Человек без имени

Инадзума, 50 лет назад Привыкать к новому имени было странно, но на удивление легко. Пару дней Итто горланил о том, какой он молодец, как хорошо составил имя, а Куки деловито подбирала под него благозвучные сочетания букв. Самой Юнмей казалось, что к новому имени ребята из банды привыкли куда быстрее, чем она сама притиралась к нему. Раньше её звали по-другому. Раньше её имя писалось по-другому, другими буквами, и она сама выводила его не один раз с тех пор, как научилась писать. Волей-неволей, Юнмей засела за книги: особенно тяжело давались история и этикет. Куки ей помогала готовиться к экзаменам: они много разбирали непонятных и незнакомых слов, много читали, решали какие-то тесты. Для Куки, нашедшей отдушину в том, чтобы быть многопрофильным специалистом, это было даже в удовольствие; в банде за знаниями практически никто так не гнался. А ещё по просьбе Юнмей, ей купили что-то вроде блокнота; она, впервые за несколько лет, снова стала что-то чиркать в нём — заметки, зарисовки, цветочки, лица членов банды. В той, прошлой жизни, она любила рисовать в юности; где-то дома на пыльных полках все еще хранили память о людях того времени потрепанные блокноты с зарисовками, пейзажами и натюрмортами. Потом, как говорится, всё сожрал быт: женщина вышла замуж, забеременела, родила дочку. Никогда не считала себя хорошей матерью, но всегда очень старалась быть для дочери примером силы, воли, разума. Мужа любила, по началу — пылко и горячо, со временем — скорее преданно и благодарно; они оба поправились в браке, муж полысел, лицо женщины подернуло морщинами… Новая жизнь подарила слишком много свободного времени, которое, просто катастрофически, нужно было чем-то заполнять, вот она и бралась буквально за всё подряд. Куки, понаблюдав за тем, как мается их новая спутница, свела её со знакомым комиссаром, и, неожиданно для самой Юнмей, пристроила готовить штампы для линогравюр с лицами преступников. Жизнь постепенно становилась насыщенной и полной забот: она дурачилась с членами банды, вырезала чужие лица и ставила оттиски на бумагу, шила одежду, училась торговаться на базаре и лихо ругаться с портовыми торговцами. Училась представляться новым именем, готовить из новых продуктов, одеваться в непривычную одежду, подвязывать кимоно, пробовала даже бинтовать грудь — но быстро отбросила эту идею. В какой-то из дней Итто приволок огромный меч и впихнул ей в руки со словами «давай вооружайся». С мечом, однако, не получилось — Юнмей чуть было голову не снесла Мамору, а потом и самому Итто. Каменноголовому они пришлось поймать его рукой и отобрать опасную игрушку у незадачливой вительницы. Куки учила её стрелять: стрелок из Юнмей был такой же, как из Куки образцовая жрица, но попыток научить её стрелять хоть немного, не оставляли, потому что «тебе надо научиться хотя бы как-нибудь охотиться». Зачем? Чтобы быть ко всему готовой, ты же они из банды Аратаки! А все члены банды существую от заработка к заработку, и никогда не против поохотиться на уток и чаек. Как итог, стреляла Юнмей из лука слабо, двойные клинки в руки у нее тоже не легли, магии в ней не то вообще не было, не то был минимальный минимум, и пока что хоть какие-то успехи можно было наблюдать разве что только в рукопашном бою. Вот что-что, а навалять по шее членам банды Аратаки или скрутить буйного гостя на чьей-то попойке, она могла виртуозно. Опытым путем это уже несколько раз проверили: Юнмей была нечеловечески, даже аномально сильной. Как и полагалось самому настоящему ёкаю. — Тама-сан? Это ты? — кого-то окликнули на пристани. *** За несколько часов до этого Юнмей сидела на ящике у причала, вглядывалась в даль. Рядом с ней сидел Итто. Энергия из него била через край, он всё подбирал рифму к новому музыкальному шедевру в духе «трава-дрова», и вообще не думал о предстоящей работе. Юнмей поймала себя на мысли, что ей даже интересно его слушать. Они ждали торговый корабль из Сумеру — один из немногих, которые всё ещё пропускали сюда. Вдалеке бушевали грозы, море волновалось, то и дело заливая причал солёной водой, что-то стучало, падало, из рыбацкой лодки выгружали огромных скользких рыбин, похожих на тунца. Их с Итто задача состояла в погрузке на телегу товаров и доставке их в город. Последние пару месяцев Юнмей таким не занималась, но на деле оказалась не против лишний раз пройтись, а не сидеть в участке. Корабль прибыл, и пока его хозяева разбирались с разрешениями да накладными, они на пару с Итто принялись перекатывать телеги. Руками, пока что без лошадей. Делать это надо было это аккуратно: Итто от души бравился и красовался, лихо привязывая их поближе к кораблю, чтобы было удобнее таскать ящики. То, что лошади им не понадобятся, было фактом. Такой трюк уже проворачивали не раз; каменные быки Итто отлично справлялись с перевозкой грузов. Хозяин груза ревностно и опасливо смотрел на него и Юнмей. «Как вы мне надоели со своей ксенофобией», — подумала Юнмей, но только лучезарно улыбнулась, вытащила из поясной сумки документы и пошла представиться хозяину. Её кто-то схватил за руку. Юнмей обернулась, готовая рыкнуть на него, и вдруг замерла. Лицо человека перед ней — моложавое, немного в щетине, с серьгой в левом ухе — показалось знакомым. — Тама? Где тебя носило! Юнмей поморщилась. Мир перед глазами качнулся. — Вы обознались, — как-то неуверенно выдала она, — Я вас не знаю. Человек перед ней вскинул брови вверх, и жалостливо поджал губы. Юнмей прищурилась. — Я же встретил тебя на Сейрае! — возразил незнакомец, — Неужели ты… - Ты чего к ней прилип, а? — Итто нагло влез в разговор, — Эй, парень! Какие-то проблемы? Мы тут вообще-то работаем, да? Ты обознался, иди куда шёл… Юнмей, там с меня требуют документы. Идём уже, если не успеем во время, Куки-сан опять нас бобами закидает! — и показательно поежился. Юнмей прыснула и кивнула, а после, получив тычок в сторону хозяина корабля, постаралась тактично слиться. — У вас проблемы? — недоверчиво спросил торговец. — Нет, никаких проблем! — торопливо ответила Юнмей, — Идемте, мне надо получить от вас… И торопливо отвела в сторонку собеседника, чтобы никто не видел, как Итто под шумок спихнул с пирса больно любопытного знакомого незнакомца. Потом матросы носили ящики, они с Итто их распихивали по телегам. Спешили; хотелось дойти до ночи хотя бы до деревни Кондо. - Везите предельно аккуратно, — попросил из с сотый раз торговец, — Это шёлк высочайшего качества! Ладно вам, дядя, в шёлка высочайшего качества одевается только сёгун! А с вашими товаром мы будем осторожны, и не сомневайтесь, — пообещала Юнмей, не глядя на торговца. Итто хмыкнул. Торговец поджал губы, смерив их взглядом снизу вверх, но кажется, решил что с защитой товара эта парочка уж точно справится. Две копий Уси тащили нагруженные от души телеги, солнце прорезало серое небо, и ласково светило над головами. Холодные ветра с океана тащили запах соли и подгнивших на солнце водорослей. Они миновали Рито, перешли отмель по колено в воде, и добрались к окраине деревни как раз с закату. Солнечные лучи прятались за горой Ëго, и хотя вокруг было всё ещё достаточно светло, в деревне уже зажигали фонари. Где-то во дворе стучали жернова, слышался громкий смех, бряцали об колодец ведра. Юнмей прошлась по посёлку, купила у местных «немного» еды: целый круглый домашний сыр, молока, две буханки хлеба и два десятка яиц. Они не ели нормально весь день из-за работы, а работы было много. Крестьянка, которая ей всё продала, еще и насыпала целую холщовую сумку помидоров. К её возвращению Итто оперативно поставил навес и развёл костёр. Ночь опускалась на Инадзуму, а Юнмей и сама не заметила, как внимательно и пристально он смотрит на неё. — Там в порту. Что у тебя с этим человеком произошло? — С каким? — Юнмей оторвалась от созерцания звёзд и обернулась на Итто. Почесала затылок, а потом неловко цыкнула, — А, с тем. Не знаю, он меня чужим именем назвал. И утверждал, что мы были хорошо знакомы. Он кажется не местный… Собственно, как и ты, — пожал плечами Итто и закинул руки за голову, — Не говори Шинобу-сан, что я его искупал. Мы же ей обещали не наломать дров… - Я начинаю думать, что мне стоило поговорить с этим человеком, — заметила Юнмей, — Вроде бы он был с какого-то корабля… я не так часто на людях появляюсь. Впервые такое, чтобы меня кто-то узнал. Или не совсем тебя… — Итто перевернулся на бок и подпер голову рукой. Отфыркнулся, убил на плече комара, — Учитывая что ты ничего не помнишь. Юнмей кивнула. Поежилась, запахнула посильнее хвори. Все-таки несмотря на тепло днём, ночи становились сырыми и холодными. — Я тут, к слову, думал, — Итто пошевелил золу в костре и сунул в неё ветку, — Сходила бы ты в храм Наруками. — Предлагаешь мне богу помолиться, чтоб он мне память вернул? — Не гороховая каша же, можно и попробовать. Боги… могут знать побольше нашего. — Боги? Ты электро архонта имеешь ввиду? Великий Сёгун, верните мне пожалуйста память, а то я дура, где-то её потеряла, — Юнмей картинным жестом поклонилась на европейский манер. Итто нахмурился. — Мне вот интересно, ты этого не хочешь делать, потому что боишься воспоминаний, или потому что… тебе и не надо ничего вспоминать? — Это ты меня так в чём-то подозреваешь? — Да как тебе в голову пришло вообще усомниться в своём предводителе?! — искренне возмутился Итто, а потом посерьезнел, — Попроси Куки. Она там работала. Гудзи Яэ — страшная женщина конечно. У неё ещё и терки какие-то с моим приятелем, не пойму я никак, нето она ему нравится, нето бесит… Ты пока у нас валялась полуживая, мы ж чего пропадали все — я старому доброму другу вызвался помочь немного. Вот мы всяких и гоняли, — потер руки Аратаки, — По горам и пляжам. Грабить награбленное не стыдно… Ай, не важно, — Итто зашипел и тяпнул из углей картофелину, — О чем это я. Яэ — жуткая лисица. Но она может тебе подсказать, что делать. За мои двадцать пять лет жизни ты — первый они, которого я увидел. И сразу же — с потерей памяти. — Первый. А… твои родители? — Да померли они, — отмахнулся Аратаки, — Не помню я, почему мы ушли из Дзигоку*. Место там было не то, чтобы неприятными. Но батя мой мне кое-кто оставил. Поэтому я не могу покинуть этих мест. — А ко мне это какое отношение имеет? Что такое это ваше Дзигоку? — Ты и такие важные вещи не помнишь? — опешил Итто, — А книг читаешь больше, чем Шинобу-сан ставит мне тумаков. В общем. Все они живут в Дзигоку. Ты — тоже они, и тоже оттуда. Если ты не там, по идее ты или заблудшая душа, или дико напортачила и тебя в шею погнали прочь из мира Они, скитаться. Учитывая, что тебя полуживую из океана выплюнуло на берег после лютого шторма, где ты практически захлебнулась бы насмерть, если б мы тебя не вытащили и не откачали, я бы не удивился. Юнмей поморщилась. Подробности того, как её нашли, ей пересказали сто раз уже: она валялась в воде по пояс, на боку, не дышала, ледяная, исчерченная следом с частицами электро в области сердца и лёгких, в разорванной до наготы одежде, разбитыми в кровь кулаками и сломанной ногой. — Ты прекрасно знаешь, что я даже буквы не помню с тех пор, — Юнмей прикрыла глаза, — При чем тут это ваше царство они? При том, что последние сорок лет, с тех пор как я мои родители ушли оттуда, врата не открывались. Ты пришла сюда сильно раньше, и тебя должно знать до чёрта людей, и если тебя до сих пор целая толпа народу не опознала — то это затишье перед бурей. Куки… не случайно тебя долго огораживала от города и зевак. — Спасибо конечно за заботы… но что ты этим сказать хочешь? — Тебя убить пытались. Кто-то намеренно причинил тебе вред, — Итто выпалил эти слова и залпом осушил флягу с водой, — Я давно хотел поговорить об этом, но без свидетелей, нечего сеять смуту среди банды. Есть конечно вариант с тем, что ты сама пыталась умереть или бежала от кого-то — и видимо была в какой-то крайней степени отчаяния, раз сунулась в нынешнюю грозу в море. Юнмей нервно сглотнула. Чуть ли было не сказала, мол, «да кому я вообще нужна», да прикусила язык. Она — никому. А вот хозяйка тела, в котором она прописалась, вполне могла бы быть кому-то нужна. Если верить логике Итто, разумеется. Куки уже как-то говорила о том, что скорее всего самой Юнмей не появлялась раньше в городах Инадзумы, потому что не могло такого быть, что её никто не запомнил. «Значит, твои враги — мои враги…» — И делать-то с этой информацией мне что? — Юнмей поморщилась, — Не соваться на Рито, и в людные места? — Нет, почему. Я попрошу Мамору тебя охранять, никто тебя не тронет, — самоуверенно и расслабленно выдал Итто. Юнмей представила, как перезревший юноша Мамору, круглый во всех отношениях и ростом ей до подмышки, ее защищает, и прыснула. — Чтобы я его защищала? — В банде Аратаки все всех защищают. Не, ну реально, между прочим научить тебя стрелять предложил не я, а Куки! — Скажи, а почему ты так уверен, что со времен, как ты с родителями отказался в Инадзуме, никто не открывал врата? — Последний хранитель врат — это мой отец. Я… — Итто вдруг навострил уши и оглянулся, — Нынешний хранитель. И я клянусь своим званием предводителя, за последние двадцать пять лет в этом мире врата не открывал ни разу.