Похищенная

Прошло ровно полтора месяца с их первой встречи и последующих событий. Первую неделю Максин Мэйфилд лежала в постели, вставая только в ванную, не без помощи Харгроува, много спала и почти ничего не ела и не пила, похудев на пять кило, тётушка Анна начала сильно беспокоиться, навещая её. Билли смиренно менял ей бинты на бедре. Утром и вечером. Утром и вечером у них была взаимная пятнадцатиминутная экзекуция, когда Макс сидев на деревянном кухонном столе, болтая здоровой ногой, смотрела в одну точку — серебряный медальон Билли. Иногда, рискнув, она поднимала голубые глаза чуть выше, смотрев куда-то в его плечо или ключицу, а однажды её взгляд буквально споткнулся об его кадык и сразу же перебежал на спутанные кудри, цвета ржи. Девчонка судорожно сглотнула, опустив глаза на собственные колени, больше не поднимая их. Кажется, Харгроув ничего не заметил тогда. Ещё через десять дней Макс начала тихонько вставать с постели, под тревожные вздохи тётушки Анны, делать первые самостоятельные шаги. Дойдя до зеркала в прихожей, она улыбнулась собственному отражению, увидев лохматую копну рыжих волос до поясницы и веснушки везде, где только можно. Её радовало то, что она поправляется несмотря ни на что и вскоре сможет вернуться к своим любимым фуэтэ и батман тандю. Нога болела. Сильно. Но Макс привыкла к этой боли и даже была готова с ней жить. Всегда. До своего последнего часа, потому что в её жизни не было ничего важнее любимой профессии. Артист — это призвание, вросшее с корнем в самое сердце, что не под силу никому изменить. Правда, за последние две недели, Макс заметила в себе ещё кое-что. Внутри себя. Что-то рождалось, что-то странное, необъяснимое и … Опасное. С каждым днём она чувствовала всё большее смущение, когда Билли пускай мельком, пускай секунду, но смотрит на неё, случайно касается её макушки, когда она такая шустрая, прыгая на одной ноге, пробегает мимо него на кухню за любимыми эклерами. Каждую ночь она всё больше и больше стала думать о нём перед сном. И снится Билли стал ей намного чаще. Сначала как монстр, огромный, злой дракон, а после… Его большие, выразительные глаза с длинными ресницами. Точь-в-точь такого же цвета как и у неё. Странный повод нас объединить, — подумала я тогда. Ну, похожи у нас глаза и что с того? И вообще какого чёрта?! Почему я не сбегу от него? А куда мне было бежать? Да хоть в окно. Плохой план. Тогда почему не воткну вилку ему в ногу, почему чашку не кину в голову? Почему не закричу на всю квартиру, чтобы услышали все соседи и вызвали полицию? Но он же меня спас. Не дал в обиду, убил тех подлецов, которые хотели воспользоваться моей беспомощностью, увёз из этого содома, возился со мной до самого утра, не дав погибнуть. Но он же меня и похитил. Он привёл, он разрешил, он оставил. Да что со мной такое? Неужели во мне развивается Стокгольмский синдром? Как это вообще возможно? Какой же бред… А повстречай я его при других обстоятельствах то, что было бы? Что?! Боже, да то же самое! Неужели я в него… Какой ужас! По спине Макс прошёл холодок. Она стояла в ванной с зубной щёткой во рту, пытаясь переварить тот вывод, который родился в голове. — Нет, нет, нет, Господи, нет! — причитала Мэйфилд, сплёвывая пасту, — как это остановить?! Как к чёрту это всё бросить и убежать без оглядки?! — шептала она. Нужен душ. Срочно. Нужно помыться, буквально смыть с себя эти ужасные, неправильные, постыдные, смешные, именно смешные мысли. Макс сбосила с себя с себя чёрную футболку Харгроува, доходящую ей до середины бедра, его же шорты до голени, ушитые в талии тётушкой Анной, и залезла в ванну. Резко включив воду на максимум, девчонка взвигнула. Из душевой лейки текла ледяная вода. — Мэйфилд, ты чё с утра пораньше там орёшь? — недовольный голос за стенкой. — Билли, не входи!!! — она истерично начала искать глазами своё полотенце, едва не поскользнувшись на мокром кафеле. — Чем ты там, чёрт возьми, занимаешься?! — круглая ручка двери почти повернулась. — Билли, ввода… — дрожа от холода ответила Макс. После минутной паузы Харгроув сказал. — А, да. Нам отключили горячую воду. На три дня. Прости, забыл тебе сказать. — Пппонятно, — несмотря на лёгкий шок, душ всё-таки отрезвил. Дурацкие мысли покинули голову. Хотелось есть. С мокрокрыми волосами Макс села за стол. Завтракали они вдвоём, но абсолютно молча. Билли приготовил глазунью с колбасой и сыром. Дёшево и сердито. Зато вкусно, даже очень. Через полчаса Мэйфилд нарушила гробовое молчание первой. — Что пьёшь? — голубые глаза с любопыством уставились на тёмно-зелёную кружку Билли. — Кхм? — бровь Харгроува вопросительно поднялась, — тебя интересуют такие детали, Мэйфилд? — Ну вот у меня чай. С молоком. Это вкусно. А у тебя что? — Кофе. Крепкий и очень горький. — Хм. А можно… можно попробовать? — девчонка слегка улыбнулась. Прокатило. Билли кивнул, поставив перед ней кружку. — Осторожно, горячо, — предупредил он. Сделав маленький глоток, Мэйфилд закашляла. — Фу, какая гадость! — морщясь, ответила Макс. — На вкус и цвет как говорится… — отхлебнув, не отрывая глаз от чёрно-белой газеты, ответил Харгроув. — Ладно. Теперь поробуй мой! — Макс протянула ему свою жёлтую кружечку. — Мэйфилд, отстань, а? — Не смотря на неё, ответил Билли. — Харгроув! Ты должен пробовать! Тебе обязательно понравится. Во-первых это гораздо вкуснее, во-вторых полезнее… — В-третьих, тебе пора в свою комнату, а мне на работу, Мэйфилд. — Ну, сделай хотя бы глоточек! — умоляюще просила она. — Макс, отвали от меня, — грубо ответил Харгроув, вставая из-за стола. Мэйфилд покраснела до кончиков ушей. И вдруг неожиданно, не для кого в этой комнате, швырнула кружку в грудь Билли. Содержимое из кружки пятном растеклось по рубашке Харгроува, кружка же разбилась на мелкие осколки, разлетевшиеся по полу. — МЭЙФИЛД, БЛЯТЬ! — заорал Харгроув, — Сука, это же кипяток! Блять! Блять, твою мать, дура! Дура! — шипел сквозь зубы Билли, его лицо едва скривилось от боли, он зажмурил глаза и глубоко вдохнул. — Билли, прости, пожалуйста! — Макс, хромая, кое-как подошла к нему, — прости, я не хотела, то есть хотела, но, не… прости, тебе очень больно? — Тебе показать как? — в ярости кричал он. — Прости меня, я больше не буду, правда, Билли, прости, у тебя наверное ожог! Дай посмотреть, нужен лёд, у нас есть лёд?! — тараторила Макс в смятении. — Отъебись от меня, блять! Я тебя ненавижу, Мэйфилд! Ты!.. Ты, блять, — он всё никак не мог выдавить из лёгких ядовитое слово, — маленькая сука! Пошла ты! Блять! Охуенное утро! Спасибо, блять! Нахуй! — матерился Харгроув, попутно искав что-то холодное. Но лёд в холодильнике закончился, а что-то металлическое и холодное было обязательно тяжёлым, и Билли от греха подальше не прикасался к таким предметам. Через минуту он плюнул на всё и пошёл в ванную. Включив кран на полную, Харгроув стоял под лейкой, в жутком холоде и ужасно злой. Тогда у него впервые возникла эта мысль. Плохая мысль. Его зацепил и даже восхитил гнев Мэйфилд, её вспыльчивость и огненный характер. Со всем как у него — проскочила дурацкая параллель в его голове. В паху кольнуло. Харгроув сжал зубы и выключил воду. Вытерся полотенцем, переодел рубашку и джинсы, вышел из ванной, где в коридоре его дожидалась запуганная Макс, проигнорировав её, Билли взял рюкзак с оружием и молча со всей силы хлопнул дверью. На часах было восемь утра. Макс, смахнув с алых щёк слёзы, присела на корточки и принялась собирать осколки когда-то любимой чашки. Уильям Харгроув вернулся домой далеко заполночь, уставший, слегка с затуманенной дымкой в глазах. Квартира встретила его глухим синим молчанием. После работы он зашёл к своей давней подруге, Пеппе. Тяжёлые мысли ушли прочь из головы, тело расслабилось, дышать стало намного легче. Он всегда был таким после секса. Правда в этот раз грудь болела, между ключицами и чуть выше последних рёбер, на смуглой коже был большой ожог. Обработав мазью, сделав компресс, Харгроув сел в своё любимое кресло, накрывшись колючим пледом, подперев правой рукой голову, он закрыл глаза, а под веками вновь воскрес запретный образ. Хрупкой рыжей девчонки с бездонными глазищами и веснушками на носу, щеках и плечах, которая способна покойника достать с того света своей заботой. — Ну и характер. Какая же ты дурная, — прошептал Билли, прислушиваясь к тихому сопению за стеной. **** — Ты можешь не ёрзать? — строгий голос где-то над её рыжей макушкой. — Извини, — тихо ответила Макс, добавив, — а ещё долго? Ай, Билли! — зашипела Мэйфилд, тот довольно ухмыльнулся. — Почти закончил, — завязав аккуратный бантик, Билли с хрустом выпрямил спину. — «Сегодня в нашей студии социальный работник по правам ребёнка», — раздалось из радио, Макс дотянулась до приёмника сделала чуть громче, — «мистер Рэй. Итак мистер Рэй, что же вы можете сказать насчёт этой ужасной истории с исчезновением известной пятнадцатилетней примы-балерины Максин Мэйфилд?» Макс сглотнула. Будто увидела саму себя в гробу. Сейчас у неё было именно такое чувство. Билли потушил сигарету, сжав челюсть. Его глаза с холодом и какой-то ненавистью смотрели на радиоприёмник. — «Что же я могу сказать…» — начал размеренный голос мистера Рэя, — «Прошло уже полтора месяца после пропажи этой девочки. Её родители и все следователи не теряют надежду на скорую встречу с ней. Мы будем надеяться на лучшее, мы делаем всё, что в наших силах. На будущей неделе в её честь Калифорнийский театр оперы и балета даст спектакль. Все собранные средства пойдут в фонд, помогающий найти пропавших несовершеннолетних. Максин, если ты сейчас слышишь моё обращение, знай, что мы тебя не оставим, мы все тебя очень любим и обязательно найдём, и самое важное…» — Мэйфилд выдернула вилку из розетки, радио замолчало. — Кхм, Билли, — тихо сказала Макс, — можно я схожу к Анне? — Зачем? — переведя взгляд с Макс на пепельницу, Харгроув едва осёкся и добавил, — иди. До шести. — Спасибо. Хорошо, — она встала и прошла, хромая, в двух шагах от его лица, Билли не провожал её взглядом, смотрел в окно. Подойдя к ящику со столовыми приборами: ножами, ложками и вилками, Макс воровато оглянулась и что-то взяла. Какой-то жёлтый конверт. Дверь тихонечко скрипнула, подул ветерок, тонкая занавеска, висевшая на кухонном окне, слегка вздохнула, но вот дверь закрылась, ветерок исчез, занавеска безмолвно висела на штанге. Билли прислушивался к удалявшимся шагам. Вдруг он почувствовал запах. Какая странная смесь жасмина и чего-то ещё. И понял, что раньше его не было. Полтора месяца назад этого аромата здесь не было и в помине. Он сам не заметил, как это запах появился в его квартире. Может быть, с улицы? Но сейчас начало осени, да и какой жасмин в их краях?.. Он стал жадно вдыхать, резко поднявшись со стула и ходив по комнате. А если духи? Но чьи? После каждой ночёвки Харгроув относил одежду в прачечную за углом, поэтому запахи его женщин так же быстро испарялись, как и внезапно появлялись на нём. «Её»? Билли зашёл в спальню, подошёл к постели, длинными, узловатыми пальцами провёл по белой наволочке толстой подушки, слегка нагнувшись над ней. Голова закружилась. Жасмин и мята ударили в его ноздри. — Что б тебя… — прошептал в удивлении Билли. Конечно же концентрат этого аромата был на постельном белье, её полотенце в ванной, её волосах. Поэтому с этого самого момента Харгроув больше никогда не заходил в, когда-то, собственную спальню, держался от Мэйфилд на приличном расстоянии и набирал побольше воздуха в грудь, когда шёл мыться, чтобы просто-напросто не дышать. — Тётушка Анна, здравствуйте! — постучалась Макс. — Проходи, моя лапушка! — привествовала Анна. — Мне надо с Вами поговорить. Очень серьёзно. — Конечно, конечно. Я сейчас поставлю чайник, моя радость. Спустя час Максин Мэйфилд рассказала миссис Дотчестер всю свою историю. Что с ней случилось, почему она здесь оказалась и что собиралась делать дальше. Анна внимательно слушала, ни разу не перебив. — Вот. Это письмо моим родителям. На конверте адрес. Мне нужно немного денег за пересылку и ближайшая почта. Сможете мне помочь, тётушка Анна? — с робостью голубые девичьи глаза смотрели на старушку. — Максин, — Анна сделала небольшую паузу, взяв протянутый конверт, — а ты никогда не думала, кто я такая? И почему Уильям Харгроув живёт в моей квартире? — В смысле?.. Вы же военная медсестра, разве нет? — Деточка, понимаешь ли в чём дело, да это так. Но было это в далёком прошлом. Сейчас же я занимаю некую должность в определённых кругах, каких, не столь важно. И я, — Анна начала рвать конверт вместе с письмом внутри, Макс вспыхнула, — не собираюсь так рисковать. Не думай, я к тебе очень хорошо отношусь, как к своей внучке, но ровно до того момента… — Анна задумалась. — ровно до того момента, пока я не создаю им проблем, — закончила мысленно я её фразу. — Это ваше дело с Билли. Пусть он решает, как поступать. Предложи ему, ладно? — Анна улыбнулась. Вполне искренне. — Ладно, — шёпотом ответила Макс. — Пей свой чай. Ох, какая сегодня хорошая погода, какое сентябрьское солнышко! Загляденье, чудесно же? — Чудесно… — Бери вафлю. Обязательно бери, а лучше две. Они очень вкусные, душа моя! К шести часам Макс спустилась на четвёртый этаж, вернулась домой. Билли в квартире не было. «Ночная смена» — вспомнила Мэйфилд. Потом всё пошло своим чередом, с каждым днём Макс добавляла в утреннюю и вечернюю гимнастику новые упражнения. Разрабатывала стопы, икры, коленные суставы, весь позвоночник, шею, руки: предплечья и плечи, не забывая о запястьях рук. Рана на бедре постепенно зарастала новой кожей, получался длинный, глубокий, бледно-розовый шрам. Я давно хотела сделать татуировку. Вот и отличный повод, — думала я тогда. Как-то в обычную среду Мэйфилд делала утренний класс без пуантов, державшись за полку книжного шкафа, она поднимала больную ногу вверх, как только могла, но этого не было достаточно. — Чёрт. Ну, же. Давай! Дрянь! — злилась Макс, продолжая счёт, — раз и, два и, три и… — Тук-тук-тук! — раздался незнакомый голос, но никто в квартире его не услышал, — незнакомец вошёл в прихожую. — Раз и, два! — Макс сжимала зубы от боли, тянув стопу. Нога отбивала ровный метр. — Билли, ты где, дружище? — Клэр Дуглас по-хозяйски сел на местечко за столом, между стульями Харгроува и Мэйфилд, — Билли, что же ты там такого интересного делаешь, а? — Клэр прислушивался к ритмичному стуку в спальне. — Чего тебе, Мэй...... — Билли вышел из ванной вовремя замолчав, с раздражением смотря на гостя. — Билли! Привет! А я зашёл к тебе, дверь ты не запираешь до сих пор, ха-ха, понимаю, тебе нечего бояться, но у вас же весь дом — это половина алкаши, другая — наркоманы. Так зайдут к тебе в гости, чего доброго, сопрут ещё чего… — Ага. У меня с ними разговор короткий. Зачем пожаловал, позволь узнать? — Гм, так ведь… Слушай, а кто это у тебя там такой? Вернее, такая? — указывая на дверь спальни, спросил Дуглас, — женщин ты же снимаешь в клубах, не приводишь домой или распорядок изменился? — подмигнул Клэр. — Нет, он остался прежним, — Билли подошёл к двери, проверяя на сколько плотно она закрыта, — это зверушка. Птичку завёл на днях. — Ну-ну и что же за пернатая красотка там, покажешь, м? — Пожалуй, не сегодня. Клэр, тебе пора, если ничего важного… — Важное есть, — резко перебил Дуглас, — эта заварушка с дечонкой, как её… блять… А, вспомнил! Мэйфилд! Да, она же сбежала! Ты знал? Спустя сутки после прибытия в публичный дом. Ей даже жёлтый билет не успели вручить. А первый клиент не успел её поиметь, ха-ха, прикинь?! Он сдох. И когда старуха Элис пришла, увидела лишь в номере три трупа. Он, Зак и Лея. Кто, когда, кого, зачем? Столько вопросов у всех нас возникло. Что думаешь, друг? — что-то нечленораздельное раздалось за дверью спальни. Дуглас и Билли обернулись. — Я… я думаю, что это всё ахинея полная. Обычный пьяный дебош. Клиенты не поделили новенькую шлюху. Вот и всё. — Ха, возможно! Очень даже может быть. Говорят, она чертовка, хороша! Я конечно её не видел, но слышал, что у неё рыжая коса до пояса, тонкая, звонкая, ангел во плоти. Нежненькая, невинная деточка, — рассмеялся Клэр. Билли поморщился. — Да, что же это такое! — закричала Макс в отчаянии, она не могла сесть на простой шпагат. Её это бесило и в чём-то пугало. Бедро жгло. От злости и обиды на мир девчонка кинула, рядом лежащий, толстый томик Достоевского, в английском переводе, романа «Преступление и наказание» в дверь спальни. Дверь открылась. Двое молодых мужчин с удивлением смотрели на неё из кухни. — Таак! А вот и наша пташка! Ох, какая злющая она у тебя, ха-ха-ха! Билли, а что же ты нас не знакомишь? — Дуглас встал и подошёл к ничего не понимающей и испуганной Макс, — мадмуазель? А как вас величать? – Мма...– невнятно начала девчонка. – Заткнись! – со злобой перебил её Билли, – Клэр, тебе пора. У меня ещё дела, давай, – Харгроув потянул его за руку. – Окей, дружище! – выйдя из квартиры Харгроува, Клэр стрельнул у последнего сигарету, – чёрт... Ну, скажи хотя бы сколько ей? – Клэр. – Есть восемнадцать? – молчание, – меньше?! Ууу. Да, ладно? Целка, нет? Харгроув, давай, колись! Такую шлюшку отхватить, мда... – Она не шлюха. – Что? – усмехнулся Дуглас. – Что слышал. А теперь иди. – Куда? – Нахуй, блять. – Что же ты злой такой, как сука? – Уходи, – с каменным лицом ответил Билли. – Ха, не думал, что тебя тянет на таких.... Помнится мне, ты лично отстрелил яйца какому-то педофилу, а теперь сам? Уверен был, что ты таких не уважаешь, ха-ха, а оказалось, в тихом омуте!.. Да, это про тебя! – А тебя ебёт? – Ну, что же ты, дружище, – пряча раздражение и злость за тупенькой улыбкой ответил Клэр, – никак нет. Бывай, – Дуглас спустился на три ступеньки, остановился и обернулся напоследок, бросив, – только смотри, чтобы не залетела крошка, а то с проблемками, заебёшься потом, ха! Билли Харгроув ничего не ответил и закрыл входную дверь на все замки.