Heart To Heart

      Карин и забыла, каково это — просыпаться в объятиях Тоширо. Когда ее спина упирается ему в грудь, а их ноги представляют собой запутанное и такое удобное переплетение конечностей под одеялом. Когда его запах прокрадывается в нос и заменяет воздух в лёгких. Когда его дыхание щекочет ее темную макушку. Когда его сильные руки, обычно всегда напряженные, расслабленно лежат на ее талии. Когда ему снится очередной беспокойный сон, и он стискивает ее, прижимает к своему крепкому телу, словно пытается защитить то немногое, что у него сейчас есть. И в кольце его рук Куросаки всегда чувствовала себя в большей безопасности, чем за самыми продвинутыми охранными системами мира.       Карин ещё немного понежилась в его объятиях, наслаждаясь тихим дыханием Хитсугаи и ровным стуком его сердца. Она блаженно вздохнула и перевернулась на другой бок, теперь лежа лицом к лицу с Тоширо. Обняла его свободной рукой за плечи и потерлась носом о ключицы, чувствуя просто неописуемое удовлетворение и беспричинное счастье. Хотя нет, не беспричинное. Тоширо — причина, единственная, которая ей нужна.       От ее движений он зашевелился, медленно просыпаясь. Карин затаила дыхание и посмотрела ему в лицо. Хитсугая разлепил тяжелые после сна веки и взглянул на нее немного мутными заспанными глазами. Он проморгался, сгоняя со зрачков пелену дремы и, обознав перед собой Карин, улыбнулся ей одними уголками губ, так мягко и нежно, что ее сердце на миг замерло, стиснутое накатившей на нее волной любви к человеку рядом с ней. Она почувствовала, как ее губы сами растянулись в ответной улыбке, гораздо более широкой, чем его, но такой же трепетной.       — Доброе утро, — сипло прошептал Тоширо.       — Доброе, — вторя ему, шепнула Карин.       Хитсугая собирался сказать что-то ещё, но не успел — Куросаки поцеловала его неожиданно и стремительно, размеренно сжимая его губы своими. Тоширо недолго думал об ответной реакции. Он тут же подхватил ее движения, задавая им новый, более быстрый темп. Карин чувственно вздохнула, когда Тоширо приподнялся на локте и навис над ней, свободной рукой прижимая ее талию к своему торсу. Ее руки уже привычно закрались в его волосы и почти до боли сжимали белые пряди у самых корней, заставляя Хитсугаю терять терпение и углублять поцелуй. Куросаки была рада, что рычаги давления на него остались теми же и никак не изменились за эти семь лет. И за одну ночь.       Карин легонько укусила его нижнюю губу и провела языком по припухшей коже, встречая удивленный взгляд Хитсугаи.       — Не смотри на меня так. Тебе нравится, когда я кусаюсь, — ее взгляд наполнился лукавостью.       Тоширо хмыкнул и хитро сощурил глаза.       — Ну да, нравится, — без утайки согласился он.       Карин даже опешила. Она-то ожидала увидеть его милое, до смешного покрасневшее лицо. А наткнулась на чёртиков в глазах, таких же, какие обычно пляшут в ее взгляде.       — А знаешь, что ещё мне нравится? — он заискивающе шепнул ей на ухо.       Карин сглотнула и покачала головой, тщетно пытаясь успокоить ускорившееся дыхание и остановить расползающийся по телу жар.       — Что же? — она была безмерно горда тем, что ее голос не дрогнул и не прозвучал на тон выше.       Но уже в следующее мгновение ее маленькая победа не имела смысла. Тоширо схватил ее за ягодицы и с силой потянул на себя, вжимаясь между ее бедер своей уже ощутимой твердостью. По ее телу, словно круги по воде, пошла дрожь от пульсирующей жаром точки, и из ее горла вырвался громкий вздох.       — Это, — отчеканил Хитсугая, удовлетворённо глядя на извивающуюся под ним Карин.       Куросаки довольно выгнулась, стремясь прижаться к нему сильнее, и обхватила его ногами, переворачивая их и усаживаясь на его бедрах. Он потянулся вперёд и обдал ее шею горячим рваным дыханием, когда она потерлась о него.       — Тебе что, прошлой ночи не хватило? — фыркнул Тоширо, все равно продолжая путешествовать влажными поцелуями по ее шее и плечам.       — У меня к тебе тот же вопрос, — поддела его Куросаки, ещё раз довольно ощутимо поведя бедрами вверх-вниз и чувствуя, как доказательство его желания бесстыдно упирается в нее.       Тоширо зашипел и укусил ее за мочку уха, выбивая из ее груди томный вздох. Карин уже чувствовала, как его руки забираются под ее ночнушку, и предвкушала приближающиеся ласки, когда ее телефон неприятно запел, оповещая о звонке.       Хитсугая на секунду отвлекся и повернулся в сторону тумбочки, хмуро глядя на смартфон так, словно готов был испепелить его одним взглядом. В целом, испепелить он, конечно, не мог, но вот заморозить и потом распылить на атомы — вполне. Карин повернула его голову обратно к себе и поцеловала, решая подождать, пока звонок не прекратится. И вскоре раздражающая трель замолкла, давая им возможность продолжить.       — Не собираешься посмотреть, кто это? — спросил Тоширо, уже целуя ее ключицы.       — Все равно. Подождут немного, ничего страшного. Я занята, — ответила она и ахнула, когда сухие губы наконец добрались до ее груди.       Телефон снова разодрал их барабанные перепонки в клочья.       — Да что ж такое, — прошипела Карин, пока Тоширо ещё пытался сохранять терпение и прежний настрой. — Кому там неймётся?! Сейчас я им все выскажу, что думаю о людях, которые звонят в такую рань без предупреждения!       Она посмотрела на экран и замерла, испуганно расширив глаза.       — Кто это? — удивился ее реакции Хитсугая.       — Брат, — выдавила Карин.       Она повернулась к Тоширо и, смотря в его такие же шокированные глаза, взяла трубку.       — Алло?       — Йо, Карин! Что с голосом? Я тебя разбудил?       — Э-э, да, я только проснулась, — ну не может же она сказать, что он отвлек ее не от сна, а от кое-чего другого.       — Оу, извини, — в его голосе не слышалось ни капельки сожалений.       — Так ты чего звонишь? Что-то случилось?       — Да ничего особенного. Просто я наконец-то вернулся домой, а вся семья не в сборе.       — Ну ты же знаешь, где я, — вздохнула Карин. Кажется, волноваться было не о чем, просто у Ичиго просыпались те же маразматические нотки, что и у отца-придурка.       — Знаю. Поэтому и решил устроить сюрприз, — произнес он очень довольно.       — Сюрприз? — Куросаки нахмурились и повернулась к Тоширо, который, судя по его взгляду, вообще ничего не понимал и был этим крайне недоволен.       — Дап, сюрприз, — ответил ей Ичиго.       И в следующую секунду по маленькой квартире раздался громкий стук во входную дверь.       У Карин кровь застыла в жилах. Голова Тоширо резко дернулась в сторону коридора, словно вот-вот кто-то вломится. Куросаки медленно повернулась и посмотрела на дверь.       — Ичи-нии...       — Да?       — Это ты сейчас в мою дверь тарабанишь?       — Ну да. Сюрприз! — он засмеялся. Карин услышала его смех через динамик телефона и его приглушенную версию через дверь. Она попробовала сохранить спокойствие, чтобы не выдать в своем голосе ее неприятное удивление.       — Тебе придется немного постоять там, пока я не приведу себя в порядок!       — Да брось, Карин, я же твой брат. Что я тебя, никогда неумытой не видел? Нашла кого стесняться.       — Надо было предупредить меня о своем приходе! А сейчас будешь стоять там и ждать! — гаркнула Карин. Раздражение помогло скрыть страх в голосе от возможной скорой встречи Ичиго с Тоширо.       — Ладно-ладно, — примирительно согласился Куросаки. — Только давай там побыстрее.       Карин завершила звонок и схватила Хитсугаю за руку, намереваясь стащить его с кровати.       — Эй, ты чего делаешь? — зашептал он.       — Надо тебя спрятать! — громким шепотом ответила она, уже прикидывая варианты, куда можно спрятать почти сто девяносто сантиметровую тушу. — В шкаф! Лезь в шкаф, там должно быть для тебя место.       — Зачем?! Он же знает, что я живу у тебя, — Хитсугая продолжал спорить, но все равно послушно встал, ведомый Куросаки в коридор.       — Но он не знает, что ты выглядишь так! — она почти обвиняющие указала рукой на него всего, подразумевая то, что он сильно изменился с их с Ичиго последней встречи. — Он наверняка все ещё думает, что ты вредный карлик, о котором можно не беспокоится.       — Вредный карлик?! — Тоширо задохнулся от возмущения. — Это вот такого ты была обо мне мнения?!       — Не драматизируй. И хватит болтать, лезь в шкаф, я сказала! — она громко открыла створку и запихнула туда Тоширо.       — Что в этом такого? Я могу просто поговорить с ним. Или мы опять будем скрывать наши отношения от него?       — Ты с ума сошел?! — зашипела Карин. — Если он нас сейчас в таком виде застукает, — она указала на краснеющие на их шеях и плечах отметины, оставшиеся с прошлой ночи, — он не станет говорить с тобой, он просто прибьет тебя.       — Карин, мы все уже взрослые люди, ты правда думаешь, что он все такой же до тупости импульсивный?       — Мы что, о разных Куросаки Ичиго говорим? Потому что тот, которого знаю я, сначала попытается начистить тебе рожу, а уже потом сядет говорить и разбираться. А теперь все, заткнись и сиди тихо! — Карин закрыла шкаф прежде, чем Тоширо успел возразить.       Она побежала в ванную умываться и, по возможности, замаскировать тональным кремом последствия их с Хитсугаей воссоединения. Карин уже была почти готова, когда в дверь снова нетерпеливо постучали.       — Иду-иду! Не надо мне дверь ломать! — крикнула она, надеясь, что Ичиго ее услышит.       Она открыла и тут же оказалась в медвежьих объятиях брата. Ичиго крепко обнял ее и с лёгкостью поднял над полом. Карин крякнула от неожиданности и резкого выхода воздуха из груди, когда ее так сильно стиснули.       — Давно не виделись! — Ичиго, как всегда, был раздражающе громким. Он никогда не умел говорить спокойно и тихо.       Карин не сдержала улыбки и обняла его в ответ, когда он наконец поставил ее на землю.       — Ну, ты впустишь меня или так и останемся на пороге топтаться?       — А ты что, в гости пришел? — опешила она.       — Вообще да, а что тебя удивляет? Или ты правда меня даже за дверь не пустишь? — Куросаки удивлённо посмотрел на нее.       — Нет-нет, я просто подумала... Подумала, что ты, наверное, хочешь пойти куда-нибудь. Зачем сидеть в квартире, когда на улице такая погода хорошая, — ей срочно нужно было отвадить брата от дома, чтобы Тоширо мог улизнуть.       — Можно и сходить куда-нибудь, — согласился Ичиго.       Карин уже вздохнула с облегчением, но Куросаки-старший, кажется, не собирался давать ей расслабляться.       — Но я все же зайду. Посмотрю хоть, как ты живёшь. Я здесь уже год не был, — он собрался пройти внутрь, но его остановила рука Карин.       — И за этот год здесь не изменилось ничего! Ничего интересного тут нет! Просто подожди здесь ещё немного, я соберусь и мы пойдем поедим и поговорим. Ты же за этим пришел? — получив от него неуверенный кивок, она продолжила. — Ну вот, поделимся новостями, покушаем. Я знаю одно кафе недалеко...       Интуиция Ичиго очень не вовремя начала работать на максимум.       — Карин, ты что-то скрываешь? — он подозрительно прищурился, вытягивая шею и пытаясь осмотреть квартиру через открытую дверь.       — Что? Нет! Что мне скрывать? — ей пришлось приложить все усилия, чтобы не метнуть взгляд на шкаф.       — Тогда пусти меня. Я сладости к чаю купил не чтобы открывать их в каком-нибудь кафе.       — У меня не убрано! — предприняла последнюю попытку Карин.       — Да мне все равно, ты же знаешь. Теперь, если у тебя закончились причины не пускать меня, то я бы хотел пройти. И узнать, почему мое присутствие вдруг стало проблемой.       Карин сдалась и впустила его, поглядывая на шкаф, пока Ичиго разувается и не видит.       — Это чья обувь? — он вдруг заинтересованно ткнул носком кроссовки ботинки Тоширо. Приставил свою ногу рядом. — Да ты посмотри, размер больше моего! Чё за амбала ты тут держишь, Карин?!       Она решила не юлить. Теперь это бесполезно.       — Ну так это... Тоширо. Это его обувь.       Ичиго вылупился на нее, как на умалишенную. Затем его пробрал смех.       — Тоширо? — он показал примерный старый рост Хитсугаи, отметив его где-то в области своего живота. — В таких ботинках ходит? — его разодрал новый приступ хохота, когда он себе это представил: мальчик ростом метр с кепкой носит обувь взрослого мужчины, который даже выше Ичиго. Прямо как на тех картинках с клоунами в смехотворно больших ботинках.       Куросаки согнулся пополам от смеха, ему даже пришлось держаться за стену, чтобы не упасть. Но когда он увидел Карин, сдерживающую не веселую улыбку, а скорее нервную, весь его хохот из него словно выбило. Ичиго резко выпрямился.       — Да ты шутишь, — шокировано произнес он.       Карин лишь отрицательно покачала головой.       — Хочешь сказать, что Тоширо, — снова показал его старый рост, — мелкий Тоширо, теперь уже здоровенный мужик? — он снова указал на ботинки. Карин кивнула. — И этот здоровенный мужик сейчас живёт у тебя? — снова кивнула.       Куросаки посмотрела на брата. Так же, как и у Юзу, все его мысли транслировались на его лбу. И по этим субтитрам и медленно багровеющему лицу Ичиго Карин поняла, что зря она ему рассказала.       — Где эта белобрысая псина? — прохрипел он севшим от злости голосом.       Карин только тяжело вздохнула. Она услышала, как крайняя створка шкафа отъехала в сторону.       — И тебе доброе утро, Куросаки, — сдержанно, не теряя достоинства, поздоровался Тоширо, словно он не сидел среди вешалок в одних трусах.       По тому, как гневно открылся рот Ичиго, пока он готовил свою тираду, Карин поняла, что утро будет громким и долгим.

***

      Все-таки, кухня Карин была слишком маленькой. Она была тесной уже для двух человек, а тут и третий добавился. Давящая тишина сгустила воздух и сделала его труднодоступным для вдоха.       Они с Тоширо сидели за столом, теперь полностью одетые и умытые, а Ичиго стоял, облокотившись о столешницу, и сверлил их хмурым взглядом. Все молчали.       — Никто ничего мне объяснить не хочет? — первым подал голос Куросаки.       Карин переглянулась с Тоширо, молча прося его ответить.       — Что ты хочешь от нас услышать? Тут все очевидно, — спокойно сказал Хитсугая.       — А мне, может, ни хрена не очевидно? — огрызнулся Куросаки. — Будь добр, поясни такие очевидные вещи такому недалекому мне. Я хочу услышать это от вас.       Карин вздохнула и продолжила вместо Хитсугаи.       — Мы с Тоширо решили попробовать сначала. Вот и все.       — «Вот и все»?! Это ты называешь «вот и все»? — он неопределенно повел рукой между ними двумя. — Я что, единственный здесь помню, чем все закончилось?       — Ичи-нии…       — Что?! Мне по уши хватило того времени, когда ты была похожа на ходячий труп после вашего расставания! Ты почти не ела, мало спала и все время спрашивала меня о нем! — он обвинительно указал пальцем на Хитсугаю.       Карин почувствовала на себе встревоженный взгляд Тоширо. Он не знал, как она через все проходила. И она знала, что сейчас он винит себя в этом. Если, конечно, еще до этого не винил.       — Нет причин для волнения, Ичи. В этот раз все будет по-другому, — она старалась держать себя в руках.       — С чего ты это взяла? Ты уверена в этом? А ты? — он повернулся к Хитсугае.       — Да, я уверена, — ответила Куросаки, начиная злиться.       На Тоширо она старалась не смотреть. Потому что знала, что он как раз не уверен. Но он ей верит. Почему Ичиго не может?       Куросаки буравил ее взглядом некоторое время, прежде чем ответить:       — Прости, конечно, Карин, но я не могу допустить, чтобы ты снова так страдала. Вы оба, — он перевел на Тоширо взгляд, все еще негодующий, но тоже встревоженный.       — Куросаки…, — начал Хитсугая, но его прервали.       — Ты вообще молчи! — Куросаки резко повернулся к Тоширо, направив свою злость на него. — Тебе ли не знать, какие последствия у этого могут быть? Ладно Карин — горячая голова, как я, а ты что? Почему ты не пресек это все на корню? Я тебе разрешил у нее остаться, потому что доверял и думал, что ты не втянешь ее в беду. Ты пообещал присмотреть за ней! И что ты в итоге делаешь?!       — Ичиго, хватит! — ее терпение лопнуло.       Они оба обернулись на ее крик.       — Я не маленькая девочка, я взрослая женщина! Со мной не надо обращаться, как с ребенком, я сама в состоянии делать выбор и встречать последствия! Что значит, ты разрешил ему остаться?! Это мой дом! Это я впустила его сюда, а не ты! Это было мое решение, и это моя жизнь! Хватит вмешиваться в нее! — она остановилась, чтобы перевести дыхание. Почувствовала руку Тоширо на своем предплечье.       На кухне снова воцарилась тишина, раздражающая присутствующих. Ее решил нарушить Хитсугая.       — Послушай, Куросаки, я понимаю твои переживания…       — Правда что ли, — Ичиго закатил глаза.       — … но ты не прав, думая, что мы не знаем всех рисков. Мы прекрасно знаем на что идем. Мы тоже все помним. С тех пор не прошло и дня, когда бы я не вспоминал об этом и не корил себя за это, — Карин посмотрела на него, но Тоширо проигнорировал ее взгляд. — Не прошло и дня, чтобы я не сожалел о том, как все кончилось, — он на миг взглянул на Карин, но тут же отвел глаза. — Но свое слово я намерен сдержать. Я защищу ее во что бы то ни стало. И не потому что я пообещал тебе это. А потому что люблю ее. И я точно так же, как и ты готов на все, чтобы не допустить повторения этой истории.       Карин смотрела на него, на его сжатые в решительности губы и на его твердый и уверенный взгляд, направленный на ее брата, и ощущала знакомый трепет в груди. Никто другой так и не смог вызвать у нее этого чувства. Только Тоширо.       Она тоже посмотрела на Куросаки, готовая идти до конца.       Ичиго все еще хмурился, бегая глазами от лица одного к лицу другого. И, увидев одинаковую решимость в их взглядах, хмыкнул и позволил уголку губ скользнуть вверх в подобии улыбки. Ему явно понравилось то, что он увидел.       — Ладно. Хорошо. Вы правы. Это ваша жизнь. Но как долго на этот раз вы собирались скрывать свои отношения от меня? Если бы я не пришел сегодня, опять узнал бы обо всем последним?       Они неловко переглянулись, пытаясь придумать вразумительный ответ. Потому что, честно говоря, так далеко они еще не думали. Но Ичиго об этом знать определенно не следовало.       — Мы собирались рассказать всем сразу, — нашлась Карин. — Ну знаешь, семейный ужин, официальное заявление, все дела. Как положено. Но сейчас на это совсем нет времени. Мы хотели объявить об этом после окончания миссии Тоширо. Да, Тоширо? — она посмотрела на него, надеясь, что он согласится.       — Да, именно так, — быстро кивнул Хитсугая, умело маскируя замешательство. — Что-то вроде сюрприза. Поэтому мы будем признательны, если ты никому ничего не скажешь. Позволь нам самим рассказать.       — Отлично. Что-то мне подсказывает, что вы пытаетесь меня надурить и на самом деле даже не думали так наперед, но я перехотел ругаться с вами. Так что сделаю вид, что верю.       Гребанная интуиция Куросаки.       — И еще, — он вновь серьезно посмотрел на Тоширо. — Ты же понимаешь, что я с тобой сделаю, если ты снова заставишь ее плакать?       — Не беспокойся. Тебе не придется ничего делать, потому что этого никогда не произойдет.       — Правильный ответ, — удовлетворенно кивнул Ичиго.       Снова повисло молчание, в этот раз не напряженное, но все еще какое-то странное и незаконченное.       — Ну? Кто-нибудь сделает гостю чай? — спросил Куросаки.       Карин и Тоширо одновременно вскочили из-за стола и удивленно посмотрели друг на друга. Вообще, такими вещами должен заниматься хозяин дома, то есть, очевидно, Карин. Но, кажется, Хитсугая уже окончательно прижился. А ведь только вчера вернулся.       Он смущенно отвел взгляд и уступил ей. Куросаки уже направилась к полкам, но квартира снова окрасилась мелодией звонка ее телефона. Она заскрежетала зубами и побежала отвечать, не глядя на имя звонившего.       — Алло? — Карин даже не скрывала раздражения.       — Ты где?!       — Такеши? — она отняла телефон от уха и посмотрела на номер. И правда, он. — Что случилось?       — Ты че, издеваешься надо мной? Первая пара уже прошла, а тебя все нет! Где вы с Хитсугаей шляетесь?! Ни за что бы не потащил вас в клуб, если бы знал, что вы так долго отходить будете.       — Только не говори, что у меня сегодня есть важные пары, — она устало потерла переносицу.       — Не знаю, я не твой ежедневник! Может, если бы ты хоть иногда открывала свое расписание, знала бы!       — Все, не кричи, итак утро веселое было.       — Короче, бери Хитсугаю-куна и тащитесь в универ. Меня уже заколебали все спрашивать, где вы.       — Сейчас придем, успокойся. Сколько времени до начала следующего занятия?       — Минут десять.       — Все, бегу-бегу, — она завершила звонок и побежала обратно на кухню. — Чай отменяется, нам с Тоширо надо в универ. Ичи-нии, займи себя чем-нибудь сам, вечером поговорим. А ты иди собирайся, у нас есть десять минут, — и скрылась в проеме.       Хитсугая и Куросаки-старший переглянулись друг с другом и синхронно пожали плечами, перед тем, как пойти делать то, что им приказала Карин. Они оба на горьком опыте знали, что ее лучше слушаться.

***

      До начала занятия оставалось еще пара минут, когда они наконец вошли в здание университета. Они спорили о ерунде, пока бежали по коридорам в поисках нужной аудитории.       — Нет, Карин, я не буду опаздывать с тобой на эту пару только чтобы зайти запыхавшимися со словами «извините, мы переспали» вместо «мы проспали»! Что за детский сад!       — Ну Тоширо, ну пожалуйста!       — Нет! — рявкнул он, не собираясь заниматься таким бредом.       Хитсугая проигнорировал надувшую губы Карин и зашел в кабинет за минуту до начала. Ей ничего не осталось, кроме как зайти следом.       В ее шутке все равно не было смысла. Все итак пялились на них и думали об одном и том же. По рядам пошли шепотки, пока они поднимались на свое место к уже ждущему их Хасэгаве. Он выглядел каким-то взволнованным.       Тоширо переглянулся с Карин, чтобы убедиться, что она тоже заметила. Ее обеспокоенные глаза подтвердили его догадки.       — С тобой все нормально? — тихо спросила она у Такеши, когда они наконец сели.       — Лучше некуда, а что? — он нацепил на лицо улыбку, которой никого из них не обманул. Карие глаза выглядели ярко на непривычно бледном лице.       Они снова переглянулись.       — Эй, не смотрите так друг на друга, будто я не вижу! Со мной все в порядке, правда. Я просто плохо спал, — и как по сигналу его рот раскрылся в сладком зевке, в этот раз настоящем.       — Ну ладно, раз ты так говоришь, — неохотно согласилась Карин.       Следующую половину пары они сидели молча, пока Хасэгава вдруг не шепнул:       — Знаете, у меня, кажется, дежавю.       Они непонимающе уставились на него в ожидании пояснения.       — Вы уже опаздывали так. Единственное, я в этот раз не спросил у вас ничего смущающего, — он замолчал, обрабатывая только что им сказанное. — Кста-ати…       А Карин и Тоширо уже мысленно приготовились к приближающейся неловкости.       — А чего это вы опаздываете, да еще и снова вместе? — на его лицо вернулась знакомая ехидная улыбочка и тогда стало ясно, что с ним точно все нормально. — Вы оба проспали? Или, скорее, переспали, м?       Карин быстро закрыла рот рукой, сдерживая смех. Тоширо же закрыл рукой глаза и покачал головой.       Эти двое стоят друг друга. Конечно, если один мозг на двоих, то и юмор тоже. Естественно, большая часть мозга досталась Карин, но ситуацию это не сильно спасало.       Хитсугая уже пожалел, что вообще пришел. Да он бы лучше отдался на растерзание Ичиго, чем терпел их бестолковые шутки весь оставшийся день. А терпеть пришлось именно весь день. Как назло, сегодня пары и практика были до самого вечера, а шутки по поводу их с Карин отношений все не кончались. Самым раздражающим было то, что Куросаки доводы Такеши не подтверждала и не опровергала. Просто поддерживала его шутки и этим дико бесила Тоширо.       Он думал, что больше никаких сюрпризов этот день ему не подкинет, но не тут-то было.       — Хитсугая-кун, — Такеши позвал его на последней паре.       — М? — откликнулся Тоширо, пытаясь уснуть с открытыми глазами.       — Ты свободен сегодня вечером?       Хитсугая чуть не подавился воздухом. Карин заинтересованно выглянула из-за его плеча и посмотрела на Хасэгаву.       — А что? — спросила она вместо Тоширо.       — Он тебе не нужен сегодня после занятий? Мне надо поговорить с ним.       — Нужен, — тут же ответил Хитсугая. — Карин навестил брат и я тоже должен с ним встретиться.       — Да, но он приехал ко мне, а не к тебе. Ты там не особо нужен, на самом деле.       — Не могла подыграть что ли? — шепотом возмутился Тоширо. Недостаточно тихо, чтобы Такеши не услышал. Не то чтобы это кого-то из них волновало.       Куросаки только пожала плечами и отвернулась, пряча улыбку.       — Короче, ты свободен, — кивнул Хасэгава.       Вот подстава.       — Зачем я тебе понадобился?       — Сказал же: поговорить надо, — и предупреждая волну возмущений и пререканий со стороны Хитсугаи, он серьезно посмотрел на него без намека на привычную дурость во взгляде и прошептал, чтобы Карин не услышала. — Это важно.       Хасэгава вдруг снова показался Тоширо странно нервным. Вблизи стали заметны мешки под глазами, умело спрятанные под слоем консилера.       — Ладно, — медленно ответил Хитсугая, все еще чувствуя какой-то подвох.       Такеши прикрыл глаза и облегченно выдохнул. Тоширо напрягало его поведение все больше. Но он промолчал, дожидаясь конца занятий, чтобы во всем разобраться.       Ему внезапно пришла в голову мысль, что, возможно, у Хасэгавы есть какая-то информация, которой он хочет поделиться. Если это так, то Хитсугая надеялся, что там что-то действительно стоящее и полезное.       А пока ему нечем было заняться. Тоширо лениво окинул взглядом аудиторию, с интересом и злорадством подмечая, что Асаямы сегодня нет. Неужели он так запугал его, что Кетсуо теперь вообще в университете появляться не будет? Было бы славно, на самом деле. А то Хитсугая не был уверен, что при их следующей встрече он найдет в себе силы сдержаться и не выбить Асаяме пару зубов. Тоширо, конечно, и так травму ему нанес, но этого было мало. Когда он вспоминал дрожащие руки Карин на ее юбке, его переполняла такая ярость, что становилось ясно — Асаяма очень легко отделался.       Тоширо стиснул челюсти, чувствуя подступающий к горлу гнев. Он вздрогнул, когда что-то коснулось его руки. Хитсугая скосил глаза в сторону Карин, которая сейчас аккуратно сжимала его ладонь в своей и внимательно смотрела на него.       — Тоширо, мне холодно.       Это было все, что она сказала. И этого было достаточно, чтобы он моментально взял себя в руки. Тоширо глубоко вдохнул, задержал дыхание на несколько секунд и также медленно выдохнул, успокаиваясь и беря свое реацу под контроль. Он ответно сжал руку Куросаки и виновато улыбнулся ей. Карин лишь погладила костяшки его пальцев и согрела его своим взглядом. Если бы Тоширо был настоящим снеговиком, он бы растаял.       Хитсугая окончательно отвлекся на Карин, полностью забыв про людей вокруг, про лекцию, про скорый разговор с Хасэгавой и про него самого.       Как покажут дальнейшие события — зря.       Возможно, если бы они с Куросаки не были так увлечены друг другом, они бы заметили куда больше изменений в друге.       Но любовь действительно ослепляет.

***

      Длинный учебный день подошел к концу, чему Хитсугая никак не мог нарадоваться. Все-таки за те несколько дней, что он не видел Такеши и Карин вместе, он уже успел отвыкнуть, какими раздражающими они становились в своем тандеме. Словно при встрече их первостепенной задачей становилось вывести его из себя. Что у них превосходно получалось.       Но вот последняя пара закончилась, и поток студентов хлынул из здания, как будто если все эти люди не выберутся за пределы университета в течение пяти минут, их жизнь оборвется самым жестоким и мучительным образом. Никто не хотел задерживаться в стенах «храма знаний». Тоширо, в общем-то, тоже. Он любил учиться, как бы скептично окружающие не воспринимали эту фразу, но в учебных заведения даже у него отпадало всякое желание воспринимать информацию и усваивать ее. И по лицам Куросаки и Хасэгавы он видел, что они тоже не прочь присоединиться к разношерстной толпе студентов и умчаться с ними вдаль, лишь бы подальше отсюда. Но, как обычно, нежелание быть задавленным на выходе из университета оказалось сильнее, и они втроем ждали, пока поток поиссякнет, и только потом двинулись на улицу.       — Ну все, ребят, я вас оставляю, — начала прощаться с ними Куросаки, когда они дошли до ворот, где им предстояло разминуться. — Ичи-нии уже наверняка извелся весь, пока ждет меня, так что я побежала. Такеши, не знаю, о чем тебе понадобилось говорить с Тоширо, но я надеюсь, что никому из нас потом не будет стыдно за это, — шутливо предупредила она Хасэгаву, за что получила от него наигранно-оскорбленный взгляд.       — Карин, за кого ты меня держишь?! — возмутился он.       — За извращенного придурка, — кашлянул Хитсугая, смотря в сторону и игнорируя возглас Такеши, будто это не он сказал.       Карин только посмеялась с их препирательства.       — Ну что я, по-вашему, могу такого сделать?!       Предположения, одно хуже и бредовее другого, без всякой фильтрации полились изо ртов Тоширо и Карин, как из ведра, заставляя Такеши краснеть и снова возмущаться, но уже всерьез. Видеть его таким было настоящим удовольствием, в котором никто из них двоих решил себе не отказывать. Уж слишком глаз радовался, смотря, как Хасэгава примеряет на себя их шкуры, когда из него точно также льется нескончаемым потоком всякая хрень.       — Да вы издеваетесь надо мной! — у него вот-вот из ушей должен был пойти пар.       — Да, — в унисон ответили они, даже не скрывая противных язвительных улыбок.       — Вы прям два сапога пара, я смотрю, — пробурчал Такеши, но у самого уголки губ предательски поползи вверх, полностью разрушая его образ недовольства.       Карин громко засмеялась, и даже Хитсугая позволил себе издать что-то очень отдаленно похожее на хихиканье. Успокоившись, Куросаки снова попрощалась с ними, и в этот раз точно ушла. Такеши махнул ей рукой на прощание, а Тоширо лишь кивнул головой, думая, что они скоро увидятся.       Когда силуэт Карин скрылся из виду, Хитсугая решил перейти сразу к делу, не желая задерживаться.       — Ну, о чем ты хотел поговорить?       Хасэгава, до этого снова выглядящий непринужденным и веселым, вдруг замер. Улыбка сползла с его лица, и в глаза закралось то, что Тоширо еще никогда в них не видел. Неуверенность.       — Да, насчет этого… давай не здесь, а? — промямлил Такеши. Встретив непонимающий взгляд Тоширо, он пояснил: — Слишком много знакомых.       Хитсугая огляделся вокруг: они были чуть ли не единственными людьми, которые остались возле университета, все остальные уже давно разбежались по делам. Были разве что редкие прохожие за воротами, да один-два студента, которые тоже уже спешили домой.       Он снова удивленно посмотрел на Хасэгаву, надеясь услышать более правдоподобное оправдание. Но тот только еще сильнее замялся и занервничал, так что Тоширо решил оставить это без внимания.       — Ладно, как хочешь. Тогда куда ты собираешься пойти?       В глазах Такеши мелькнула радость, быстро сменившаяся страхом.       — Да что с тобой?! — Хитсугая не имел никакого желания общаться с кем-то, у кого, судя по виду, душа вот-вот покинет тело от волнения. — Чего ты такой нервный?       — Говорю же, плохо спал сегодня, — тихо ответил Такеши. — И не только сегодня, — еще тише добавил он. — Нервная система чутка истощена, вот и все, не бери в голову. Отосплюсь на выходных, — Хасэгава махнул рукой так, словно это был пустяк.       Почему-то, Тоширо не поверил ему. Нет, по нему, конечно, было видно, что сон обошел его стороной, но было что-то еще и Хитсугая никак не мог понять, что именно.       — Не юли, — он пресек попытки Такеши отвлечь его от основной темы.       — Да-да, извини…. А пошли в бар! Выпьем, я расслаблюсь немного, там и обстановка более располагающая к разговору, чем улица…       — Смеешься?! — Тоширо уже начал выходить из себя. — Ты что, позвал меня только чтобы затащить меня выпить? Делать мне больше нечего, как с тобой по барам шляться.       — Но…       — Если это единственное, зачем ты попросил меня остаться, то я пас. Я иду домой, — перебил его Хитсугая и повернулся к Такеши спиной.       Внезапно Тоширо ощутил то же жгучее чувство, что и на фестивале. Словно вокруг его запястья обмотался раскаленный железный прут. Он обернулся и увидел Хасэгаву, схватившего его за руку в попытках остановить.       По спине Хитсугаи медленно поползли мурашки, когда он посмотрел Такеши в глаза. В них промелькнуло что-то странное, будто инородное. Что-то, чего не должно быть в этих обычных карих глазах. Но оно там было, и это настораживало.       Появилось чувство, словно что-то пытается пробраться по его пальцам. По коже что-то начало тянутся. Рука начала неметь, а потом мышцы прошило тысячами иголок. Мысли стали путаться и редеть, уступая место пугающей пустоте.       За мгновение Тоширо охватил давно забытый, почти животный страх. Что-то на уровне инстинктов кричало ему отвести взгляд, отдернуть руку и отойти от человека, которого он видел перед собой и которого не мог сейчас узнать.       Секундное замешательство прошло, и Такеши отпустил Хитсугаю, испуганно смотря на свою руку. Тоширо тоже перевел на нее взгляд. На тыльной стороне ладони тонкие нити нервов просвечивали через кожу неестественным черным цветом. Но видение было мимолетным, и бледная ладонь в следующий миг выглядела нормально.       Тишина разлилась между ними, как деготь, горькая и удушающая. Хасэгава прижал руку к груди и сильно сжимал ее другой ладонью. На его лице было написано такое же удивление и испуг, как и у Тоширо.       — Это что сейчас было? — хрипло спросил Хитсугая, все еще неуверенный, что ему не показалось.       Такеши молча взглянул на него и долго смотрел, подбирая слова.       — Это то, о чем я хотел поговорить. А теперь, пожалуйста, пошли в бар. Мне надо выпить.       В этот раз Тоширо не пререкался и позволил Хасэгаве увести себя в другой район, в котором улицы становились все уже и темнее. Только теплые лампочки бара, находящегося на углу здания, приветливо светили, завлекая посетителей.       Уже переходя дорогу без всяких знаков и светофоров, Хитсугая вдруг встал посреди пустынной улочки, где никого, кроме них с Такеши не было, и посмотрел влево. Чуть поодаль навстречу им с другого конца дороги шагала черная кошка. Если бы сейчас была ночь, он бы ее и не заметил. Но на фоне дороги, залитой красным светом заходящего солнца, животное очень бросалось в глаза.       Кошка остановилась и села, обернув лапки хвостом, в паре метров прямо напротив Хитсугаи. Теперь он видел ее мордочку. И она уже была ему знакома. Полностью черная, только вокруг глаз белые круги, выделяющие черные радужки и не дающие им сливаться с шерстью.       Тело Тоширо вмиг напряглось. Последний раз он видел эту мордочку в Обществе Душ. И он до сих пор надеялся стереть тот день из своей памяти.

***

      Впервые Тоширо почувствовал, как в нем что-то треснуло, когда изо рта Кусаки полилась кровь, пачкая спину убившего его шинигами из второго отряда. Это был первый раз, когда кто-то умер на его глазах. Как жаль, что не последний. Ему было больно.       Что-то треснуло в его внутреннем мире, когда капитан Шиба бесследно исчез, а отряд начал разваливаться на глазах, как карточный домик. Хитсугая никогда не забудет охватившего его тогда бессилия и горя. Ему было больно.       Трещина расчертила небо в его внутреннем мире, когда острие дзампакто Хинамори оказалось прижато к его горлу. Из-за какого-то гребанного письма. Она наставила на него меч из-за какого-то гребанного письма. Тоширо отказывался признаваться себе в том, что он чувствует, но избавиться от этого ощущения не мог — он чувствовал себя преданным. И ему было больно.       Трещин становилось больше, они появлялись в разных уголках его неба, пока никем и ничем не замеченные, но он точно мог сказать, когда появилась каждая из них. Это было не трудно. Надо было просто вспомнить, когда его сердце разбивалось на кусочки. Когда ему было больно.       У него украли банкай. Забрали Хьеринмару. Лишили его верного друга и наставника, единственного, кто не позволял ему погрузиться в пучину одиночества.       Треск.       Тело Матсумото безвольной тушей упало рядом с ним на промерзшую землю. Лёд окрашивался стекающей из ее груди кровью, а ее глаза не выражали ничего, кроме застывшего в них шока и страха.       Треск.       Кровь. Много крови. Кровь врагов, кровь товарищей. Чужая кровь заливала его руки и растекалась багровыми пятнами на проклятой форме квинси. В ушах застыли крики его подчинённых и товарищей. Крики, которые они успели испустить перед тем, как он их убил. В тот момент Тоширо мечтал отрезать себе руки, но даже этого сделать не мог, потому что его тело больше не подчинялось его воле. Он мечтал умереть вместо них. Но меч продолжал покрываться все новыми и новыми каплями крови людей, которых он должен был защищать.       Треск. Каждую секунду войны с квинси в нем что-то трескалось.       Его внутреннее небо стало похоже на плохо склеенную вазу, на стекло резервуара, которое вот-вот лопнет и больше не сможет сдерживать в себе безумный поток эмоций.       Маленькие трещинки соединяли большие, когда он видел слезы Карин. Каждая слезинка, скатившаяся по мраморной щеке, сопровождалась знакомым треском в ушах. Треском чего-то хрупкого и безвозвратно сломанного.       Его внутреннее небо трещало по швам, грозя разразиться дождем из осколков, который погребет внутренний мир под собой. А вместе с ним и его сердце.       Хьеринмару с ужасом смотрел на небо своего хозяина, подмечая новую трещину. Она была вызвана судом. Приговором. Паникой. И прощанием. Хьеринмару надеялся, что она станет последней.       Но его надежды не оправдались.       Последний треск разнёсся по ледяной пустыне души Хитсугаи в день повторного заседания суда. Когда, казалось бы, все должно было наладится.       — Повторное заседание по делу капитана Хитсугаи Тоширо объявляется открытым, — объявил тот же низкий мужской голос, что и в прошлый раз.       Те же голоса, просто в другом порядке задавали те же вопросы. Тоширо давал те же ответы. Просто тоже в другом порядке. Ничего не поменялось за исключением одной совсем незначительной детали, которая перевернула ход суда.       — Капитан Хитсугая, что ж вы не сообщили нам, что девушка из Мира Живых, с которой вы вступили в романтическую связь, — Куросаки Карин, одна из младших сестер Куросаки Ичиго? — слегка взволнованно спросила женщина, которую Тоширо не узнал.       Конечно она нервничала. Они все нервничали. Страшно представить, что бы сотворил временный шинигами, если бы узнал о решении Совета 46 по поводу Карин. Общество Душ бы снова превратилось в кровавую баню.       — Вы не спрашивали меня об этом. Я полагал, вы итак были осведомлены, — тихо и твердо ответил Хитсугая. В его голосе больше не было дрожи и страха. Только усталость. Он был истощен и подавлен.       Послышались неловкие смешки то из-под одной ширмы, то из-под другой. Мудрецы нервно посмеивались от своей невнимательной ошибки, которую они не должны были допустить, но допустили, позволив гневу от того, что кто-то посмел нарушить их законы, помутнить их разум.       Смешно им? Смешно им?!       Как им может быть смешно после того, через что они заставили его пройти?!       Кончики его пальцев до сих пор были скованы льдом, он потерял всякий намек на сон и спокойствие, по его жилам вместо крови текли вина и сожаление, а им смешно?       Если бы Тоширо не был так морально убит, то, вероятно, в этом зале снова бы появились сорок шесть трупов. Но он устал.       Он так устал.       — Капитан Хитсугая, — привлек его внимание новый голос. Тоширо уже даже не разбирал, кому он принадлежал, женщине или мужчине. Ему было все равно. А мудрец, тем временем, продолжал: — Мы приносим свои извинения за неверно вынесенный приговор. Безусловно, вы нарушили закон и должны понести наказание за это. Но раз дело касается семьи временного шинигами, то мы должны сделать исключение из правил. Конечно, о продолжении ваших отношений не может идти и речи. Мы же не хотим повторения истории капитана Шибы, верно? — тут и там снова раздались неловкие смешки.       Ублюдки.       — Я понимаю. Какое тогда решение вынесет суд? — ровно ответил Хитсугая, не чувствуя теперь даже гнева. Он вообще ничего не чувствовал.       Он просто очень устал.       Голос откашлялся.       — В связи со всеми, теперь полными данными, приговор будет следующим: вам, капитан Хитсугая, надлежит, как и ранее, прекратить отношения с Куросаки Карин, но уже без вмешательства с нашей стороны в ее память и разум. Однако теперь вам запрещено покидать Общество Душ без острой необходимости, а также запрещено посещать город Каракура под любым предлогом. При нарушении вами этого запрета нам придется принять соответствующие меры и снять вас с поста капитана. Поверьте, нам бы этого не хотелось. Думаю, вам тоже.       Тоширо не хотелось уже вообще ничего.       Но все, что он сказал, было:       — Разумеется. Я принимаю свое наказание и выражаю вам свою благодарность за смягчение вашего решения, — он поклонился не столько из чувства признательности (которого у него и не было вовсе), сколько из желания больше не смотреть на безликие ширмы с номерами мудрецов.       — Отлично. Тогда вы можете идти, капитан Хитсугая. Можете возвращаться к своим должностным обязанностям. На этом заседание объявляется закрытым! Все свободны!       Вот и все.       Все наконец закончилось. Теперь уж точно.       Вот только Тоширо не чувствовал себя удовлетворённым. Он не чувствовал облегчения. Единственное, что он чувствовал — опустошение. Необъятное, вездесущее и крайне болезненное.       Хитсугая снова брел домой на негнущихся ногах. Он медленно передвигал ступнями, не следил за осанкой и уже был готов упасть на землю прямо посреди дороги. И плевать кто что скажет и подумает. Он хотел упасть и больше никогда не вставать. В голове было пусто, в груди неприятно саднило. Перед глазами все плыло.       Дойдя до своей улицы, он завернул за угол и резко встал, словно прирос в землю. Глаза широко раскрылись в неверии.       Нет. Нет, нет, нет. Так не бывает. Так не бывает.       Как один день может быть настолько ужасным?       Перед ним раскинулось омерзительное зрелище.       На пыльной дороге лежала Куро. Маленькая черная кошка с белыми кругами вокруг глаз. Кошка, которую он уже считал своей. Кошка, для которой он купил миску и каждый день наполнял едой, оставляя на улице возле двери своего дома. Кошка, для которой его двери теперь были всегда открыты. Кошка, к которой он привязался слишком быстро. Его маленькая Куро. Последняя ниточка, связывающая его с Карин, напоминающая о ней.       Последняя ниточка оборвалась.       Над небольшим черным тельцем склонилась собака. Из ее разинутой пасти капала пена и выпадали ошмётки оторванного от тушки мяса. В лужице крови плавала слипшаяся в комки шерсть. По пустой улице эхом разносилось чавканье и клацанье зубов.       Тоширо не успел осознать своих действий. Он подошёл к бешеной псине и, как только она подняла на него безумные глаза, приставил пальцы в виде пистолета к ее голове.       — Шаккахо, — шепнул Тоширо, не мигая глядя на то, как из-под его ногтей вырывается красный заряд и испепеляет бешеного пса, оставляя от него только черный след гари на земле.       Он перевел дыхание, ошеломлённый и сломленный. Аккуратно взял мертвое тельце кошки на руки, содрогаясь от холодной липкой крови, капающей между пальцев, и пошел к дому.       Внутреннее небо его мира, покрытое паутиной трещин, заныло и опасно задвигалось, расширяя разломы.       Весь оставшийся вечер был как в тумане для него.       Он похоронил Куро в своем дворе. Это показалось правильным.       Треск.       Заходя в дом, постарался не смотреть на все ещё полную до краев миску.       Треск.       Кое-как добрался до своей спальни.       Треск.       Тоширо думал, что рухнет на кровать и разрыдается, не в силах сдержать слезы. Но он просто аккуратно сел на самый краешек матраца и уставился немигающим взглядом в стену, ощущая жгучую сухость в глазах. Боль, не получившая выхода, встала комом в горле мешая вздохнуть. Тоширо сглотнул один раз, второй, третий. Безрезультатно. Глаза оставались сухими и пустыми, сердце словно остановилось, а лёгкие отказывались сделать вдох.       Треск.       Это стало последней трещиной. Его мир разбился вдребезги и рухнул.

***

      Тоширо не мог вспомнить, заплакал он всё-таки в тот день или нет. Наверное, нет. Он давно отучил себя плакать, запретил себе это, глубоко уверенный в том, что слезы — признак слабости. А сейчас не мог разрыдаться даже если хотел. А он иногда так хотел. Так хотел свернуться в маленький жалкий комок и дрожать от рыданий, захлёбываться слезами и соплями. Так хотел заплакать в тот день. И много дней до него и много дней после него. Что угодно, лишь бы дать боли, копившейся в нем так долго, выход. Но единственный выход, который она нашла — трещины.       В тот день его внутренний мир изменился навсегда. В нем больше не светило солнце, небо не поражало своей голубизной, режущей глаз. Оно рухнуло. Разбилось по линиям многочисленных трещин и сотнями осколков устремилось вниз, доходя до земли уже маленькими колючими снежинками. Сугробов в его мире в тот день стало больше. На месте небосвода не образовалось ничего. Так и осталось огромное, бесконечное, беспросветное черное ничего.       Его внутренний мир изменился навсегда. И Тоширо тоже изменился навсегда.       Сейчас он смотрел на кошку, как две капли воды похожую на Куро, и понимал, что это она и есть. Переродившаяся в этом мире и каким-то образом нашедшая к нему путь. Кто знает, может, когда ее время истечет здесь и ее душа вновь окажется в Обществе Душ, они снова встретятся.       Куро смотрела на него своими черными глазами, и Тоширо понимал, что перед ней уже совсем другой человек, ни разу не похожий на того мальчишку, которого ее душа встретила когда-то.       Почему-то, ему вдруг стало необъяснимо легче. Как будто все страдания, которые он пережил, вся боль, которую он пронес сквозь года, все это взяло и вмиг ушло незнамо куда.       Взгляд странно размылся. Он услышал голос Такеши, доносившийся словно издалека. Хитсугая пришел в себя только когда Хасэгава сильно сжал его плечо.       — Хитсугая-кун!       Тоширо медленно перевел на него все ещё размытый взгляд, словно он находился в воде с открытыми глазами.       — Хитсугая-кун, у тебя все в порядке? Чего это ты вдруг...? — Такеши смущённо замялся, потому что обсуждать такое среди мужчин, почему-то, не принято.       И Тоширо понял.       Он плакал. Впервые за много-много лет он плакал. Вот так просто взял и заплакал даже непонятно отчего, да ещё и перед человеком, которому он не до конца доверяет. Но по его щекам текли слезы, безостановочно капая на ворот рубашки, и он был счастлив от этого. И ему было глубоко плевать на все вокруг.       О его ногу потерлось что-то мягкое и теплое. Хитсугая глянул вниз и встретился с черными глазами кошки. Она мягко и мурлыкающе мяукнула, поставив передние лапки на его ботинок. Он присел на корточки и стал ее гладить. Кошка завибрировала под его рукой, когда начала мурлыкать. Улыбка растянула его щеки, а слезы полились сильнее. Тоширо засмеялся.       Ему было все равно на Такеши, на его срочный и важный разговор и на его мнение. На мнение всех вокруг. Ему было плевать.       Он наконец-то плакал, и ему было хорошо.