Heart To Heart

      Сказать, что Такеши был в шоке, когда увидел блестящие слезы в глазах Хитсугаи, значит вообще ничего не сказать. Все, что он смог сделать в этот момент — это удивленно стиснуть плечо Тоширо и задать самый тупой вопрос на планете: все ли с ним в порядке. Действительно. Каждый же человек, который начинает вдруг плакать ни с того ни с сего, особенно если этот человек никогда не отличался особой эмоциональностью, пока дело не доходило до злости и сарказма, чувствует себя в полном порядке, это же очевидно.       Хасэгаве хотелось хлопнуть себя по лбу. Двадцать четыре года жизни в обществе с довольно активной социализацией и все ради того, чтобы спросить у плачущего человека, в порядке ли он. Браво.       Когда же к скатывающимся по скулам слезам добавилась улыбка, Такеши и вовсе выпал в осадок. Вселенная скорее схлопнется, чем Хитсугая Тоширо улыбнется, так еще и параллельно плача при этом. Но, видимо, конец света уже близко.       Не имея никакого понятия, что делать, Хасэгаве осталось только стоять рядом и смотреть, как Тоширо гладит кошку, тихо плачет и хрипло смеется. Было в этом смехе что-то болезненное и вместе с тем такое радостное, что у Такеши самого на душе легче стало. Он все еще недостаточно хорошо знал Хитсугаю, но что-то ему подсказывало, что сейчас действительно лучше просто молча постоять рядом и дать Тоширо прожить это самостоятельно. К тому же в мокрых глазах не было горя. Наоборот. Облегчение и какое-то простое счастье. Хасэгава видел, что несмотря на внезапные слезы, с Тоширо и правда все хорошо. Так хорошо, как никогда не было.       Спустя пару минут Хитсугая встал и утер остатки слез тыльной стороной ладони. Такеши вместе с ним проводил взглядом уходящую по своим делам кошку. Он осторожно посмотрел на Тоширо, боясь неловкости или злости с его стороны за то, что застал его в момент странной слабости, которая даже не казалась таковой. Но увидел лишь необыкновенно красивые глаза, чьи изумрудные волны были полны спокойствия, и намек на улыбку в приподнятых уголках рта.       Хасэгава ничего не спросил и знал, что Хитсугая благодарен ему за это.       Такеши улыбнулся и развернулся в сторону бара, до которого они до сих пор не дошли. Шаги за его спиной перекрыл звук открывающейся двери и тихий гомон посетителей заведения. В баре было тепло и уютно. Полумрак в помещении скрашивался лампочками с желтым тоном, успокаивающим глаза. Завсегдатаи тихо потягивали напитки, ютясь за угловыми столиками, или громко распивали за центральными столами. В любом случае, людей было относительно немало, несмотря на будний вечер. Все-таки поход за алкоголем в Японии никогда не ограничивался праздниками и выходными.       Такеши направился к барной стойке, где было свободно несколько стульев, слыша, что Хитсугая идет за ним. Они, все еще молча, сели и заказали напитки. Такеши сразу взял виски, желая накидаться быстро и со вкусом. Тоширо заказал пиво, осторожничая и не разделяя желаний Хасэгавы. Первые глотки также были сделаны в комфортном молчании. Такеши собирался с силами и искал в себе смелость поднять тревожащую его тему, а Хитсугая не торопил его и сам мысленно обдумывал случившееся по дороге в заведение.       Хасэгава до конца опрокинул стопку, смакуя терпкий вкус во рту, зная, что из-за этого спирт быстрее всосется в кровь. Горечь обжигающе стекла по горлу и неприятно его стянула. Он поморщился и заказал еще. Краем глаза поглядывал, как Тоширо аккуратно потягивает свое пиво. Судя по его скорости, он отпил максимум одну пятую часть банки. Мало. Надо, чтоб выпил хотя бы всю. Тогда хоть разговор может действительно принести пользу.       Такеши глубоко вздохнул и начал издалека, пытаясь расслабить и себя, и Хитсугаю. Разговор завязывался тяжело, неохотно. Видно было, что Тоширо отвечает через силу, прилагая усилия, чтобы не съехать с диалога и не показаться грубым. Хасэгава не сдавался. И спустя одну банку пива и пару стопок виски все вдруг пошло как по маслу. Слова полились одни за другими, они перескакивали с темы на тему, все кружа вокруг того, ради чего вообще сюда пришли.       И Такеши уже думал наконец свернуть разговор в нужное ему русло, но Хитсугая его удивил.       — Ты не так уж плох, как кажешься, — проговорил Тоширо, задумчиво вертя в пальцах рюмку.       Хасэгава опешил.       — А что, я казался тебе плохим человеком? — тихо спросил он, смотря на Хитсугаю боковым зрением.       — Нет. Ты казался раздражающим, ужасно болтливым и таким хорошим, что даже подозрительным. Но сейчас… сейчас я вижу, что ты ровно на столько хороший человек, на сколько ты им кажешься, — Тоширо скосил глаза в его сторону и чуть поднял уголки губ в честной и уже пьяной улыбке.       У Такеши потеплело в груди. Может, от выпитого, конечно, но он все же думал, что от слов Хитсугаи. Услышать от него что-то, что не являлось оскорблением или язвительностью, или сарказмом, или еще чем похуже было настоящим событием, которое смело можно отмечать в календаре. Да вообще услышать от него ответ было удивительно и ново, обычно он просто игнорировал или глаза закатывал.       И как только Карин его терпит? Хотя он, наверное, с ней другой. Такеши даже поймал себя на мысли, что он хотел бы увидеть эту другую сторону Хитсугаи, более мягкую и открытую. И при этом не пьяную.       — Ого. Спасибо. Правда, — Хасэгава улыбнулся. — Мне лестно это слышать. Особенно от тебя.       — Особенно от меня? — Хитсугая поднял бровь.       Такеши прикусил язык.       — Ну да… ну, я имею в виду, ты… ты такой серьезный всегда, замкнутый, саркастичный и… и еще раз серьезный, — он вздохнул, пытаясь собраться с мыслями. — Ты похож на тех людей, которые не станут трепать языком, лишь бы заполнить тишину, — чего нельзя было сказать о нем самом. — Поэтому твои слова кажутся более весомыми и значимыми. Вот, — все это время он старался не смотреть на Тоширо, только краем глаза скользил по чертам его лица и пытался угадать, о чем он думает.       Хитсугая неоднозначно хмыкнул и отпил еще немного, уставившись в никуда.       Они снова замолчали на некоторое время. Такеши осторожно, тихо спросил:       — Ты правда думаешь, что я хороший человек? — он сам не был в этом уверен.       — Да, — Хитсугая ответил сразу, без запинки. — Да, я так думаю. А что?       — Ничего, просто… Просто обычно после фразы «ты хороший человек» следует проклятущее «но», из-за которого все катится к чертовой матери.       Хасэгава отвернулся и уставился в свой граненый стакан.       «Такеши, ты хороший парень, но…»       «Ты очень хороший человек, правда, но…»       «Все замечательно, ты замечательный, но…»       И дальше можно даже не слушать, потому что конец всегда говорит об одном и том же, просто разными словами.       Тоширо смотрел на него, пристально и без капли жалости или понимания. Но с холодной поддержкой.       — Не могу сказать, что понимаю тебя.       — Верю. Не могу себе представить, чтобы тебя отшивали, — попробовал отшутиться Такеши.       — Нет, дело не в этом. Меня и правда не отшивали, потому что я… ну, я даже не пробовал… Наверное, я однолюб.       Хасэгава почувствовал, как перед глазами начинает плыть.       — У вас же с Карин… что-то было? В прошлом?       — Да. Было, — на лице Тоширо тенью проскользнула улыбка, и Такеши не понял, почему.       — И после нее ты… ни с кем и ни разу? — голос Такеши был совсем тихим, когда он закончил вопрос.       — Да. Ни с кем и ни разу. Не хотел. Не хочу.       Хитсугая не отрывал глаз от своего напитка, а Такеши — от Хитсугаи. Его слова набатом стучали у него в ушах, как очередное доказательство того, что люди, оказывается, любят.       Он сам любил людей, и люди любили его. Но его любовь была необузданной и неудержимо сильной, а их любовь была поверхностной и вежливой. Он никогда не получал столько же, сколько и отдавал.       Смотря на Тоширо и Карин, он видел совершенно другую ситуацию. Они любили не так, как любил бы он, бешено и страстно. Они любили медленно, трепетно и так осторожно, что когда им наконец сносило крышу, то они оба сгорали заживо в своих чувствах, чтобы потом возродиться как фениксы и замкнуть этот цикл. И начать его заново.       Такеши испытывал странное чувство облегчения и надежды за Карин. И был так искренне рад за нее, за них, что глаза начинало щипать от слез. Или это он просто слишком резко опрокинул свою стопку, и жар алкоголя ударил в голову и обжег горло.       «Что-то ты расчувствовался.»       У него кончалось терпение. И у него кончалось время.       Хасэгава зажмурился.       — Я же правильно понял, сейчас вы с Карин…?       — Мгм, — Тоширо лишь кивнул, посылая улыбку куда-то в пустоту перед собой, словно там сидела Куросаки.       — Повезло же ей, — улыбнулся Такеши.       — Ну, ее брат так не считает. Я его понимаю. Я бы тоже не прыгал от счастья, после всего, что было.       — Но какая разница, что думает ее брат? Это же ваша история, про вас и для вас.       — Да. Думаю, ты прав. Хотя иногда все очень сложно.       — Любовь вообще штука сложная! — объявил Хасэгава с видом заправского философа и пьяницы. — Но она того стоит, — уже спокойнее произнес он.       — Да, — задумчиво протянул Тоширо, глядя в блестящую жидкость на дне своей рюмки. — Она того стоит.       Такеши оставалось только задаваться вопросом, о чем говорил Хитсугая: о любви в целом или же о его личной любви — Карин.       Он решил оставить это без ответа. Они чокнулись, стекло тихо звякнуло друг о друга.       — Так о чем ты хотел поговорить? Может перестанешь уже ходить вокруг да около? — огорошил его вопросом Хитсугая.       Хасэгава вздрогнул. Тоширо был прав. Время уже близилось к ночи, им действительно стоило разобраться со всем побыстрее. Такеши набрал полную грудь воздуха и начал говорить.       Но из него вырвались только беззвучные хрипы.       Все как всегда. Ком в горле, пульсация в висках и пятна перед глазами. Ему не дают рассказать.       Та часть его сознания, которая уже, кажется, не принадлежала ему, прониклась злорадством.       Он не может сказать. Но может показать.       Хасэгава сосредоточился и перевел взгляд на Тоширо. Лицо Хитсугаи расчертила гримаса беспокойства, брови были нахмурены, а губы поджаты. Он тоже заметил.       Такеши сглотнул.       — Я не могу рассказать об этом.       — Издеваешься? — без особого недовольства спросил Тоширо, скорее, для галочки.       — Нет, прости. Но мне правда нужна твоя помощь       — Да. Я вижу.       Хасэгава неловко поерзал под взглядом Тоширо. Он собирался предложить дурость, но другого выхода не видел. Остается только надеяться на то, что Хитсугая уже достиг нужной кондиции и сейчас без споров на все согласится.       — Пошли ко мне домой. Там все объясню. Покажу, — Такеши понимал, как это все звучит. Подозрительно. Расплывчато. И двусмысленно. Он надеялся, что Тоширо поймет.       Хитсугая с минуту сверлил его взглядом уже немного стеклянных глаз, жуя внутреннюю сторону щеки, и наконец кивнул.       — Ладно. Пошли.

***

      Они медленно шли по темным улицам, устало шаркая подошвами ботинок по асфальту. Ну, не совсем. Шаркал только Такеши своими кроссовками, а Тоширо, несмотря на знакомое головокружение, шел прямо и уверенно. Его военная выправка не позволяла ему такие вещи как шарканье ногами. Но это не значило, что он не устал и что у него не двоилось в глазах.       Поэтому когда Хасэгава, дойдя до, видимо, нужного дома, плюхнулся на лестницу, сразу расплывшись по ней, Тоширо тоже не отказал себе в удовольствии присесть. Хоть ему и не нравилось то, как быстро он устал, причины были ему ясны. Его гигай потреблял кучу энергии, чтобы скрыть его присутствие, что делало его слабее, а выпитый с непривычки алкоголь давал о себе знать в виде плохой работы вестибулярного аппарата. Конечно, на улице ему уже полегчало, он смог немного проветриться. Плюсом ко всему было то, что он мало спал этой ночью. Спасибо, Куросаки.       Пока Такеши уже лежал на лестнице, прислонившись лбом к холодному бетону стены, Хитсугая аккуратно сел на краешек той ступеньки, на которой находилась большая часть задницы Хасэгавы. Что было довольно трудно определить, потому что он постоянно ерзал то вверх, то вниз, пытаясь устроиться поудобнее на гребанном бетоне. Когда Такеши наконец успокоился, Тоширо смог насладиться краткими мгновениями тишины вокруг них, подчеркиваемой жужжанием фонарей и цикад. Краткими, потому что долго молчать Хасэгава, очевидно, физически не способен.       — Я в говно, — хоть он и сказал это довольно четко, Хитсугая ни на секунду не засомневался в этом изречении.       — Я вижу.       — Ты не выглядишь таким же пьяным, — обиженно сказал Такеши.       — Очевидно, — Тоширо закатил глаза. — Я выпил раза в…, — язык заплелся, пока он прикидывал в голове разницу, — в четыре меньше, чем ты.       — Ты считал? — Хасэгава удивился так сильно, словно Хитсугая ему как минимум луну с неба достал.       Тоширо только страдальчески посмотрел в небо в поисках помощи от всевышнего, надеясь снова вернуть комфортное молчание. Если Такеши сам не готов говорить на волнующую его тему, то Хитсугая не собирался его заставлять. Не его проблема.       Собираться с мыслями Хасэгава явно не спешил. Раздражать Тоширо, видно, было интереснее.       — Чего уставился? — спросил Хитсугая, не глядя.       — Ты красивый, — выдохнул Такеши.       Тоширо повернулся к нему, удивленно подняв бровь. Не увидев на лице Хасэгавы ничего, кроме тупой прямолинейности, он просто покачал головой и отвернулся.       — Оставь. Не желаю принимать от тебя комплименты.       — Почему? Я тебе так противен? — Такеши шумно сел, оказавшись теперь на одном уровне с Хитсугаей. — Только сегодня сказал, что считаешь меня хорошим человеком! — он надул губы в наигранной обиде.       — То, что я считаю тебя хорошим человеком, не отменяет того факта, что ты меня бесишь, — раздраженно ответил Тоширо.       — А есть кто-то, кто тебя не бесит? — и прежде чем Хитсугая ответил, Хасэгава уточнил вопрос: — Кто-то помимо Карин?       Тоширо захлопнул рот и фыркнул.       — Я так и думал, — посмеялся Такеши.       Хитсугая перевел на него взгляд. Хоть Хасэгава и старался показаться расслабленным, что-то нервозное и возбужденное проскальзывало даже в его смехе. Он всеми силами показывал, что все в порядке, но в итоге только еще больше выдавал себя.       Тоширо было знакомо это чувство. Когда кажется, будто твоя жизнь стремительно разрушается, если уже не разрушилась до самого основания. Когда последние силы уходят на то, чтобы поддержать видимость нормальности перед окружающими, потому что не хочешь их беспокоить, не хочешь получать от них бесполезную, обижающую жалость. Когда искренне веришь, что никто не захочет и не сможет помочь.       Он отвернулся от Такеши и посмотрел на темное ночное небо. Из-за множества огней города звезд было совсем не видно. Но Тоширо знал, что они там есть.       Когда Хитсугая не видел выхода, он так же знал, что он там есть.       Раньше в это слабо верилось.

***

      Тоширо тяжело выплыл из тягучего как кисель сна. Он почувствовал, что задыхается, и испуганно завертелся на футоне, пока не понял, что запутался в одеяле и собственной одежде. Его шихакушо было мятым, пояс расслабился и почти развязался, а хаори опасно обмоталось вокруг тела и шеи. Хитсугая проморгался, приходя в себя и пытаясь понять, что его разбудило. Потом снова услышал настойчивый стук в седзи своих комнат, который, кажется, становился все громче.       Ругаясь себе под нос и проклиная незваного гостя на чем свет стоит, Тоширо еле как выполз из своего спального кокона и слишком резко встал на ноги. Он покачнулся и мир покачнулся вместе с ним. Темнота залила глаза, на мгновение лишив его зрения и заставив искать опору наобум. Хитсугая накренился куда-то в сторону и ухватился за стену, просто уже зная, что там есть стена и что на нее можно опереться. Он стоял так, пока в глазах не пропали пятна, кривясь всякий раз, когда надоедливый стук врезался в его уши и отдавался эхом в чугунной голове.       Наконец Тоширо отлепился от стены и медленно побрел в сторону дверей, намереваясь прогнать нарушителя его спокойствия восвояси. Он на манер халата замотался в свою одежду и откатил седзи в сторону.       И почему он не удивился, когда первым делом увидел огромную полуобнаженную грудь его лейтенанта? Его удивило скорее то, что она была наклонена вперед. Если бы она стояла ровно, то он бы увидел ее шею.       — Матсумото, ты чего приперлась в такую рань? — прохрипел он.       Рангику выпрямилась и удивленно уставилась на него, встревоженно хлопая ресницами.       — Рань? — подозрительно переспросила она. — Капитан, сколько сейчас, по-вашему, времени?       Тоширо моргнул.       — Не знаю. Утро. А что? — что-то в ее тоне его насторожило.       — Капитан, — осторожно начала Матсумото, оглядывая его с ног до головы. Тоширо мог понять: выглядел он не очень. — Сейчас уже три часа дня.       Осознание пришло не сразу. Он соображал непривычно медленно, и когда до него наконец дошел смысл ее слов, его словно ударили молотом по голове. Он вернулся с заседания с Советом где-то после полудня и не пошел на работу, потому что не чувствовал в себе сил. Сейчас же ему сказали, что полдень следующего дня давно миновал.       Он проспал сутки.       Хитсугая сорвался с места и замельтешил, не зная с чего начать и куда себя деть. Нужно было умыться, привести свою форму в порядок, о завтраке, конечно, не шло и речи. Ему нужно было срочно что-то сделать и направиться в отряд, в котором он должен был быть уже с утра. Тоширо забегал по комнате как ужаленный, пока не почувствовал холодное прикосновения на своем запястье. Сила, с которой он направлялся вперед, чуть не откинула его в ту сторону, где его схватили. Он чудом устоял на ногах и удивленно обернулся. Рангику, неожиданно серьезная, держала его за руку и тревожно осматривала.       — Матсумото, пусти! — Тоширо дернул руку, пытаясь освободиться из ее хватки. Она держала далеко не так сильно, как могла бы, и в любой другой раз он мог бы с легкостью вывернуться. Но сейчас даже стоять было тяжело. — Мне нужно собираться и идти в отряд. Я и так безбожно опоздал.       — Не думаю, что вам нужно идти в таком состоянии. Вы выглядите неважно.       — И без тебя знаю! — огрызнулся он. Ему тут же стало стыдно за свою грубость, но извиняться он не спешил. Только с еще большим рвением попробовал вырваться из рук своего лейтенанта. — Пусти, кому говорю!       Матсумото проигнорировала его. Она подошла ближе, обхватила свободной рукой его затылок и припечатала его лоб к своим губам. Рангику ахнула. А Тоширо удивился тому, какая у нее холодная кожа.       — Капитан, да у вас температура!       Он воспользовался ее отвлечением и дернулся, вырываясь из ее рук.       — Не неси чепухи! Я никогда не болею! И сейчас не сезон гриппа.       — Я и не говорю о вирусах. Вы могли…, — она замялась, — …на нервной почве…       Тоширо фыркнул. Он отказывался признавать ее правоту, даже если чувствовал ломкий холод в костях, пока его тело было охвачено огнем. Его трясло.       — Бред, — заявил он и снова пошел собираться, в этот раз остановившись на каком-то одном деле и направлении, игнорируя озноб и тревожный взгляд Матсумото.       — Капитан, я настаиваю, чтобы вы остались дома. Хотя бы сегодня! — она принялась ходить за ним по пятам, отвлекая его.       — Матсумото, отстань! Без тебя как-нибудь разберусь, не маленький!       — Да?! — возмущенно вздохнула она. — А по-моему, вы сейчас ведете себя как капризный мальчишка! — Рангику снова схватила его за руку, останавливая.       — А ты ведешь себя как мамочка!       — Кто ж виноват, что у вас еще молоко на губах не обсохло!       — Не смей разговаривать со мной таким образом! Я, блять, твой капитан!       — А вы не смейте грубить мне!       — Тогда просто оставь меня в покое и убирайся! — Тоширо с силой вырвал руку как раз в тот момент, когда она отпустила его. Не рассчитав приложенных усилий, он по инерции накренился назад. Замахав руками и переступив ногами, он перенаправил свое падение в бок и впечатался в стену, медленно сползая по ней. Он тяжело дышал, жар окутал голову. В глазах снова было темно. Его затошнило.       Тоширо слышал слова Матсумото как будто издалека, словно она была не прямо рядом с ним, а где-то за много километров отсюда. Он снова ощутил холодные пальцы на своих руках и на лбу. Они успокаивающе прошлись по его щеке в материнском жесте. Когда его взгляд наконец просветлел и прояснился, он встретился с глазами Рангику, полными беспокойства. Стыд еще сильнее сдавил горло.       — Капитан, пожалуйста. Посидите сегодня дома, отдохните. Я настаиваю.       Он не хотел признавать, как сильно устал. Не хотел показывать это. Не хотел зацикливаться на своих ошибках, на своей неудаче, избегал даже мыслей о том, что произошло и чего удалось избежать, пресекал любой намек на Карин в своей голове. Он не хотел, чтобы его жалели.       Но сейчас он смотрел в глаза Матсумото и видел в них столько почти материнской заботы, что ему хотелось только уткнуться в ее грудь и позорно, уродливо расплакаться, как маленькое дитя, заливая ее своими слезами. Хотелось почувствовать, как его обнимают в ответ, ничего не говорят, а просто мягко гладят по волосам и спине, давая ему шанс успокоиться самому.       Но разве он мог позволить себе такую слабость?       Тоширо вовремя ощутил влагу на своих ресницах и опустил голову, зная, что он не вынесет, если позволит кому-то увидеть его таким уязвимым. Даже если это Рангику, которой он не раз доверял свою жизнь. Не родился еще человек, которому он был готов доверить свои слезы.       Хитсугая отрывисто кивнул на слова Матсумото. Он игнорировал охвативший его стыд, когда она помогла ему встать, словно он был немощным и больным. Хотя, наверное, сейчас он таким и был.       — Капитан, вы голодны? — мягко спросила Рангику.       Он прислушался к своим ощущениям. Он не ел сутки, и это обозначалось сосущей пустотой в его желудке. Но желания заполнить эту пустоту не возникало.       — Вроде да, а вроде и нет. Не знаю.       — И что это значит?       — То и значит! — он прикрыл глаза, поймав себя на грубости. — Извини. Я голоден, но я не хочу есть. Вот.       — Понятно, — кивнула Матсумото. — Тогда я приготовлю вам какой-нибудь бульон, вам все равно рано или поздно придется поесть.       — Мгм, — Тоширо отстраненно согласился с ней.       Она привела его в спальню и усадила на футон.       — Полежите, отдохните немного. Я пока приготовлю вам что-нибудь и аптечку найду.       — Не надо, я сам как-нибудь…, — он предпринял последние попытки показать свою самостоятельность.       — Тоширо, — она впервые за много лет обратилась к нему по имени. Ее голос не терпел возражений.       А у него больше не было сил возражать.       Матсумото отошла от него, открыла окно, прогоняя затхлость из комнаты, которую не проветривали сутки, вышла из его спальни и направилась на кухню. Он устало лег на спину, все так же не потрудившись переодеться. Но подумал, что Рангику не оставит попыток помочь ему во всем и что если она увидит его все в той же одежде, обязательно решит переодеть. Тоширо передернуло от этой мысли. Нет, уж лучше он сам.       Он кое-как снова встал и, никак иначе не назовешь, потащился к шкафу. Достал спальную одежду дрожащими руками и тяжело вздохнул. Ему действительно понадобится много времени.       Тоширо переоделся как раз, когда Рангику закончила на кухне и осторожно заглянула к нему.       — Я нашла в аптечке жаропонижающее, но…       — Не надо. Все в порядке, — и, немного подумав, добавил. — Спасибо.       Матсумото кивнула и молча стала наблюдать, как он укладывается в постель. Она протянула ему градусник. Спустя пару минут вещь из Мира Живых пропищала, оповещая о конце своей работы. Тоширо посмотрел на цифры и скривил губы. Рангику уже тянула руку, чтобы тоже взглянуть. Он нехотя отдал градусник ей. Матсумото нахмурилась.       — У вас температура под сорок. Это для обычного-то человека очень много, а для вас, с вашим дзампакто, тем более, — проговорила она, намекая на то, что температура его тела всегда немного ниже нормы. — Может, вам в четвертый отряд лечь?       — Ни за что, — категорично отказался Хитсугая, плотнее закутываясь в одеяло, которым обычно не пользуется.       — Но почему?       — Только этого мне не хватало. И без того позорно.       — Позорно?       — Посмотри на меня, — горько выдавил Тоширо. — Вместо сильного и надежного капитана, которым я должен быть, я больше похож на разваливающийся мешок с костями. Позорище, — его голос наполнился отвращением.       Матсумото помолчала, думая, что ответить.       — Капитан, — она присела на краешек его футона, — все мы живые люди.       Его пробрал хриплый смешок.       — Живые люди, — передразнил ее Хитсугая, противно кривя голос. — Мы-то с тобою? — его медленно начал раздирать сиплый кашляющий смех. Тоширо сжался еще сильнее. — Если бы я был живым человеком, все было бы иначе, — прошептал он, больше для себя, чем для нее.       — Вы поняли, о чем я, — терпеливо продолжила Рангику. — Мы все имеем право на ошибку. И вы тоже.       — Только вот моя ошибка стоит дороже вашей. Намного дороже, — Тоширо перевернулся на другой бок, отворачиваясь от Матсумото и показывая, что разговор окончен.       Он чувствовал на спине ее испытывающий взгляд и предпочел игнорировать его. Рангику осталась молча сидеть на случай, если ему станет хуже. Он бы хотел ее прогнать, но на самом деле желал, чтобы она осталась рядом. Сейчас он меньше всего на свете хотел быть один.       Перед тем, как заснуть, Тоширо ощутил мягкое прикосновение губ к своему лбу. Он услышал щелчок дверей и окончательно провалился в мутный и липкий сон.       Когда Матсумото уходила, она не могла избавиться от чувства, что это ее вина. Их всех. Что пока ее капитана и сестру Куросаки, которая так ей полюбилась, связывала тонкая, очень хрупкая нить судьбы, Хитсугая был оплетен громоздкими цепями, обвивавшими его конечности, спину и шею. Эти цепи держали все: капитаны, лейтенанты, его подчиненные. Конец одной такой цепи она с ужасом обнаружила у себя в руке. Видела, как Тоширо, связанный по рукам и ногам, перерезает нить между ним и Карин. И видела, что ножницы в его ладонь вложили именно Совет 46 и Готей 13. Они все приложили руку к тому, чтобы разрушить две чужие жизни, которые только начали свой путь.       Рангику видела, что капитан хотел заплакать, но не позволил себе. Поэтому она разрешила себе пару слезинок вместо него.       Последствия нервного срыва приковали Тоширо к постели на несколько недель. Он заставлял себя есть и пить, выбраться из кровати было каждодневным испытанием. Жар попеременно сменялся ледяным холодом по всему телу, влажная кожа прилипала к костям и мышцам, заставляя его содрогаться при малейшем движении от ноющей боли.       Тоширо почти все время спал. Проваливался в противные, непонятные, бредовые сны без всякого предупреждения, и также быстро и неприятно просыпался. Когда он не спал, то, еле передвигая ногами, полз до кухни или ванной с туалетом и обратно в комнату. Если бы Хьеринмару постоянно не напоминал ему о потребности в еде и воде, Хитсугая бы и вовсе не вставал, выныривая из одного лихорадочного бреда только для того, чтобы тут же нырнуть в другой, еще более жаркий и не отпускающий.       Он ненавидел эти сны. Ненавидел, но все равно продолжал мучить себя ими, потому что считал, что заслужил их. Сюжеты всегда были одинаковы. В них всегда была Карин. Она смотрела на него взглядом, полным презрения и ненависти, обиды и унижения. Она всегда говорила одно и то же.       Как ты мог?       Почему ты поступил так со мной?       Почему ты допустил это?       Почему ты ничего не сказал мне?       Почему ты бросил меня, без единого слова, объяснения? Почему ты опять оставил меня в неведении?       Почему ты не попрощался со мной?       Во сне и наяву Тоширо умолял о прощении, смазанные в лихорадке извинения безостановочно срывались с его потрескавшихся губ. Но Карин всегда смотрела одинаково безжалостно и непоколебимо, она кричала на него до тех пор, пока ее голос не срывался, и даже после этого он мог слышать ее жалящие слова в своей голове.       Матсумото ходила к нему почти каждый день, и он просто был очень благодарен, что она не допускала Хинамори к нему. Ее жалостливого копошения он бы точно не вынес.       Потом все вернулось на круги своя.       Хитсугая поправился. Вернулся к своим обязанностям. И твердо решил больше никогда не вспоминать о Куросаки Карин и о том, что у них могло бы быть. Он похоронил свои чувства под толстым слоем вины и стыда, заполнил пустующую нишу в своем сердце долгом перед отрядом и Обществом Душ. С головой погрузился в работу, не отвлекаясь ни на что и ни на кого. Тоширо механизировал свою жизнь, довел выполнение всех своих ежедневных задач до автоматизма, чтобы ни одной лишней секунды не оставаться наедине с самим собой. Он попытался стать бездушной тенью былого себя, чтобы больше никогда не повторить своих ошибок.       У него это даже получалось на протяжении семи лет. А потом в один день Карин снова ворвалась в его жизнь и перевернула ее с ног на голову. И не то чтобы он был против.

***

      Тоширо прикрыл глаза, подставляя лицо прохладному ночному ветерку. Волосы, падающие на лоб, приятно щекотали кожу. Он посидел так еще с минуту, слушая бессмысленную болтовню Такеши, и встал. Хасэгава удивленно уставился на него.       Хитсугая поднялся на пару ступенек и обернулся.       — Долго ты еще тут сидеть будешь? Пошли уже, покажешь, что тебя так беспокоит.       Такеши встрепенулся, как нахохлившийся воробей, и неуклюже вскочил, тут же опасно пошатнувшись. Тоширо уже думал броситься ловить его, но тот устоял на ногах и смущенно посмеялся над своей неустойчивостью. Хитсугая покачал головой и пропустил Хасэгаву вперед, чтобы он показал дорогу к своей квартире.       Они поднялись на пару этажей и остановились у крайней двери. Пока Такеши возился с ключами, пытаясь совладать с ними непослушными от спирта пальцами, Тоширо осматривался вокруг, ощущая странное чувство дежавю. Около месяца назад он точно так же стоял возле квартиры Куросаки и ждал, когда она наконец откроет дверь. Тогда это было так волнительно, так страшно и предвкушаемо. Сейчас ничего из этого он не испытывал. Только несвойственное ему любопытство и желание поскорее со всем разобраться и пойти домой. К Карин.       Хитсугая мечтательно улыбнулся, думая о ней. Он уже грезил, как придет домой и завалится спать в ее мягких объятиях. И весь мир может гореть синим пламенем, пока он с ней.       Щелкнул замок и Хасэгава отворил дверь, впуская Тоширо первым внутрь. Хитсугая прошел и разулся, оставшись топтаться в генкане, неуверенный, можно ли ему заходить дальше. Огляделся со своего места.       Квартира Такеши была немного больше, чем у Карин. В целом то же самое: коридор, ванная с туалетом, кухня и спальня. Была еще одна дверь и от того, что скрывалось за ней, — кладовка или полноценная комната — зависело, насколько эта квартира больше. Тоширо и не думал, что Хасэгава такой обеспеченный.       Такеши закрыл за собой дверь, сбросил кроссовки привычным движением и вальяжно вошел в дом, зовя Хитсугаю за собой. Свет он включить не потрудился. Они прошли в спальню, которую Тоширо тут же начал рассматривать. Кровать между окном и шкафом с правой стороны и стол с левой. Под ногами мягкий ворс ковра. Он услышал шуршание и вновь переключил внимание на Хасэгаву. Хитсугая отпрянул, когда понял, что Такеши раздевается.       Нет, он, конечно, говорил, что должен именно показать свою проблему, но Тоширо ожидал хотя бы предупреждения или более-менее внятного объяснения вначале. А не так. К тому же теперь в его голову закрались сомнения. Что это за срочность такая, что Хасэгава весь день оттягивал с упоминаниями о ней и для которой понадобился именно Хитсугая? В конце концов, почему он не спросил Карин? Они и знакомы дольше, и оба учатся на врачей. Он же не думает, что Тоширо действительно учился в медицинском до этого? Да и вообще это все как-то подозрительно, если посмотреть на ситуацию со стороны. Дождался ночи, напоил, домой к себе затащил, а теперь ни с того ни с сего раздевается. Что-то тут нечисто.       Тоширо отвернулся, когда из-под футболки уже начали показываться натянутые мышцы поясницы. Никто не предупреждал, что ему придется смотреть на голого мужика. Ему эта перспектива вообще не улыбалась.       — Ты чего делаешь? — нахмурившись, спросил Хитсугая. — Говорю сразу: если сегодняшнее представление ты устроил, потому что задумал что-то непристойное, то лучше…       — О боже, ну хватит уже! — Хасэгава стянул футболку, и теперь можно было видеть его недовольно взлохмаченные волосы. — Вот такого вы с Карин обо мне мнения, серьезно? Я всего пару раз так с тобой пошутил, а ты из этого настоящую драму устроил! Клянусь, если бы я знал, что ты такой злопамятный обиженка, вообще бы рот в твою сторону не открывал!       Тоширо уже собирался съязвить в ответ, что был бы очень сильно не против никогда и ничего не слышать от Такеши, но в итоге только шумно втянул носом воздух, когда наконец посмотрел на Хасэгаву.       Его глаза расширились от шока.       Вдоль линии позвоночника, утопленной в мышцах спины, виднелись неестественного вида отметины. Нервы. Их тонкие нити беспорядочно тянулись под кожей, извивались, переплетались, образовывали узлы и расходились. Какие-то оканчивались в самом верхнем слое кожи, а какие-то углублялись обратно в тело, теряясь внутри организма. И весь ужас этой картины заключался в их ненормально темном оттенке — почти черные линии разливались по спине Хасэгавы как отравленное вино.       Тоширо протянул было руку, чтобы провести пальцем вдоль одной такой нити, но что-то его остановило. Хьеринмару внутри беспокойно заерзал и зарычал.       Хитсугая беззвучно выдохнул от такого ужасающего зрелища. Мало того, что нервная система сама по себе не должна быть видна невооруженному глазу, она уж точно не должна иметь такого цвета. Он не успел глубоко задуматься о том, что прямо сейчас видит перед собой, потому что Такеши нервно спросил у него:       — Ну? Что думаешь?       Тоширо поднял взгляд и увидел глаза Хасэгавы, полные отчаяния. Теперь ясно, почему он попросил о помощи именно его. Явно не клинический случай, понятный человеческим врачам.       Но и для шинигами это тоже было загадкой.       — Прости, — Хитсугая покачал головой. — Я понятия не имею, что это такое. Впервые вижу подобное.       Лицо Такеши исказило странное выражение, эмоции которого Тоширо не смог опознать.       — Но я могу отправить отчет в двенадцатый отряд, — поспешил договорить Хитсугая, чтобы хоть как-то улучшить ситуацию. — Они у нас отвечают за разработки и исследования, может, и какую-нибудь информацию о твоем случае найдут.       — Правда? Можно что-то сделать? — прошептал Хасэгава, не допуская в своем голосе намека на надежду.       — Не знаю, — честно ответил Тоширо. — Но можно постараться. Я для отчета сделаю пару фото и соберу образец твоей духовной энергии, ты не против?       — Нет, конечно нет. Что мне нужно делать?       — Ничего. Просто развернись. Я сделаю пару снимков и отправлю в отряд.       — Мгм, — Такеши послушно снова повернулся к Тоширо спиной, чтобы он смог сделать фотографии.       Хитсугая не переставал хвалить про себя человеческие технологии. Пара движений пальцев по экрану, и все готово.       — Теперь твоя рейши.       — А сейчас что делать? — любопытно спросил Хасэгава.       — Все еще ничего, — Тоширо закатил глаза и достал прибор из двенадцатого отряда, который впервые пригодился после стычки с Асаямой. Хоть где-то от него будет прок.       Он подошел к Такеши и включил устройство. Раздался тихий писк, на дисплее замигали значки, изображая загрузку.       — А что это? — заинтересованно спросил Хасэгава.       — Портативное устройство для сбора духовной энергии, — объяснил Тоширо, сохраняя последние капли терпения.       Пара секунд, и образец был собран и тут же отправлен на экспертизу.       — Все. Теперь осталось только отправить это и ждать результатов, — Хитсугая быстро загрузил все в письмо, попутно расспрашивая Хасэгаву: — Давай соберем немного первоначальных данных для отчета. Когда это началось?       — Что именно? Если ты про эти отметины, то где-то пару месяцев назад.       Тоширо записывал его ответ, подмечая про себя некоторые детали. Пара месяцев. Снова этот временной промежуток. Его подчиненные тоже начали пропадать пару месяцев назад.       — А если не про отметины? Что ты имеешь в виду?       — Ну…, — он замялся, — я не очень хорошо себя чувствую уже около года. Эти черные штуки, скорее как следствие, чем причина. Условно говоря, все началось, когда Карин…       — Карин? — перебил его Тоширо, сразу насторожившись. — При чем здесь Карин?       — В смысле? А как же…, — Такеши повернулся к Хитсугае и, увидев только непонимание на его лице, удивленно продолжил: — Подожди, она что, не рассказала тебе?       — Не рассказала чего? — прищурился Тоширо.       — Ох. Вот черт, я думал, ты знаешь, — забормотал он.       — Знаю что? — громче спросил Хитсугая.       — Неважно, — Хасэгава мотнул головой, отказываясь рассказывать. — Тебе лучше спросить у нее, это не моя тайна.       — Ладно, — Тоширо сдался, скрипя зубы. — Давай дальше. Что ты имеешь в виду под своим плохим самочувствием? Я недолго тебя знаю, но в основном ты казался мне здоровым и жизнерадостным.       — Я стараюсь сохранять оптимизм, — улыбнулся Такеши, хоть и получилось не очень убедительно. — Говорят же, что хороший настрой и вера в лучшее творят чудеса.       — И ты в это веришь?       — Мне больше ничего не остается.       — Что-то ты умалчиваешь. Конечно, спинной отдел нервной системы, просвечивающий через кожу, выглядит жутко и не совсем здорово, но должно быть что-то еще. Ты отвечаешь так, словно умрешь со дня на день, хотя я не чувствую, чтобы смерть висела над тобой.       — Ты и такое можешь чувствовать? — удивился Хасэгава.       — Не меняй тему, — гаркнул Тоширо. — Что еще тебя беспокоит? Что с тобой происходило в этот год?       Хасэгава заметно напрягся, думая над ответом. Его взгляд упал на зеркало в шкафу. Он поморщился, осматривая свою спину.       — Ну? — спросил Хитсугая, все еще ожидая ответ. Он подошел ближе и встал за Такеши. Поймал его взгляд в отражении и увидел, как тот странно переменился.       — Тревога, — наконец сказал он.       — Конкретнее.       — Со мной такого никогда раньше не было. Сначала это было незаметно, но потом чувство страха стало нарастать, как снежный ком. Я как будто медленно схожу с ума.       — У твоей тревоги были причины?       — Поначалу. И то, это были такие вещи, на которые раньше я бы даже не обратил внимание. Сейчас же тревога может задушить меня в любой момент времени. Теперь… теперь даже сон становится настоящим испытанием на силу воли. Смогу ли я найти в себе смелость заснуть или нет?       — А что, бывали случаи, когда ты… не просыпался?       — Один раз. Я проспал трое суток. Ужас в том, что сон был так сильно похож на реальность, что когда я проснулся, то наоборот подумал, что уснул. Я потерялся в понимании, где кончается сон и где начинается явь. Это было очень страшно, — Такеши поежился. — И этот голос…       — Голос?       — Да. Я…, — Хасэгава внезапно замолк. Его глаза прикрылись наполовину.       Тоширо почувствовал мелкие мурашки на руках. Ему показалось, что под веками Такеши что-то мелькнуло. Наверное, игра теней.       — Ты… что?       — Хочу пить! — вдруг сказал Такеши, непривычно низким голосом.       Хитсугая удивленно уставился на него.       — Что?       — Я хочу пить! Кажется, у меня начинается похмелье. Сушит адски просто. Тебе налить чего-нибудь?       — Ты что, издеваешься? — Тоширо недовольно нахмурился. Такая резкая перемена в настроении его напрягала.       — Ну «нет» так «нет», как хочешь. А я пойду водички выпью.       И не успел Хитсугая вякнуть, как Такеши смылся из комнаты. Тоширо остался один и в который раз за вечер задался вопросом, на что он вообще тратит свое время. А мог бы уже давно спать спокойно, убаюканный дыханием Куросаки.       Поняв, что больше он ничего от Хасэгавы не добьется, Хитсугая решил послать отчет таким, какой есть. Но отправка затянулась. На строке уведомлений мигал значок слабого интернета. Тоширо чертыхнулся и положил телефон на прикроватный столик, не выключая его, чтобы загрузка не останавливалась. Давно он, конечно, не сталкивался с плохой связью. Даже в Сейрейтее с этим уже не было проблем благодаря двенадцатому отряду.       Хитсугая начал бездумно слоняться по комнате, ожидая, когда Такеши вернется. Может, он еще сможет у него что-то узнать. Их маленький разговор ничего ему не дал и ничего не пояснил, но чем больше информации, тем лучше.       Он нашел взглядом часы. Уже полночь. В голове проскочила мысль, что надо бы написать Карин и предупредить, что вернется поздно, но следом за ней появилась и другая, напоминающая о плохой связи. И как Хасэгава, человек двадцать первого века, живет где-то, где так плохо ловит? Или это просто Тоширо повезло прийти сюда именно когда возникли какие-то неполадки на линии передач?       В любом случае интернет был дерьмовый, и отправка отчета не загрузилась еще даже на половину. Хорошо хоть, что прибор по сбору рейши не связан с его телефоном и интернетом и автоматически отправляет образцы в двенадцатый отряд.       Тоширо вздохнул и снова оглядел комнату в поисках чего-нибудь интересного и полезного. На столе разбросаны учебники и тетради, компьютер пылится без дела. Постель неряшливо заправлена, кажется, одеяло лежит не той стороной. За незашторенными окнами молчала улица спального района. На столике лежит всякая мелочь, начиная зарядником и наушниками и заканчивая фотографией в рамке, кажется, семейной. Хитсугая присмотрелся. На плечах взрослого мужчины сидел определено Хасэгава, просто маленький, не старше пяти лет. Его выдавали родинка под правым глазом и широченная улыбка. Мужчина, наверное, был отцом. А рядом, значит, стояла мать. Где-то на заднем фоне бил ключом фонтан.       Он нахмурился. Смотря на то, каким Такеши был в детстве, действительно становилось понятно, что сейчас он скорее тень себя прежнего. Блеклая и тревожная тень. И какой бы раздражающей эта тень временами не была, Хитсугая знал, что приложит все усилия, сделает все возможное, чтобы помочь. Если он этого не сделает, то никогда себя не простит. Не в его принципах оставить кого-то без помощи, когда он в этом нуждается. Да и Карин его по голове не погладит.       Тоширо продолжил путешествовать взглядом по стенам, пока его внимание не привлекло какое-то движение в зеркале. Он сначала обернулся на дверной проем, думая, что это отражение вернувшегося Хасэгавы. Но его не было. До сих пор.       Хитсугая замер. С его ракурса в зеркале все равно нельзя увидеть дверь, только конец стола. Может, где-то внизу проехала машина, и свет ее фонарей каким-то образом добрался до второго этажа?       Понимая, что это бред, Тоширо аккуратно перевел взгляд на шкаф. Вздох удивления застрял у него в горле. Мир вокруг резко сузился до отражения в зеркале, размывшись на периферии.       Он видел Такеши. Бледного и напуганного, активно пытающегося что-то показать ему руками. Его губы безмолвно шевелились, по распахнутым глазам можно было подумать, что он кричит. На его лице застыла гримаса паники.       Хитсугая хотел бы списать все на плохое чувство юмора Хасэгавы. На то, что он зашел ему за спину и кривляется. Но никаких шагов позади себя он не слышал. И в отражении Такеши стоял перед ним, а не за ним.       Перед собой Тоширо точно никого не видел.       Он еще пару секунд не отрывал глаз от зеркала, а потом сделал неуверенный шаг назад, к двери. Дзампакто внутри уже извелся от плохого предчувствия, его возня и рычание были полны осторожности и подозрительности.       Ему не понравилось то, что он увидел в зеркале. Такеши в страхе замахал руками и вложил еще больше сил в беззвучный крик. Тоширо прочитал по губам.       Б       Е       Г       И       У Хитсугаи заложило уши. Из-за наплыва крови, было ощущение, словно голову сдавливали тисками. Хьеринмару бил тревогу.       — Хасэгава! — крикнул он, все еще глядя на бушующего в отражении Такеши. — Что у тебя с зеркалом?       Внезапно он ощутил присутствие рядом с собой. Время словно замедлилось, посторонние звуки притупились.       Тоширо не слышал шагов. Не слышал ничего. Он, как в замедленной съемке, повернул голову.       Боль молнией прошила затылок в точке, где мозговой отдел нервной системы переходил в спинной.       Натянутые струны напряжения в его теле лопнули, нервы притупились и онемели. Его парализовало страхом и вспышкой боли.       Время с оглушающим звуком ускорилось. В ушах звенел белый шум.       У Хитсугаи подкосились ноги. Сознание начало утекать с невозможной скоростью. И без того узкий мир сузился еще сильнее, до маленькой точки перед его зрачками.       Последним, что он увидел, было искаженное ужасом лицо Такеши в отражении. Последним, что он услышал — глухой стук удара собственной головы об пол.       Последняя капля сознания скатилась по шее.       И его поглотила темнота.

***

      Рука подняла телефон Хитсугаи. Заинтересованно повертела. На экране светилось уведомление о том, что сообщение не отправилось из-за плохой связи. Во всплывающем окошке был вопрос: «Отправить еще раз?»       «Отправить»       «Отменить»       Такеши еще с секунду посмотрел на телефон и нажал кнопку «отменить».