Индульгенция

Гавейн Трокри был близок к тому, чтобы сбиться со счёта дней, которые он провёл в сыром подземелье своего замка. Весь этот холод, мрак и смрад наталкивали его на мысль, что, возможно, надо было заниматься благоустройством мест лишения свободы, однако, в то же время, другая часть его сознания задавала вопросы о случаях заключения всяких убийц и растлителей — разве они достойны комфорта?.. Ещё одна часть чертогов его разума формировала мысль, что если за столько времени не приходилось заниматься вопросом обустройства темниц, то, скорее всего, и преступность в его землях далеко не в почёте. А это уже достаточно неплохо. Хотя, размышлял он, видимо, это зависит от того, кто у власти. Ибо сейчас ему доводилось наблюдать, как в тесных узилищах вокруг него ютились в среднем по десять человек на камеру. Сегодня утром темница пополнилась ещё на пару человек — пожилой мужчина и молодая девушка. Псы инквизиции тащили их практически волоком, закованных в кандалах. Было видно, что мужчину подвергли ужасным пыткам: в его опухшем окровавленном лице Гавейн Трокри с большим трудом узнал хозяина старокаменской таверны Альберта Пикирка. «Стало быть, — пришёл к выводу свергнутый лорд, — эта девушка его дочь Люсия». Он помнил Люсию милой белокурой девчушкой, которая помогала отцу принимать посетителей. Сейчас же в ней от этого образа не осталось ничего — инкивизиция остригла её локоны, а красивое платье было изорвано и испачкано в грязи. Если бы Гавейн не знал Люсию, то решил бы, что перед ним пьяница и попрошайка, которую в очередной раз выбросили на улицу, как только в её «услугах» перестали нуждаться. «Где же я просчитался? — размышлял Гавейн Трокри, наблюдая за тем, как псы тащят Альберта и Люсию мимо его камеры. — В какой момент всё пошло наперекосяк? Я ведь так старался соответствовать...» В последнее время он часто вспоминал своё детство, где его обучали разным наукам, охоте, танцам, музыке, живописи, этикету, требуя невероятных результатов, поскольку без этих навыков, как любила неустанно повторять его матушка, он не сможет быть полноценным лордом, каким являлся его отец. В конце концов, ничего из этого Гавейну не пригодилось, поскольку с момента получения титула и до сего дня ему понадобилось лишь умение читать, писать, считать, а также тот факт, что ему позволяли играть с деревенскими детьми, что в итоге помогло ему понимать местный уклад жизни. Он день и ночь думал о том, как исправить сложившуюся ситуацию, но найти подходящего варианта никак не мог. Всё сводилось к тому, что инквизиция здесь находится по королевской указке, и если король одобряет подобные меры, добиться справедливости и торжества разума практически не представляется возможным. Альберта и Люсию псы заперли в соседней камере. — Мерзкая ведьма, — прорычал один из псов, защёлкивая замок на решётке, и сплюнул на пол. — Ты заслужила быть здесь, вступив в греховную связь с Дьяволом. Не смей жалеть себя. Покаяние близко. Молись об индульгенции. Как только псы ушли, во мраке подземелья раздался противный писклявый голос. — Сколько скверны в этих землях! — воскликнул Кирран де Сильва, медленно проходя по коридору в сторону камеры Гавейна Трокри. — Только посмотрите, господин лорд, насколько вы распустили свой народ — ни в одном регионе нашего прекрасного королевства Эйр-Гленшир, да славится король Алвин Благочестивый и королева Пернелла, нет такого количества грешников. А самое ужасное — никто не хочет каяться. Вам очень повезло, господин лорд, что я оказался здесь. Я очищу эту землю от зла, я помогу этим людям спасти их души. И вам я тоже помогу встать на праведный путь. — И каким же образом вы собираетесь это сделать, сэр? — полубопытствовал Трокри. — Огнём и мечом? — Вы, я смотрю, остры на язык, — недовольно пропищал инквизитор. — Ну ничего, моей доброты и на вас хватит, я помогу вам, как и... — ... как и всем остальным, на чьих лицах намертво отпечаталась ваша доброта? — перебил его Трокри. — Думаю, мне не нужна ваша помощь. И никому из этих людей — тоже. Вас никто не просил «помогать». — Ну, это мы ещё посмотрим, — усмехнулся де Сильва. Затем он повернулся к камере, куда поместили Пикирков. — Сегодня ночью вы отправитесь искать прощения у Господа. И советую пересмотреть свою позицию и покаяться, пока есть время. Признайте грехи, и вас, возможно, помилуют. Затем инквизитор развернулся и стремительно покинул подземелье. Вскоре его стены заполнились плачем.

***

— Как там зовут этого несчастного? А, Даггер? — обратился к своему следопыту де Сильва, вальяжно расположившись в одном из кресел кабинета лорда Трокри. — Ну тот, кого опоила эта девка из таверны? — Томас Калландер, ваше преосвященство, — прохрипел в ответ Даггер. — Один из рыцарей этого замка. — Неплохой, кажется, парень, а? Только глупый, — заключил инквизитор. — Проследи за ним сегодня. Но не посылай псов — сделай всё сам. Он слабый духом, раз пал под чарами этой бесовско́й подстилки. А поскольку все эти чары быстро не проходят, он побежит к кому-то, кого считает достаточно сильным для помощи. Узнай всё, мы должны найти источник, который питает то зло, которым кишат эти земли. Я думаю, мы сможем найти здесь... то, что нужно найти.

***

Эмили находила своё ремесло прекрасным способом забыть о тех мирских проблемах, которые ей периодически подкидывала жизнь. Достаточно было лишь несколько часов потратить на осмотр болячек вдовы Лит, скучающей старушки, жившей в самом начале деревни, и конфликт с Томасом Калландером, с момента которого минуло два дня, напрочь вылетел из её мыслей. Вдова Лит, пожилая дама с мощными формами, ни мгновения не могла провести без внимания и разговоров. Её бескостный язык мог за несколько минут перемыть кости всех соседей и выдвинуть с десяток теорий о причинах каждого их телодвижения. Ещё она очень любила лечиться. — А вот недавно заходил очень интересный молодой человек, — тараторила вдова Лит уже второй час кряду. — Весь такой высокий, в чёрном. Разговаривает любезно, но прям неприятный у него типаж. Такой, знаешь, дорогая, как когда тебе чаю предлагают, и он весь такой горячий да ароматный, но яду тебе туда плеснули, что будь здоров. Как эта мерзкая Арабелла Клибрек, которая коз разводит. Пришла, значит, на днях, говорит, мол, гостиницы тебе принесла, бабушка... А там... В общем, спасибо тебе за твои снадобья, милая. Я так тому молодому человеку и сказала — Эмили Траббл, которая живёт в хижине на краю деревни, всех на ноги поставит, с того света своими снадобьями вернёт! — Что за молодой человек, госпожа Лит? — насторожились Эмили. — Не из тех ли... — Миротворцев столичных? Из них, да, — кивнула пожилая вдова. — Ходят тут по домам, истории рассказывают интересные. Обещают всех простить. Ну а мы что? Мы народ простой, их тоже прощаем. Они ж не виноваты, что в этих столицах сейчас мода такая — ходить в чёрном, бить себя плетью... Извращения, одним словом. — Госпожа Лит, а что ещё вы про меня сказали? — осторожно задала вопрос Эмили, с трудом сдерживая раздражение от болтливости вдовы и её неразборчивости в связях. — Да ничего, дорогуша, только описала, как тебя тебя найти и всё. Вдруг им тоже понадобится твоя помощь. — Как это мило с вашей стороны, — криво улыбнулась Эмили, делая большой шаг в сторону выхода из дома вдовы. — Ну а теперь мне пора бежать, работа сама себя не сделает. — Всегда пожалуйста, заходи чаще! — воскликнула на прощание вдова Лит, но Эмили, даже не дослушав все эти пожелания, стремглав понеслась прочь из её дома в сторону своей хижины. Ей срочно нужно было связаться с Регнейд. Эмили бежала дворами, стараясь избегать основных дорог, чтобы не привлекать внимание. Она кипела от злости, но понимала, что уже ничего не сможет с этим сделать. Она прекрасно знала, что рано или поздно её бы всё равно нашли, как бы она не пыталась быть осторожной. Всё тайное всегда становится явным, а с помощью болтунов и подавно. Эмили понимала, что вдова Лит разболтала о ней не со зла. Просто старая больная женщина, сходящая с ума от одиночества. Но она всё равно на неё злилась. И злилась на себя за то, что не может повернуть время вспять и всё исправить. Просто потому, что Время — субъект самодостаточный и гордый и никому не подвластный. К хижине Эмили решила подойти со стороны леса, сделав небольшой крюк, уйдя в сторону от деревни. К счастью, на пути ей никто не встретился, кроме птиц и пары зайцев. Дойдя до своего дома, Эмили, согнувшись почти до земли, стала пробираться меж зарослей малины, которые заполонили её небольшой огород, к чёрному входу. Колючки растрепали её каштановые волосы, расцарапали раскрасневшееся от бега лицо, но ведьма смиренно приняла эти препятствия. Наконец она оказалась у чёрного входа и, медленно открыв дверь, чтобы та не скрипела, юркнула внутрь дома. Прислонившись к стене, Эмили закрыла глаза и внутренним взором обследовала помещение. Пусто. Затем она поднялась в спальню, достала из сундука дорожную сумку, наспех покидала в неё некоторую одежду, затем спустилась в свой ведовской кабинет и забрала колдовскую книгу. Далее Эмили Траббл прошла на кухню, и не успела она закинуть в сумку и пары буханок хлеба, как в главную дверь настойчиво постучали. Холод пробежал по спине Эмили, и стараясь не шуметь, она выскользнула из дома через чёрный вход, нырнув обратно в заросли малины, надеясь, что её никто не заметит. Но стоило ей затаиться в кустах, главную дверь с треском выбили, и в хижину Эмили вошли в количестве двух человек столичные «миротворцы», как их чуть ранее назвала вдова Лит. — Ушла! — взревел один из «миротворцев», и Эмили услышала, как в доме что-то разбилось. — Упустили! — Ничего, далеко не убежит, — проговорил второй. — Пошли отсюда. Нам здесь больше нечего делать. — Но надо собрать улики! — Это совершенно ни к чему, мой друг. Мы знаем достаточно. Уходим! Скрытая кустами малины Эмили, услышав, как незваные гости покидают дом, вздохнула с облегчением. Наконец-то она сможет собраться до конца и, возможно, даже успеет связаться с Регнейд. Уж она-то точно знает, как следует поступить. А затем до неё донеслось: — Эй, Айвори! Поджигай!