***
— Так, еще раз. Ты отменяешь уже четвертую по счету тренировку, потому что…, — протянул Юкио, предлагая Карин закончить за него. Куросаки напряженно вздохнула. Как же ее все начинает раздражать. — Потому что у меня появились неотложные дела, которые тебя не касаются. — Конечно, не касаются. Ровно до тех пор, пока ты не припрешься ко мне среди ночи с горящими глазами и желанием спустить пар. Тебе повезло, что я настолько милосерден, что не бью тебя током за проникновение на частную собственность. — Это было один раз! — Так ты еще и пьяная вхлам была, — продолжил он, как ни в чем ни бывало. — Сколько еще ты мне напоминать об этом будешь? Можно подумать, я сделала что-то плохое! Подумаешь, внеплановая тренировка, тоже мне, напряг. — Напоминать я тебе буду столько раз, сколько захочу позлорадствовать, — в искаженном телефоном голосе послышалась усмешка. — И устроить тебе тренировку не напряжно. Напряжно выслушивать твое пьяное нытье о твоей первой любви, — Куросаки даже не нужно было видеть его лицо, чтобы отчетливо представить, какие рожи сейчас корчит Юкио. Карин вспыхнула. На самом деле, она даже близко не помнила что, когда и кому рассказывала в ту далекую ночь полгода назад. И до сих пор жалела, что это коснулось Юкио. Потому что он стал еще невыносимее. Куросаки сжала телефон, глубоко вздохнула и натянуто произнесла уже в сотый раз: — Еще раз прости меня за то, как некрасиво я себя повела тогда. И прости, что снова отменяю тренировку, портя твой график. — Что-то я не слышу искренности, — он явно издевался над ней. Карин пожалела, что это телефонный разговор, а не личный. Так бы она ему врезала. — Ну ладно, извинения приняты. Надеюсь, твои неотложные дела не убьют всех нас. Подавай признаки жизни иногда. — Как мило с твоей стороны. Не знай я тебя, подумала бы, что нравлюсь тебе, — беззлобно усмехнулась Карин. — Прости, стервы не в моем вкусе. И брюнетки. Она уже хотела накинуться на него за «стерву», но услышала, как это сделал кто-то другой: — Это кто здесь стерва?! — знакомый крикливый голос Рируки звучал немного приглушенно из динамика. Юкио громко вздохнул. — Я не тебе, — помолчав секунду, он добавил: — Хотя ты тоже стерва. До Карин донеслись ответные крики Рируки. За их перепалками было интересно наблюдать, но сегодня у нее вообще не было настроения для этого. — Ладно, не буду мешать вашим брачным играм. Чао, — и, не дослушав шквал криков и препирательств с того конца связи, Карин завершила звонок. Настроение чуть-чуть поднялось. Но тут же упало обратно, как только она завернула за угол и оказалась перед главным входом в больницу Наруки. Карин набрала полную грудь воздуха и пошла устраиваться на работу, надеясь помочь одному конкретному человеку.***
Юкио с раздражением смотрел на телефон, слушая недовольства Рируки вполуха. Но игнорировать ее стало трудно, когда длинные розовые волосы начали маячить на периферии его зрения и отвлекать, пока их обладательница пыталась разглядеть экран его мобильного. Ханц раздраженно спрятал телефон в карман и уселся за компьютер, сразу начав что-то печатать. — Что ты делаешь? — звонкий голос Рируки отвлекал, но Юкио не обращал на нее внимания. Она терпеть не могла, когда ее игнорировали и оставляли без ответа, что очень любил делать Ханц. Докугамине настойчиво помахала рукой перед глазами Юкио, привлекая его внимание, но он лишь отмахнулся. — Эй, я тебя спрашиваю! — она вцепилась в кресло и развернула своего нынешнего босса к себе лицом, нависнув сверху. В целом, ее реакция была излишне эмоциональной. Но для нее это было нормально, а для него — привычно. Так что Юкио просто хмуро блеснул изумрудными глазами из-под челки. Он метнул взгляд на нее, но тот, не дойдя до лица Рируки, уперся в ее грудь. Почему-то чем старше она становилась, тем более открыто одевалась. Не то чтобы Юкио было до этого дело, разумеется. — Перестань нарушать мое личное пространство, — пробурчал он и посмотрел ей в глаза. — И не наклоняйся ко мне так близко. Я, вообще-то, могу твой лифчик видеть. И если раньше Докугамине стала бы верещать и огрызаться, то сейчас лишь прищурилась и нагло наклонилась ниже, поняв за много лет работы с Юкио, как можно эффективно заставить его отвечать на вопросы. — О, правда? И как тебе видок, нравится? — она спросила с издевкой. Ханц незаметно сглотнул и круто развернулся на стуле, отгоняя ее от себя. Пока дерзость у Рируки лишь прибавлялась, его пофигизм, к сожалению, только сходил на нет. — Что ты там хотела? — он спросил, пытаясь сохранить в голосе отстраненность. — Я спросила, что ты делаешь. И где, черт возьми, Куросаки пропадает? Можно подумать, у нас других забот нет, кроме как с ней возиться, — фыркнула Рирука. — Волнуешься за нее? — усмехнулся Юкио. — Еще чего! Сдалась она мне! — Разумеется, — не стал спорить Ханц. — Но если тебе так интересно и, конечно, ничуть не волнительно за Карин, то я прямо сейчас просматриваю отчеты об активности пустых. — Зачем это? — она подошла к нему и облокотилась на спинку его кресла. Розовые пряди упали ему на плечо, щекоча основание шеи. — Куросаки не приходила уже две недели. И за это время те немногие пустые, что появлялись в городе, уж больно быстро исчезали. — И что? Значит она с ними разобралась. Не понимаю, в чем проблема. — В том, что мои приборы не засекли ее вспышек реацу. Это значит, что за эти две недели она ни разу не вступала в бой. Зато были замечены следы незнакомой духовной энергии. Но если с пустыми разделалась не она и точно не мы… — Ну, значит, шинигами! Наверняка Общество Душ еще одного прислали, подумаешь! — Если бы это был шинигами, мои сканы бы засекли его появление в городе. И перестань орать мне в ухо, я тебя и без того прекрасно слышу. — Я не ору, у меня просто голос громкий! И, мне кажется, ты раздуваешь из мухи слона. Ну разделались с пустыми и фиг с ними. Нам же проблем меньше. — Нет, я хочу знать, в чем дело. Что-то здесь не так. К тому же, за последние полгода здесь куча шинигами сменили друг друга явно не без причины. А сейчас, когда последний их человек куда-то делся около месяца назад, Готей до сих пор не прислал кого-то на замену? Не верю. И я почти уверен, что Карин с этим как-то связана. — А может это ты за нее волнуешься, а? — поддела его Рирука. Юкио лишь закатил глаза и продолжил смотреть в монитор. Вдруг розовые волосы соскользнули с его плеча — Докугамине стала ходить кругами по офису. Легкий стук ее каблучков раздражал и одновременно задавал ритм его мыслям. — Ты можешь не мелтешить? — Не могу. Мне скучно. И я нервничаю. Из-за тебя, между прочим! — А говорила, не волнуешься, — ехидно заметил Ханц. — Заткнись, — буркнула Рирука и внезапно встрепенулась. — Погоди, ты сказал «две недели»? — Ну да. — Балда! — Почему это?! — Я тебе еще две недели назад говорила, что видела в городе того торгаша в шляпе! — Урахара Киске? Он был в городе? — Да! Слушать меня надо было! Но Юкио уже не слышал. По клавиатуре снова застучали пальцы. Ханц нахмурился. — В отчетах его нет. Мои сканы его не заметили. — Ну, либо твоя техника не так совершенна, как ты думаешь… — Либо этот торгаш, как ты выразилась, использовал что-то, что скрывает реацу, — перебил ее Юкио. — Насколько мне известно, у него есть не мало подобных изобретений. — И откуда же тебе это известно, боюсь спросить? — Я собирал о нем информацию. О его изобретениях, если точнее. Это может пригодиться, если вдруг Готей решит, что мы угроза. — Иногда ты меня пугаешь. — Сочту за комплимент. Но вернемся к теме. Если ты права, и Урахара правда был здесь, значит, кого-то Общество Душ сюда все же отправило. И, видимо, этому шинигами Урахара дал что-то, скрывающее реацу на постоянной основе. Может быть, гигай? — Тогда при выходе из него шинигами должен был попасть на радары. — И он попал. Это объясняет незнакомую реацу, но ее ничтожно мало. Либо шинигами слабак, либо скрывающий присутствие прибор сжирает кучу энергии, — Юкио замолчал на время и, немного подумав, все же добавил: — Либо у этого жнеца душ невероятный контроль над своими силами, и ни одна лишняя капля его рейши не остается сама по себе. — Типа, как у капитанов, — закончила его мысль Рирука. — Да. Типа, как у капитанов. Докугамине зажевала губу и осторожно сказала: — Думаешь, это он? — Кто? — отстраненно спросил Юкио, делая вид, что не понимает, о ком речь. — Не притворяйся идиотом! Я, вообще-то, тоже была здесь, когда Карин тут заливалась вином и слезами ностальгии и рассказывала о своих первых отношениях. Ты ж сам мне позвонил посреди ночи и умолял приехать, чтоб помочь ее успокоить! — Ничего я не умолял! Тебе это приснилось. И звонил даже не я, а Карин. — Да какая разница! Я тебя не о том спрашиваю! Юкио вздохнул. — Ты хочешь знать, думаю ли я, что это Хитсугая Тоширо? Да, думаю. Вернее, теперь почти полностью уверен в этом. Этот город закреплен за его отрядом, логично, что отправили его. И если наш гость именно он, то это объясняет странное поведение Куросаки. — Наверное, мы не должны вмешиваться, — неуверенно произнесла Рирука, пока ее лицо выражала обратное желание. — Не должны. И не будем. Что бы там не творилось — это не наше дело. Но… — Но? — Но меня напрягает, что по моему городу ходит капитан Готей 13, а я ничего об этом толком не знаю. — Просто признай, что у тебя к нему личная неприязнь, — усмехнулась Докугамине. — С чего вдруг, — отмахнулся Юкио. — С того, что это он надрал тебе зад, когда мы еще состояли в Экзекуции. — Пф. И что. Это было лет десять назад. Да я его сейчас одной левой уделать могу, только время на него тратить не охота, — моментально насупился Ханц. — Конечно-конечно. — Убери эту раздражающую интонацию. — А ты заставь! Они вышли из офиса, продолжая пререкаться, пока на одном из мониторов мигал огонек, оповещающий о новом появлении незнакомой реацу.***
Белые волосы развевались на ветру, пока их обладатель перепрыгивал с крыши на крышу. На такой высоте ветер всегда был сильнее, и Тоширо надеялся, что его силы хватит, чтобы сдуть из его головы неприятные мысли. Не хватало. Все становилось только хуже. Сначала никакого продвижения по миссии, ради которой он вообще здесь оказался. Он облазил весь город и днем, и ночью, просмотрел все новости за последние месяцы на предмет чего-то странного, что можно было связать с пустыми или душами, и ничего не нашел. А оборудование из двенадцатого так ни разу себя и не показало. Хитсугая уже отправлял отчеты с просьбой выслать ему новое или объяснить, в чем неисправность в нынешнем. Разумеется, его заверили, что все на высоте и должно работать. Но оно не работало. Принцип его действия заключался в сборе данных и отправлении их на отчет в Общество Душ — для анализа собранных с местности образцов реацу. Среди них должны были выявить совпадения с духовными частицами пропавших шинигами и направить капитана десятого отряда туда, где была собрана подходящая реацу. Предполагалось, что источник духовной энергии исчезнувших может быть связан с причиной их исчезновения. Но до сих пор никакие образцы не дали результата. Потом Карин. С ней сложно. Хитсугая из кожи вон лезет, чтобы наладить все между ними, балансирует на тонкой грани дружбы, старых обид и нового влечения. Но, кажется, делает только хуже. С каждым днем смотреть ей в глаза все тяжелее, вина все сильнее давит на грудь, намереваясь пробить в самое сердце. Особенно после того, что он видел прошлой ночью. Въевшиеся в голову образы тут же вылезли наружу и пустили по телу жар. И как бы Тоширо ни хотел не обращать на это внимания, он не мог. Потому что даже спустя столько лет она оставалась важной частью его жизни, и он просто не мог взять и пустить общение с ней на самотек. А еще он жил у нее, а поддерживать хорошие отношение с человеком, который бесплатно дает тебе крышу над головой все же надо. Но, очевидно, выходило у него из рук вон плохо. И Тоширо не может ее винить. Разве что, себя. Теперь еще и бабушка Хару. Новость об ее инсульте окончательно выбила у него почву из под ног. С одной стороны, это было ожидаемо. Она ведь уже немолода. Такое случается, причем довольно часто. Люди умирают ежесекундно тысячами. Но с другой стороны, это всегда были тысячи людей, которых он не знал лично. С которыми он не общался и с которыми не коротал тихие вечера за чашкой чая с аманатто. Это были незнакомые тысячи людей. Но бабушку Хару он знал. Хорошо знал. И точно также знал, что рано или поздно она попадет в круговорот душ, это неизбежно. Но почему-то когда дело касается близких, логика перестает работать. И появляется маленькая надежда, быстро перерастающая в уверенность, что именно этот человек, именно твой близкий, будет жить вечно. А потом оказывается, что нет, не будет. И Тоширо просто убивал тот факт, что он ничего не может с этим сделать. Когда он вернулся домой, Карин там уже не было. Хитсугая бездумно послонялся по квартире и решил все же сделать, как она его попросила — пойти в универ и отмазать ее. Он все больше начинал чувствовать себя школьником. Такеши, казалось, был еще назойливее, чем обычно. Наверное, все потому что Карин нет. И почему она не могла сама ему что-нибудь рассказать? Тоширо сильно сомневался, что Куросаки не смогла бы придумать сама себе отговорку. Но почему-то свалила все на него. И теперь ему приходилось выкручиваться и придумывать на ходу, пока Хасэгава докучал его бесконечными вопросами. Как выяснилось, терпеть его без Карин еще сложнее, чем с ней. В итоге Тоширо решил сказать правду. Частичную. — Она растратила свои деньги на месяц и сейчас пошла устраиваться в больницу. Так что какое-то время мы ее здесь не увидим. — Если ей понадобились деньги, чего она у меня не спросила? Я бы одолжил. Или у тебя. — Ты же ее знаешь. Хрена с два она просить о помощи будет, — Тоширо пытался, чтобы раздраженная нотка в его голосе не звучала столь явно. — Это да, — Такеши согласно хмыкнул. — Такая уж она, эта Куросаки. — Мда, — задумчиво протянул Хитсугая, уже уходя в свои мысли и чувствуя, как весь окружающий шум приглушается и уходит на задний план. Наверное поэтому он не обратил никакого внимания на Хасэгаву, когда тот, сказав что-то невнятное про другую пару и разные аудитории, встал и куда-то умчался. Тоширо не помнит, попрощался он с ним или нет. Да и неважно. Вторая пара прошла для него, как в тумане. Когда Хитсугая выходил из кабинета, единый поток студентов подхватил его и унес в непонятном и, судя по всему, неправильном направлении. Пришлось пробираться обратно. Внезапно Тоширо встал как вкопанный прямо посреди коридора, мешая толпе двигаться. Прибор из двенадцатого отряда вдруг дал о себе знать. Пронзительный писк вырвал Тоширо из его мыслей. Хитсугая подрагивающими руками быстро достал прибор, похожий на еще один телефон, и, поглядев на него всего секунду, сорвался с места. Красная точка на приборе мигала прямо рядом с его местонахождением. Что бы это ни было, но оно было совсем рядом. В университете. Он на ходу вышел из гигая, даже не глядя, что там делает временная душа. Ему нужно было спешить. По тем единственным отчетам, что до него дошли, причина всплеска реацу исчезает очень быстро. И эта причина может быть напрямую связана с пропавшими шинигами. Но Тоширо совсем рядом. Он должен успеть. Если он успеет, то, возможно, хоть одной проблемой у него станет меньше. У Хитсугаи засосало под ложечкой. Он петлял по коридорам университета, на шунпо отталкиваясь от стен и прыгая над головами студентов. Он должен успеть. Спустя две недели его пребывания в Мире Живых у него наконец может появиться хоть какая-то зацепка. Тоширо просто не может упустить этот шанс. Еще чуть-чуть, совсем близко. Писк становится пронзительнее. Красная точка мигает быстрее, это видно даже периферией. Прибор начинает вибрировать в руке. Здесь. Хитсугая зацепился свободной рукой за дверной косяк, чтобы вовремя затормозить. Вбежал в аудиторию, готовясь увидеть что угодно. Но увидел… Ничего. Писк прекратился. Красная точка погасла. Сигнал пропал. А Хитсугая все бегал глазами по кабинету, лелея надежду найти что-нибудь, хоть что-нибудь. Ничего. Просто еще одна аудитория, постепенно наполняющаяся людьми. Тоширо стоял в дверном проеме и, не моргая, смотрел на вновь тихий прибор. Люди не проходили сквозь него, они инстинктивно обходили его, даже не задумываясь, что у них на пути кто-то стоит. А Тоширо все неотрывно смотрел на пустой и темный экран. Он проебался.***
По просто смехотворному стечению обстоятельств аудитория, в которую Тоширо привел прибор, оказалась нужной ему по расписанию. Как и у Такеши. Как и у Асаямы. Мимо прошел его гигай, бросил на него заинтересованный взгляд и поднялся к Хасэгаве на последний ряд. Но Хитсугае было все равно. Он продолжал стоять на месте в дверях кабинета и не мигая смотреть на затихший прибор. В ушах стоял белый шум, глаза начало постепенно заволакивать дымкой от осознания собственной ошибки, неудачи. Беспомощности. Только что, возможно, причина, разгадка исчезновений шинигами, его шинигами, была у него прямо под носом. И чтобы это ни было, он это упустил. День стал невыносимо хуже. Хитсугая со свистом втянул воздух через нос, пытаясь вдохнуть как можно глубже и успокоиться. Внимательно осмотрел кабинет, надеясь найти хоть что-то подозрительное, неправильное, что-то, чего в этой аудитории, среди этих людей быть не должно. Но все было как обычно. Галдящие студенты и распахнутые настежь окна, чтобы впустить хоть немного свежего воздуха в душное помещение. И его гигай, сидящий рядом с Хасэгавой. Который выглядел на удивление… менее бодро, чем обычно. Ну конечно. Все-таки, Тоширо был прав. Ему не почудилось, и в тот раз, когда он возвращался с охоты, Такеши его почувствовал. И сейчас сидел весь бледный именно потому что в аудитории что-то было. Его карие глаза смотрели в одну точку и даже ни разу не метнулись к гигаю Хитсугаи. Но зато ненадолго остановились на нем самом. На долю секунды, но Тоширо показалось, что Такеши его видит. Возможно, так и есть. Карин завела себе духовно одаренного друга. И почему Тоширо не удивлен? Он проследил за взглядом Хасэгавы. И столкнулся с глазами Асаямы. Тот стоял и о чем-то мило беседовал с преподавателем, в упор смотря на Тоширо. А, нет, показалось. Он смотрел на прошедших мимо одногруппниц, которые весело помахали Кетсуо, на что он ответил им игривой улыбкой и вернулся к разговору с профессором, больше ни разу не взглянув на Хитсугаю. Тоширо еще с минуту постоял, изучая лекционную на наличие странностей, убрал портативное оборудование в карман и направился к своему гигаю. Когда его душа вернулась во временное тело, он старался не обращать внимания на Хасэгаву, сверлящего его взглядом. Вместо этого попробовал найти, куда бы он мог направить свои гнев и разочарование от неудачи. Его внимание очень удачно привлек Кетсуо. Опять. Что-то он слишком часто попадается ему на глаза. Тоширо сощурился. — Что ты можешь еще сказать мне о нем. Такеши встрепенулся и проследил за взглядом Хитсугаи. Хасэгава выглядел бледным и испуганным. Тоширо хмыкнул про себя, когда подумал, что так он похож на взъерошенного воробья. — Да мы с Карин, вроде, все важное тебе рассказали. Преподаватель слишком по-дружески хлопнул Асаяму по плечу. — Кажется, у него хорошие отношения с учителями, — больше для самого себя подметил Тоширо. — Он все-таки лучший на потоке. Еще бы учителя его не любили. Да и у него со всеми хорошие отношения, раз уж на то пошло, — немного раздраженно ответил Такеши. Асаяма подмигнул группке девушек на третьем ряду. Они захихикали и замахали ему руками в ответ. Он лучезарно улыбнулся, купаясь в их смущенном смехе и яростных взглядах парней, сидящих рядом. — Почему? Не может быть такого, чтобы только с вами он вел себя как мудак. — Ну, не только с нами. Но таких единицы. И этим единицам не верят. Он, на самом деле, довольно дружелюбный и общительный. Я бы даже сказал порядочный, — и, поймав на себе скептичный взгляд Тоширо, добавил, — пока не начинает вести себя как говно. А как говно он себя ведет только с теми, кто ему отказывает или не делает то, что он хочет и как он хочет. А теперь посмотри на него и его смазливое личико. Ему никто не отказывает. — Угораздило же Карин именно на такого напороться, — пробормотал Тоширо. — Не только ее, — ответил Такеши. — Он всех первокурсниц прощупал, — Хитсугая не стал уточнять, в каком смысле, — и только Карин отказалась. Снова ее невообразимая интуиция. — Мхм, — Тоширо замолчал на какое-то время, позволяя шестеренкам в своей голове крутится быстрее. — Что еще? — С чего ты взял, что есть что-то еще? — Хасэгава недоуменно повернулся к нему. — С того, что вы с Карин мне рассказали. Он лучший в учебе. Это раз. И судя по лояльному отношению к нему учителей и заинтересованным взглядам студентов не только с нашей, но и из других групп, он довольно популярен. Это два. Так его лицо еще на каждом углу университета красуется, настоящая гордость учебного заведения. За какие заслуги? — Он капитан футбольной команды. Тоширо нахмурился. — Почему не Карин? — Из-за него. После того, что он сделал, она ушла из команды. «После того, что он сделал.» У Тоширо перед глазами слишком отчетливо встала картинка: фестиваль, цветущая сакура, яркие огни, куча лавок, улыбающиеся люди. И обычно наглая и задорная Карин сидела до ужаса тихо, дрожащими пальцами поправляя юбку и судорожно сводя ноги вместе. И все после разговора с Асаямой. — Что конкретно он сделал? — Слушай, даже мне не приятно говорить об этом… — Что. Он. Сделал. Такеши молча пожевал губу, формулируя ответ. — Ну ты же и так понимаешь. Он ухаживал за ней. Начиная с первого курса и заканчивая вторым. Сначала все было нормально. Они сходили на пару свиданий. Или больше. Не помню уже, — Хасэгава с трудом выдавливал из себя слова. — Скажу сразу, подробностей я не знаю, она мне ничего толком не рассказала. Но несложно догадаться, что он, ну… пытался трогать ее там, где трогать нельзя было. Тоширо подавил наплыв ярости, чувствуя, как у него закладывает уши от злости. Он еле расслышал Такеши. Тот поежился от налетевшего непойми откуда ледяного ветра. Хитсугая вздохнул, стиснул зубы и продолжил, стараясь сохранять изначальное спокойствие и вернуться к забытой теме: — Итак, зазвездивший ублюдок-спортсмен. Три, — Тоширо втянул носом воздух, пытаясь успокоить клокочущую злость и переключится. — К тому же у него довольно говорящее имя — «победный ребенок». Случайно не первенец? — все это время Тоширо сверлил взглядом черный затылок Асаямы и только сейчас перевел глаза на Хасэгаву. — Э-э, да, насколько я знаю, у него есть младшие брат и сестра, — неуверенно протянул Такеши, улавливая ход мыслей Хитсугаи, но не понимая, к чему он ведет. — Ясно, — Тоширо снова уставился на Кетсуо. Он поддался вперед, подпер голову сложенным в замок рукам и притворно-лениво протянул: — Старший сын, первенец, наследник и пример для младших. Кто-то привык получать много внимания. — И-и зачем тебе это? — заискивающе протянул Такеши, щурясь. — Просто собираю информацию. Вдруг пригодится, — Тоширо пожал плечами. — Знаешь, ты начинаешь меня пугать. — Как хорошо, что мне нет дела до этого. — Наверное, мне стоит радоваться. Уж лучше вообще тебя не интересовать, чем быть кем-то, о ком ты «собираешь информацию», — он изобразил кавычки в воздухе, выгибая бровь. Тоширо проигнорировал его. Просто отметил, что Такеши выглядит уже получше и окончательно переключил свое внимание на Асаяму Кетсуо. Если бы тот сейчас повернулся, то столкнулся бы с пронзительным взглядом бирюзовых глаз, в которых ненависть и неприязнь медленно перетекали в холодный расчет. Все шестеренки наконец встали на свои места. Раз прибор пока молчит, Тоширо мог отвлечься и позволить себе ненадолго стать мстительной мразью. И дрожащие плечи Асаямы от пробирающего его холода были только началом.***
Бабушка Хару ее не узнавала. Карин все же удалось договориться и стать медсестрой, закрепленной за Хару. Местный главврач немного удивился ее приходу — он ожидал Куросаки на практику не раньше середины июня, когда начинается подготовка к сессии, и студентов освобождают от занятий. Но он ничего ей не сказал, просто позволил устроиться на работу. И вот, Карин провела в палате Хару почти целый день, меняя ей капельницы и полотенца. И за этот день ей хотелось расплакаться, по меньшей мере, четыре раза. Это не первый раз, когда она работает с пожилыми людьми, не первый раз, когда она работает с инсультниками. И далеко не первый раз, когда она видела людей в крайне плачевном состоянии. И даже когда Карин не знала этих людей, она все равно остро ощущала привязанность к ним. С этим сталкиваются многие молодые медики. Ошибка, которую совершают все. Они привязываются к пациентам. Утешают их, веселят их, пытаются найти что-то хорошее в их пребывании в больнице. И хорошо, если пациентам становится лучше и они выписываются. Но когда этим людям становится хуже, несмотря на лечение, когда жизнь в этих людях гаснет на глазах, когда отчетливо видно, что им уже не помочь… Карин не знала, что тогда делать. До сих пор. И она до сих пор наступала на эти грабли. И до сих пор ей было больно за другого человека. Сейчас же все было немного иначе, но сильно хуже. Состояние Хару было нестабильным. Неудивительно, с момента ее госпитализации и суток не прошло. И конечно, ни о каком поправлении речи не было. Выглядела она плохо. Слипшиеся, влажные от пота седые волосы прилипли к морщинистому лбу. Сухие скрюченные пальцы нервно дергались. Тонкие губы все время открывались в немой попытке что-то сказать, что-то спросить, но получались лишь хрипящие звуки и невнятное причмокивание. А помутневшие от старости глаза сейчас смотрели на Карин без толики узнавания. Глаза, не узнающие ничего вокруг, казались пустыми. А пустые глаза кажутся дикими. Это не так уж и плохо. Могло быть сильно хуже. И Карин должна радоваться этому, но не может. Не может без скрежета на сердце смотреть на бабушку Хару. На то, как она резко дергает головой, реагируя на громкие звуки. На то, как она бессвязно мычит, а Карин силиться ее понять и не может. На то, как она постоянно засыпает и вертится в беспокойном сне, потому что расшатанная инсультом нервная система слишком ярко реагирует на внешние раздражители, не давая ее мозгу покоя. Вот и сейчас бабушка Хару снова погрузилась в нервную дремоту. А у Карин начали дрожать руки. Ей дали еще пациентов, за которыми она должна приглядывать, но Куросаки не находила в себе сил встать и пойти проверить их. Она устало потерла лицо руками и схватилась ими за голову. Лоб был горячим. Ей ужасно душно. Карин кое-как встала и открыла окно. Майский вечер одарил ее прохладой, разметавшей выбившиеся из хвоста угольно-черные пряди. Куросаки вздохнула полной грудью и уставилась на темнеющее небо. Смотреть на бабушку Хару сил не было. Было слишком больно видеть ее сейчас, особенно когда в воспоминаниях еще свеж ее образ семилетней давности.***
Карин и Юзу уже минут пять молча смотрели друг на друга. Карин с глазами, выпученными от смущения, а Юзу — от шока. Старшая Куросаки изучала интересного рода красные отметины на шее и плечах близняшки, переводя взгляд с них на лицо Карин и обратно. Пока в это время виновник данного вида Куросаки-младшей самозабвенно спал рядом с ней. Он недовольно бурчит, когда Карин будит его, незаметно для сестры тряся его за плечо. Тоширо поднимает голову, весь лохматый и заспанный, и, оборачиваясь, видит Юзу. Такой гаммы эмоций на его лице Карин не видела давно. Да и на лице сестры тоже. Все-таки последнее, что Тоширо ожидал увидеть утром в комнате Куросаки — это ее близняшку, стоящую в дверях с разинутым от шока ртом. Справедливости ради, последнее, что ожидала увидеть Юзу с утра пораньше — это оголенный Хитсугая в кровати ее сестры и спящий с ней в обнимку. Тоширо медленно, стараясь не делать резких движений, лег обратно в надежде, что если он будет лежать неподвижно, то Юзу подумает, что ей все привиделось. Но Карин видела, как ее полный удивления голос уничтожил его надежды: — Хитсугая-кун? Куросаки-младшая поймала на себе взгляд Куросаки-старшей. На нее словно смотрели два огромных блюдца. Тоширо прокашлялся и произнес, стараясь вытеснить из голоса неловкость: — Доброе утро, Куросаки. Очень забавно было это слышать и не понимать, к кому конкретно он обращается. Карин видела по лицу Юзу, о чем она думает прямо сейчас. Будто мысли субтитрами транслировались на ее лбу: Хитсугая, по пояс голый, а может и не по пояс, лежит в кровати ее сестры, чьи такие же голые плечи выглядывают из-под одеяла, а те кусочки кожи, что открыты взору, покрыты чем-то уж очень похожим на следы от поцелуев и укусов. Ей не составило труда сложить два и два. А у них была всего доля секунды на принятие мер предосторожности, прежде чем издаваемый Юзу ультразвук радости не лопнул их барабанные перепонки и не разбудил всю окрестность. На лице Куросаки-старшей расползлась невероятно ехидная улыбочка. Под ее взглядом Карин тут же стала натягивать одеяло на себя, стараясь скрыть некоторые подробности их с Тоширо ночи. При этом прикладывая уйму усилий, чтобы ее лицо не выдавало ее смущения. — И вам двоим утречка, Карин, Хитсугая-кун. Или уже можно по имени? Считай, уже часть семьи ведь, — довольно протянула Юзу. Этого стоило ожидать. Проблема в том, что Карин не ожидала. — Это не то, о чем ты подумала, — она лихорадочно замахала рукой между собой и проглотившим язык Тоширо, намекая, что ничего такого не было. Конечно, кое-что такое очень даже было, но Юзу об этом знать необязательно. Да и для порядочности надо сделать вид, что все же не было. — Ну да, ну да, — медленно закивала головой Куросаки, всем своим видом показывая, что не верит ей ни на йоту. Хитсугая тоже попробовал объяснить, но ничего, кроме несвязного бормотания из себя выдавить не смог. — Я поняла, я поняла, не стоит, — самодовольно махнула на него рукой Юзу, уже все решив в своей голове. — Я вообще пришла позвать Карин на завтрак. Хитсугая-кун, ты бы в следующий раз предупредил меня о своем визите. Я бы и на тебя готовила. Тоширо только смущенно кивнул, не в силах сказать и слова. Затем Юзу словно осенило. — Точно. Я ж и на тебя приготовить могу. Подожди пару минут и спускайся с Карин на кухню, я и тебе завтрак сделаю. — Ох, нет, не…, — только у него развязался язык, как Юзу уже умчала готовить. Тоширо и Карин еще с минуту смотрели на вновь закрытую дверь, пока волна стыда не накрыла их с головой. Это ж надо было, вот так попасться. Одно радует — уж лучше Юзу, чем Ичиго. Куросаки всю передернуло от мысли, что было бы, если бы их так застукал брат. Вот тогда простым шоком и неловкостью бы точно не отделались. Они посмотрели друг на друга и разразились нервным смехом. Успокоившись, Карин встала и начала быстро одеваться, не желая заствалять сестру ждать. — Я вот думаю: это ты стыд окончательно потеряла или его у тебя и не было никогда, — вдруг задумчиво произнес Тоширо. — А? — Карин недоуменно посмотрела на него, затем на себя, до сих пор полностью голую, и залилась краской. — А ты чего уставился? А ну отвернись! Она видела по его лицу, как он хотел возмутиться, но вовремя прикусил язык и послушно сделал, что велят. Кое-как собравшись, они спустились на первый этаж, ведомые запахом с кухни. В целом, завтрак прошел, на удивление, спокойно. К счастью для Тоширо, Юзу сделала вид, что ничего не видела. Карин же, в свою очередь, всячески старалась отвлечь внимание сестры от Хитсугаи, чтобы не смущать его, раз, и избежать неудобных вопросов от Юзу, два. А Тоширо оставалось только тихо-мирно жевать свой завтрак и не лезть. Когда пришло время уходить, Карин вышла с ним и проводила до калитки. Где они еще добрые пятнадцать минут болтали о пустяках и целовались через каждые два слова. — А пошли на поле? Давно мяч не гоняли, – озорно предложила Куросаки. — Что, всех достойных соперников распугала? — Еще не всех, раз ты здесь, — она лукаво улыбнулась ему. — Не-ет, не в этот раз, — наигранно протянул Тоширо и притянул ее обратно, на этот раз смелее обхватывая руками девичью талию. — А что так? Боишься? — ехидно улыбнулась Куросаки. Его пальцы чуть сильнее стиснули ее, словно предупреждая. — Боюсь? Чего мне боятся? — Проигрыша, конечно, — она продолжила его подначивать. — Можно подумать, я проиграю тебе, — специально или нет, но Хитсугая велся на ее провокации. — Спорим? — в черных глазах заплясали черти. — На что? — и бирюзовые глаза опасно блеснули в ответ. — На желание. — Ограничения? — Никаких. Полная свобода. — Идет. Карин тут же побежала за мячом, и следующие полчаса они неспешно шли к полю. Не успела игра начаться, как Тоширо увел мяч у нее прямо из-под ног и с наглой ухмылкой побежал к воротам, за которые она всегда играет. Карин бежит за ним с твердым намерением утереть своему парню нос. Что у нее, к сожалению, так и не выходит спустя почти час игры. Но Карин ни за что не признается ни себе, ни тем более ему, что Тоширо играет лучше. Но из-за проигрыша Карин расстраивается недолго. Она быстро переключает свое внимание на Хитсугаю. И с удовольствием отмечает, что все же заставила его побегать как следует. Он стоял, как и она, оперевшись руками о колени и поверхностно ловя ртом воздух. Взмокшие белые волосы чуть закручивались на концах и липли ко лбу. Но глаза сияли. Особенно, когда были обращены на нее. И Карин чувствовала, как от этого ее губы сами по себе растягиваются в широкой улыбке. Которая быстро тает, когда Тоширо с ухмылкой выдает: — Ты должна мне желание. Он ухмыляется до тех пор, пока в голову Куросаки не приходит глупая идея. Недолго раздумывая над ней, она просто резко срывается с места и бежит прямо на Тоширо. Он не успевает среагировать, лишь обхватывает ее плечи, когда Карин врезается в него и таранит, пока они не сваливаются на траву. Она больно скользит коленками, но это того стоит. Абсолютно стоит того, когда Тоширо смотрит на нее своими прекрасными, широко раскрытыми в шоке глазами, а она удобно, слишком удобно, сидит чуть выше его бедер. Он обрывисто выдыхает и спрашивает невозмутимым тоном: — Ну и что это было? На что Карин лишь пожимает плечами и перестает сдерживать смех. Сейчас она наверняка выглядит до ужаса глупо: вся красная, как вареный рак, вспотевшая и с улыбкой от уха до уха. Куросаки перекатывается на спину и ложится рядом с Тоширо, слыша как к ее смеху присоединяется его. Они лежат так какое-то время, смеясь и держась за руки. Трава мягкая и щекочет лицо и руки. Солнце слепит, а ветерок ерошит волосы. Хитсугае даже не приходится спрашивать ее — она сама все охотно ему рассказывает. О том, как закончился семестр, как прошел последний матч по футболу и какую мангу она успела прочитать с их последней встречи. Карин рассказывала обо всем, а он внимательно слушал, изредка включаясь в разговор. Когда же и его короткие высказывания прекратились, Куросаки повернула голову и обнаружила, что Тоширо уснул. Она, стараясь его не задеть и не разбудить, облокотилась на локти и аккуратно смахнула белую прядь с его напряженного лба. Он хмурится даже во сне. Карин не смогла сдержать тихого смешка. Иногда она забывала, какой он серьезный. Ее голову посетила еще одна внезапная идея, возможно, уже не такая глупая. Карин наклонилась и оставила быстрый поцелуй аккурат меж его бровей. И затем тут же прикусила губу, смущенная собственными действиями. Но, как ни странно, сработало. Его лицо действительно немного расслабилось, и сквозь сон даже появился намек на улыбку. А лицо Карин чуть не треснуло от умиления. Но вдруг спохватившись, она сбегала за мячом и своими вещами и перенесла их к Тоширо. Потом снова удобно устроилась рядом с ним, привычно вытянув ноги на прохладной траве, и подставила лицо солнечным лучам. Ее пальцы нежно поглаживали его руку. Теперь, когда никаких преград нет и она могла позволить себе всякие вольности, касаемо его, она их себе позволяла. И просто не могла остановиться. До этого Карин и не знала, как ей, оказывается, важен физический контакт. Куросаки позволила себе смотреть на него дольше положенного. Загляделась на его трепещущие ресницы, такие густые и длинные. Они всегда были такими длинными? Ее взгляд скользнул по линии скул, отмечая, что детская мягкость покидает его лицо, уступая место четким и острым линиям, свойственным взрослеющему юноше. Карин рассматривала его, искала мельчайшие изменения, пока наконец не переключилась на его губы. Обычно сжатые, сейчас они были чуть приоткрыты. Бледно-розовые, мягкие, с этой до ужаса притягательной аркой купидона, его губы манили ее к себе так сильно, что она даже не заметила, как невольно наклонилась ближе. Ее пальцы обхватили его ладонь, чуть сжав ее. Одна ее прядка упала ему на лицо. И когда Карин была уже так опасно близко, Тоширо решил проснуться. Он распахнул глаза и резко сел, дезориентированный в пространстве. Но Карин не успела отдернуть голову, из-за чего Хитсугая больно впечатался своим лбом в ее. Куросаки тут же отскочила от него, схватившись за лоб, а Тоширо со стоном и зажмуренными глазами уронил голову обратно на траву, стукнувшись еще и затылком. — Куросаки, какого хрена? — он прошипел, массируя ушибленный лоб. — Это ты слишком резко проснулся! — Чего ты вообще нависла надо мной? Если бы меня что-то не защекотало, — твои волосы, я полагаю, — я бы и не проснулся! — Это…это не мои волосы были! — она лучше под землю провалится, чем признается ему, что хотела его поцеловать, пока он спал. — Да? А что тогда? — с подозрением спросил Хитсугая. — Жук, — выпалила Карин первое попавшееся. — Жук, — он тупо повторил за ней. — Да. Жук. Вот такой вот, — она показала большим и указательным пальцем приличных размеров выдуманного жука. — И где он сейчас? — его голос звучал немного сипло после сна. — Улетел, — Карин сглотнула, надеясь, что Тоширо ей поверит. Хитсугая еще какое-то время растеряно смотрел на нее, потирая лоб. — Ну ладно, — он все же согласился с ее версией, то ли правда поверив, то ли не желая спорить на пустом месте. — Слушай, тебе когда возвращаться надо? — она не хотела расстраивать себя раньше времени, но знать надо было. Тоширо скис. — Вечером я должен уйти обратно. — Значит, до вечера. Ну, времени нам хватит, — и с этими словами Карин бодро встала на ноги, сладко потягиваясь после долгого сидения на одном месте. — Хватит на что? — Тоширо не спешит вставать, продолжает наслаждаться мягкостью травы и удобной позой. — На то, чтобы навестить бабушку Хару. Я ее уже месяца два не навещала, а ты, наверное, и того больше. — Ну да, есть такое, — Тоширо тут же пристыженно наклонил голову. — Тогда пошли. Прогуляемся, чаю с ней попьем, — мечтательно протянула Куросаки, уже представляя трапезу с разными сладостями. — А аманатто по пути возьмем? — спросил Хитсугая, весело прищуриваясь. — Возьмем, — в тон ему ответила Карин. И спустя еще час, когда солнце уже клонилось к закату, они пришли к дому бабушки Хару, шурша пакетами со сладостями. — Тоширо-тян, Карин-тян! Как я рада вас видеть, — ее мягкое, морщинистое лицо расплылось в доброй улыбке. Карин заметила, что складок вокруг глаз и рта стало больше. Но карие глаза по прежнему были полны жизни и тепла. Хитсугая и Куросаки в унисон поздоровались и прошли в дом. Быстро накрыли небольшой столик на веранде и сели мирно распивать чай. Идиллию нарушала только Карин, периодически отмахиваясь от душ и тыкая вилкой в особенно надоедливых. Тоширо лишь качал на это головой, подавляя смешки, а Хару с улыбкой наблюдала за ними. — Я так рада, что вы теперь вместе. Уж боялась не дожить до того момента, когда же вы, голубки, поймете, что вам лететь в одну сторону, — ее ласковый голос вдруг разрезал тихий вечер. Тоширо подавился чаем от столь внезапного заявления, а Карин залилась краской до ушей. Они одновременно начали по привычке отнекиваться, потом, вспомнив, что Хару, вообще-то, права, еще сбивчивее стали объяснять, но уже непонятно, что именно. — Подождите, а откуда вы знаете? Мы же не говорили еще, — неуверенно заметил Тоширо. — Да, откуда? — Карин надеялась, что ее румянец уже немного поугас. Хоть прошло столько времени, признавать то, что они пара, в смысле пара, было все еще неловко. — Так по вам ведь видно, — снисходительная улыбка Хару даже не выглядела снисходительной. — Вон, как улыбаетесь друг другу, как смотрите друг на друга. Вы думаете, я старая уже, не вижу ничего, а я все вижу, — она им заговорщицки подмигнула и захихикала, наблюдая, как их щеки вновь густо краснеют. — Ну…эм…да, мы…, в общем, да, — не найдя, что ответить Тоширо просто выдал рандомный набор слов, смущенно потирая шею, а Карин согласно закивала. И казалось, что на этом стеснения закончились, но когда Хитсугая отошел проверить местных духов, Хару с заговорщицким видом повернулась к Карин. — Итак, милая моя, как это было? — Ч-что было? — Как вы признались друг другу? Как давно вы вместе? Пожалуйста, расскажи мне все, я умираю от любопытства, — глаза бабушки загорелись, а сухие губы растянулись в доброй улыбке. — Ну…мы…это было очень…неловко и…, — Карин силилась найти слова и при этом не сгореть со стыда. Получалось плохо. Прямо как у Тоширо минуту назад. Но когда она увидела засиявшее от интереса лицо Хару, взяла себя в руки и рассказала подробности об их отношениях. Допустимые. — … ну, и мы поцеловались, — закончила Куросаки. У нее горели шея и уши от произнесения таких вещей вслух, но это стеснение ей даже нравилось. Но подробности поцелуя, или поцелуев, она опустила. Хару сияла. Она была похожа на ребенка, получившего долгожданное угощение. Хихикала, прикрывая рот ладонью, когда Куросаки особенно сильно краснела. И задавала еще более смущающие вопросы, вынуждая девушку закрыть лицо руками. У Карин даже защемило сердце — бабушка Хару радовалась за них, как за родных. Оно и понятно. У нее ведь больше никого, кроме них и духов нет. И Карин была рада составить ей компанию. — Ах, первая любовь. Какое замечательное, волшебное чувство, — мечтательное протянула Хару, насмешливо наблюдая краем глаза за тем, как Карин вспыхнула на этих словах. — Я очень рада за вас, мои дорогие. Правда. И Карин ей верила. Потому что сейчас было трудно понять — это бабушка Хару так радуется и сияет, или это лучи заходящего солнца подсвечивают все вокруг. Куросаки улыбнулась ей такой же искренней улыбкой, делая себе пометку заходить чаще. — Тоширо-тян, что ты как неприкаянный. Чего ходишь вокруг да около, — вдруг строго сказала Хару, когда он подошел к ним. — Возьми свою ненаглядную за руку, не стесняйся, — она с улыбкой сложила свои руки в замок и поднесла к груди. Хитсугая сразу же вспыхнул, заливаясь румянцем. Он смущенно сел рядом с Карин, стараясь не смотреть на нее. — Н-ненаглядную? — Куросаки заикнулась, даже не думая до этого, что слова могут так сильно смущать. Хотя мысль о том, что она «ненаглядная Тоширо» ей нравилась. Карин вздрогнула, когда его рука и правда коснулась ее собственной. А Тоширо вздрогнул, потому что она вздрогнула и он подумал, что сделал что-то не так. Они посмотрели друг на друга и отвернулись, краснея до кончиков ушей от стыда и глупости всей ситуации. Боже, они иногда такие неловкие. Это было просто смешно. Они встречались уже два года, но все еще краснели как раки от держания за ручки. И это при том, чем они занимались буквально прошлой ночью. Но холодные пальцы все же переплелись с теплыми. И духи вдруг перестали казаться такими надоедливыми, и чай стал вкуснее, и взгляд бабушки Хару — мягче. Когда Хару пошла заварить еще чая, Тоширо улучил момент и шепнул Карин на ухо: — Ты должна мне желание. Умиротворение Карин в миг рассыпалось. — Вот черт, я совсем забыла. Ладно, что там у тебя. Только давай что-нибудь не слишком пошлое, — с напускным раздражением проворчала Куросаки. Не то чтобы Хитсугая хоть когда-то говорил ей пошлости. Даже если ей этого хотелось. Ему она об этом, разумеется, никогда не говорила. — Поцелуй меня. Ее опасения растворились в воздухе, ровно как и раздражение. Губы сами против ее воли растянулись в улыбке, пока щеки покрывались предательским румянцем. — Ты знаешь, тебе не обязательно просить меня об этом. Я могу поцеловать тебя и просто так, — она развернула голову в его сторону, оказавшись опасно близко. — Знаю. Но ведь в этом суть желаний, верно? Загадывать то, что хочешь. А я хочу, чтобы ты меня поцеловала, — его взгляд все время то опускался на ее губы, то поднимался обратно к ее глазам. — Ладно. Поцеловать можно, — прошептала Карин прежде чем накрыть его губы своими. Его ладонь сильнее сжала ее собственную. Они слишком увлеклись, чтобы заметить бабушку Хару, стоящую чуть поодаль и прикрывающей рукой свою довольную улыбку. Лишь бы не захихикать, а то такой момент испортит. Закат окрасил веранду в алые цвета и одарил небольшую компанию из пожилой женщины и двух влюбленных подростков последними крохами дневного тепла.***
Карин прикрыла глаза, подставляя холодному ветерку лицо. Как же она хотела сбежать из этой душной палаты, сбежать от вида угасающего человека, сбежать от чувства боли и утраты, повисшего над больницей еще с момента ее основания. Каждый день кто-то умирает. Каждый день кто-то кого-то оплакивает. И каждый день врачи должны натягивать на себя улыбку и после регистрации смерти одного идти поздравлять с выпиской другого. Это была жизнь, к которой Карин до сих пор не привыкла. Она взглянула на бабушку Хару. Та уже перестала вертеться и мотать головой, что-то невнятно шепча, кажется, наконец-то погрузившись в более-менее спокойный сон. Это немного успокоило Карин, но не сильно. Перед глазами все еще стояла добрая старушечья улыбка, когда в настоящем времени горло сдавливал страх, что этой улыбки она может больше не увидеть. Возможно, приходить сюда было плохой идеей. Но пути назад не было. Поэтому она сделает все возможное, все, что в ее силах, чтобы помочь бабушке Хару. Вот только сегодня ей уже делать нечего. Смена закончится через час, и ей пора собираться и идти домой. Карин поймала себя на мысли, что идти домой одна она не хочет. Находясь в палате со старым человеком, у которого никого нет, кроме духов, знакомого-шинигами и девочки, любящей футбол, начинаешь особенно остро ощущать страх одиночества. И Карин не хотела оставаться одна. Так что она попросила о компании. Но все же вздрогнула, когда телефон завибрировал, оповещая о коротком сообщении: «Скоро буду.» Карин облегченно вздохнула, закрыла окно и стала собираться. Уходя, она быстро погладила морщинистую ладонь Хару и вышла из палаты, выключив свет. Тоширо ждал ее в вестибюле. Он помнил, что она говорила ему утром, но все равно попробовал выпросить пропуск к Хару. Не вышло. Так что Хитсугая остался ждать там, съедаемый волнением. Все-таки нечасто Карин пишет ему. Вообще никогда, раз уж на то пошло. И тем более, не часто она его о чем-то просит. А здесь написала и попросила забрать ее из больницы. Тоширо старался не зацикливаться на плохих мыслях, но худшие сценарии сами лезли в голову. Он и не замечал своего напряжения, пока у него не отлегло от сердца при виде Карин. Измученной, расстроенной и слегка потерянной, но все еще Карин. У него на языке верталась куча вопросов, но ни один из них он не задал. Куросаки выглядела слишком уставшей, и он понимал, что сейчас не лучшее время для расспросов. Тоширо лишь положил руку ей на плечо, заставляя ее посмотреть на него. Но ее взгляд удалось поймать только раз и ненадолго. Он открыл рот, не зная, что сказать, и тут же закрыл обратно. Просто сжал ее плечо и молча забрал у нее рюкзак. Карин даже не сопротивлялась. Лишь благодарно кивнула ему. И за весь путь до дома они не промолвили ни слова. Оставшийся вечер прошел, как в ускоренном ритме. Ужин, душ, и вот они уже ложатся спать. Как же Карин хотела вернуться во времена, когда такая жизнь не была рутиной. Когда бабушка Хару весело улыбалась и в ее живых карих глазах плясали искры. Когда единственной проблемой Карин была учеба. А единственной причиной проблем с учебой был недосып. А единственной причиной недосыпа был Тоширо. Сейчас же его дыхание, быстро ставшее глубоким и тихим, успокаивало, убаюкивало. Карин провалилась в сон, позволив усталости вытеснить из головы все тревоги.