***
Последний удар, и над головой загорелась надпись «GAME OVER». Симуляция начала потихоньку рассеиваться. Куросаки уперлась руками в колени, часто дыша. Пот ручьями стекал по спине. Мышцы ныли. А духовная энергия струилась по ней и довольно гудела, наконец получив долгожданный выход. В голове стало пусто. Наконец-то она смогла выкинуть из головы Тоширо, вчерашний день, разговор с Тоширо, фильм с Тоширо, почти поцелуй с Тоширо, Тоширо, Тоширо, Тоширо… — Хватит на сегодня, — отовсюду и одновременно из ниоткуда донесся голос Юкио. Карин тяжело вздохнула. Все бесполезно. Как бы она не хотела делать вид, что ей все равно, ей было не все равно. Она встала и уныло поплелась приводить себя в порядок после особенно интенсивной тренировки. Полчаса, и Карин сидит, разложившись на диване, умытая и отдохнувшая. Рядом Докугамине потягивает чай, сидя на одном из стульев с мягкой обивкой. Ханс сидит напротив и чего-то ждет. — В чем дело? — устало спросила Куросаки, толком ни к кому конкретному не обращаясь. — И давно Хитсугая Тоширо в городе? — спросил Юкио, сохраняя незаинтересованность в голосе. Карин вздрогнула. Ну разумеется, они уже в курсе. Она же не думала всерьез, что подчинители останутся в стороне? Упоминания о нем она меньше всего ожидала, особенно учитывая, что пришла сюда, чтобы забыть его. Снова. — Ну, где-то недели три. Или четыре. А что? — она постаралась не выдать своим голосом беспокойства. — Ты поэтому так часто пропадала? — поинтересовалась Рирука. — Были дела. Я ведь уже говорила об этом. — Но не говорила, что это связано с капитаном Готей 13, — подметил Ханс. — И что? С каких пор вам есть дело до Общества Душ? — Ни с этих, уж поверь. Но в связи с происходящим приходится быть начеку. — А что происходит? — Карин подняла голову и посмотрела на Юкио. — Не могу сказать точно. Но в городе творится что-то непонятное с пустыми. Их активность… более непредсказуема, чем обычно. И их подозрительно мало. Возможно, отчасти потому что теперь здесь, помимо нас и тебя, еще орудует Хитсугая, но что-то мне подсказывает, что дело в другом. Больше смахивает на то, что их что-то подавляет и не дает занимать эту территорию. Да и неполадки начались еще примерно год назад, незадолго до того, как ты пришла проситься в ученики. Не хочу, конечно, торопиться с выводами, но нельзя игнорировать определенные перекликания во времени — год. Заметные изменения появились лишь пять месяцев назад, но первые знаки датируются прошлой весной как раз, когда ты…, — он запнулся, пытаясь аккуратно затронуть щепетильную тему, — … в общем, после того случая. Карин поежилась. События прошлой весны она любила вспоминать меньше всего. Точнее, не любила совсем. — Еще и эти надоедливые шинигами, сменяющие друг друга быстрее, чем минуты в часе. — И давно вы волнуетесь за шинигами? — Куросаки скептично подняла бровь. Она наслышана об истории с Экзекуцией и знает о ней и от брата, и от Тоширо и, непосредственно, от самих ее бывших членов. Конечно, у всех история разная, но какую-то золотую середину, совпадающую у всех, Карин все же нашла. А именно — подчинители не совсем в ладах с Обществом Душ и предпочитают никак это не менять. — За шинигами — не очень, а вот за себя — да, — встряла Докугамине. — Чтобы не происходило, мы в первую очередь люди, живущие здесь, и нам бы хотелось, чтобы дела Готея нас максимально не касались. Но когда этого избежать не получается, приходится вмешиваться. — Мы это все к тому, что Наруки — наш город тоже. И мы тоже хотим, чтобы здесь было безопасно, для нас в первую очередь, — подытожил Юкио. — И? — И, если вдруг твоему капитану понадобится помощь, мы будем готовы ее оказать, — еле выдавил из себя Ханс. — Он не мой, — резко ответила Карин, чувствуя предательский жар на щеках. Горло сдавила горечь. Она теперь не была уверена, как ей относится к тому, что она хотела бы сделать его своим. — Неважно, — Ханс закатил глаза. — И как я должна, по-вашему, ему это предложить? Как мне объяснить ему, что я вообще вас знаю? — А ты до сих пор не рассказала ему? — удивилась Рирука. — Нет. А должна была? И вообще, с чего вы взяли, что я с ним общаюсь. Может, я просто знаю, что он в городе, и все, — Карин скрестила руки на груди. — Ну… ты сама только что подтвердила наши догадки, — Юкио приподнял брови. Куросаки скатилась вниз по спинке дивана и вытянула ноги достаточно, чтобы пнуть ими Ханса. Тот от неожиданности ойкнул и обиженно на нее уставился. На лице Карин расползлась улыбка, а на душе стало легче. Мелочь, а приятно. — Ладно. Я поговорю с ним. Наверное. Потом, — она надеялась, что не врет. Что ей правда еще удастся поговорить с ним. Куросаки еще не решилась сказать им, что Тоширо уже ушел. Потому что надеялась, что он еще вернется. — Не затягивай особо. Он все-таки капитан и его сюда не по пустяку отправили. Если он здесь, значит дело серьезное. Так что чем скорее мы обменяемся информацией, тем лучше. Карин отстраненно кивнула. В ее голове появилось слишком много мыслей.***
Воздух Общества Душ отличался от воздуха Мира Живых. Или это Тоширо просто отвык за месяц. Но дышать было тяжело. Словно что-то сдавливало грудь. Наверное, вина. Хотя с физической точки зрения дышать ему стало легче, как только он покинул гигай. С ним точно что-то не то. Надо будет спросить у Урахары потом. А пока Хитсугая вышагивал по Сейрейтею, направляясь в первый отряд. Он даже не заглянул в свой кабинет, лишь заскочил домой и оставил вещи. Солнце нещадно пекло голову и плечи, намереваясь прожечь ткань. Так что Тоширо придерживался тени, перемещаясь между неосвещенными местами короткими перебежками, чувствуя, что расплавится в любой момент. Все-таки жару он не любит. В Генсее с этим полегче — из каждого угла торчит кондиционер, а в Наруки всегда есть охлаждающий ветерок с реки. В Сейрейтее же только сплошное пекло. Первым делом, как у него закончится миссия, купит себе кондиционер домой. И в кабинет. Пару штук. А то самому неохота тратить силы на синтез льда. Отвлекая себя подобными бытовыми мыслями, Хитсугая наконец дошел до кабинета главнокомандующего. Постучался. Одна его часть надеялась, что за седзи никого нет. — Войдите. Что ж, кто-то все же был. Тоширо тихо вошел, тут же обращая свое внимание на одиноко стоящую Исэ. Она поймала его взгляд и сказала, предупреждая его вопрос: — Капитан сейчас спустится. «Спустится?» Нанао подошла к окну и с безучастным выражением лица дернула за какую-то розовую тряпку, свисающую непонятно откуда. Следом за концом тряпки свалился и Кьераку. Видимо, с крыши. Его соломенная шляпа плавно опустилась на его развалившуюся возле окна тушу. Оттуда же, откуда он шлепнулся, скатилась чашка для сакэ. Кажется, от привычки пить на крышах Шунсуй не собирается отказываться. — Ай, Нанао-чан, это было грубо, — приподнялся он с добрым смешком. Его лейтенант лишь фыркнула и вернулась к документам. Потом он заметил все еще безмолвно стоящего Тоширо и весело добавил: — Ох, доброго дня, капитан Хитсугая. Давно не виделись. Как ваша миссия? — его совершенно не смущало то, что он был весь розовый от выпитого и все еще сидел на полу. — Доброе утро, — он приветственно поклонился. — Я как раз по поводу миссии, главнокомандующий. Если у вас, конечно, есть время. — Конечно, конечно. Проходите, — Кьераку наконец встал и отряхнулся. — Я читал ваши отчеты, капитан Хитсугая. И, прошу простить, но у меня сложилось впечатление, что дело не сильно сдвинулось с мертвой точки, — карие глаза сверкнули из-под только что надетой шляпы. Тоширо поежился. Как же стыдно. — Боюсь, вы правы. Не хочу показаться некомпетентным, но разобраться с миссией в положенный срок у меня не вышло. Прошу прощения. Поэтому я пришел просить о продлении. Помнится, перед моим отбытием вы говорили о такой возможности. — Да, да, было дело, — певуче пробормотал Шунсуй. — Зная вас, вы уже подготовили все соответствующие бумаги? — Так точно, — Хитсугая тут же протянул папку документов с последним отчетом и прошением о продлении миссии. Кьераку взял бумаги и бегло прошелся глазами. — Мхм, все как всегда идеально оформлено, — он глянул на настенные часы. — Вы пришли довольно рано. Надеетесь быстрее вернуться к работе? — Да, — приврал Хитсугая. Честно говоря, появляться в кабинете Тоширо как раз не хотел. Там его будет ждать Матсумото. А вместе с ней еще бог знает что. Он мог увидеть и кучи документов на своем столе, и кучи бутылок, и кучи людей. Ничего из этого он, естественно, видеть не хотел. Но еще больше не хотел пересекаться со своим лейтенантом. Потому что обязательно последуют вопросы. Хитсугая хорошо знал, что Рангику его хорошо знает. И иногда это было той еще проблемой. Она сразу заподозрит неладное, как только увидит его. А стоит ему начать отвечать на ее расспросы, как ей станет ясно, с кем он проводил большую часть времени в Мире Живых. И тогда это будет крайне неудобная для него ситуация, которую Тоширо будет избегать столько, сколько у него получится. «И давно Вы стали таким трусливым, хозяин?» — откуда-то из глубин его души донеслось недовольное рычание Хьеринмару. «Всегда был.» Горькое осознание прожгло сердце. Голос главнокомандующего вырвал его из раздумий: — Что ж, тогда не смею больше отвлекать. Можете быть свободны. А насчет прошения не волнуйтесь — я понимаю, дело срочное, вам надо как можно скорее вернуться в Генсей, — Кьераку подмигнул ему. — Так что я постараюсь разобраться с этим быстро. — Премного благодарен, главнокомандующий, — Тоширо низко поклонился, чувствуя облегчение наравне с тревогой. Он попрощался и покинул кабинет, неуверенный, куда пойдет. Чисто технически, в этот день он был свободен от работы, якобы для разбирания вещей после поездки, так что он был волен делать что хочет. Именно поэтому Хитсугая понятия не имел, чем заняться. По-хорошему, надо бы проведать отряд. Но там Матсумото с неудобными вопросами. Да и судя по отчетам, которые она добросовестно присылала ему каждый день, все было в порядке, и у него не было причин для беспокойства. Поэтому он решил, что дела подождут. Чтобы уж наверняка не попасться своему лейтенанту на глаза, Тоширо начал петлять по улочкам Сейрейтея, особо не задумываясь, куда приведут его ноги. В итоге привели на свое тренировочное место. Внутри Хьеринмару утробно заурчал. Он тоже давно не разминался. Недолго думая, Хитсугая решил зайти. За столько лет борьбы с тревожностью и неумолкающими мыслями он выявил только один действительно рабочий способ избавиться от них — физические нагрузки. А сейчас его мыслей было достаточно много. Пещера, как обычно, была пустая, так что он со спокойной совестью начал. Почти месяц отсутствия внятных тренировок дал о себе знать — разминаться пришлось в два раза дольше, чтобы наконец почувствовать, что его тело готово к начальным нагрузкам. Сначала он привычными, отработанными до автоматизма движениями выполнил взмахи мечом во всевозможных позициях и со всевозможных ракурсов, пока у него не начали ныть руки и ноги. Затем сделал еще столько же. Температура давно опустилась, стало гораздо холоднее, чем на улице под жарящим солнцем. Тоширо с облегчением вздохнул, вдыхая чуть морозный воздух и выдыхая клубочки пара. Теперь хотя бы температура была комфортной. Разогрев тело, он закончил с физическими упражнениями и наконец-то мог перейти к духовно-физическим. Нетерпеливое ворчание и копошение его дзампакто уже раздирало его изнутри — Хьеринмару не терпелось размяться. Тоширо не стал тянуть. Как только заветные слова призыва банкая слетели с его губ, ему показалось, словно у него с плеч свалилась даже не гора, а целый горный хребет, который все это время мешал дышать. Силы полились по его венам, лед привычно сковал тело и приятно заполнил собой все его существо. Не осталось ничего: ни мыслей, ни тревог, ни усталости — только расходящийся по организму дофамин, тяжесть в мышцах и пустая голова. Когда Тоширо закончил, солнце уже начало клонится в сторону заката. Он устало облокотился на меч, чувствуя дрожь в ногах после изнурительной тренировки. Пот градом стекал по спине. Примитивное удовольствие и усталость окутали его. Постояв так пару минут, Хитсугая вернул свое духовное давление в норму и температуру пещеры вместе с ним. Он вернулся домой. Дом был таким же, каким он его и оставил — холодным и пустым. Не желая задерживаться в нем дольше, чем на сон, Тоширо сбегал в душ и быстро засобирался еще куда-нибудь. Неважно куда. Лишь бы не здесь. Он так и оставил сумку с вещами неразобранной, надеясь, что очень скоро она ему понадобится. Не оставаясь в своем пустом доме ни на минуту дольше необходимого, Хитсугая вновь вышел на улицу. Солнце уже не так печет, пик жары давно спал, он перетерпел его в пещере с почти минусовой температурой. Сейчас же была лишь приятная теплота, все еще немного удушающая, но уже терпимая. К вечеру поднялся ветерок. Тоширо поймал себя на том, что снова бродит по Сейрейтею в поисках незнамо чего. Но когда пришел к поместью Кучики, все стало ясно. «Издеваешься?» Хитсугая был уверен, что пока он отвлекся, Хьеринмару направил его туда, куда хотел. «Ни в коем случае. Но Вы весь день шатаетесь без дела, избегая любых разговоров. Вам надо просто сесть и отдохнуть.» «И поэтому ты притащил меня к Кучики? Серьезно?» «А что? Он точно не станет спрашивать у Вас то, о чем Вы так боитесь говорить. Но компания Вашего старшего товарища вполне может успокоить Ваше такое беспокойное состояние.» «Не думаю, что это хорошая идея. Бьякуя никогда особо не жаловал гостей, тем более незваных…» Ход его мыслей прервал звук открывающихся ворот. Из-за массивной двери выглянула щуплая девушка — одна из служанок при дворе Кучики. — Добрый вечер, капитан Хитсугая, — она согнулась в глубоком почтительном поклоне. — Добрый, — он надеялся, что по его голосу не слышно, как он опешил. А то несолидно как-то. — Господин Кучики просил передать вам, чтобы вы перестали топтаться на его пороге и либо ушли, либо, наконец, зашли. Тоширо сконфузился еще больше. Сколько он общается с Бьякуей, а с его прямолинейностью все никак не свыкнется. И это при его собственном прямом, как рельсы, характере. — Что мне ему передать? — вежливо поторопила его с ответом девушка. — Передайте, что я с радостью стану его гостем, если он не против. Служанка кивнула и пропустила Хитсугаю внутрь. Она проводила его в сад, где Кучики сидел в своей домашней одежде и потягивал чай. Рядом уже стояли приборы и для Тоширо. Он, не сильно удивленный, сел на отведенный для него настил. — Чего возле моего дома шляешься? — спросил в лоб Бьякуя, даже не удостоив Хитсугаю взглядом. — И тебе привет, — что ж, ему не привыкать. После своеобразного приветствия они надолго замолчали, лишь тихо потягивая чай и любуясь лучами заката в листьях сакуры. У Кучики она цвела круглый год. Тишина была для них доброй подругой, знакомой и долгожданной. Они часто сидели вот так в поместье Бьякуи и просто молчали несколько часов кряду, отдыхая от шумной жизни Общества Душ. Почему не каждый у себя дома? Да просто вдвоем веселее было. Это тоже вошло в привычку. Солнце садилось, небо сначала розовело, потом краснело, а затем стало темнеть. С другой стороны небосвода показалась луна. Чашки то пустели, то наполнялись вновь. Хитсугая зажевал губу, снова думая о чем-то, он даже сам не мог понять, о чем. — Прекрати это, — вдруг нарушил тишину Кучики. — Что? — Прекрати кусать губы при мне. Что за мерзкая тяга есть самого себя, — стальной голос как всегда не терпел возражений. Тоширо тут же перестал, пристыженный. — Сколько ты уже не можешь избавиться от этой отвратительной привычки? — Бьякуя поморщился, все еще смотря вдаль. Хитсугая вздохнул. — Это не так-то просто, к твоему сведению. — У тебя все «не так-то просто». Тоширо задохнулся от возмущения. Даже если Кучики общался с ним, как с равным, вот такие моменты, когда он показывал, кто тут старше, все же проскальзывали. Хитсугая научился с ними мириться. Бьякуя тоже много чего в нем терпит. В этом, пожалуй, и была причина их своеобразной дружбы. Им просто было проще терпеть друг друга, чем подавляющее большинство окружающих их людей. Снова повисла тишина, которую в этот раз нарушил Тоширо: — Можно спросить у тебя совет? — он сам не мог поверить, что поднимает эту тему, хотя весь день избегал даже мыслей об этом. Но ему правда нужен был взгляд со стороны. — Нет, — коротко ответил Кучики. — Что? Почему? — Тоширо опешил, не ожидая такого быстрого отказа. — Что бы ты не хотел у меня спросить, я не имею ни малейшего желания в этом разбираться. Это твоя жизнь, и я не должен в нее вмешиваться. Да и не хочу, — он спокойно сделал очередной глоток уже которой чашки чая. — Но ты хоть выслушай меня. — Отказано. — Да почему?! — Потому что совет — это то же самое, что и навязывание своего мнения. Да и толку от него? Ты же все равно сделаешь по-своему, — Кучики вскинул руку, прерывая не успевший начаться поток несогласия со стороны Хитсугаи. — И не отрицай. Так уж устроен человек. Пока он сам не обожжется о пламя костра, не начнет дуть на свечу, — он посмотрел на Тоширо, впервые за вечер. — Хотя, судя по тебе, ты продолжаешь лезть в самое пекло, несмотря на то, что обгорел до костей в прошлый раз. Теперь скажи, зачем тебе мой совет, если ты уже давно все сам решил? Тоширо молча открывал и закрывал рот, не зная, что ответить. В итоге он уставился в свою чашку, избегая пронзительного взгляда Бьякуи, который, как всегда, был прав. Он уже все решил. Когда он вернется в Наруки, то первым делом разъяснит отношения с Карин. Больше никаких недомолвок. Никаких намеков. Никаких недосказанностей и додумываний. Если она позволит ему, даст последний шанс, он рискнет. И гори оно все синим пламенем. От Кучики Тоширо уходил уже поздним вечером, полный уверенности и желания действовать. Не забыв поблагодарить хозяина дома, он ушел с легким сердцем, чувствуя ясное небо в своей голове. Нет лишних мыслей. Только цель. Как жаль, что его настрой не сохранился надолго. Стоило ему переступить порог своего дома, как тревога снова начала накатывать на него волнами, сначала маленькими, затем становящимися все больше. Стоит ли так рисковать? Если исход, вероятно, будет такой же? С чего он взял, что вообще что-то может получиться в этот раз? Не забегает ли он вперед? Совет 46 еще даже не одобрил его прошение. Может, ему не продлят миссию. Тогда он застрянет здесь, и все точно закончится, даже не начавшись. Знакомые мысли назойливым роем вновь заполнили его голову, безостановочно напоминая о его прошлых ошибках, которые он собирается повторить. Когда Тоширо с трудом проваливается в беспокойный сон, самые неприятные воспоминания вылезают наружу, явно пытаясь напомнить ему, почему он был так осторожен все это время.***
Когда Хитсугая читает сообщение от Совета 46, ему кажется, что мир вспыхивает перед его глазами, что все вокруг вдруг пришло в движение, а он остался в самом сердце шторма без малейшей надежды на спасение. «Уважаемый капитан 10-го отряда, Хитсугая Тоширо. Спешим уведомить, что Вы приглашаетесь в суд в качестве обвиняемого по делу о нарушении одного из законов из Свода законов Общества Душ, принятого Советом 46-ти, а именно — закона №34.6. Настоятельно просим явиться…» Тоширо даже дочитывать не стал. Не смог. Перед глазами все поплыло. «…суд…» Он не помнил, как отпустил посланника. Не помнил, куда пошел сам. Не помнил, что происходило вокруг него дальше. «…обвиняемого…» Вероятно, он пришел в кабинет. Матсумото, до этого тихо сидящая за своим столом, что-то у него спрашивала. Наверное, что-то в духе «Капитан, с вами все в порядке?». Видимо, он ее совсем не слышал, раз до него доносились только какие-то жалкие отголоски ее выкриков. «…закона №34.6…закон о запрете на отношения с живым человеком...» Кровь била по ушам, набатом стучала по вискам. Они узнали. Они все узнали. Тоширо показалась, что его сейчас стошнит. Ком из мгновенно собравшейся тревоги подкатил к горлу и просился наружу, живот скрутило, словно кишечник завязался в узел от страха. Все время до назначенной даты суда Хитсугая проходил, как живой мертвец. Ну, так, по крайней мере, он себя ощущал. Живым трупом. Конечно, он приложил все усилия, чтобы никто другой и не догадался о его состоянии. А настороженные взгляды Рангику и Хинамори он уж как-нибудь вытерпит — не было шанса обмануть и их, но он все же пытался. Единственным, что хоть немного отвлекало его от нарастающей тревоги — это чертова кошка, которая решила, что его дом — ее дом. Каждый вечер она прибегала к его порогу и истошно вопила, пока он не открывал ей дверь. И все для того, чтобы махнуть хвостом перед его носом и уйти. Как всегда. Он назвал ее Куро. Потому что она была почти целиком черная. И потому что напоминала ему Куросаки. Что ж, Хитсугая никогда не отличался оригинальностью в придумывании имен. В день перед судом кошка зашла в дом. Весь вечер она просидела на его коленях. Он без остановки гладил мягкую черную шерстку, нервно проходился холодными от волнения пальцами по загривку кошки. Движения Тоширо больше были механическими и бездумным, пока его мысли все никак его не отпускали. А затем настал день Х. В зале для заседаний Совета 46 мало что изменилось с тех пор, как он последний раз был здесь. С тех пор, как он был здесь с Кусакой. С тех пор, как он нашел здесь сорок шесть остывших трупов в лужах засохшей крови. По телу побежала дрожь. У него был небольшой опыт в общении с Советом, и он был не самым приятным. Плохое предчувствие закралось куда-то в глубину грудной клетки и свернулось там в тугой клубок. Тоширо с трудом вздохнул и высоко поднял голову, готовый ко всему. — Заседание по делу капитана десятого отряда, Хитсугаи Тоширо, объявляется открытым. Нет, он не готов. — Вы подтверждаете, что вы Хитсугая Тоширо, капитан десятого отряда Готей 13? — низкий мужской голос прозвучал откуда-то сверху. Можно было только предполагать, откуда. — Да, это я, — Тоширо надеялся, что в его голосе не слышна дрожь. Он сжал челюсти, на всякий случай. — Находитесь ли вы сейчас в своем уме и способны ли отвечать на вопросы? — другой мужской голос. — Я в своем уме и готов давать ответы, — послушно кивнул он. — Вы клянетесь отвечать на вопросы полно и честно? — на этот раз голос был женским, но Хитсугая снова не понял, откуда он доносился. — Клянусь, — это была только вступительная часть, подготовка к основному процессу, а он уже хотел уйти из-под взора сорока шести пар глаз, которых он даже не видит, но знает, что они все смотрят осуждающе. — Капитан Хитсугая, вы обвиняетесь в продолжительном нарушении закона №34.6 из Свода законов Общества Душ, который трактуется следующим образом: «шинигами любого ранга, любого положения в обществе запрещено иметь любого вида отношения с живыми людьми при любых обстоятельствах.». Вы ознакомлены с этим законом? — Да, — он сглотнул. — Вы подтверждаете, что нарушили этот закон? Напомню, что все необходимые сведения у нас уже есть, и ваше признание нужно только для вас. Он знал это, прекрасно знал. Но как же хотелось соврать, сказать, что они ошиблись. Конечно же, говорить этого он не стал. Потому что смысла не было. — Подтверждаю, — глубокий вдох. — Я действительно нахожусь в отношениях с живым человеком в данный момент времени. По залу прокатился тихий ропот возмущений. — Вы полностью осознавали, на что идете? — Да. — И были в курсе всех возможных последствий? — Так точно. Еще одна волна шепота. — Таким образом, вы подтверждаете, что абсолютно сознательно перешли черту закона? — еще один новый голос. — Подтверждаю. Вновь по залу прошлись шепотки. Мудрецы обсуждали между собой, что с ним делать. — Ваше признание будет учтено при вынесении приговора, ваша честность обязательно будет рассмотрена в вашу пользу, — прогремел голос, который Тоширо самым первым услышал в этом зале. — Благодарю, — он поклонился, как и следует. — Я полностью осознаю свой проступок и готов понести соответствующее наказание. И зал взорвался. — Проступок?! Вы называете это проступком?! — Какая наглость! — Вы даже не скрываете своего вопиющего правонарушения! Кем вы себя возомнили! — Я… простите, я-я не это имел в виду…, — Тоширо залепетал, он был не готов к этому, совсем не готов. — Тишина! Остальным участником Совета понадобилось немного времени, чтобы успокоиться. А Хитсугае, чтобы перевести дух. У него было жутчайшее чувство дежавю. Как он точно также стоял перед Советом и оправдывался, не в силах найти слов, пока посторонние ему люди решали судьбу его и Соджиро. Ему плохо. — Давайте ознакомимся с деталями. Капитан Сой Фонг, пожалуйста, зачитайте нам свой отчет. Тоширо резко вдохнул, стиснув зубы. Вышла капитан второго отряда. Она начала вслух громко и четко зачитывать свой донос на него. Она ни разу не посмотрела в его сторону. Хитсугая испепелял ее взглядом. Так вот, откуда они все знают. Внутри Хьеринмару начал клокотать. Хитсугая вдохнул поглубже, пытаясь успокоиться. — Капитан Хитсугая, — его заставили вновь вскинуть голову в поисках говорящего. — То, что нам только что озвучила капитан Сой Фонг, является правдой? — Да, — он с трудом выговорил сквозь зубы. — Понятно. Тогда дальше. Сколько лет вы состоите в отношениях с человеком? — Почти два года. — Когда вы познакомились? — Это правда так важно…? — Отвечайте на поставленный вопрос, капитан Хитсугая! Он прикусил язык. Придется ответить. — Я впервые увидел ее во время миссии в городе Каракура, куда меня вместе с небольшой группой отправили для защиты людей и поисков арранкаров. — То есть, как давно вы знакомы с этой девушкой? Тоширо помедлил с ответом. — Около шести лет. И опять. — Шесть лет?! — Вы все это время поддерживали с ней связь?! — Так еще и вступили в отношения! — Такое длительное время нарушали закон, как не стыдно! Ему ничего не оставалось, кроме как стоять и слушать дальше, пока кто-то снова не призвал остальных к тишине. — Капитан Хитсугая, последний и, думаю, самый важный вопрос. Зачем вы это сделали? Он встал в ступор. Действительно. Зачем он это сделал? Зачем пошел на это, прекрасно зная, чем все закончиться? Зачем рискнул? Подверг опасности и себя, и ее? Зачем позволил всему этому случиться? Зачем? Ответ был настолько очевидным и глупым, что стыд накрыл его с головой. Нет, он не мог этого сказать, просто не мог выдавить это из себя. — Капитан Хитсугая, мы ждем ответа. Он нервно выдохнул. Его лицо горело. — Я…я влюбился в нее. И вновь на него обрушился шквал негодования. — Влюбился! Это просто смешно! С кем мы разговариваем, с капитаном Готей 13 или каким-то мальчишкой?! — Что за вздор! Разве это причина нарушать законы, наши законы?! — Какое разочарование! А ведь вы подавали такие надежды! Со всех сторон доносились крики, мудрецы вмиг стали похожи на стаю псов, которым наконец представилась возможность загнать добычу в угол. Сой Фонг стояла в стороне с идеально прямой спиной. Тоширо стоял, уставившись в пол, и ему казалось, что он сейчас сломается. — Неужели вы решили пойти по стопам своего бывшего капитана?! В этот момент его словно огребли по голове. Из легких вышибло воздух. И они все подхватили, как один. — Хорошо замечено! История повторяется! — Какая жалость, а ведь был такой перспективный юноша! — Нашли, с кого брать пример, капитан Хитсугая! — Это даже не смешно! Это абсурд! Как можно допустить ту же ошибку, что и ваш предшественник?! Голоса становились громче, а его голова все тяжелее. Его стошнит. — Тишина! Тишина! Тишина! — самый первый голос пытался установить порядок. В этот раз времени потребовалось больше, но волнение все же успокоилось. Женщина, которую Хитсугая слышал вначале, откашлялась и продолжила: — Капитан Хитсугая, в связи с новыми данными, ваша ситуация немного усложняется. Вы не единожды нарушили закон, а нарушали его на протяжении шести лет. Это серьезно. Это нельзя назвать проступком, случайностью или невнимательностью. Это действительно ваше осознанное решение пойти против нас и наших законов. И мы должны вынести вам наказание в полной мере. — Я понимаю, — он не был уверен, что сказал достаточно громко, чтобы его услышали. — Тем не менее, приговор будет смягченным. Как говорилось ранее, ваше признание и честность сыграют роль. Также мы обращаем свое внимание на ваш немалый вклад в победу в Зимней войне, войне с квинси и последующем восстановлении Общества Душ. Мы не можем отрицать вашей значимости в организации Готея, поэтому предлагаем обойтись без лишних жертв. Вы стираете этой девушке память о себе, а мы забываем про ваш… «проступок». — Стереть память?! Но позвольте, стирание из памяти стольких лет может навредить ей! — он должен был держать рот закрытым и просто принять наказание, он должен был держать рот закрытым. — Молчать! Вы смеете перечить Совету?! — Хватило же наглости! — Мы итак идем на уступки! — Вы должны быть благодарны нам! Как вы смеете оставаться недовольным чем-то?! — Где ваше уважение! — Что за неблагодарность! — Нет… нет, прошу прощения, я не хотел грубить… я не это имел в виду…, — Тоширо охватила паника. Он сделал все только хуже. Чтобы он ни сказал, они всем будут недовольны. Он вдруг почувствовал себя таким отвратительно маленьким. Таким беспомощным. Его точно стошнит. — Тишина! Соблюдайте тишину! — уже в который раз прогремел чей-то бас. Еще один мужчина громко выдохнул и обратился к Тоширо: — Капитан Хитсугая, вы не в том положении, чтобы выдвигать претензии, поймите. Мы предлагаем вам максимально мирное и безопасное решение. Или вы предпочтете оказаться на Соукьеку? Он вздрогнул. Конечно не предпочел бы. — Я тоже думаю, что вряд ли вы горите таким желанием. Но все же внесу ясность: у вас нет выбора. Либо смягченное наказание, либо по всей тяжести. Либо вы стираете память смертной девушке, либо мы лишаем вас капитанского звания. И что дальше произойдет с десятым отрядом — уже от вас зависеть не будет. Его точно стошнит. Тоширо сглотнул. — Я понял. Прошу прощения за проявленную грубость, — он глубоко поклонился. — Как я говорил вначале: я приму любое наказание. Новая волна шепотков, в этот раз с одобрительной интонацией, прошлась по занавешенным лицам. — Тогда решено! Вам надлежит стереть память этому человеку до конца нынетекущей недели с помощью новейших технологий двенадцатого отряда. При неисполнении приговора, мы будем вынуждены сделать это сами и снять вас с поста капитана. На этом заседание окончено! Все свободны! Когда Хитсугая на ватных ногах покидал зал Совета, его нагнала Сой Фонг. — Я видела ваш взгляд, капитан Хитсугая. Крайне непрофессионально с вашей стороны. Мы же не дети, чтобы обижаться друг на друга. Я просто делаю свою работу. И вам бы… Он не дослушал ее. Конечно, она была права. Она просто исполняла свои обязанности, причем хорошо. Хотя он все равно был безмерно зол. Но его ярость отступила на задний план, когда к горлу в очередной раз подкатила тошнота. Тоширо сорвался в шунпо. Когда он остановился достаточно далеко от территории Совета, от Сой Фонг, от своего наказания, от всех них, он схватился за дерево и согнулся пополам, чудом устояв на ногах. Его вывернуло наизнанку. Сгусток тревоги, клубок нервов, все это время скручивающийся в узел все туже и туже в его животе, наконец размотался и теперь извергался из его тела, стекая по подбородку вместе с желудочным соком. Горло жгло, во рту застыл привкус кислоты, внутри все ныло и бурлило. Хитсугая переводил дыхание с минуту и пошел к баракам своего отряда на негнущихся ногах. Ему нужно было домой. Как можно быстрее попасть туда, где его никто не будет видеть. Потому что Тоширо чувствовал, как накатывающая паника не становится слабее после окончания суда. Она усиливается. И это никак не могло быть хорошим знаком. Ему казалось, что что-то в нем вот-вот сломается. Он почти вкатился в свои комнаты, хватаясь за все подряд, ища поддержку в каждой подвернувшейся под руку вещи. Перед глазами все шаталось, мир казался таким неустойчивым и таким ощутимым. Каждая шероховатость на стене, гладкость полированного дерева, холод раковины в ванной — все это ощущалось настолько явственно, что впивалось в его пальцы и вызывало слишком бурную реакцию мозга на простые тактильные ощущения. Тоширо никогда не испытывал такого. Все его тело было напряжено до предела, его нервы походили на натянутую тетиву лука — чуть больше усилий и порвется. Он пытался сосредоточиться на этих ощущениях, чтобы отвлечься от сжимающего горло страха. Не помогало. Хьеринмару что-то говорил, пытался отвлечь, успокоить. Он его не слышал. Тоширо вцепился в край раковины, до побелевших костяшек сжал холодную керамику, чувствуя новый приступ тошноты. Он склонился, глубоко дыша. Ему было плохо, очень плохо. Хитсугая пытался собраться с мыслями. Лучше бы он этого не делал. Разум беспокойной птицей заметался в клетке черепа. Пришло болезненное осознание. Либо он вычеркнет себя из жизни самого любимого им человека, либо из жизни его отряда, которому он посвятил всего себя. Либо он уничтожит все их с Карин попытки, старания создать хотя бы шанс на «долго и счастливо», либо уничтожит отряд, который он собирал по кусочкам из того, что после себя оставил Шиба. Он должен либо разрушить то, что так долго пытался создать, либо то, что так долго пытался восстановить. Он чувствовал себя таким беспомощным. Тоширо буквально не смог сделать ничего. Он не смог никак повлиять на Совет, на приговор, только и делал, что глотал воздух, не успевая понять, за что именно его презирают. Он был таким же беспомощным, когда они заставили его сражаться с Кусакой. Когда они убили его. Он был таким же беспомощным, когда Айзен начал манипулировать Момо. Когда она повелась на его лживое письмо. Когда она оказалась на острие меча Тоширо. Он был таким же беспомощным, когда квинси напали на Общество Душ. Когда у него украли банкай. Когда у него забрали Хьеринмару, его Хьеринмару. Он был таким же беспомощным, когда голубые глаза Матсумото остекленели. Когда лейтенанта, его лейтенанта, с окровавленной грудью бросили к его ногам. Он был таким же беспомощным, когда его телом управлял квинси. Когда его руками убивали его людей. И вот сейчас. Он снова. Абсолютно. Беспомощен. Он ничего не может сделать. Ничего не может изменить. Ни на что не может повлиять. Он ничего не может. Ни. Че. Го. Тоширо задышал чаще. В комнате вдруг стало душно, ему не хватало воздуха. Кровь прилила к голове, стучала в висках. На лбу выступил пот. Сил выйти из ванной не было — он даже не мог отцепиться от раковины, потому что иначе грозился свалиться на пол грудой разваливающегося мусора. Ему хотелось вдохнуть поглубже. Не получалось. Ребра сдавили легкие, не давали им расправиться и впустить в себя воздух. Паника закралась в бронхи, стиснула альвеолы, не давая им наполниться спасительным кислородом. Дышать стало больно. Он запоздало понял, что у него началась гипервентиляция легких. Оставаться на ногах было трудно — они одеревенели, он перестал их чувствовать, как будто оттуда отлила кровь, чтобы сейчас пульсировать в его голове. Хотелось плакать. Не получалось. Глаза были какими угодно: сухими, воспаленными, затуманенными, с медленно застилающими взор темными пятнами — какими угодно, но не наполненными слезами. Пространство вокруг начало размываться, словно комната бешено завертелась вокруг него. Он начал терять понимание, где находится. Хотелось кричать. Не получалось. Горло сдавил страх. Животный ужас оплел сердце, стиснул его. Оно билось в грудной клетке, вмиг ставшей слишком тесной, слишком холодной. Сердце рвалось из пут, намереваясь разбить ребра. Оно билось быстро, слишком быстро, болезненно быстро. Темнота стала расползаться в его глазах, начиная с самых уголков и все больше и быстрее приближаясь к центру его зрачка и лишая его возможности видеть что-то кроме своего испуганного, изможденного отражения в зеркале. Но даже на этом больше не было сил сосредоточиться. Мысли разбегались, путались и превращались в огромный копошащийся клубок страхов. Ему было страшно. Ему было больно. И ему было так стыдно. Почему вместо того, чтобы сделать хоть что-то, он поддается панике, закрывшись в своей ванной? Почему он настолько слаб, что позволяет страху вот так просто выбить у него почву из-под ног? Почему он опять такой беспомощный? У Тоширо подкосились ноги. Он медленно сполз на пол, все еще держась за края раковины, прижимаясь горячим лбом к холодной поверхности и изо всех сил оставаясь в сознании. Беспомощныйбеспомощныйбеспомщныйбеспомощный… Он начал задыхаться. В глазах темнело. В груди кололо, болело так сильно, что ни о чем больше думать было невозможно. Сознание неминуемо стало покидать его горячечную голову. Ему казалось, что он умирает. Он думал, что умирает. Он верил, что умирает. Он надеялся, что умрет. Когда внезапно все застыло. Тоширо бездыханно упал на пол. Всего на минуту все процессы в его теле остановились. Заморозились. Сердце не билось целую минуту. Кровь застыла в жилах на целую минуту. Его мозг, такой проблемный мозг с такими проблемными мыслями, перестал работать всего на минуту. Весь его организм погрузился в состояние анабиоза всего на минуту. Не больше. Этого хватило, чтобы остановить критически быстро расползающийся страх. Затем Хьеринмару быстро вернул его телу нормальную температуру. И кровь потекла по венам. И сердце забилось. И легкие наполнились воздухом. И вернулось сознание. Хитсугая зажмурился. Всего за минуту он отвык от нормального функционирования своего тела. Сердце билось с такой непривычной силой, что пульсация отдавалась в голову. Он дышал так глубоко, как только мог, все никак не в силах надышаться, словно боясь, что у него отнимут эту возможность. В голове пусто. Всем своим существом он чувствует тревогу Хьеринмару. Но он ничего с этим не делает. Они оба молчат. Тоширо свернулся в клубочек на холодном кафельном полу своей холодной ванной. Он хотел уснуть и больше никогда не просыпаться.***
Тоширо вздрогнул, пробудившись от кошмара. Он проснулся в холодном поту. Сердце быстро трепыхалось в груди, причиняя боль. Скорость дыхания ощутимо превышала норму. Хитсугая сел на кровати, выпутавшись из одеяла, и уже привычным действием приложил к груди руку, пытаясь успокоиться. От ладони пошел приятный холодок, проникнувший в самую глубину его сердца, чуть замедляя его биение. Тоширо облегченно вздохнул. Сейчас это была уже не первая паническая атака, подступившая к нему посреди ночи. Теперь он знал, как может с этим бороться. Он посмотрел в окно. До рассвета еще далеко. До известия от Кьераку по поводу продления миссии тоже. Но это ничего. Он может и подождать. Главное — вернуться и довести дело до конца. А там видно будет. Он устал бояться завтрашнего дня.