Часть 1
22 августа 2023 г. в 18:19
I. Андрей
Репетиции всегда заряжали группу драйвом. Особенно когда кто-то, догоняясь пивком в угаре табачного дыма, случайно ловил охуенную рифму или драйвовый рифф — начиналась просто необяснимая вакханалия. Больше всех, конечно, в отрыв уходил Горшок, которому и поссать на клумбу в помещении репточки было норм. Цветы на ней, конечно, уже давно умерли смертью храбрых, но Горшка это совсем не смущало. Ну, особенно, если он обдолбался или нажрался, что в последнее время с ним происходило ну просто постоянно. И, зачастую одновременно. Это, кстати, начинало напрягать и даже пугать. Из него как будто натурально тянули жизненные соки, замотав в упругий кокон. Но это только со стороны было видно, самому же Михе было более чем по кайфу. И речь уже даже не шла о том, что поймавшая его в цепкие лапки муха отнимала абсолютно все время Михи. Раньше они часами могли сидеть и трещать за музыку, за Короля и Шута, за их мир, шариться по Питеру в поисках приключений на задницу, пропадать в клубах на концертах, да и вообще… Теперь же вся группа только то и делала, что наблюдала, как Анфиса залезает на Горшка, не стесняясь вообще ничего. Вообще. Ничего. И это вызывало в прежде разъебанной панковской атмосфере характерный напряг. Напряг, который совершенно точно ни к чему хорошему бы не привёл. И разрешаться сам тоже не планировал. Князь уважал выбор друга. В конце концов, Анфиса давала ему то, что никто другой не мог дать: уверенность в себе. По крайней мере так считал Андрей, который видел Горшка разным. Как говорится, и в горе, и в радости. Особенно что касалось женщин. Здесь же друг одним махом получил буквально все: и фаната, и девушку, и друга. И Князь как будто перестал быть нужен. Балу тогда ещё пожал плечами, мол, ну, рано или поздно так должно было бы произойти. Без баб все равно никуда. Но все понимали, что анархистский панковский мирок уже был разрушен, и ничего не станет таким, как прежде. Увы. Парни тоже обзаводились девчонками: с обретением популярности это становилось одновременно и сложно, и просто. Только вот Андрею на серьезняк как-то не везло. Может быть, задайся он целью, ситуация сложилась бы иначе, но всему на свете Андрюха предпочитал путешествие в созданным им самим ещё в детстве мирке, где все было как-то… честнее и проще, чем в реальности. За измену женщину могли и съесть, не то, что здесь. Поэтому его путь в Короле и Шуте продолжался в одиночестве. Можно было после репы пойти домой, — а Андрюха мог похвастаться уже собственной квартиркой, пусть и небольшой, но на свои, — но там сегодня собирались травить каких-то клопов… или ещё какую-то хуйню делать. Поэтому Андрюха решил затусить на репточке допоздна, написать что-нибудь или прикинуть свежую мелодию, а там уже решить, что делать дальше. Попросив пацанов не закрывать, он пошёл до ближайшего магазина, который держала довольно вредная бабка, все время с недоверием косившаяся на деньги, которые парни ей давали за ящики пива и жратву, которая тут вообще не задерживалась надолго. Пленительно свежий и не по-питерски тёплый августовский вечерок провожал Андрея заходящими лучами солнца, пока тот, ловя вдохновение, стоял с открытой бутылкой пивка и покупками в общак у подъезда неподалёку от репточки. Неотвратимость бездны, в которую катился Горшок, не давала Андрею жить спокойно уже достаточно давно. С одной стороны, конечно, это было дело друга, но с другой… Миха ведь не видит всей картины. Не видит, что Анфиса тащит его на дно. И если не вмешаться — уж можно быть уверенным, что они оба окажутся на дне. Друга надо спасать — любой ценой, — но хорошего плана у Князя пока так и не созрело. Да и копошащяяся на задворках сознания обида за «променял друга на пизду» тоже вносила свои коррективы. Короче, пиво сглаживало мировоззрение и успокаивало нервишки. Прикончив помимо одной еще и вторую бутылку, Андрей выкурил сигаретку взатяг и пошел пережидать внутрь. Женские всхлипы донеслись до уха Князя раньше, чем он открыл двери (кстати, не мешало бы покрасить — краска совсем облупилась). Хотелось верить, что это не Горшок плачет над разбитой бутылкой пива. — Анфиса?.. — удивился Андрей, сведя брови к переносице и бросив пару пакетов на диван рядом с холодильником, а заодно и подопнув упаковку пиваса к нему. — Ты че здесь? Миха ж вроде ушёл… Он аккуратно обходит её по кругу и дотягивается до холодильника — проверить, нужно ли вынуть оттуда повесившуюся мышь, чтобы не было как в прошлый раз. Сомнительным всхлипам девушки Горшка он не верит: Анфиса была актрисой по жизни, к тому же ещё и замечательным манипулятором, который мог получить от любого все, что ей нужно, стоит лишь достаточно сильно заебать. Или показать свои острые зубки, как она периодически делала это с Андреем: знает, куда бить, и потому всегда била очень больно. Но, как говорится, кто предупреждён, тот вооружён, и их негласное противостояние за внимание Михи (в котором Андрей заведомо признал за собой поражение) могло обостриться в любую секунду, стоит только Анфисе решить, что вот сейчас она хочет доебаться. От того, чтобы не втащить ей Андрея удерживало только хорошее воспитание и кое-какие понятия о чести и достоинстве. Да и Миха бы не понял. — Че, под дозой чтоли? — аккуратно и беззлобно бросил Андрей, складывая бутылки в холодильник. Вот прикол, оказывается, они там сами не появляются… Голова никак не предлагала вариантов на тему зачем Анфиса тут, что с ней и, самое главное, как от неё побыстрее избавиться, чтобы не угробила остатки вдохновения. Но ощущения от этого эпизода тет-а-тет у Андрея были самые паршивые. Надо было репетировать сегодня у него дома: глядишь, оставшуюся сидеть Анфису и притравили бы дихлофосом. Ну, как муху. И да здравствует старый-добрый Горшок.II. Анфиса
Это будет непросто. Сидя на коленях у Михи и раскуривая с ним одну сигарету на двоих, Анфиса давно обратила внимание на повышенный интерес Князя к их паре. Зависть? О, она была убеждена в этом почти на сотку. Черт, да она была готова поставить на кон все, что имела, лишь бы доказать, что Князя не просто бесили ее отношения с Горшком. Он завидовал. Горшок был звездой, и благодаря Анфисе, он станет легендой, в то время как Князь так и останется в тени славы главного солиста группы. И когда Анфиса, наглотавшись очередной дряни, смеялась Андрею в лицо, апеллируя фактами на каждое его недовольное слово или попытку «вразумить» Горшенева, разгон от нуля до сотки у Князева составлял всего лишь какие-то секунды. Анфиса умела бесить. Князев был ее персональным тренажером. Остальные в группе либо не обращали внимание на токсичность девушки Горшенева, либо им было все равно. Анфиса же наслаждалась той властью, которую имела над Горшком, и останавливаться не собиралась. Ее жизнь была похожа на сказку. Любой каприз исполнялся, а если ее что-то не устраивало, Миха готов был положить весь мир к ее ногам, или же головы неугодных, только лишь снова оказаться в их спальне, получить целебный укол в вену, и окунуться с головой в нирвану. И Анфиса этим наслаждалась. Да только демоны в голове ее создания ненасытные. Демоны в голове ее в сознание мысли посылают черные, порочные. И стоило лишь раз взгляд чужой на себе обнаружить в момент личный, мысли ядом корни пустили в разуме, разогнали желания порочные по венам к сердцу, и пути обратного больше не было. Анфисе мало было одного солиста. Она желала владеть обоими. А быть может то был просто эгоизм, и ее повышенное самолюбивое чувство, с которым она пришла в группу, с которым она жила последние годы, плетя вокруг Михи паутину интриг и порока. И в этот же кокон она пожелала вплести и Андрея. Просто так, забавы ради; саму себя убеждая, что это будет [не] просто. Князев — мужчина, а она, между прочим, красивая женщина, и соблазнить его не составит каких-то проблем. По крайней мере она так думала, по крайней мере она в это верила. Она целовала Миху, сидя у него на коленях, но взгляд хитрый скользил поверх темной макушки, секунды мысленно отсчитывая, — одна, две, три, — прежде чем другой взгляд с ее глазами встретится. Она смеется в губы чужие, пальцами в волосы зарывается, и смеется громче, когда за Князевым дверь захлопывается, а Балу недовольно тянет: — ну вы тут еще потрахайтесь. Она сети свои расставляет ловко, взгляд часто на Андрея переводит, но нападок своих в его сторону не прекращает. Она на эмоции его выводит, пусть даже отрицательные, ведь знает отлично, что от ненависти до желания всего лишь пара бутылок водки. Осталось лишь немного подождать, и капкан с хлопком захлопнется. Миха покидает репточку последним, но Анфиса отрицательно качает головой, говоря впервые так несвойственное себе: устала. А после ссылается на определенные дни месяца, получает короткий поцелуй от уже бухого Горшка, и остается одна, сочувствующим взглядом провожая закрывающуюся дверь и огорченно кусая губы. Шаги на лестнице становятся тише с каждой секундой; трагичное выражение лица сменяется гримасой удовлетворения. Она слышала, как Князев просил не запирать дверь, а значит он вернется. Анфиса сиськи в лифчике поправляет, приподнимая, да майку чуть спускает, вырез глубже делая. Воду из бутылки на ладонь льет да по глазам размазывает, тушь черную с тенями по щекам разводами черными, чтобы более реалистичней было, чтобы выглядело, будто она не первые секунды плакала. Андрей сильно не задерживается, но Анфиса все равно устает ждать. В окно его пасет, а после на диван садится спиной к двери, словно не ждет его прихода; словно слез своих смущается. Она пару глубоких вдохов делает, мысли в голову вгоняет мрачные: вот Миха ее с позором выгоняет, вот квартиру отбирают и она на улице одна остается. Кота своего старого вспоминает и как умирал на руках у нее, и всхлипы реалистичные сами в груди рождаются, по глотке проходят да с рыданием едва слышно с губ срываются. Дверь позади открывается, и Анфиса чуть плечами дергает, словно от рыданий вздрагивает, и лишь когда голос Князева в сознание врывается, она будто бы немного успокаивается. — А ты че здесь? Миха же ушел. — В тон ему отвечает Анфиса, оборачиваясь, демонстративно носом шмыгая и ладонями тушь потекшую со скул утирая, да размазывая. — Нет, правда, все бухать пошли, тебя позвать забыли? — Она садится по-турецки, ноги скрещивая. — Пиво дай. — И добавляет с явной неохотой. — Пожалуйста.
