. Это же так забавно, когда у кого-то есть принципы — на них можно попрыгать, проверить — сломаются, или нет? В отражении в зеркале Андрей видит, куда Анфиса спрятала ключ. Куда. А что, может надо было уже взять, да и врезать ей, чтобы знала свое место — если этого не мог сделать Горшок, если не совладал со своей бабой, если дозволил ей буквально все.       Он выпрямляется, набирает в лёгкие с шумом воздух. Пальцы сжаты в кулаки так, что белеют костяшки, расправляются с напряжением. Так, будто он сейчас как минимум поймает молнию.       — Вот ты чего добиваешься, — начинает Князь тихо, чуть повернув голову к плечу. Дышит крупно, часто, сердце колотится как сумасшедшее. — Ходишь везде за мной, смотришь своими глазищами, сиськи напоказ, — он медленно поворачивается, — думаешь, я не понимаю? Думаешь, он не понимает ниче? — Он указывает пальцем за стенку, где ржёт о чем-то своём Миха.       — Ты ж к нему пришла в группу? Ну, так иди, доебывайся до него… Но нет, тебе мало. Какая-то недобрая улыбка появляется на лице Андрея, он делает несколько шагов в сторону Анфисы. Точно надвигается, как грозовые облака. — Тебе ж мало его. Мало меня, мало группы. Ты хочешь все, сразу. Весь мир, блять, чтобы к твоим ногам упал! — Он эмоционально возводит руками к небу, точно и вправду хочет вызвать молнию. Чтобы она спалила тут все нахуй.       — Только высоко сильно, Анфис. Падать больно, — он подходит ещё ближе, совсем близко, чуть приподняв подбородок, он смотрит в глаза. Упрямо, жёстко и только в глаза.       Мимолетная мысль о том, что ему эта футболка уже знакома, выдувает из головы все то, что он должен был сказать. Теперь, когда они так близко, что он слышит свое частое дыхание, видит родинки на её лице, видит все, чего раньше видеть не хотел и не знал. Грудь Анфисы касается его голой груди в распахнутом кожаном жилете. Перескакивая взглядом, он будто бы буравит оба её глаза насквозь. В мыслях твердя: тебе не победить, тебе не победить.       Чужой запах и близость женского, красивого, тела вмешивается в ярость Князя как кровь в молоко. Он дышит все чаще и чаще. И снова эти распахнутые алые губы, которые он по какой-то абсолютно ебанутой причине так хорошо запомнил… Так хорошо.       Вдруг лицо его искажает гримаса ярости на секунду, а в следующую — сжатая в кулак ладонь летит со всей дури в стену прямо над правым ухом Анфисы, вминаясь в непрочную стену практически по запястье. Пыль, щепки, кровь. Шум. Осколки стены летят в разные стороны, Анфиса уклоняется, в естественном движении прикрывая голову. Андрей хватает её за руку, но она выскальзывает. Он разворачивается и нагоняет её снова, хватая за плечо и дергая на себя с неумеренной силой. Выворачивая руку Анфисы ей же за спину, он давит, чтобы она почувствовала боль.       — Дай… Ключ. — Практически рыча говорит Князь над её ухом. В коридоре слышится суматоха и голоса. Анфиса дёргается и они сбивают с ног стул, следом на пол летит вешалка, разбивается ваза с цветами. Вода. Кровь на белой майке Анфисы от разбитого кулака Князя. Наконец, он прижимает её лицом к стене, все ещё выворачивая руку назад, и придавливая следом собой. И сдаваться он не намерен. Ибо в ярости и гневе страшен.

II. Анфиса

      И от того, как Князь втягивает в себя с шумом воздух; как белеют костяшки на сжатых в кулаки пальцах; Анфисе на мгновение, — такое короткое, мимолетное, — становится страшно. Может ли он переступить черту? Ударить? Нет. Что он сделает? Выдвинет требование отдать ключ — да, это очевидно, но страх, такой липкий, сковывающий нутро, пробирается тонкими ледяными нитями вдоль позвоночника, вызывая мурашки по коже. Что он сделает? Что?       Она все также ухмыляется; губу кусает, ждет его следующий шаг, но когда губы Андрея расплываются в злой, — опасной, — улыбке, Анфисе становится не по себе. Она уже видела такую улыбку; однажды. В тот момент она только начинала свою карьеру в стриптизе, и один клиент, заказав приват, пожелал большего. Анфиса кричала, отделалась мелкими синяками и испугом, но с тех пор пообещала, что больше никто и никогда… Никто. И никогда.       Но Андрей сокращает дистанцию; он приближается, и каждый его шаг отдается в такт ее пульсу, что набатом стучит в ушах. Вряд ли он подошел, чтобы ее поцеловать; вряд ли он сейчас вообще думает об этом. Убить? Да, возможно, он мог бы, доведи она его еще сильнее, но…       Анфиса смеется, когда их взгляды пересекаются; смеется дерзко, нагло, глядя широко распахнутыми глазами в его глаза, и гонит прочь весь липкий страх. Это же Князь. Ну что он, в самом деле, может сделать? Тем более ей.       Близость Андрея пьянит похлеще выпитого вина, смешанного с пивом. Близость Андрея как наркотик, которого всегда было мало, но Анфиса боялась схлопотать передоз. Ее план — постепенное привыкание, — должен был работать как швейцарские часы. Точно, без перебоев. Немного томного взгляда здесь, пара касаний там, и рыбка медленно насаживается на крючок.       Близость Андрея как пьянящая, мать ее, "маргарита". Приторно-сладкий коктейль, которого она в свое время употребила слишком много, чтобы познать всю изнанку последствий выжратого алкоголя.       Близость Андрея была слишком желанной, и в то же время не несла за собой ничего хорошего. Ни прежде, ни, тем более, сейчас. Но Анфиса была упертой, и просто так от своего плана отказываться не собиралась.       От резкого движения кулака в стену она инстинктивно пригибает голову, на мгновение теряя координацию. Прикрывает голову, чуть подсматривая сквозь пальцы, закрывающие лицо. Его кулак вошел в хлипкую стену, Анфиса прикусывает губу, отнимая ладони от лица, и уже готовится бросить ему в ответ что-то резкое, как Князь хватает ее за руку, выворачивая запястье, которое она тут же тянет на себя, вырывая и отскакивая в сторону. Адреналин плещется в крови, смешанный с выпитым алкоголем и азартом, и она снова смеется, пытаясь избежать его хватки, да только поздно. Слишком поздно.       Он выкручивает ее руку, срывая с губ возглас боли, прежде чем прижать лицом к стене, навалившись сверху. В иной другой ситуации она бы восприняла его действия как прелюдию к чему-то большему, но…       Андрей вжимает ее в стену, от неожиданности Анфиса до крови прикусывает губу, выдыхает резко, позволяя кислороду покинуть легкие. Блять.       Шаги за дверью становятся громче, смешиваясь с голосами. Яша? Балу? Ей не разобрать, но характерный стук в дверь сразу двумя кулаками возвращают с небес на землю.       — Все норм, ребят. — Она кричит, пытаясь придать голосу бодрости. Выталкивает слова из горла, и смеется в ответ на требование Князева отдать ключ. Разве он плохо ее слушал? Она велела ему самому забрать ключ. Рискнет ли? Посмеет ли забраться ладонью под майку, и выдернуть фальшивый ключ из ее лифчика, неизменно коснувшись груди? О, она собиралась проверить.       У Князя разгон от одного до сотки в доли секунд, но Анфиса ему не по зубам. Анфиса не боится боли, и уж тем более не ей бояться вечно доброго Князева. Ну не убьет же он ее, в самом деле. — Правда, все хорошо! — Она кричит громче, смешивая голос с хриплым смехом, пока чужое дыхание обжигает ее щеку. — Князь просто решил сделать перестановку. — Она снова смеется, чувствуя металлический привкус на языке. Щеку жжет от соприкосновения с шершавой поверхностью стены, — след останется, но похуй, — и Анфиса едва ощутимо дергается, пытаясь вырваться из болевого захвата.       — Нет. — Ее голос тверд, она чуть привстает на носочки, выгибаясь в пояснице и прикасается свои телом к его; еще ближе, чувствуя бедрами тепло его кожи через ткань джинс. — Нужен ключ — возьми сам. Или ты ссышь, Андрей? — Она шепчет, не без удовольствия отмечая недовольное бурчание Балу, что с каждой секундой становится тише. Спор есть спор. И либо Князь выйдет сам, либо Анфиса победит. — Ты же считал, что безвыходных ситуаций нет. Так найди этот чертов выход. — Она снова выгибается в пояснице, прижимаясь к нему бедрами плотнее, и смеется хрипло, смеется через боль в руке. — Признайся хотя бы себе, что ты хочешь этого. Признайся, и тогда, возможно, я дам тебе то, что ты хочешь.       Она имеет ввиду ключ, но тело ее говорит об обратном.