***
На вторые сутки после того, как тела Риса и Кема увезли с главной площади Нуриша и кинули львам. Маленькая комната на задворках опочивальни султана тускло освещалась несколькими лампами. Сюда не проникали никакие звуки из внешнего мира. Хавьер сосредоточился на улавливании самого важного: «Тук-тук… Тук-тук… Тук-тук… Сердце… Его сердце… Моё… Он жив…» Рэнсор пошевелился, глубоко вдохнул и чуть слышно произнёс: — Патрон… Укачивавший его в объятиях Хавьер всё ещё боялся разжать руки. Он только что чуть не потерял своего мальчика насовсем. Наконец Норрего ослабил хватку и осторожно уложил юношу на постель. Тот всё ещё неровно дышал, но выражение его лица было намного спокойнее. От того мертвенного ужаса, в который Рэй провалился полчаса назад не осталось и следа. Хавьер положил ему ладонь на лоб, чтобы проверить, не поднимается ли жар. В ответ на это прикосновение парень подался вперёд и спросил о том, что волновало его в данный момент больше всего: — Мы живы?.. На несколько ударов сердца задержав дыхание, Хавьер осторожным движением убрал прилипшие волосы с покрытого холодным потом лица Рэя и постарался его успокоить: — Да, Рэнсор. Мы живы. Как вы себя чувствуете? — Чувствую… Живым… Но почему так темно? Где мы? Здесь нет окон? Нельзя зажечь свет? Мы сбежали? — Свет? Пожалуй, что нельзя. Это временно. Да, мы свободны. Отдыхайте. Вот, выпейте это. А теперь отдыхайте. Я вам всё объясню позже. Не тратьте силы на разговоры. Хорошо? Стараясь говорить уверенно и спокойно, Хавьер с перекошенным от невыносимой душевной боли лицом осторожно прислонил к губам Рэя проклятую чашку. Как же отчаянно Норрьего хотелось выплеснуть её содержимое Шафару в лицо! Или выпить самому… Пусть бы Хавьер снова оказался в Триволи, в клетке, в руках всех палачей мира! Только бы не делать то, что он делает сейчас… Не говорить то, что должен сказать… Рэй доверчиво проглотил новую порцию горечи и закрыл глаза, заметно успокаиваясь. Кулаки расслабились, дыхание стало глубже и ровнее. Внимательно глядя в лицо своего мальчика, Хавьер осторожно зажал рвано бьющуюся жилку на его запястье, недолго застыл так, затем отпустил. Рэй чуть слышно задал самый страшный вопрос: — Патрон… Мы вернёмся домой? Лёгкими касаниями пальцев Хавьер успокаивающе прошёлся по его длинным, уже окрашенным в тёмный цвет волосам. Потом неохотно отошёл, чтобы придвинуть кресло ближе к дивану, на котором лежал Рэй. Сел, взял в руки гитару и начал тихо играть. Он не мог сейчас выполнить приказ султана и сказать Рэю, сразу после пробуждения, о том, что тот навсегда останется в Нузаре заложником. Он скажет, но потом. Когда мальчик хоть немного окрепнет. Сейчас нельзя так рисковать. Ни за что на свете. Чем бы это ему самому ни грозило. Пусть о том, что он сейчас промолчал, вскоре донесут султану постоянно подслушивающие их люди… Пусть султан, как и обещал, прикажет отбить ему пятки за непослушание. Это ничего. Главное — сберечь Рэя… Шафар мерит людей по себе. Он пригрозил жестоко наказать Хавьера, если тот ослушается в чем-то малом. Тем самым, дал возможность поступить по-своему. Пусть даже и ценой боли. Скоро султан увидит свой просчёт и поменяет приказ… Но сейчас, сейчас этим обязательно нужно воспользоваться! Необходимо взять себя в руки, успокоиться и ответить так, чтобы Рэй поверил. Хавьер посидел с закрытыми глазами, собирая силы, потом осторожно выдохнул и произнёс как мог уверенно: — Обязательно вернёмся. Обязательно. Отдыхайте. Рэй поверил. Успокоенно кивнул, закрыл глаза и расслабился. На волнах нежной мелодии он опять уплыл в сонное забытьё. Но это был уже совсем другой сон. Тот, который дарил спокойствие и возвращал силы. Крепкий, здоровый сон без сновидений. Скрипнула дверь. Хавьер, не переставая играть на гитаре, взглянул на вошедшего Шафара. Как же безумно ему сейчас хотелось выставить султана вон, защитить от него Рэя, унести отсюда своего мальчика далеко-далеко… — Очнулся? «Точно таким же тоном ты спросил бы, готовы ли новые сапоги или скоро ли подадут завтрак…» Хавьер опустил взгляд, сосредоточился на гитаре и тихо ровно ответил: — Да. Главная опасность позади. Но Тир ещё очень слаб. — На всё воля духов. Иди за мной. Постоишь в тронном зале. А тут побудет Абак. Отдав приказ, султан вышел из комнаты не оглядываясь. Он знал, что Хавьер пойдёт следом.***
После того как исписавший кипу всевозможных бумаг Тамал, бесконечно кланяясь и вытирая слёзы с воспалённых глаз, наконец-то удалился, сидевший на диване Шафар сделал знак рукой. Повинуясь этому жесту, из-за пустующего трона беззвучно вышел Хавьер. Он пересёк весь зал, приложил чуткое ухо к закрытой двери и замер так на несколько минут. Затем осторожно опустил засов, также тихо подошёл к султану и доложил: — Всё в порядке, владыка. Вокруг никого нет. Стража далеко, не подслушает. — Хорошо, Шерик. Сядь. И скажи мне, что ты об этом думаешь. — О Тамале, владыка? — Хавьер опустился на ковёр перед султаном. — Он долго не проживёт. — Ты что, настолько кровожаден? — поинтересовался усмехнувшийся Шафар. — Хочешь отомстить ему за похищение своего мальчишки? Отвечай. — Нет, владыка. Это сделают без меня. Свидетелей никто не любит. Его уберут те, кто ему заплатил. И, я так думаю, довольно скоро. Заказчиком организованного Тамалом похищения Рэнсора, а затем и нашей казни был твой визирь Сихав? Я прав? — Прав. — Шафар кивнул. — Уж слишком сильно ты мозолил старику глаза. Сихав привык быть во дворце главным после меня. А тут какой-то раб! Неподкупный, непослушный… Наделённый властью во дворце. В общем, непонятный, а потому крайне неудобный. Да к тому же, ты успел больно наступить на хвосты большинству вельмож, когда разогнал мою гвардию. А я ведь тебя предупреждал, что так и будет. — Да, владыка. — Хавьер не опустил взгляд. — Предупреждал. Ты хорошо подготовил эту ловушку для меня. Знал, что творится в твоей гвардии, и специально поставил меня туда, приказав навести порядок. Что я, конечно, и сделал. Не мог не сделать, раз уж взялся честно служить тебе. Но не боишься ли ты, что визирь плетёт заговор и против тебя тоже? Зачем ему Тамал? Знает ли он о связи того с Кордией? Не подумает ли Сихав, что раз удалось убить Риса, удастся и нечто большее? Шафар от души рассмеялся. — Сихав? Думаешь, он мечтает о троне? Нет! Только не он! У него столько золота, что он мог бы в нём купаться. Сихав обладает всем, о чём только может подумать человек в самых сладких мечтах. Я никогда не был скуп с ним. К тому же, мы одной крови. Он не пойдёт против родича. Сихав — единственный во всём Нузаре, кто не предаст. Он был верен ещё моему отцу. А то, что устраивает во дворце мелкие заговоры, устраняя неугодных… Что ж… Простим старику эту слабость. Хавьер пожал плечами. — Воля твоя, владыка. Это твой визирь. Твой дворец. Твоя страна и твоя корона на твоей голове. Но, если позволишь сказать, я не стал бы так доверять этой старой змее. Шафар изменился в лице, прикрикнув: — Молчать! Сихав мой родич! И стоит за троном уже больше тридцати лет! Если бы он хотел власти, давно устроил бы мятеж. Но нет! Он всегда был мне верен. Однако… — Султан прищурился. — Раз уж ты так переживаешь о сохранности моего трона, то вот тебе служба. Он снял с шеи два шнурка с большими бронзовыми ключами, затем жестом подозвал Хавьера и приказал: — Возьми их и храни в тайне от всех как своё сердце! Это ключи от больших стальных дверей, которые перекрывают доступ в покои Хафижи и Гюзель. Отныне ты будешь главным хранителем женской половины дворца. Даю тебе в этом полную власть. Делай, что хочешь. Выгоняй, нанимай, проверяй, учи стражу по своему усмотрению. Но чтобы моя семья была в полной безопасности! Понял приказ? — Да, владыка. — Хавьер встал, подошёл ближе, принял ключи, затем надел на шею и спрятал у сердца. — Я сделаю всё, что в моих силах. Пока я жив, твоей семье ничего не будет грозить. Он поклонился и сел обратно на ковёр. Шафар довольно кивнул. — И пока я тебе верен, — тихо добавил Хавьер, поднимая ничего не говорящий взгляд. Султан скривил губы в холодной усмешке. — Я знаю об этом, раб. Была бы твоя воля, ты первый свернул бы мне шею. Вот потому я никогда не спущу тебя с цепи. Понял? Никогда. Хочешь, чтобы твой мальчишка жил? Неделю? Месяц? Год? Десять? Тогда подчиняйся. Ты всю жизнь будешь чувствовать мою железную руку на своей шее. Чтобы не вздумал обидеть сестру или замыслить какую-нибудь пакость против Нузара. Но не бойся. Я не буду заставлять короля Кордии прилюдно унижаться передо мной. Мне это не нужно. О твоём рабском позоре никто никогда не узнает. Но мои интересы всегда будут для тебя самым важным в жизни. Я буду знать о каждом твоём шаге в Кордии. Запомни это. Шпионы есть не только у Мадино. Кстати. Хочешь узнать, что Тамал написал ему? — О нас? — Да. — Шафар снова усмехнулся. — О вас. Как он «самыми надёжными способами» лично удостоверился в смерти Риса и Кема. Я знал, что так и будет. Не зря перепробовал на тебе все известные яды и лично всё проверил! Риса действительно было не отличить от мертвеца! — Действительно, — тихо подтвердил Хавьер, чуть поведя сплошь покрытыми едва зажившими порезами и ожогами плечами. — Ты славно постарался. Проверил всё, что только могло прийти Тамалу в голову. — А завтра, как ты понимаешь, — продолжил султан, сделав вид, что не обратил внимание на последнее слова своего раба. — он напишет про Гюзель и приданое на девятнадцати верблюдах. Зара исправно показывает нашим людям все его послания прежде, чем передать дальше. И расшифровывать их мы тоже прекрасно умеем. Ты прав, Шерик. Долго Тамал не проживёт. А жаль. Он так забавно пытается услужить трём господам сразу. Мне будет не хватать этих представлений. Пока что всё идёт по плану. Вы умерли. Теперь нужно возвращать вас к жизни. Твои глаза уже поменяли цвет? Покажи мне! Хавьер поднял голову и посмотрел прямо на султана. Тот вгляделся, довольно кивнул и продолжил: — Отлично. Вон там, в сундуке возьмёшь три глухие паранджи. Вернёшься в комнату, сразу надень на своего мальчишку, на Абака и на себя. Я скоро пришлю слуг с носилками. Вас тайно вывезут за город и оставят в пустующем поместье. Там тебя будет ждать конь, оружие, одежда как у кири, деньги на оплату входной подати, подорожная грамота и крытая повозка. Переоденешься и на рассвете, как только откроют ворота, привезёшь в столицу больного сына. Править повозкой будет Абак. Только лицо ему получше лисамом замотай. И пусть помалкивает! А лучше всего, засунь этому болтливому дикарченку тугой кляп в зубы. Прямо сейчас. И не доставай, пока не вернётесь в свои комнаты. Это приказ! Понял? Султан снова пристально посмотрел на Хавьера и вдруг изменился в лице. — Что за взгляд? Смеешь осуждать меня? Может быть мне в таком случае просто приказать вырвать поганцу язык? А? Как некогда Кафазу. А что, очень полезный слуга получился. Так как? Приказать? Нет? Тогда опусти глаза и слушай меня дальше, раб! Хавьер уставился в пол, сжимая кулаки до хруста в костях. А султан продолжил: — Значит так. Вас отвезут за город. Но даже не надейся, что сможете каким-то образом от меня сбежать. Помнишь ту отраву, которой ты сегодня напоил своего Тира, чтобы лишить зрения? Она не только слепит, но и убивает. Если ровно через десять часов ты не дашь мальчишке последнюю часть зелья, он умрёт после очень, очень долгих мучений. Я лично делал тот яд. Ты не сможешь найти средство против него. Иди.***
Несколько дней спустя. — Как твой сагиб? — Хавьер прошёл мимо гуйланских мечников, устало опустился на ковёр в небольшой комнате без окон, которая соединяла выход в опочивальню султана с помещением, где обитал сейчас Рэй, и принялся медленно растирать виски. Абак бросился готовить восстанавливающий силы настой, одновременно быстро и встревоженно отвечая: — Он лежит и молчит. Лежит с открытыми глазами и не отзывается. Что с ним? Я боюсь… — Не бойся, Сари. — Хавьер с лёгким благодарным поклоном принял горячую чашку и сделал несколько больших глотков. — Всё будет хорошо. Ему просто нужно время. Твой сагиб очень сильный. Твёрже и сильнее камня. Он справится. Я какое-то время не буду приходить. А ты не оставляй Тира одного надолго. Заходи к нему почаще, говори с ним. Говори о чём угодно. На нузар, на корди… Чем больше, тем лучше. Рано или поздно он отзовётся. Хавьер допил отвар, закрыл глаза и откинулся спиной на стену. Просидел так недолго, затем встал и направился к выходу в опочивальню султана. У двери обернулся и пристально посмотрел на Абака, спросив: — Ты всё понял? Я доверяю тебе. — Да, Шерик. Я понял. Я всё сделаю.***
Султан недовольно нахмурился. То, что он видел перед собой, могло порушить все планы… С этим нужно разобраться немедленно! Шафар жестом подозвал Шерика подойти ещё ближе и резко спросил: — Что с тобой? Не смотри так. Я даже сквозь лисам вижу, что ты сильно устал и ходишь с разбитым сердцем. Меня не обмануть этим безразличным ко всему взглядом. Рассказывай. Это приказ. Сядь напротив и говори. Шерик опустился на ковёр, поджал ноги, выпрямил спину и ответил ровным спокойным тоном: — Ты действительно этого хочешь, владыка? Зачем? Ты ведь и так всё об этом знаешь. Шафар холодно улыбнулся. Он конечно знал. Перед ним сидел самый опасный человек на всём континенте. Тот, кто мог одним словом поднять на смертный бой тысячи верных только ему бойцов-фанатиков. Тот, кто побеждал в самых безнадежных войнах. Тот, от чьего имени могли пошатнуться престолы многих государств. Тот, кто сам по себе, даже безоружный, был опаснее любой армии… И этот человек был полностью в его, Шафара, руках. Загнан в угол, в клетку. Пойман в капкан. Беспомощен. Вынужден беспрекословно подчиняться как самый последний раб… Но мало владеть страшным оружием. Нужно ещё уметь им пользоваться. Чтобы не повредить… Не сломать раньше времени… Чтобы выжать из него всё, что оно может дать. А Хавьер Норрьего — очень непростое, требующее умелого обращения оружие… И очень ценный раб. Такого нигде не купишь даже на вес чистого золота… Всё также улыбаясь, Шафар ответил: — Знаю. Ты опять был у своего мальчишки. И, вероятно, опять не спал всю ночь. А он прогнал тебя как паршивую собаку. Я прав? Отвечай! Хавьер коротко кивнул и отвёл взгляд. Султан кивнул сам себе и продолжил: — Я прав. Так и было. Ты ему всё сказал, как я повелел? Хавьер снова кивнул. Султан усмехнулся. — Да? Так всё и сказал? Позволь тебе не поверить. Разве он знает, что только благодаря тому, что он тебе так дорог, а потому подходит мне для роли заложника, он всё ещё не умер? Что я только по этой причине не передарил его кому-нибудь, как ненужную безделушку и не сослал на медленную смерть в рудники за дерзость? Он хоть представляет себе, что с ним тут было бы, попади он ко мне в рабство без тебя? Хавьер опустил взгляд. Он молчал, так как знал, что султану не нужен был ответ. Шафар позвал его только затем, чтобы проверить состояние своего раба и отдать новый приказ. Не более того. Шафар продолжил: — А то, что только из-за того, что ты дал слово безоговорочно мне подчиняться и выполнять любые приказы, он всего лишь временно ослеп, вместо того, чтобы сидеть в подвале на цепи или лежать пластом с перебитыми руками и ногами, как я того хотел? Он знает об этом? Уверен, что нет. Ты никогда ему этого не скажешь. Будешь молчать и, поджав хвост, слушать, как он ругает тебя последними словами и винит во всех своих бедах. И что ты так носишься с этим вздорным мальчишкой? Он тебе даже не родственник. Ваши семьи враждуют вплоть до кровной мести. Это ведь твой предок Гонзало Норрьего вырезал и сжёг половину Тарда два века назад, чтобы покорить его и присоединить к вашей благословенной Кордии? А что он сделал с их тогдашним королём — главой клана Драммондов и его двумя младшими братьями? Напомнить? Как диких зверей привел на верёвке в столицу, чтобы передать в руки палачей! Верно? А ты сам? Ты убил отца Тира, можно сказать, своими руками, когда тот очередной раз попытался вернуть Тарду свободу! Хавьер по-прежнему не поднимал головы. Да, в смерти отца Рэя была его вина. Он прекрасно это знал и помнил. Шафар подождал немного, затем махнул рукой. — Молчишь… Молчи. Можешь не отвечать. Ты всё равно не скажешь всего. А я не пойму. Но всё к лучшему. Иначе как бы я управлял тобой? А? Ты ведь не кочевник из пустыни, хоть и жил с ними и даже заслужил право носить их имя. Тебя не держит за горло клятва духам. А как было бы хорошо! Пригрози тебе сжечь пару городков с мирным населением, и ты мигом бы сделал всё, что мне нужно… Но ты не кири. Ты лучше. Ты сам добровольно надел цепь на шею. Быть настолько верным данному мертвецу слову, что стать из-за него рабом… Таких, как ты, больше нет на свете. Как же мне всё-таки повезло с тобой, Шерик! Ты лучший подарок богов в моей жизни! И я буду беречь тебя, даже от тебя самого. Посмотри на меня, раб! Хавьер повиновался и поднял голову. — Ты очень устал. Немедленно отправляйся спать. Не вставать с кровати шесть часов. Это приказ. Ничего с твоим мальчишкой за это время не случится. Я прослежу. Но вначале найди Кафаза и получи от него свою награду по пяткам. Повторяю: мои приказы нужно выполнять в точности и тогда, когда сказано, а не когда тебе этого захочется. Думал, я не узнаю о твоём непослушании? Я всё о тебе знаю. О каждом твоём шаге. И так будет всю твою жизнь! Ты ведёшь себя, как лукавый огненный дух из лампы. Норовишь обмануть, используя неточно отданные приказы. Что же. Я принимаю эти условия игры. После сегодняшнего дня я больше не буду тебя наказывать. Если ослушаешься меня ещё раз хоть в малости, твою награду получит мальчишка. Все десять ударов толстой тростью по пяткам. Или больше. Ему же не надо бегать по дворцу. Запомни навсегда: любое, даже малейшее непослушание тут же отразится на этом спесивом щенке. И не только на его пятках. Я не буду казнить твоего Тира. Нет. Он будет кричать от боли каждую секунду и мечтать о смерти, как о капле воды в пустыне. И длиться его наказание будет до тех пор, пока ты не исправишь то, в чём ослушаешься меня. Так будет, пока ты находишься здесь. И так будет, когда ты наденешь корону. Так будет всю твою жизнь. Всё. Пошёл. Исполняй, что приказано!***
Неделю спустя. Ночь, в которую Сихав пытался захватить власть. Тронный зал. …Кляня себя последними словами за то, что ввязался во всё это, Вард вошёл в круг копейщиков и нагнулся к плененному кири, чтобы по приказу Сихава снять с него лисам. — Духи видели, что ты не хотел этого. Не бойся. Тебя не тронут. Ты чист. Сказано это было очень тихо, но Вард услышал. Он аккуратно размотал синюю ткань с головы кочевника, положил её перед Шериком и, стараясь не смотреть тому в лицо, чуть заметно кивнул.***
Сихав нетерпеливо топнул ногой, жадным взглядом уставился на склонившегося пленника и приказал: — Подними голову и посмотри на меня, собака! Или тебе помочь? Шерик помедлил, потом всё же сделал так, как требовали. Он поднял гладко выбритую голову и сверкнул карими, как необработанный топаз, глазами. Замерший было на пару секунд, Сихав скривился от отвращения и презрительно сплюнул на пол. Он, как и все другие представители рода Делали, до дрожи в пальцах любил всё красивое, а стоящий перед ним кочевник был откровенно уродлив. Неестественно бледное, отливающее синевой лицо Шерика пересекали несколько глубоких рваных шрамов, коверкая губы и правый глаз. Спустя ещё минуту, Сихав звонко расхохотался и, хлопнув ладонями, воскликнул: — Так вот в чём была причина! Ты — просто мерзкое страшилище! Вот и все твои песни про духов! Это меняет дело. А почему Шафар отдал тебе ключи? Скажешь? — Скажу. — В лае Шерика появилось что-то новое. — Ты прав. Я не просто так приехал сюда из пустыни. Наши с Шафаром отцы были как братья. Я мог бы служить ему до конца, если бы он просто попросил меня об этом. Но Шафар безумен. Он совсем никому не верит. Даже родичу! Он пригласил меня и сына в гости. Я не ждал беды от родича и приехал. А он обманом разлучил нас и взял сына в заложники! Моего единственного сына от ушедшей к духам любимой жены! И все только для того, чтобы я не мог нарушить его волю. И приказал мне повиноваться ему во всём. Будто я его раб! С кривых губ кири сорвалось грозное, ничего хорошего не предвещавшее змеиное шипение, а затем он продолжил: — Это предательство! Такого духи не прощают. Он сам подписал себе смертный приговор. Поэтому я сдался тебе. Я больше не служу Шафару. Я помогу тебе взять корону. Дай мне службу в обмен на сына! Сихав задумался, а затем спросил: — И где же сейчас твой сын? Здесь, во дворце? Не боишься, что я сам возьму его в заложники? — Нет! — Шерик опять оскалился. — Сына нет в Нурише. Иначе я давно освободил бы его. Его сразу же увезли отсюда. Держат в маленькой крепости на границе с Джерзегой. Карзак называется. Туда не подобраться незаметно. Даже моим родичам из пустыни. А если заметят — сына убьют. Сихав вопросительно глянул на Варда. Тот кивнул, подтверждая слова кочевника. А кири всё продолжал лаять: — Шафар долго смеялся надо мной тогда. Говорил, что я — как голодная лиса под высоко висящим спелым виноградом. Вижу, а взять не могу. И укусить не могу. Поэтому Шафар дал мне ключи. Доверил свою семью. И я сделал для них всё, что только мог. У меня был приказ беречь их. И сейчас они в безопасности. Я знал, что вы придёте за ними сегодня ночью. Слышал, что во дворце происходит неладное. Я знал, что у покоев Хафижы стоят не те, кого я там оставлял. Но я не стал убивать их на месте быстро, тихо и незаметно. Я просто запер двери. Потом подал сигнал опасности. Я сделал всё, что должен был. Но умирать за Шафара я не буду. Кто тогда спасёт моего сына из крепости? Я сколько мог отвлекал на себя твоих стражников. И даже почти не убивал. Только калечил. У Шафара было время услышать и что-то сделать. Потом я сдался и пришёл к тебе. Дай мне службу! Верь мне. Я послужу без оплаты. Отдам тебе семью султана. Пусть только Шафар напишет вольную моему сыну! — Может быть. Скажи вначале, как открыть двери в покои Хафижы и Гюзель? Шерик пожал плечами, затем совсем равнодушно пролаял: — Никак. Я для того и повредил ключи в замках. Их не открыть, двери не выломать. Стены не пробить. Окна крепкие. Я сам укреплял рамы. И они закрыты тяжёлыми ставнями на ночь. Снаружи туда не попасть. Никак. Я проверял. — И что же делать? Как ты собираешься послужить и отдать их мне? Зачем ты мне тогда нужен? Лицо кири изменилось. Он хищно улыбнулся, а затем вкрадчиво спросил: — А что ты хочешь, новый султан? Их жизнь или их смерть? Если они нужны тебе живыми, я могу попасть туда. Только я знаю, как это можно сделать. Есть тайный ход. И к наследникам, и к принцессе. Но я о нём никогда никому не скажу, если не буду служить тебе. Хоть режь меня по кусочкам. Ты узнаешь об этом только, если Шафар напишет вольную сыну. А если нужна их смерть — могу убить, не заходя внутрь. Или просто оставь как есть. Сами умрут от голода. Или выбросятся из окон. Только убивать сразу жалко. Очень жалко. Возьми их живыми. Я сегодня ночью видел лицо принцессы. Ты будешь очень, очень доволен… Меняю Гюзель на сына! Тонкие крылья носа визиря чуть заметно дрогнули. Он прищурился и испытующе посмотрел на стоящего перед ним кочевника. — Тебе их не жаль? Шерик снова сверкнул глазами и крикнул: — Семью предателя? Нет! Так тебе нужна моя служба? Сихав опять задумался. — Интересно… Но скажи мне вначале вот ещё что… Как ты узнал, что у покоев Хафижы тебя ждёт ловушка? Дёрнув подобно коню головой, кири пролаял быстро и резко: — Это не то, о чём сейчас надо говорить. — Отвечай, если хочешь, чтобы я тебе поверил! — пригрозил Сихав. — Они назвали не тот пароль, — нехотя отозвался Шерик. — Про ответ «лоб и ложка» знала полуденная стража во главе с Вардом. На ночь я поставил более надёжных людей. Судя по тому, что вы всех их убили, но не узнали, что был новый пароль, я в них не ошибся. Да отнесут духи души этих героев в чертоги вечной радости. Шерик омыл лицо связанными руками, затем снова сверкнул глазами, сказав громче: — Решай быстрее. Я помогу пленить Шафара и отдам тебе его семью. Только заставь его написать вольную сыну! — Надо подумать, — вальяжно протянул Сихав. — Всё это, конечно, очень интересно и заманчиво, но… Шерик вдруг улыбнулся страшной, кривой, обнажающей зубы улыбкой и стал похож на хищного зверя. — Тебе некогда думать. Действительно хочешь остаться султаном-на-час? Мы и так потеряли много времени. Совсем скоро сюда ворвётся Шафар. Ты расстанешься с головой, а я и мой сын останемся в рабстве! Решай быстрее! Сихав хотел было презрительно рассмеяться в ответ, но в глазах и надрывном лае Шерика было что-то такое, что визирь только нервно сглотнул и прошипел: — Что ты знаешь? Говори? Шафар давно схвачен моим братом! — Я сказал — думай! — резко пролаял этот наглец. — А не болтай! Я ничего больше не скажу. Дай службу в обмен на вольную сыну. Тогда останешься жив, получишь свой трон и Гюзель. Решай быстрее. Времени больше нет! Сжавший до боли кулаки Сихав наконец коротко кивнул. — Хорошо. Будет тебе вольная. Даю слово. Клянись мне в верности. Шерик снова криво улыбнулся и отрицательно покачал головой. — Нет! Этого не будет. Хватит с меня службы султанам. Я помогу пленить Шафара и отдам тебе его семью. Потом уеду за сыном. Только так! — Но… — Ты меня не понял?! Я сказал: времени больше нет! Что тебе важнее: моя клятва или твоя голова и корона! Сихав чуть не задохнулся от такой дерзости, но смолчал. А вскоре махнул рукой и приказал: — Вард, развяжи его. Копья убрать. Говори, что с Шафаром. Кири быстро встал и, растирая освобождённые запястья, тут же принялся командовать: — Вард! Дай мне чёрный лисам, как у всей стражи, и сабли с кинжалами. Иначе я убью кого-нибудь здесь, чтобы взять то, что мне нужно. А ты, будущий султан, слушай. Если Шафара схватили — кто и за что ведёт сейчас этот бой? Ты что — глухой и не слышишь? Бой начался чуть позже, чем я разбил вазу. И идёт до сих пор. Причём, не только на саблях… В спальне султана всегда дежурят трое лучших воинов. Одного из них я сам тренировал. Они и Шафар уже совсем скоро перебьют твоих неумех. И ворвутся сюда. Ты этого ждёшь? Скорей собирай всю стражу, что у тебя осталась. Всех. До последнего человека. Пусть бегут в спальню. Если будет нужно, я помогу.***
Та же ночь. Опочивальня Шафара. — Брось эту грязную тряпку. Синемордый шакал мёртв, и его уже не вернуть. Не слышишь? Я сказал — брось! А вы — бросьте свои мечи! Бой окончен. Теперь подчинитесь или умрите. Вард! По три копейщика на каждого! Обезвредить, но не убивать! Пока что. Остальные — схватить Шафара. Девять стражников кинулись исполнять приказ и прижали Холиса, Роча и Рэя копьями к стене. Остальные воины окружили султана. Сихав удостоверился, что Шафара повалили на колени и крепко держат за руки, накинув петлю на шею, затем снова обратил внимание на его защитников. — Смотрите-ка! Дикий мальчишка плачет! И так вцепился в лисам, что, наверное, загрызёт на месте любого, кто захочет отобрать у него эту тряпку. Так вот кого тренировал Шерик! Он успел сказать, что здесь есть его ученик. Кири что, был тебе так дорог? Если ты будешь хоть на ладонь так же хорош, как этот кочевник — я осыплю тебя чистым золотом! Иди ко мне на службу! Не услышав ответа, Сихав вскоре потерял интерес к пленённым стражникам и подошёл к Шафару. — Вот всё и закончилось, братец. А знаешь, что самое смешное? Ты так боялся предательства, так старался сберечь свою шкуру, что сам растерял всех своих защитников! Но об этом позже. Во всём дворце тебе был верен только Шерик. Перед смертью он просил тебя освободить его сына. Сделай это. Тамал! Подай чистый свиток и перо! Когда перед Шафаром положили набор для письма, султан только презрительно хмыкнул: — Зачем это тебе нужно, Сихав? Что за внезапное бескорыстное благородство? На тебя это не похоже. Судьба мальчишки меня ни капли не волнует. Мою судьбу он уже никак не изменит. Ты всё равно убьёшь меня. Поэтому — плевать, выживет этот глупый щенок или умрёт. Я ничего писать не буду. — Ах ты, собака! Дозволь, владыка, я сам с ним поговорю! — обратился к визирю один из стражей на лающем нузар. Шафар тут же вскинул голову, впился глазами в говорившего и крикнул: — Так ты жив! Предатель! Получив молчаливое разрешение Сихава, Шерик подлетел к султану, с размаху ударил того по лицу и прошипел: — Тебе вс-сё равно? Всё равно, будет ли ж-жить сын твоего родича?! Знаеш-шь, кто ты после этого?! Тут кочевник перешёл на кири и какое-то время действительно как будто бешено лаял, выкрикивая всё, что думает о султане. Потом ещё раз ударил того по лицу, разбивая ему губы в кровь, и заговорил на ломаном, срывающимся на змеиное шипение нузар: — Пиш-ш-ши, собака! Или твоей душе никогда не будет покоя. Если ты сейчас же не напиш-шешь вольную, я прокляну тебя и твоих предков до десятого колена! Демоны разорвут ваши души в мелкие клочки! Пиш-ши сейчас же! От этих слов Шафар побледнел, склонился над свитком и быстро сделал требуемое. — Вот. Ты и твой сын теперь свободны. Не успел Шафар сказать это, как Шерик уже выхватил из его рук драгоценный документ, надёжно спрятал его за пазухой и, развернувшись, поклонился визирю. — Дело сделано! Куда тебе привести Гюзель? Сихав жадно сглотнул. — Прямо сюда! Тащи эту девку прямо сюда, Шерик! Пусть Шафар увидит всё своими глазами!***
Поздний вечер следующего дня. — …И я всё ещё не поблагодарил тебя, Шерик, за то, что случилось этой ночью… То, что вы с Тиром сделали для меня и моей семьи — не имеет цены! Я теперь ваш должник до смерти. Проси, что хочешь. Если тебе нужно золото, только скажи. Но почему вы это сделали? Особенно Тир. Пусть он не знал всей правды о своей судьбе, но я лишил его зрения и приговорил к пожизненному заключению. А он бросился меня спасать. Сам! Слепой! Я не могу этого понять. Шафар и Хавьер сидели на расстеленном внутри просторной террасы толстом бесценном ковре и любовались первыми звёздами на быстро темнеющем небосводе. Всё утро и весь день до самой ночи они были заняты тем, что раздавали указания по наведению порядка во дворце. Только устранив большую часть последствий мятежа, султан и начальник его охраны смогли поговорить друг с другом наедине. Отпив ещё глоток цветочного чая, Хавьер поставил хрупкую чашечку на блюдо и поправил на себе лисам. — Ты всё спрашивал меня раньше, Шафар, почему я не бросил своего мальчика. Думаю, теперь ты понимаешь почему. Он особенный. Он лучше многих из нас. И он только начинает жить. Сколько света он ещё принесёт в наш мир! Таких людей нужно беречь. Не говоря уже о том, что он последний из рода. Настолько древнего, насколько древен наш мир. В Тире горит и говорит кровь славных предков. Он не может жить иначе. Тир всегда придёт на помощь. Даже тому, кто был с ним несправедлив. Он видел в тебе не султана, пленившего его, а попавшего в беду человека. Шафар тоже поставил чашку. — Я постараюсь это понять. Как он себя чувствует? Это ведь ты тогда унёс его из спальни? Противоядие уже дал? — Да, я. Я унёс его сразу же, как началось землетрясение. Тир тогда упал в обморок и ещё не приходил в сознание. То, что случилось этой ночью, отняло у него слишком много сил. И душевных, и телесных. Но лихорадки нет, и это очень хороший знак. Я был у него недавно. И пойду туда сразу после нашего с тобой разговора. Противоядие дал. По моим расчётам, он должен очнуться уже скоро и сразу сможет видеть. Я передам ему твою благодарность за спасение. Если бы не он, даже не знаю, смог бы я остановить мятеж или нет. Собеседники надолго замолчали. Небо уже совсем потемнело. Звезды становились всё больше и ярче. Наконец Шафар снова заговорил: — Прости за то, что я сказал тогда Сихаву. Ты правильно ударил меня. Это были речи, недостойные мужа. И ты действительно мог бы тогда обругать меня последними словами и бросить умирать, сбежав из дворца вместе с мальчиком. А ты… А ты вместо этого на своём лающем кири всего лишь потребовал вольную для Тира, сказав, что тогда спасёшь меня и мою семью. Я понимаю, почему ты заставил меня написать всё на бумаге. Ты имел право мне не верить. Я ведь действительно мог оставить мальчика в заложниках. Даже после того, как ты бы спас меня. Мог… Но откуда ты знал, что скоро произойдёт землетрясение? — Откуда? Духи нашептали. Я ведь настоящий кири. Хоть и не по крови… Знаешь что, Шафар? Ты не спрашиваешь, но я скажу. Я не уеду. Я останусь с тобой. Помоги мне взойти на трон Кордии, и я возьму Гюзель в жёны. Наши отцы считали себя братьями. Если хочешь — мы можем так же.***
Сутки спустя — А теперь потрудись-ка объяснить мне, Тамал, как вышло так, что ты оказался в числе заговорщиков?! Бледный, как цвет гуйланской вишни, хранитель слова стоял на коленях пред грозными очами восседавшего на троне повелителя Нузара Шафара Делали.***
Во время ночной резни Тамал очень надеялся отсидеться в своём домике, а на утро пойти служить тому, кто останется жив. Но какие-то демоны нашептали визирю желание что-то срочно написать, и хранителя слова притащили в опочивальню Шафара, даже не дав толком одеться. Оказавшись в залитой кровью спальне среди множества тел уже убитых и ещё умирающих, Тамал почти лишился чувств. Перед его глазами всё поплыло, ноги подкосились, и он сразу же упал бы, если бы его не держали под руки стражи. Бой в опочивальне в это время был в самом разгаре. Воины, приволокшие туда хранителя, увидев это, бросили его на пороге и кинулись на защитников султана. До почти потерявшего сознание Тамала долетали страшные звуки, несущие боль и смерть. Он зажмурился и из последних сил попытался было на четвереньках выползти из этого безумного места. Но в это время в спальню ворвался сам визирь в сопровождении двух десятков стражников и копейщиков. Бой прекратился. Чья-то сильная рука грубо ухватила хранителя слова за шиворот и, хорошенько встряхнув, поставила на ноги. Откуда-то издалека донеслось требование подать кому-то перо и чистый свиток. Его ещё раз сильно потрясли, и Тамал рискнул открыть глаза. Перед ним на коленях с удавкой на шее стоял человек, в котором хранитель с трудом узнал султана. Тот ещё не отошёл от горячки боя не на жизнь, а на смерть. Почти уже бывшая в его руках победа обернулась горьким разочарованием и поражением. Глаза Шафара лихорадочно блестели, дыхание было рваным, всегда тщательно уложенные в замысловатую причёску длинные чёрные волосы растрёпаны, спутаны и слеплены кровью… С трудом поняв, что именно от него требуется, Тамал нагнулся и дрожащими руками положил на пол перед поверженным султаном набор для письма. Затем хранителя за ненадобностью оттолкнули куда-то в сторону, где он наконец-то благополучно лишился чувств. Очнулся Тамал в полной темноте от громких испуганных криков и того, что пол под ним содрогался. А затем началось что-то совсем страшное и безумное. Стены дворца ещё дрожали, а погружённые в полную темноту люди стали быстро замолкать один за другим. Крики ужаса сменялись предсмертными хрипами. Как будто в темноте с нечеловеческой быстротой пролетел демон, убивающий всех на своём пути. Через десяток ударов сердца всё было кончено. Землетрясение прекратилось. Наступила оглушающая тишина. Забившийся в угол Тамал рискнул поднять голову и открыть глаза. В свете луны он увидел то, что запомнил навсегда. Посреди заваленной телами комнаты двое высоких воинов с длинными, заплетенными в толстые косы волосами помогают султану подняться, а перед ними стоит чёрный демон с двумя окровавленными саблями. Тамал выдохнул, и тут, на этот практически неслышный звук, демон оглянулся и через миг был уже рядом, прижимая хранителя саблей к стене. — Это я! Тамал! Я случайно здесь! Я верен султану… Не успел хранитель прошептать это заплетающимся от ужаса языком, глядя в горящие тёмные глаза вестника самой смерти, как упал в звенящую темноту от нанесённого по шее удара. Пришёл в себя данзеец уже в подземелье. Он лежал на холодном полу в маленькой, еле освещённой крошечной лампой каморке. Ещё не веря в то, что каким-то чудом он остался жив, Тамал с трудом сел, ощупал голову, грудь, руки и ноги. Всё цело. «Вот попал, так попал… Из огня да в полымя! Не убили ночью, так теперь казнят за измену. Хотя… Если он не прирезал меня ещё там, значит не знал, как со мной поступить. Надежда выжить есть. Теперь всё будет зависеть от самого султана…» Уже, наверное, бывший хранитель слова бывшего визиря Нузара добрался до грубой каменной стены и сел, опираясь на неё спиной. Когда первая радость от того, что он остался жив и здоров, прошла, Тамал остро пережил весь набор чувств человека, не знающего, что с ним будет в самое ближайшее время. От безумной надежды на благоприятный исход до самого глубокого беспросветного отчаяния и обратно. Где-то вдалеке чуть слышно капала вода. Вначале Тамал не обратил на это никакого внимания. Но чем дольше он там находился, тем сильнее становилась жажда. А звук падения такой близкой и желанной, но совершенно недоступной влаги начал сводить с ума и отзываться в голове грохотом водопада. Когда низкая дверь наконец-то открылась, и Тамалу приказали вылезти наружу, он был готов целовать сапоги пришедших за ним стражей. — Встать, сын шакала! Султан требует тебя на свой суд!***
Голос владыки зазвучал резко и грозно: — Я жду. У тебя есть последняя возможность сказать что-то в своё оправдание. Трясясь всем телом, Тамал стукнул лбом о внушавший животный ужас кожаный ковёр, на которой его бросили стражи, распростерся перед султаном и закричал, пытаясь спасти свою жизнь: — Владыка! Я не виноват, владыка! Заговорщики силой привели меня к тебе в спальню! Я ничего не знал об их планах! Я не ношу оружия, я ничем не мог тебе помочь! Я только принёс перо и чернила… Я верен тебе! Только тебе, владыка! Только тебе!!! Султан молчал, и Тамал решился поднять голову, чтобы посмотреть наверх. Зря он это сделал. Из-за трона неслышными шагами на него медленно надвигался… Наверное, человек. Хранитель никогда не видел его при свете дня, но был готов съесть на спор свои сапоги, что это и есть тот самый демон, который подлетел к нему с саблей наголо прошлой ночью. Тамал зажмурился, снова прижал голову к полу и тут же вздрогнул всем телом, ощутив сзади на своей шее холодную острую сталь. — Говоришь, ты верен владыке? Чем докажешь? Ты был там и даже не попытался помочь ему! Мысли в голове Тамала от звука этого безжалостного лающего голоса пустились вскачь: «Что же сказать? Чем оправдаться? Что я знал о заговоре? Это ещё хуже… Почему я тогда не сказал? Что меня привели силой. Говорил уже! Не верят! Что же делать? Он же сейчас отрубит мне голову!..» — Говори, предатель! Если тебе нечего сказать, ты сдохнешь прямо сейчас! — продолжал лаять жуткий демон, давя саблей на шею и не позволяя поднять голову. — Я… Я… Я могу быть полезен султану! — решился признаться Тамал. — Я… Я знаю, как обмануть короля Кордеи! Бывший визирь заставлял меня… Этот паршивый шакал… Он заставлял меня писать тайные послания в Мадинор! Под страхом смерти! Я как раз сегодня хотел рассказать обо всём этом великому султану! Сабля ещё сильнее прижала шею Тамала к полу. — Говори! Рассказывай всё, собака! — Я… Я ничего не мог сделать… — пролепетал хранитель, повернув голову набок. — Визирь угрожал… Он бы убил меня на месте! Но в тех посланиях не было ничего важного! Ни про армию, ни про крепости. Только о беглых рабах… Я не знаю, зачем они кордийцам понадобились. Если бы там было что-то важное, я бы скорее умер, чем стал бы помогать предателям! А теперь… Теперь я знаю как нужно написать и кому переслать, чтобы их король поверил. Пощади, владыка! Я всё вам расскажу! Это всё визирь виноват и эта проклятая ведьма Зара! Они свели меня с ума! Это всё они! Они!.. Тамал выкрикивал слова, перемежая их едва сдерживаемыми рыданиями. Всё его тело дрожало. Он хотел было сказать ещё что-то в своё оправдание, но тут услышал резкое змеиное шипение и предпочёл прикусить язык. — Что ты повелиш-шь мне сделать с этим предателем, владыка? — Отруби ему голову, Шерик, — вынес приговор султан. — Да будет так, владыка! Предатель недостоин ходить по земле! Тамалу отчаянно захотелось стать кем-то другим… Ничего не значащим нищим писцом в Данзее далеко-далеко отсюда. Дурачком из старых сказок, которому во всём помогают духи. Воином, способным сейчас вскочить, вырвать у демона оружие и силой пробить себе дорогу к свободе… Но всё это было не про него. Тело Тамала сковал ужас, лишая малейшей возможности пошевелиться. Последней мыслью, когда он услышал резкий свист опускающейся над головой сабли, стал образ провожающей его в дальнюю дорогу старенькой матери, о которой он вот уже несколько лет даже не вспоминал…