Heart To Heart

      Неделя выдалась та еще. Первые дни жутко болела поясница и чесались кулаки. Бить она, в итоге, никого не стала, но одному шинигами все же доставалось. Хотя Куросаки ничего не могла с собой поделать. Ее уже в край достали его попытки помочь ей во всем, даже в самых элементарных вещах. Ей было достаточно в свое время гиперопеки со стороны отца и брата, не хватало еще чтобы и Хитсугая таким же стал. Она просто не понимала, откуда у него это вообще взялось. Конечно, Тоширо всегда, ну, или почти всегда, был бережен с ней и заботлив. В своей манере, но все же. А сейчас он словно забыл, с кем имеет дело. Сам ведь говорил, что считает, что она уже взрослая и что Ичиго зря волнуется за нее.       С другой стороны, теперь у нее вовсе создавалось впечатление, что Тоширо продолжает уже из чистого принципа и желания побесить ее. Потому что как иначе объяснить тот факт, что он и правда всю неделю не давал ей выполнять обычные повседневные вещи, не требующие особых усилий, вроде готовки или уборки, она не знала. Она чувствовала себя бесполезной и немощной. Куросаки была готова рвать и метать.              «Вот же баран упрямый!»              И сегодня Карин тоже все раздражало. Мало того, что с самого утра небо было затянуто тучами, которые вот-вот обещали разразиться ливнем, так еще ей снова пришлось припереться в университет и терпеть нагнетающую атмосферу между Тоширо и Такеши. Хотя второй, разумеется, ничего не замечал. Или делал вид. За почти шесть лет дружбы с ним она все еще не поняла: Хасэгава правда немного идиот или просто притворяется.       Куросаки исподлобья посмотрела на Тоширо. Вот кто точно не притворялся, так это он. Недовольство с толикой презрения настолько четко было вырисовано на его лице, что аж дрожь брала. Она могла его понять: шутки у Хасэгавы, зачастую, были спорными, а болтовня действительно иногда была чрезмерной и выводила из себя, но в основном это казалось милым и забавным и приятно скрашивало будни в универе. Хитсугая ее мнения явно не разделял.              Наверное, поэтому он заметно повеселел, когда у них с Такеши оказались разные пары. Карин даже было немного обидно, что Тоширо с таким довольным лицом смотрит, как шатен растворяется в толпе студентов.              — Ну наконец-то. Уши уже вянут, — он облегченно выдохнул.              — И за что ты его так невзлюбил? — Куросаки спросила будничным тоном, как будто это не уходу ее лучшего друга радуются, как шоколадному дождю.              — У него не язык, а вечный двигатель. Терпеть не могу, когда разговаривают много и не по делу.              — Но ты же как-то работаешь с Матсумото.              — Да, только ее главные пороки — пьянство и лень. Если бы ко всему этому еще и лишняя болтливость прибавилась, я бы ее уже убил.                    — Ой, да брось. Мы оба знаем, что ты и мухи не обидишь.              — Нарываешься, Куросаки.              Карин хотела опять съязвить в ответ, но ее внимание привлек женский смех с первых рядов. Они с Тоширо одновременно опустили головы в сторону звука и наткнулись взглядами на компанию девушек, которые толпились возле дверей. Они не были из их группы. Либо с другого потока, либо младшекурсницы. Когда студентки поняли, кто на них смотрит, то еще сильнее захихикали и зашушукались. А затем все разом кокетливо протянули «Привет, Хитсугая-кун!» и вразнобой стали махать ему.       Тоширо искренне не понимал, что происходит, откуда эти девушки знают, как его зовут, и почему так себя ведут, но, чтобы не показаться грубым, тоже слабо махнул рукой в ответ. Они же разразились новым приступом хихиканья и с красными лицами и глупыми улыбками выбежали из аудитории.       Карин и Хитсугая молча проводили их взглядами.              — И что это было? — недоуменно спросил он вполголоса.              — Кажется, твои фанатки, — Карин закатила глаза. Она помнила, как в свое время за ней бегал чуть ли не каждый встречный студент. Им потребовалось около года, чтобы понять и принять ее незаинтересованность, но за это время все горе-ухажеры успели ее изрядно достать. И если учесть популярность, которой обзавелся Тоширо всего за неделю, его ждет тоже самое. И почему-то ее это злило.       — Фанатки?              Теперь ей казалось, что Тоширо издевается над ней.              — Да, — в ее голосе прибавилось раздражения. — Ну знаешь, люди, которым ты нравишься.       — Я знаю, кто это такие, не тупой! Просто не понимаю, почему себя так ведут незнакомые мне девушки.       — Ну а ты им, очевидно, знаком.       — Откуда? — Хитсугая все больше терялся в догадках.       — Ой, да брось, не делай такое удивленное лицо. Можно подумать, ты не знал, что стал первым красавцем универа и местным секс-символом всего за одну неделю здесь, — она бросила на него взгляд и поняла, что нет, он не знал. И даже не догадывался. И только увидев его покрасневшие кончики ушей, Карин поняла, что она ляпнула. Она захлопнула рот и отвернулась, скрывая горящие щеки.       — С чего ты это взяла?       — Что? — она повернулась обратно.       Тоширо задумчиво теребил белую прядку, свисающую на лоб.       — С чего ты взяла, что они считают меня… красивым?       — Смеешься? Да кого угодно спроси — все тебе так скажут, — Куросаки не понимала его реакции.       — И ты тоже? — он перестал дергать свои волосы и взглянул на нее.       Тучи застилали небо и погружали аудиторию в полумрак. Слабые белые лампы не очень помогали, только добавляли унылости к и без того серому пасмурному дню. И среди всей этой серости и притупленных цветов его глаза были единственным ярким пятнышком. Карин на мгновение засмотрелась в эти бирюзовые волны и, не задумываясь, ответила:       — Конечно. Я думаю, ты очень красивый, — ей хватило доли секунды, чтобы осмыслить свои же слова и попытаться их исправить: — В смысле НЕТ, я так не думаю, остальные так думают! То есть нет, ты, конечно, красивый и сексуальный, бесспорно… Н-но это не я так думаю, это все так считают! Нет, я тоже так думаю, но это не… я не… это ты…. Ты красивый — это факт! Не соглашаться с тем, что ты красивый и сексуальный, это как отрицать то, что земля круглая. Я просто не отрицаю очевидного! — Карин зажмурилась и усиленно закивала головой, довольная своим объяснением, которое придумала на ходу.       — Понятно, — по его голосу невозможно было понять, о чем Хитсугая думает.       Куросаки открыла глаза. Он снова взялся за все ту же измученную прядку. Она узнала этот жест. Тоширо всегда так делал, когда речь заходила о его внешности. Когда он нервничал. Поэтому раньше Карин эту тему не поднимала. Но сейчас ей показалось это важным.       — Почему тебя это так удивляет?       — А? — он перевел не нее расфокусированный взгляд. Наверное, уже успел погрузиться в свои мысли.       — Тебя считают привлекательным. Почему тебя это удивляет?       — Не удивляет. Просто… не знаю. Это было неожиданно и все.       — Это и значит «удивляет».       — Мне такого не говорили, ясно? Я не привык слышать такое в свой адрес, — он старался не смотреть на нее.       — Что? Ни за что не поверю, что Матсумото никогда не отпускала тебе неуместные комплименты!       Хитсугая цокнул языком.       — Вот именно, что неуместные. Да и это же Матсумото. Я бы далеко не все ее слова принимал за чистую монету.       — И все же?       Немного помолчав, Тоширо повернул голову в ее сторону и, вздохнув, сказал:       — Не знаю я. Просто…не привык и все. Из детства, наверное, — Хитсугая пожал плечами, пытаясь скрыть нервозность от разговора за безразличием.       — Из детства?       — Ты помнишь, что я рассказывал тебе о Руконгае? — немного помолчав, он решил объяснить.       — Ты жил там с Хинамори и бабушкой. Помню.       — Да. А еще кроме них я больше ни с кем не общался. Не потому, что не хотел. Меня… избегали. Я долгое время не понимал почему и начал считать, что причина в моей внешности. Что их отпугивают мои волосы. Или глаза. Или все вместе. Конечно, оказалось, что это из-за моей реацу, но мысль уже сформировалась, — он снова неосознанно ухватился за прядь и направил взгляд в никуда. — Наверное, я просто привык считать свою внешность отталкивающей.       Карин молчала какое-то время, пытаясь найти слова, но в итоге решила говорить как обычно — первое, что придет в голову.       — Я никогда не считала твою внешность отталкивающей, — она упрямо встретила его удивленный взгляд. — На самом деле, именно твои странные волосы и глаза привлекли мое внимание, — заметив, что он стал хмуриться, она добавила: — В хорошем смысле.       — Вот как, — его лицо оставалось непроницаемым, но глаза заблестели. — И зачем ты мне это говоришь?       — Посчитала нужным сказать. Мне показалось, так будет честно.       — Честно?       Куросаки опустила взгляд.       — Благодаря тебе я приняла тот факт, что я красива по своему. И что для этого мне не надо быть такой же милой и очаровательной, как Юзу. Твои слова, твои действия… ты помог мне с этим, — она вновь посмотрела на него. — Я подумала, что было бы неплохо отплатить тебе тем же.       Тоширо лишь тихо хмыкнул, еле подняв уголки губ. Больше и не нужно было. Ей было достаточно его глаз и плескавшихся в них невысказанных слов.       Но Карин просто не могла не сморозить глупость. Все-таки, болтливость Такеши заразна.       — Но ты там сильно не расслабляйся. Я еще ничего не сделала. Вот когда Такеши       присоединится к моей миссии по поднятию твоей самооценки…, — она ехидно протянула.       — Лучше убей, — его приподнятое настроение как ветром сдуло.       Когда пара уже началась, Карин почувствовала несильный толчок. Она глянула на Тоширо. Он одними губами прошептал: «Спасибо».       И в этот раз она просто не могла игнорировать до боли знакомое тепло в груди. Не хотела.

***

      Куросаки вертелась возле зеркала. Она все время вставала то в одну, то в другую позу, вытягивая длинные ноги так и сяк. Собирала ткань платья, чтобы обтянуть талию и отпускала обратно, возилась с отросшими волосами. И все потому, что какой-то придурок в школе сказал, что она недостаточно женственная и ей надо поучиться у своей сестры тому, как себя должна вести девушка.              Карин разбила ему нос. За ней уже прочно закрепился образ пацанки, поэтому никто не удивился. Одноклассники могли лишь посочувствовать этому идиоту, который решился сказать нечто такое Куросаки. Конечно, она полезла в драку, что еще от нее ожидать. Ну не станет же Карин принимать эти слова всерьез.       Но она приняла.       Сама того не замечая, Куросаки стала чаще смотреть на свое отражение. И искать недостатки в нем. Сначала это было ее вечно хмурое выражение лица, как у брата. Понятно, почему их часто сравнивали. Потом это была ее грудь. Карин всего пятнадцать, но многие сверстницы уже смотрят на нее с завистью. А ей не нравится. Неудобно. Вместе с объемным бюстом Карин унаследовала от матери и широкие бедра. Которые выглядели еще больше из-за натренированных занятиями спортом мышц. Потом — ноги и руки. Почему они такие длинные? Они и должны такими быть? Сложно сказать, потому что в классе Куросаки была одной из самых высоких и сравнивать было почти не с кем.       Но была Юзу. Красивая, милая, женственная Юзу. С аккуратной небольшой грудью, шелковистыми волосами и очаровательными карими глазами. Стройная и тоже высокая, но почему-то выглядящая гораздо более складно, нежели сестра.       Раньше Куросаки не обращала на это внимания. Пусть Юзу будет прекрасной принцессой, тогда Карин будет изо всех сил ее защищать. Как Ичиго. Карин всегда больше походила на него. И раньше ее это более чем устраивало.       «Поучилась бы у сестры, Куросаки. Глядишь, девушкой наконец станешь».       Слова вспыхнули в голове ядовито-красным пламенем. Куросаки думала, что разозлится. Что захочет что-нибудь ударить. Но ей стало обидно. Неприятный осадок от слов одноклассника стянулся в животе тугим узлом.       Почему она вообще думает об этом? Карин тоже красивая. Она подходит под большинство стандартов красоты, она знает об этом. И если кто-то этого не видит или не согласен с этим, то это его проблемы, не ее. Карин ведь сама выбрала забить на свою внешность и сосредоточится на учебе и защите сестры. Сейчас, когда Ичиго учится в другом городе, она должна быть начеку.       Но отрицать очевидное Карин больше не могла. Ей тоже хотелось иногда побыть принцессой. Хотелось, чтобы на нее, как на Юзу, смотрели с обожанием, а не со страхом — а вдруг в нос прилетит. Хотелось, чтобы ей, как Юзу говорили комплименты. Хотелось, чтобы ее, как и Юзу, в первую очередь воспринимали как девушку, а не как женскую версию брата.       Карин поймала себя на отвратительном чувстве. Она завидовала. Завидовала Юзу. Ей стало тошно от самой себя. Отражение в зеркале стало еще противней. Она любит свою сестру, безумно, но в этот краткий миг захотелось, чтобы Юзу не была такой… такой Юзу. Чтобы их перестали сравнивать. Говорить, кто лучше, симпатичнее, любимей. Потому что ответ всегда был один. И имя Карин в нем не звучало.       — Хорошо выглядишь.       Чуть хрипловатый голос оторвал ее от неприятных мыслей. Куросаки подскочила и обернулась, заранее зная, кого увидит.       Хитсугая сидел на ее подоконнике, свесив ноги.       «Прям как у себя дома».       — Не волнуйся, это всего лишь я, — он спрыгнул, вальяжно проходя мимо кровати, словно это его комната. Он подошел к ней почти вплотную и посмотрел на их общее отражение.       «Я все еще выше», — не без толики гордости подумала Карин. Хоть и на пару сантиметров, но она выше.       — Платье? — его отражение скептично подняло бровь.       — Решила добавить разнообразие.       — И чего у зеркала вертишься, как заведенная? — Тоширо взглянул на нее через отражение.       — Да ничего. И тебя не касается!       — «Ничего» говоришь… ну да, так я и поверил. Стоишь тут, прихорашиваешься. Причесалась, даже платье надела…, — пока он рассуждал вслух, его лицо потемнело. — На свидание собираешься что ли?       — Что?! Нет! — Карин моментально залилась краской. — Ну, нет, формально, это свидание, — она заметила, как Тоширо нахмурился сильнее, — но не то, о котором ты подумал! Это на спор. И вообще, не твое дело!       — Ты права, — он странно посмотрел на нее. — Не мое.       Ей показалось, что его слова прозвучали как-то отстраненно и… грустно.       «Он что, ревнует?»       Карин боялась даже допускать подобные мысли — вдруг поверит в них.       Повисло молчание. На удивление, первым его нарушил Хитсугая.       — Так ты расскажешь, что случилось?       Куросаки тяжело вздохнула. Она не хотела говорить об этом. С ним. Наверняка посчитает, что она думает о всяких глупостях. Но все же ответила.       — Я поссорилась с одноклассником.       — Это для тебя, вроде, не ново. С чего вдруг такая реакция и при чем здесь… свидание? — последнее слово он выдавил из себя кое-как.       — Это все из-за ссоры. Один придурок сказал, что я… ну… не как девушка, — Карин неловко повела плечом.       — И что это значит?       — Понимай как хочешь. Что я недостаточно женственная, милая, и вообще неправильная…       Тоширо схватил ее за запястье, прерывая ее и заставляя повернуться к нему. Серебряный браслет звякнул металлическими нарциссами.       — Только не говори, что поверила.       Теперь они смотрели друг другу в глаза. Он медленно отпустил ее руку.       — Ну не прям поверила, но это…, — Карин сглотнула, — это задело меня сильнее, чем я ожидала.       — Ты правильно сказала, что он придурок.       — Это так. Поэтому я разбила ему нос.       Тоширо тихо прыснул от смеха, качая головой. Примерно такого ответа он и ожидал.       — И что потом?       — А потом он разозлился. И сказал, что я никогда не понравлюсь мальчику.       — Да как он…— Хитсугая начал закипать, но Карин его прервала:       — А потом предложил спор. Сказал, что, если я пойду с ним на свидание и смогу очаровать, он извинится и целый месяц будет платить за меня в буфете.       — И теперь ты собираешься на свидание с идиотом, который назвал тебя «неправильной девушкой»?       — Ну он не прям так сказал…       — Ты его что, оправдываешь? — в его голосе звучала претензия.       — Конечно нет! Мне надо утереть ему нос!       — Ты его уже сломала, этого недостаточно? — ну как здесь можно не съехидничать?       — Недостаточно! Пусть посмотрит и поймет, что неправ. К тому же, если я выиграю, целый месяц буду кушать бесплатно! Ради этого можно и платье надеть разок.       — Ты не меняешься, — он снова укоризненно покачал головой.       — Ты тоже не сильно-то изменился, первоклашка, — Карин взглянула на него сверху вниз.       — Заткнись, — он зло буркнул и, чуть помолчав, спокойнее добавил: — Неужели, не понимаешь?       — Чего?       — Нравишься ты ему.       — Что? С чего ты взял?       — Ни с чего. Просто так кажется. Подумай сама: поссорился с тобой на пустом месте, а потом предложил свидание в качестве спора. Зачем ему предлагать такое, если ты ему не нравишься?       — Если я ему нравлюсь, то зачем он мне нагрубил?       — Не знаю. Парни глупые, — Хитсугая лениво протянул. И чуть тише добавил: — Особенно, когда влюблены.       — Ты тоже парень, — она хмыкнула, смотря, как он отходит к окну.       — Знаю. Поэтому заявляю — парни глупые.       — С каких пор ты такой самокритичный? — Карин подошла к нему, посмеиваясь.       — С тех пор, как это начало поднимать тебе настроение, — он усмехнулся ей в ответ.       — И с каких пор тебя волнует мое хорошее настроение? — почему-то, сейчас ей захотелось заправить прядь волос за ухо.       Тоширо внимательно следил за движением ее руки. Затем на миг перевел взгляд на ее губы и снова посмотрел в глаза. Куросаки это заметила.       — С недавних.       Карин закусила губу, чтобы ее радость и смущение не были такими очевидными. Если ее красных щек и горящих глаз было недостаточно, конечно. И она с удовольствием наблюдала, как взгляд Тоширо вновь скользнул вниз.       — Ты правда считаешь, что я хорошо выгляжу?       — А?       — Когда ты пришел, сказал, что я хорошо выгляжу. Ты правда так думаешь?       — Если бы я так не считал, я бы тебе этого не сказал, дурочка, — он надменно отвернулся, пряча улыбку.       — Сам дурак! — Карин высунула язык, а затем рассмеялась.       Когда она успокоилась, Тоширо тихо произнес:       — Ты правда очень красивая сегодня.       — Да? — она еле слышно прошептала.       — Да.       — Что, только сегодня? — ну это же Куросаки.       — Нет. Всегда, — Тоширо ловит ее взгляд. — Ты всегда красивая. Каждый день.       Ее сердце забилось быстрее. Он смотрел на нее глазами, полными обожания и честности. У Карин перехватило дыхание. Она и не мечтала услышать таких слов. Особенно от него. Думала, что ее детская влюбленность не взаимна и скоро пройдет. Но она не прошла. И сейчас Карин видела в бирюзовых глазах столько любви, что дышать становилось трудно.              Они стояли возле окна совсем близко друг к другу, так, что чужое дыхание щекотало кожу.       Но ни один не решился сделать шаг вперед. Еще не время.       Но стоя в закатных лучах уже пустой комнаты, Карин не сомневалась — их момент еще наступит.       И оказалась права.       Сначала ненавязчиво, затем все уверенней, Тоширо делал ей комплименты каждую их встречу, заставляя ее влюбляться в саму себя. И она начала верить его словам. Потом к словам прибавились действия — он целовал ее каждый раз. Нежное касание его губ оставило свой след везде: уши, щеки, нос, лоб, уголки губ, запястья и пальцы. Тоширо словно смаковал каждое прикосновение к ней — таким трепетным он был. Карин чувствовала себя такой красивой рядом с ним, такой желанной. И такой любимой. Они упивались этим своеобразным ритуалом, этой небольшой близостью. Они были так счастливы.       Ей так казалось.

***

      Кто-то ее растормошил. Куросаки подняла голову со стола, озираясь по сторонам. Тут ее взгляд наткнулся на знакомую белую шевелюру. На мгновение Карин показалось, что он смотрит на нее, как раньше. Тем взглядом, которым он смотрел на нее каждый раз, когда говорил, какая она красивая, а потом целовал до звезд в глазах. И Куросаки показалось, что где-то там, глубоко внутри радужки цвета моря, она увидела ту самую любовь. Честную и чистую.       — Пойдем. Пара закончилась, — Тоширо мягко держал ее за плечо, которое только что нещадно тряс, но смотрел довольно холодно.       Наверное, ей все же показалось.       — А? Да, да сейчас.       Они кое-как протиснулись в коридор и пошли в следующую аудиторию. Хитсугая шел впереди, расталкивая всех одним взглядом, а Карин старалась не отставать от него. Она смотрела на его широкую спину и никак не могла принять тот факт, что Тоширо, милый, застенчивый и загадочный Тоширо из ее сладких воспоминаний, и нынешний — один человек.       Или это она изменилась?       — Ребята, я здесь!       От мыслей ее отвлек возглас Такеши. Он со всей дури махал им рукой с конца коридора, привлекая к себе внимание всех вокруг.       — Можно подумать, мы его искали, — Тоширо пробурчал себе под нос.       Карин бросила на него многозначительный взгляд, который он проигнорировал.       У них было окно между парами, так что было решено пойти перекусить. Хасэгава как обычно разговаривал без умолку, умудряясь превратить рассказ о прошедших двух часах в историю похлеще пьес Шекспира. Куросаки скоро присоединилась к нему, тайно наслаждаясь кислым лицом Тоширо, который теперь был вынужден терпеть болтовню обоих.       Люди в кафе сновали туда-сюда, переговариваясь о чем-то своем. С кухни доносились отдаленные звуки возни. Фоновый шум, обычно раздражавший слух, сейчас казался очень уместным. Пока во всем остальном мире за окнами над городом нависли тяжелые тучи, здесь было тепло и светло.       — … ну и я побила его. А этот придурок потом ходил как рыба и никому не рассказал, откуда синяки. Мол, быть побитым девушкой «несолидно», — Карин скорчила рожу, пародируя неизвестного Хитсугае парня.       — Видимо, он никогда до этого не имел дел с девушками-Куросаки, — Тоширо не смог сдержать подколку.       — Можно подумать, это что-то меняет, — Карин закатила глаза.       — Еще как меняет! — возбужденно вклинился Хасэгава. — Я тебе всегда говорил, что твоя фамилия проклята! Ты же просто монстр с милым личиком!       — Завались, Такеши!       — Он прав. Куросаки — магнит для неприятностей, и ты не можешь оспорить этот факт.       — Вот, слышала? Хитсугая-кун со мной согласен!       — Не сильно радуйся, это единичный случай, — теперь глаза закатил Тоширо.       — Эй, так нечестно! Вас двое, а я одна!       -- Это как раз честно. С тобой один на один оставаться страшно. Особенно после твоих историй о том, как ты кого-то побила, -- хмыкнул Хитсугая.       -- Вот-вот, -- поддакнул Такеши.       -- Ой, идите вы оба в задницу! — и она устало положила голову на стол, накрывшись руками.       — Мы вдвоем там не поместимся, скажи, Хитсугая-кун?       Тоширо вопросительно вздернул бровь.       — Чур, я спереди, — Хасэгава невинно улыбнулся пока указательный палец одной его руки входил в кольцо из указательного и большого пальцев другой руки.       Хитсугае понадобилась доля секунды, чтобы понять, что Такеши ему показывает. Тоширо покраснел то ли от злости, то ли от смущения и с каменным лицом отвесил Хасэгаве крепкий подзатыльник.       — АЙ-Й! Ну ладно тебе, я же пошутил! — Такеши жалобно взвыл, драматично хватаясь за голову.       — Ты извращенец.       — Вовсе нет!       — Что? Что он сказал? — Карин только подняла голову и переводила взгляд с одного на другого.       — Как обычно — ничего умного, — Тоширо брезгливо отвернулся.       — А, ну ладно.       — Что значит «ну ладно»?! Разве ты не должна была встать на мою защиту? Твоего друга только что оскорбили!       — Ты тоже его оскорбил в первую же встречу, так что вы квиты.       — Ясно все с вами. Не любите вы меня. Уйду я от вас! — Хасэгава почти заплакал.       — Сделай милость, — буркнул Тоширо, за что получил от Карин локтем в бок.       — Ладно, я вас прощаю! — Такеши лучезарно улыбнулся спустя три секунды.       Куросаки улыбнулась в ответ, снова толкая локтем Хитсугаю, чтобы тот хотя бы сделал лицо попроще.       — Слушайте, вы двое свободны на выходных?       — Да, — коротко кивнула Карин.       — Нет, — резко сказал Тоширо.       А Хасэгава принял ответ, который ему больше понравился:       — Отлично! Рад, что вы не заняты. Потому что идти смотреть на цветение сакуры одному совсем не хочется.       — Разве сакура уже не отцвела? — Хитсугая отбросил враждебность и спокойно спросил.       — Точно, я совсем забыла про это! В этом году же была холодная зима, вот сакура и цветет позже, — пояснила Карин, стукнув кулаком по ладони.       — Именно! И на этих выходных обещают провести фестиваль в аллее.       — Ну блин, это же другой конец города, — кажется, полчаса трястись в электричке Куросаки не хотелось.       — Да брось, это же сакура! На нее надо посмотреть!       — Да ну я ее не видела, что ли? И там наверняка туристов полно будет, — она задумчиво протянула.       — Ну Ка-арин, ну пожа-алуйста, ну пошли-и, — Такеши состроил щенячьи глазки и с мольбой взглянул на Куросаки.       — Ой, ну ладно, — она махнула на него рукой. — Хитрый, знаешь ведь, что я не могу тебе отказать, когда ты так делаешь, — Карин беззлобно ухмыльнулась.       — Ура! Как здорово, что в этом году к нам еще и Хитсугая-кун присоединится.       — Кто сказал, что я пойду? — Тоширо напрягся.       — Тебя никто и не спрашивал, — ехидно протянула Куросаки.       — Вы даже не оставите мне шанса отказаться? — он сразу понял, что у него нет выбора, но все же попытался.       — Нет, — Такеши и Карин ответили хором.       Хитсугае осталось только тяжело вздохнуть и смириться со своей участью.

***

      — Нет, — у Карин уже дергался глаз.       Она обернулась и злобно посмотрела на Тоширо, уже зная, что он держит ее за лямку рюкзака с немым вопросом.              — Отпусти.       В этот раз Хитсугая смотрел на нее долго, дольше обычного, решая что-то у себя в голове. Карин ненавидела, когда он так смотрел на нее. Складывалось впечатление, что Тоширо решает что-то важное, не спросив ее мнения. Словно он принимает решение за обоих. Это раздражает.       Он нахмурился, но все же молча отпустил лямку, которую удерживал одним пальцем.       Весь путь до дома они молчали.       Начал накрапывать дождь.       Карин чувствовала, как в напряженном воздухе между ними повисло что-то невысказанное. Внутри все скручивалось от ощущения надвигающейся бури. И от того, что все невысказанное сегодня выльется наружу.       Только когда назойливые капли дождя, стекающие за шиворот, остались за дверью, только когда ужин был приготовлен и съеден в полной тишине, нарушаемый лишь стуком ложек, только когда чай был сварен и также молча выпит, Тоширо наконец сказал:       — Почему? — его голос еле перекрывал шум воды и дребезг тарелок. В этот раз Карин все-таки дорвалась до готовки, так что убираться пришлось ему.       Это прозвучало не как вопрос. Слово просто замерло в пространстве, незаконченное и неясное.       — Что «почему»? — Карин перевела взгляд с окна на его спину.       — Почему ты отказываешься принимать мою помощь?       — Я тебе уже сто раз говорила, — как же ее это достало, — что в твоей помощи не нуждаюсь. Я взрослая женщина, а не ребенок.       — При чем здесь это? У тебя на все один аргумент. Я не нянчусь с тобой, это просто банальная забота.       — Ну а я не хочу, чтобы ты был таким заботливым со мной, — Куросаки раздраженно фыркнула.       — От твоих хотелок мое воспитание никуда не денется, — он огрызнулся.       Они уже начинали заводиться.       Ветер хлестал по окнам. Дождь усиливался.       — Это не мои проблемы.       — Ну, видимо, еще как твои, раз ты всегда так реагируешь на любое проявление заботы с моей стороны.       — Потому что я тебя об этом не просила.       — Не всегда и не обо всем надо просить. Что плохого, когда тебе сами предлагают помощь, а не заставляют умолять о ней?       — То, что от непрошеной помощи толку еще меньше, чем от третьего глаза.       — А как иначе себя вести с теми, кто никогда не попросит помощи сам, даже если стоило бы?       — Не лезть к ним!       Очередную вымытую тарелку Тоширо положил с громким стуком.       — Да что ж такое, — он тихо выдохнул сквозь зубы. — Ну сколько можно! Почему все мои попытки сделать для тебя хоть что-то хорошее воспринимаются в штыки?       — Да потому что тебя о них никто не просит!       — О добром отношении не нужно просить! Разве твоя сестра делает твое любимое карри только когда ты просишь ее об этом? Разве Куросаки ходил на твои матчи только когда ты просила об этом? А твой отец? Разве они любят тебя, защищают тебя и помогают тебе только когда ты просишь их об этом?! — Тоширо тяжело перевел дыхание. Он чувствовал себя бесполезным маленьким ребенком, который изо всех сил старался угодить дорогому человеку, но в ответ ему лишь показывали, что все его действия бессмысленны. Что он не нужен.       Карин открывала и закрывала рот, силясь что-нибудь ответить и не могла. Внутри все перемешалось: гнев и обида, понимание сути конфликта и полное ее непринятие.       Он ведь всегда был таким. Всегда был таким дотошным и опекающим. Всегда старался кого-то защищать, о ком-то заботится. Иначе он не чувствовал себя значимым.       И с другой стороны, она — всеми правдами и неправдами пытающаяся быть независимой и самостоятельной, не нуждающейся в чей-то поддержке. Иначе она чувствовала себя загнанной в угол.       Почему раньше это не было проблемой?       Чуть успокоившись, Хитсугая продолжил, уже гораздо тише, словно обращался больше к себе самому:       — Почему им можно, а мне нет? Почему я не могу сделать что-то для тебя? Почему ты не позволяешь мне этого? — он опустил голову. За весь разговор Тоширо ни разу не посмотрел на нее. Он добавил совсем тихо: — Что я сделал не так?       И если до этих слов Карин собиралась принять его точку зрения, то после у нее перед глазами поплыло от злости.       Дождь забарабанил по стеклу с новой силой.       — Что ты сделал? Что ты сделал?! Ты еще спрашиваешь?! Знаешь что? Ты не имеешь права сравнивать себя с моей семьей, как минимум, потому что ты не часть моей семьи и никогда ею не будешь!       Тоширо вздрогнул.       — Я… я думал, мы не чужие люди.       — Нет. Мы чужие.       Карин видела по его вмиг напрягшимся плечам, как ему больно от ее слов. Ей и самой было больно. Она понимала, что перегибает палку, но остановится уже не могла. Комок из старой обиды, чувства несправедливости, незаконченности вновь встал в горле, как семь гребанных лет назад.       — Мы чужие люди. Потому что не чужие не уходят из моей жизни с обещанием никогда больше не возвращаться, только чтобы потом нарушить его и объявится вновь.       — Все не так, — Тоширо произнес это одними губами. — Все было не так. Разве тебе не…       — Мне все рассказали. Я знаю, — Карин закрыла глаза. Глубоко вздохнула, перевела на него уставший взгляд. Как же много слез она пролила тогда. — Я знаю, что ты сделал все, что мог. Что ты не виноват. Никто не виноват. Но от этого не легче.       Они наконец посмотрели друг на друга.       С чего это все вообще началось? С сумки? С тарелки? Или копилось все это время, еще с тех времен, когда жизнь казалась ярче, а чужие руки — теплее?       Какая разница? Старые раны уже вскрылись и неприятно зудели под кожей.       Они смотрели друг на друга и не узнавали. Казалось, они только сейчас поняли, как сильно они изменились. Может даже, слишком сильно.       — Пойдем спать, — это было первое, что Карин произнесла в звенящей тишине. — Такеши завтра наверняка с петухами припрется и потащит нас на фестиваль. Надо выспаться.       — Ага, — он ответил чуть заторможено.       — Я пойду первая в ванну.       — Да. Ладно.       Выходя из кухни, Карин могла слышать его тяжелый, рваный вздох. У самой же грудь сдавили тисками.       — Карин, — он окликнул ее вполголоса.       Она остановилась в проеме. Чуть повернула голову, достаточно, чтобы периферией видеть его движения. Тоширо стоял, облокотившись на столешницу и смотрел куда угодно, только не на нее.       — Я… мне жаль. Ты права. Тебе не нужна моя забота, — «я тебе не нужен». — Я понимаю. Прости. Я постараюсь больше так не делать.       Карин отвернулась, прикусила губу.       — И ты меня прости, — произносить эти простые слова было тяжело. Но она понимала, что должна их сказать. Карин ведь уже не ребенок, чтобы убегать в комнату и прятаться. Она взрослый человек и понимает, что в конфликте есть и ее вина. — Я перегнула палку. Сказала лишнее, — после каждого предложения она сглатывала, пытаясь найти в себе силы продолжить говорить. Но так и не найдя подходящих слов, Карин понадеялась разрядить обстановку. Она развернулась, открыто посмотрела на Тоширо и не всерьез спросила, словно и не думала получать ответ: — И все же. Почему ты так упорно предлагаешь мне помощь?       Он так же открыто взглянул на нее. В темноте блеснули бирюзовые глаза.       — Не знаю. Привычка, — неопределенно повел плечами. — А ты? Почему продолжаешь отвергать ее?       — Привычка, — Карин повторила его жест и мягко улыбнулась.              Затем она вышла из кухни, краем глаза заметив, как его губы дрогнули в слабой, горькой улыбке.       Привычки и правда бывают вредными. Особенно когда мешают увидеть суть проблемы.       Карин вертелась на кровати и никак не могла заснуть. И чувствовала, что Тоширо тоже.       Буря миновала, ливень успокоился. Сменился на легкий, но долгий, затяжной дождь. Мерный стук капель о стекло раздражал.