I'homme de loin

В немецкой Швабии в местности… есть земли, которые тамошние жители называют проклятыми. Владения эти некогда принадлежали сумасбродному богачу-иностранцу — французу Роберу де Маршану, бежавшему в германские княжества из-за угроз католической инквизиции. Крестьяне неласково встретили заносчивого чужеземца, чопорного и жестокого. Де Маршан платил им в ответ лютой злобой. Явившись тихим как мышь, почти не говоря по-немецки, благодаря своим деньгам, которыми француз ссужал без меры окрестным обедневшим дворянам, он сумел втереться к ним в доверие. Непривыкшая к изыскам и жадная до удовольствий, мелкопоместная знать сделалась частыми гостями его замка, который он выкупил у разорившегося маркграфа, а заодно купил и его расположение. И когда крестьяне явились с жалобой к маркграфу на непосильные оброки и изнуряющую барщину, тот велел гнать их в шею, поскольку уже получил от де Маршана подарки, умалившие его совесть и заставившие его отвернуться от нужд простолюдинов. Но на этом их злоключения не кончились. Старшно отомстил француз жалобщикам — его слуги, странные и смуглые, гибкие, словно бы совсем без костей, забрали несчастных на конюшни, где нещадно секли плетьми до крови, после чего заклеймили раскаленным железом. Троих-же зачинщиков уволокли в подвал замка и никто их более не видел в живых. Отныне, запуганные крестьяне боялись даже помыслить о новой жалобе, поскольку де Маршан объявил, что жалобщиков или беглецов будут забивать насмерть или вешать. Между собой и втихомолку крестьяне дали ему прозвище — «Зверь». И под его владычеством мирные прежде земли погружались во-мрак. Но внешне маркграф продолжал благоволить французу. Он был первый человек в Швабии к которому съезжались все видные и значимые люди — бароны, рыцари, и даже святые отцы, оставившие свою паству. Охочие до золотых монет, вина и явств, которые странным образом не переводились у де Маршана, они высокомерено проезжали через немецкие земли, принадлежавшие теперь французу, и даже не смотрели на угрюмых крестьян, опечаленных своей горькой участью. В те времена не происходило ничего злого, и знать думала что это чернь лжет на своего господина, сурово наказывая им выказывать ему послушание. Но как только развеселые кавалькады довольных дворян покидали земли француза, на них опускалась ночь. Но для крестьян полная ужаса. Молодые немцы, младшие сыновья тех баронов, кутилы и бездельники, с восторгом принимали все затеи де Маршана — от неистовой охоты за оленями в лесах и молодыми крестьянками в деревнях, до совершенно необузданных веселий в замке, на которых вино лилось рекой. Но иногда и кровь. Рассказывают, что сын барона фон Шварценберга, еще безусый мальчишка, упившись допьяна, приказал маршановским слугам привести к нему пойманую им в поле юную Элизабет Клейнмихель, единственную дочь старика Ганса Клейнмихеля, разорвал одежду на плачущей девушке, избил, повалил на пол, и прилюдно надругался над ней. Такое событие заставило кое-кого протрезветь, и даже, возможно, устыдиться этим мерзостным преступлением, и лишь француз усмехался. По его мановению уже бежали слуги с кувшинами полными вина, и оставшиеся повесы, не найдя в себе внутренних сил, утопили в них свою совесть. Видимо что-то чародейское было подмешано в вине, когда пресытивший свою животную страсть неугомонный Шварценберг приподнял всхлипывающую девушку и бросил ее на стол, разметав кубки и остатки блюд. Он завопил — «Владейте ею!» — и двадцать жадных рук потянулись к худенькому девичьему телу… На следующее утро, обезображенный труп Элизабет обнаружили в лесу. Он выглядел так, будто его рвали волки. Отца девушки, Ганса, от такого известия хватил удар, и через два дня он скончался, не перенеся ужасной гибели дочери. Их похоронили в одной могиле, как еще одних безвинных жертв жестокости и зла, ибо все знали, что ни один волк в своей хищной свирепости не сравниться с Робером де Маршаном.