Песни Великой пустыни

Они опять сидели напротив Ризава. — Вы быстро вернулись. Что сказала мать? — спросил отец народа. — Что я сам знаю, — ответил Шерик. — А ты знаешь? — Да, отец. Знаю. Его имя — Дорш. Ризав надолго замолчал. Потом встал и раскрыл внуку объятия, провозглашая: — Дорш дэш Шерик дэш Ризав! Пески рады тебе! Да благословят тебя духи под нашим солнцем и солнцем незаходящим! Рэй поднялся и сделал шаг навстречу, пытаясь сообразить, что же значит его новое имя. Когда они снова уселись на ковёр, Рэнсор решился пойти в атаку, пока ещё что-нибудь не случилось. Он коротко поклонился, сказав: — Благодарю тебя, великий отец. Для меня большая честь носить имя воина кири. Могу я попросить тебя о милости? Взгляд Ризава потеплел. — Конечно, Дорш. Сегодня твой день рождения. Чем я могу порадовать твоё сердце, внук мой? Проси, что хочешь. Я сделаю для тебя всё, что в моих силах. Только не проси коня. Космач и так у тебя будет. Самый лучший! Рэй ещё раз склонил голову, а затем выпрямился, взглянул Ризаву прямо в глаза и произнёс: — Благодарю, отец отца. Но я хочу просить не для себя. Я прошу тебя взять в семью ещё одного человека. С нами приехал темнокожий сирота тринадцати лет. За то время, что мы с Шериком провели в Нурише, этот мальчик стал мне настоящим младшим братом. У него никого нет, кроме меня. Он доказал свою любовь и верность, когда кинулся защищать меня и Шерика, не думая о своей жизни. Сейчас он считается в Нурише погибшим. Из-за нас он не может вернуться к своей прошлой жизни во дворце. Его там никто не ждёт. Прошу, прими его в свою семью! Я буду заботиться о нём до конца жизни. Ризав помолчал, долго и внимательно рассматривая Рэя в упор. Затем перевёл вопросительный взгляд на Норрьего. Тот кивнул. — Я поддерживаю просьбу сына, отец. Мальчик достоин. У него храброе и верное сердце. Во время ночного мятежа во дворце был бой. Дорш там достойно сражался, затем упал без чувств. Я подхватил его и понёс в безопасное место. А мальчик не узнал меня в чёрном лисаме стражника и подумал, что дорогому ему человеку грозит беда. Он кинулся на меня с голыми руками, чтобы только хоть как-то помочь Доршу. Мальчик достоин. И у него, кроме нас, никого нет. Я буду считать его своим младшим сыном. Ризав кивнул и хлопнул в ладони, провозгласив: — Да будет так! Я верю вашим словам. Мальчик получит имя и пройдёт обучение в шатре вместе с другими моими детьми. Ты, Шерик, будешь его поручителем. А что будет дальше, пески укажут. После нашего разговора приведите его сюда. А теперь давай поговорим о тебе, Дорш. Ты хочешь носить синий лисам? Ещё не верящий в то, что у него получилось изменить судьбу друга, Рэй смог только кивнуть. Внимательно наблюдавший за ним Ризав довольно улыбнулся глазами, а затем определил: — Значит будешь. Но для этого ты должен пройти обучение и подготовиться к обряду в пустыне. Ты уже не маленький мальчик. Ты воин, знающий вкус крови врага. И тебя вырастил Шерик. Поэтому я дозволяю тебе не проходить обучение вместе со всеми. Ты поедешь в пустыню на месяц с моим младшим сыном. Карош тебе всё покажет и расскажет. А потом, для окончания обучения и проведения обряда, к вам присоединится Трук. Шерик, ты помнишь этих двоих? — Конечно, отец, — с теплом в голосе ответил тот. — Я их очень хорошо помню. Это великая честь. Благодарю тебя за неё от себя и Дорша… Норрьего говорил ещё что-то, но Рэй уже не слушал. Сердце его бешено забилось, во рту пересохло. Но промолчать сейчас он просто не смог. Еле-еле дождавшись, пока старшие закончат разговор, Рэй поклонился обоим и начал, изо всех сил стараясь не сбить дыхание: — Я тоже благодарю тебя, отец народа, за великую честь учиться у твоего сына. Но позволь мне от неё отказаться!.. Из глаз Ризава тут же пропали смешинки. Взгляд стал серьёзно-вопросительным. Рэй заметил это и поспешил объясниться: — Не сочти мои слова за дерзость или неуважение к тебе или твоему сыну, отец народа! Но я просто не могу принять от тебя эту честь. Я прошу тебя отправить меня на обучение в общий шатёр, вместе с другими твоими детьми! Быстро сказав всё это, Рэй коснулся лбом ковра и замер так. Помолчав немного, отец народа произнёс: — Подними голову, Дорш. Ты сам не знаешь, о чём меня просишь. Я сейчас расскажу, а ты хорошенько подумай. Потом, если захочешь, повторишь свою просьбу. Слушай. Шерик был в общем шатре. Но он был мальчишкой. Для тебя там всё будет иначе. В шатре все ученики равны. Там нет старших и младших. Тебе никто не будет оказывать положенного по возрасту и роду почтения. Ты будешь жить, учиться и работать наравне с тринадцатилетками. Ходить за хворостом, носить воду, готовить еду, мыть посуду, прибираться, ухаживать за конями… Учителя тоже не дадут поблажки. Ты будешь ходить весь в синяках от их палок. И это будет длиться почти два месяца. Потом состоится общий обряд в пустыне. Если хоть один из учеников не сможет его пройти, синий лисам не получит никто. Следующая попытка будет только через год с новыми тринадцатилетками. На тех же условиях. В нашей семье был случай, когда обряд смогли пройти лишь с пятого раза. Подумай снова. Ты точно этого хочешь? Патрон утвердительно кивнул. — Всё так и есть, Дорш. Со мной в шатре были мальчишки, которые готовились пройти обряд уже третий раз. А столько синяков, сколько там, я не получал за всю свою оставшуюся жизнь. Подумай хорошо, о чём ты просишь отца. И Ризав, и Шерик выглядели строго, почти сердито, но Рэй нашёл в себе силы улыбнуться. Он ещё раз коснулся лбом ковра, выпрямился и сказал как мог спокойно: — Благодарю за пояснение. Я понял, что меня там будет ждать. Я хорошо подумал. И я повторяю свою просьбу. О великий отец народа кири! Дозволь мне пройти обучение и подготовку к обряду в шатре вместе с другими твоими детьми! Рэй замолчал и застыл, ожидая решения своей судьбы. Ризав не отвечал, не двигался и, казалось, с каждой секундой становился всё мрачнее. Вслед за ним нахмурился и Шерик. Рэй видел всё это, но решился не отступать, чего бы ему это ни стоило. Наконец Ризав грозно спросил: — Это твоё последнее слово, Дорш? Потом уже ничего нельзя будет изменить. Ты отказываешься от чести быть учеником моего сына, ради того, чтобы подставлять спину под палки в шатре?! Рэй не стал больше кланяться. Он наоборот, выпрямился, развернул пошире плечи, вскинул голову и твёрдо заявил: — Да, отец народа! Это моё последнее слово. Я буду учиться вместе со всеми! Между ними опять надолго повисло тягостное молчание. Затем Ризав оторвал от Рэя грозный взгляд и обратился к Шерику: — Он у тебя всегда такой? — Бывает хуже! Тут оба громко от души рассмеялись. Ризав вытер ладонью проступившие от смеха слёзы и одобрительно похлопал опешившего Рэя по плечу. — Вот, теперь я точно вижу, что ты настоящий сын Шерика! Кость от кости! Кровь от крови! Скажи мне, Дорш, а он рассказывал тебе о том, как сам жил здесь? Как его трёхлетние дети ложкой по лбу били да за всякими пустяками от рассвета до заката гоняли, а он, сжав зубы, молчал и терпел всё это вместо того, чтобы отправиться во дворец султана Нузара и жить там как принц? Нет? А о том, что он умеет понимать приказы так, как ему этого хочется? А потом делать всё по-своему? Нет? Спроси его! Пусть расскажет! И Ризав вновь залился смехом, а когда успокоился, серьёзно глянул на Рэя. — Я горжусь тобой, Дорш дэш Шерик дэш Ризав. Ты настоящий кири. Достойный сын достойного отца. Кость от кости. Гордость песков! Ты отказался от всех моих даров ради того, чтобы изменить судьбу близкого тебе человека. И ты не бросил его одного в шатре. Прошу: не сердись, что я проверял тебя. Я должен был посмотреть на твоё сердце. Скажу тебе прямо. Если бы ты не попросил меня взять мальчика в семью или решил бы поехать в пустыню с Карошом… Я был бы сильно тобой разочарован. Шерик! Спасибо тебе за сына. Пусть он приведёт мальчика ко мне. А потом к матери. Сегодня ещё у одного моего внука будет день рождения! Какой счастливый миг! Слава духам!

***

Из шатра Рэй вылетел как на крыльях. Он был безмерно счастлив. Пусть впереди его ждут трудности, но у Абака теперь будет семья, которая всегда встанет за него горой. Мальчишка теперь не безродный, никому не нужный сирота-чужеземец, а будущий воин кири! Как бы ни сложилась их судьба, у него появился дом, в который всегда можно будет вернуться. Вот и тот самый шатёр! Рэй ворвался внутрь и, схватив Абака в охапку, бегом вытащил его наружу. — Сагиб!.. Мастер!.. Сагиб?.. Наконец-то опустив сбитого с толку мальчишку на землю, Рэй быстро осмотрел его с ног до головы. Потом вопросительно глянул на стоящего рядом Норрьего. Тот одобрительно кивнул. — Вполне. Пояс на нём поправь. И пойдём. Только шагом. И скажи ему наконец в чём дело. Рэй сел перед Абаком на корточки и заглянул в его испуганные глаза. Погладил по голове. Взял за руки и быстро заговорил: — Слушай меня. Помнишь, я сказал, что никогда тебя не брошу? Теперь мы всегда будем рядом! Ты тоже станешь воином кири! Мы пойдём учиться вместе! Отец народа согласен взять тебя в семью! У тебя теперь будет несколько сотен родичей! И это только самых близких! А я буду тебе настоящим старшим братом! Из глаз бывшего сироты побежали слёзы. Он, видимо, никак не мог поверить, что свалившееся на его голову счастье не исчезнет через несколько вдохов. Боялся поверить. Абак почти умоляюще посмотрел на Норрьего. Тот улыбнулся глазами и кивнул, подтверждая: — Да, мальчик мой. Всё так. У тебя теперь есть семья. Пойдём знакомиться с отцом и матерью. Я тебе сейчас всё по дороге расскажу подробно…

***

Хавьер проводил Рэя и Абака, вернее, Дорша и Керга, в ставший теперь их общим домом шатёр и оставил там обмениваться впечатлениями этого судьбоносного дня. «Мальчишкам есть о чём поговорить, — подумав так, Хавьер усмехнулся. — Да. Рэй, каким бы взрослым он себя ни считал, всё ещё просто мальчишка. Мои мальчишки…» Он резко остановился на полпути к Ризаву. «Нет. В таком состоянии духа к отцу идти нельзя!» Хавьер свернул к ближайшей пальме и сел на землю в её тени. Закрыл глаза. «Так. С ними всё будет хорошо. Два месяца проведут в шатре. А мне сейчас нужно думать о другом. Предстоят очень серьёзные переговоры». Вскоре Хавьер был уже у Ризава. Они сидели напротив друг друга как равные. Отец народа протянул сыну чашку чая, сказав: — Ты вырос, Гури. Стал совсем другим. Я мог бы тебя и не узнать, если бы не глаза. Даже вот такие: цвета перьев беркута на солнце. Да. Только твои глаза мне знакомы. Рассказывай. Всё как есть. Зачем ты пришёл ко мне, кроме того, чтобы погреть сердце у костра? Хавьер благодарно кивнул, принимая чашку, и во время речи отца сделал несколько глотков. Душу его наполнили самые противоречивые чувства. По сравнению с бесценными, благоухающими изысканными букетами ароматов гуйланскими чудесами, которыми потчевал побратима султан, заваренный Ризавом чай показался просто горьковатой водой без запаха. Но разве это имело значение? Разве не сюда, к этому очагу он стремился всей душой? Разве променяет эту горячую чашку, принятую из рук отца, на всё золото мира? Хавьер допил отвар. Омыл лицо руками и произнес: — Это долгая история, Ризав. Вот. Послушай… Когда подробный рассказ о непростой жизни Шерика закончился, уже начало темнеть. — …Поэтому я и пришёл к тебе, отец. Нам нужна будет помощь. Шафар приглашает тебя в Нуриш, чтобы озвучить свою просьбу лично. И я тоже прошу тебя поехать туда и выслушать его. Без твоего участия мы не справимся. Ризав опять долго молчал. Потом кивнул. — Хорошо, Гури. Я поеду. Послушаю его. В память о его отце. И потому, что ты меня об этом просишь. А там, как пески укажут. Видимо, я действительно очень нужен Шафару, судя по тем дарам, что он вчера прислал. Одного только хвороста на трёх верблюдах! Золото, оружие, шкуры, запасы еды… Я уже распорядился поделить это невиданное богатство на все семьи, чтобы отправить по оазисам. Да… Ни один из кланов кири не получал из дворца ни соломинки с тех пор, как благословенный отец Шафара ушёл к духам. Великий был человек… Да светит ему тёплое незаходящее солнце вечно! Да будет так. Я поеду. — Благодарю тебя, отец, — Хавьер поклонился, прижав руки к сердцу. Ризав налил обоим ещё чаю и неожиданно спросил: — Почему ты называешь меня так, мой Гури? Мы с тобой сейчас здесь одни. Мы оба прекрасно знаем, что твой отец Дорш, да упокоят духи его душу под вечным солнцем, а не я. Хавьер взглянул на собеседника и вдруг заметил, как сильно тот постарел. — Знаем, Ризав. Но я счастливый человек. У меня есть два отца.

***

Несколько лишних мгновений постояв перед ковровой завесой, Хавьер твёрдой рукой отвёл её в сторону и шагнул внутрь. Мать народа ждала его, занимаясь рукоделием. Норрьего присмотрелся. В её тонких и белых, покрытых странными узорами хны пальцах мелькала большая игла и комок цветной шерсти. — А, это ты… — Она кинула на гостя быстрый взгляд и снова сосредоточилась на своей работе. — Заходи, раз уж наконец-то пришёл, Гури. Не стой на пороге. Садись. Будем снова знакомиться. Хавьер углубился в полумрак шатра, подошёл к матери почти вплотную и опустился на ковёр у её ног. — Ты не меняешься, Гури, — заметила она с усмешкой. — Я ведь говорила, что так сидят только дети. Что с тобой поделать! Хочешь подарочек от меня? Вот. Возьми. Мать народа протянула узкую ладонь, на которой лежал валяный из шерсти… Гриб. Маленький гриб-красноголовик. Хавьер опешил. Он видел такие только в книгах, описывающих природу Тарда. — Что, нравится? — Её глаза озорно блеснули. — Бери на память. Не ты один умеешь делать неожиданные подарки. Так о чём ты хотел меня спросить? Хавьер переводил взгляд с гриба на хозяйку шатра и обратно. Все слова вылетели из его головы. — Не молчи. Говори. Ты что, боишься меня? Ещё рано меня бояться. — Её голос странно завораживал Хавьера. — Давай так. Я пока что помолчу и не буду говорить тебе того, что давно уже нужно было бы. А ты расскажешь, что у тебя на сердце. Я тебе отвечу. А потом я покажу тебе своё лицо и назову своё имя. Договорились? Так что ты хотел спросить? Хавьер поднял голову, пристально посмотрел в её чуть раскосые, необычной для кири формы и цвета глубокие серо-голубые глаза и наконец смог сосредоточиться на своих мыслях. «Давай попробуем…» — Да. Я хотел спросить. И тут Хавьер сказал совсем не то, что собирался: — Ойлун говорила мне, что после того, как я пройду по пустыне в цепях, на другой стороне я смогу найти счастье… — Что?! Серьёзно?! Крикнув так, мать народа резко наклонилась к Хавьеру и впилась в него глазами. — Из всех возможных вопросов ты задаёшь мне именно этот?! И тебя совсем не интересует как исправить весь тот ужас, что ты натворил в Кордии? А станешь ли ты хорошим королём? Нет? А будущие войны и как их избежать? А как не распылить ваш мир на атомы в конце концов?! Выкрикнув свои обвинения Хавьеру в лицо, она опять села прямо, прищурилась и заговорила с нотами разочарования в голосе: — Неужели ты так ничего и не понял за прожитые годы? Всё ещё считаешь себя неуязвимым? Всё дразнишь свою смерть? Думаешь, что ты самый умный и можешь делать всё так, как тебе вздумается? Можешь совсем забыть о своём предназначении? Можешь бездумно рисковать собой, наплевав на все предостережения старших? Это из-за предсказания Ойлун о том, что тебя никто победить не сможет? Да? А ты ничего не забыл? Что она тебе тогда сказала дословно? — Что меня никто не победит… — почти прошептал Хавьер, ощущая себя нашкодившим ребёнком. — В честном поединке! — крикнула мать народа со злостью. — Ты слышишь меня? В честном! Понимаешь ты, нет? А много сейчас таких, а? И смерть можно встретить не только в бою! В тебя ни разу не стреляли из-за угла? Не вели на цепи к палачу, шантажируя чьей-то жизнью? Не прижимали копьями к полу?! А ещё на свете есть действующие на тебя яды и отравленное редкой смертью оружие… Брух. Она надолго замолчала. Потом произнесла тише и спокойнее: — Что ты на меня так смотришь? Не ожидал от бабушки таких слов? А я ещё и не такие знаю. И я, слава духам, ещё не бабушка. А ты — уже не ребёнок. Несколькими быстрыми движениями она скинула покрывала, открывая лицо и голову по плечи. Обычно острый на язык, Норрьего растерял все слова. Он многое видел на своём веку, но такое… Сидящая перед ним мать народа не походила ни на одного человека известных Хавьеру рас. Достаточно светлая кожа лица кое-где была украшена небольшими шрамами и круглыми отметинками прошедших болезней. Высокий чистый лоб. Чуть выдающиеся скулы. Широкие, пушистые, выгнутые изящной дугой светлые брови. Серьёзные, странные, мудрые глаза. Круглое лицо её было бы плоским, если бы не почти прямой, совсем как у древнекестерских статуй, нос и большие, пухлые, чуть потресканные губы. Она явно не была уроженкой Центральных земель. Но и среди представителей окраинных народов Хавьер никогда не встречал такого набора черт. Она не была красавицей в привычном значении этого слова, но непонятным образом сразу же западала в душу и казалась прекраснее всех. Не менее странным, чем лицо, был и остальной её облик. Виски гладко выбриты широкими уходящими за уши полосами. Тонкие, прямые светло-русые волосы собраны высоким коротким хвостом на макушке. На шее — полоска чёрной кожи с закрепленными на ней шипами, бубенчиками и какой-то странной подвеской, в которой Хавьер интуитивно опознал изображение неизвестного ему огнестрельного оружия. Она была молода. Очень молода. Не старше Рэя. Но вот глаза… Через них смотрела такая многовековая мудрость, что эта девочка казалась старше Ойлун. — Ну как. Нравлюсь? — Мать народа покрутила головой, позволяя получше рассмотреть себя. — Моё имя Тииса. На известные тебе языки это никак не переводится. Самое близкое, как его можно понять: Веточка. Можешь звать меня так. Хорошо. Давай поговорим о твоём счастье, мой Гури.